Помогая старику, Марсал с Халаной раздели Харпа и перенесли его на расстеленный на полу матрас.
Харп лежал, глядя в потолок, совершенно не чувствуя своего тела. Оказавшись в доме, тепла которого он пока еще не ощущал, он понял, что спасен. Все остальное было ему безразлично. Даже то, что на него, голого, смотрит женщина.
Осмотрев Харпа, старик в нескольких местах нанес на его кожу вязкую, дурно пахнущую мазь, которую он доставал ложкой из большой банки темного стекла, после чего Халана и Марсал принялись растирать ничего не чувствующее тело Харпа кусками войлока. Вполне возможно, что это были остатки старых, сношенных войлочных тапок. Бисаун тем временем присел на корточки у изголовья ложа, на котором лежал Харп, и начал обрабатывать ему лицо.
Через пару минут Харп почувствовал нестерпимую боль – словно с него живьем сдирали кожу. Вскрикнув, он попытался отвести в сторону руку Халаны, растиравшей ему грудь, но Бисаун, поймав Харпа за запястье, прижал его руку к полу.
– Лежи! – приказал старик. – Если хочешь, можешь кричать. Но не сопротивляйся. К твоему телу возвращается чувствительность. А это всегда связано с болью.
Стиснув зубы, Харп запрокинул голову назад и глухо зарычал.
– Вот так, – одобрительно похлопал его по плечу старик. – Имей в виду, что, когда начнут отходить ноги, будет еще больнее.
Бисаун оказался прав. Когда Марсал принялся растирать ему стопы, Харп не смог удержаться от крика. По счастью, как сказал старик, осмотрев ноги Харпа, обморожение было не очень сильным и все пальцы останутся целы.
После того как все процедуры были закончены, Бисаун позволил Харпу подняться. Схватив какую-то тряпку, подвернувшуюся под руку, Харп накинул ее на себя, чтобы прикрыть наготу.
– Вы что, не догадывались, что я в этой яме могу копыта отбросить? – зло глянул он на старика и Марсала.
Те удивленно переглянулись. Смысл сказанного Харпом остался для них непонятен.
– Я мог до смерти замерзнуть в этой яме, – иначе сформулировал свою мысль Харп. – Там нет места даже для того, чтобы размяться… Сколько я там просидел? Старик глянул на часы.
– Полтора часа, – сказал он. – Может, чуть больше.
– Чуть больше, – криво усмехнулся Харп. – Есть желающие побить мой рекорд?
– Но ведь ты жив, – ответил ему с примерно такой же ухмылкой Бисаун.
– Верно, – Харп подхватил с пола рубашку. – Только имей в виду, старик, в эту яму я больше никогда не полезу.
– Мы не думали, что «снежные волки» пробудут так долго. – Марсал извиняющимся жестом развел руки в стороны. – Не могли же мы вытащить тебя из ямы, когда они были здесь.
– К черту! – одеваясь, зло выругался Харп. – И «снежных волков», и весь ваш проклятый мир!
– Теперь это и твой мир, – снисходительно заметил старый Бисаун.
На мгновение задумавшись, Харп не нашел, что возразить.
– Зачем приходили «снежные волки»? – спросил он. – Им удалось отыскать наши следы?
– Нет, – покачал головой старик. – Те, что приходили к нам, даже не знают о том, что прибыл новичок. Они привезли раненых.
– Раненых?
Харп только сейчас обратил внимание, что неподалеку от того места, где ему оказывали первую помощь, на полу был расстелен еще один матрас, на котором лежал мужчина лет тридцати – тридцати пяти с очень бледным лицом, обросшим жидкой рыжеватой бородкой. Глаза незнакомца были закрыты, так что можно было подумать, что он спит. Однако, судя по тому, как прерывисто и неровно он дышал, человек находился в беспамятстве.
– Обычная поножовщина. – Марсал протянул Харпу кружку с кипятком. – Среди «снежных волков» такое случается нередко.
– У одного из них раны были неглубокие, – добавил Бисаун. – Я не хотел оставлять его в доме, поэтому просто подлатал, дал лекарства и отправил назад. А этого, – старик взглядом указал на лежавшего на полу «снежного волка», – пришлось оставить. Проникающее ранение брюшной полости.
– Он выживет? – поинтересовался Харп.
– Ну, вообще-то шансы выжить у него есть, – как будто с неохотой произнес Бисаун. – Ранение в левое подреберье, но желудок, как мне кажется, не задет. Парень без сознания только потому, что потерял много крови. Его приятели, сколько я их ни учил, даже не догадались наложить повязку, чтобы остановить кровотечение. Но…
Старик покачал головой. Жест его не выражал ни сомнения, ни сожаления – он просто выдерживал паузу, чтобы слова, которые он собирался произнести, звучали убедительно и веско.
– Нам все равно придется его прикончить, – закончил свою короткую речь Бисаун.
Харп в недоумении воззрился на старика. Он подумал, что ослышался или же просто что-то неверно понял.
– Ты хочешь убить его? – переспросил Харп, указав пальцем на лежавшего на полу «снежного волка».
Старик даже бровью не повел.
– У нас нет иного выхода, – ответил он так, словно речь шла о чем-то настолько обыденном, что и обсуждать не стоит.
– Да вы что здесь, все с ума посходили?!
Харп по очереди посмотрел на каждого из обитателей дома.
Халана, как обычно, безучастно смотрела куда-то в сторону, словно все происходящее не имело к ней ни малейшего отношения. Марсал в ответ на вопрошающий взгляд Харпа пожал плечами и ничего не сказал. Старый Бисаун сел за стол и, положив вытянутую руку перед собой, звучно стукнул пальцами по крышке стола. Он как будто и вовсе не услышал возмущенного возгласа Харпа.
– А где девушка? – спросил Харп, только сейчас заметив, что в доме не хватает еще одного человека. – Как ее?..
– Эниса, – напомнил старик.
– Верно, Эниса, – щелкнул пальцами Харп. – Где она?
– Ее увели «снежные волки», – ответил Марсал.
– Как это «увели»? – удивленно глянул на него Харп.
– Ну… – Марсал повторил свой излюбленный жест, разведя руки в стороны. – Велели ей одеться и забрали с собой.
– И что теперь?
– К вечеру Эниса вернется, – со спокойствием, показавшимся Харпу граничащим с безразличием, ответил Бисаун. – Это не впервой.
– Сколько их было? – тихо спросил Харп.
– Кого? – не понял Марсал.
– «Снежных волков».
– Четверо.
– Включая этого? – Харп взглядом указал на раненого, лежавшего на полу.
Марсал молча кивнул.
– Значит, всего трое, из которых один был порезан, – подытожил Харп. – И вы просто так отдали им девушку?
– А что мы могли сделать? – беспомощно развел руками Марсал.
– У вас есть ножи… – начал было Харп, но его перебил Бисаун.
Голос старика был холодным, как лед, и обжигающим, как промерзший металл.
– Сегодня их было всего трое, а завтра они нагрянут в наш дом всей своей бандой. Что тогда прикажешь делать? Снова хвататься за ножи? Или, может, лучше самим зарыться в снег, потому что именно так и поступят с нами «снежные волки», если мы поднимем руку хотя бы на одного из них?
Харп пристыженно прикусил губу. Он понял, что, погорячившись, сморозил глупость. Но в то же время он не мог смириться с той покорностью, с которой старый Бисаун и Марсал готовы были отдать «снежным волкам» все, что угодно, ради спасения своей жизни.
– А как же этот? – взглядом указал он на «снежного волка», в беспамятстве лежавшего на полу. – Ты сказал, что мы должны убить его.
– Я сказал «снежным волкам», что их товарищ очень плох и скорее всего не выживет. – Голос старого Бисауна вновь звучал спокойно и ровно. – Поэтому они не удивятся, узнав, что он умер. Если же я начну его выхаживать, он увидит тебя и расскажет своим приятелям, когда те придут его проведать. Так что выбор прост: его жизнь в обмен на твою.
– И ты хочешь, чтобы этот выбор сделал я? – косо посмотрел на старика Харп.
– У нас еще будет время поговорить, – с беспечным видом махнул рукой Бисаун. – Это даже хорошо, что «снежные волки» уже побывали у нас: теперь, начав поиски пропавшего новичка, они явятся сюда в последнюю очередь, не раньше завтрашнего полудня.
Харп хотел было что-то ответить, но старик, опередив его, громко крикнул:
– Халана!
Женщина медленно обернулась.
Харп обратил внимание на то, что все ее движения были очень неторопливыми, как будто заторможенными, – в них не присутствовало ни изящества, ни плавной грациозности, присущей большинству женщин.
Подумав, Харп удивился собственным мыслям: он не мог вспомнить ни одной женщины, с которой был когда-либо знаком, но при этом рассуждал, словно заправский знаток по женской части. Происходящее вновь стало казаться Харпу похожим на дурной затянувшийся сон, в котором знакомые образы трансформировались в нечто совершенно нереальное, а сознание балансировало на узкой грани между попытками отыскать всему рациональное объяснение и стремительным сползанием в полный, безостановочный бред. При этом Харп был уверен, что это не сон. Скорее уж некая иная реальность, о существовании которой он прежде даже не подозревал.
– Пора есть, Халана, – сказал Бисаун.
Халана подняла с пола большую алюминиевую кастрюлю и поставила ее на плоскую крышку металлического котла с отведенными в стороны трубами. Вытянув из-за котла бидон, в который она незадолго до этого вылила свежую закваску Харпа, женщина большим половником перемешала его содержимое и затем часть перелила в кастрюлю. Оттуда послышалось шипение, будто кастрюля стояла на раскаленной плите.
– Присаживайся, – посмотрев на Харпа, старик указал рукой на табурет, стоявший по другую сторону стола.
Харп сел на указанное место и выжидающе взглянул на старого Бисауна. Слева от него опустился на тихо скрипнувший табурет Марсал.
– Не торопись принимать необдуманные решения, – произнес старик, глядя Харпу в глаза. – Тебе многое надо узнать о мире, в котором теперь тебе предстоит жить.
– Так расскажи мне о нем, – ответил Харп, не отводя глаз в сторону.
– Что ты хочешь узнать в первую очередь? – поинтересовался Бисаун.
– Все, что тебе известно о тех, кто переправляет нас сюда, – ответил Харп.
– Об этом я ничего не знаю, – покачал головой Бисаун.
– Но совсем недавно ты сказал, что те, кто посылает в этот мир новичков, непременно снабжают каждого бутылкой со свежей закваской, – напомнил Харп.
– Верно, – не стал отпираться старик. – И не только закваской, но и многими другими вещами, без которых выжить в мире вечных снегов невозможно. Очевидно, кто-то заботится о том, чтобы дать нам шанс, но при этом не пытается сделать нашу жизнь легкой и беззаботной. Но кто, как и зачем это делает, мне неизвестно. Так же, как ничего не известно об этом ни Марсалу, ни Халане, ни Энисе, ни кому-либо другому в этом мире. Тот, кто посылает нас сюда, не считает нужным снабжать нас хоть какой-то информацией на сей счет.
– В таком случае какой в этом смысл? – недоверчиво прищурился Харп.
– А какой смысл в том, что ты вообще живешь? – Бисаун улыбнулся одними губами.
Взгляд его при этом остался холодным, и смотрел он на Харпа с явным неодобрением. Задал он этот вопрос вовсе не для того, чтобы получить ответ, которого, как был уверен старик, не было и быть не могло. В соответствии с его пониманием человек, являющийся в мир не по собственной воле и исчезающий из него так же внезапно, без каких-либо на то оснований, оставляя после себя лишь быстро разлагающийся труп, не властен не только над своей судьбой, но даже над мелкими, кажущимися совершенно незначительными ее проявлениями. Думая, что он живет, человек на самом деле двигается по узкому лазу. Вроде того, что оставляет после себя снежный червь.
Да, именно так! Если бы старому Бисауну нужно было предъявить символический образ некоего творца или создателя, предопределяющего судьбу как отдельно взятого человека, так и всего мира в целом, он использовал бы для этого снежного червя, который роет свои лазы, не думая, что по ним предстоит пробираться кому-то еще. А человек идет по лазу, надеясь найти что-то необычное, но вокруг него только ледяные стены. Он вынужден делать поворот там, где лаз сворачивает в сторону, или спускаться вниз в тех местах, где пол лаза идет под уклон. Выбор пути от него не зависит – он может двигаться лишь в том направлении, куда ведет лаз. Конец пути у каждого свой, но уже предначертанный тем, кому известны все законы мироздания. Кто-то упирается в ледяную стену, садится возле нее и, понимая, что жизненный путь на этом заканчивается, тихо ждет своего конца. На голову других внезапно обрушивается лавина снега и льда, из-под которой уже невозможно выбраться. Должно быть, именно такой бессмысленный и преждевременный, но неотвратимый в своей предопределенности конец настиг и Татауна.
– Если ты рассчитываешь когда-нибудь выбраться отсюда, лучше сразу забудь об этом, – посоветовал новичку старик, чьей мудрости и опыта хватало для того, чтобы давно уже ни на что не надеяться. – Все, кто приходил в этот мир с подобными мыслями, плохо кончили.
– Например? – Харп откинулся было назад, но вовремя вспомнил, что он сидит на табурете, у которого нет спинки.
Это непроизвольное движение явилось еще одним напоминанием о прошлой жизни, когда Харпу приходилось сидеть не на табуретах, а на стульях, которых в доме старого Бисауна не было.
– Например, Татаун, – ответил старик. – Он считал, что за западными горами лежит земля с более мягким климатом, чем здесь.
– У него имелись основания так считать? – тут же спросил Харп.
– Каждому человеку нужно во что-то верить, – усмехнулся старик. – Одни верят в создателя, который, населив этот мир людьми, когда-нибудь обогреет его, другие верят в то, что мир вечных снегов – это то место, куда люди попадают за грехи, совершенные в иной жизни. Татаун верил в теплые земли, лежащие за западными горами.
– Почему же он не ушел туда?
Старый Бисаун только усмехнулся в бороду – от иных новичков ему доводилось слышать и куда более глупые вопросы.
– За день до гор не добраться, – объяснил Харпу Марсал. – А ночью на улице холоднее, чем в яме, где ты полтора часа едва выдержал.
– Можно потеплее одеться, – попытался возразить Харп. – Кроме того, когда человек находится в движении…
– Интересно, как долго ты можешь идти без остановки? – не дослушав, перебил Бисаун. Старик даже не пытался скрыть издевки, звучавшей в его голосе. – Ночь длится сорок восемь часов. А другой одежды, кроме той, что на тебе, ты не достанешь.
– Была у Татауна одна задумка… – неуверенно начал Марсал.
– Глупости все это! – не дал договорить старик. – Татаун сам не знал, что говорил!
Марсал пристыженно умолк.
К столу подошла Халана с тремя глубокими мисками в руках. Молча поставив миски перед мужчинами, она вернулась к котлу, взяла еще одну миску для себя и, все так же не произнося ни слова, скрылась за пластиковым занавесом.
Миски были до краев наполнены теплой кашицеобразной массой довольно-таки неаппетитного серо-коричневого цвета, в которой плавали крупные ягоды красницы. Взяв ложку, Харп осторожно попробовал предложенную пищу. Каша была пресной и почти безвкусной. Чуть кисловатый вкус придавали ей ягоды красницы.
– Ну как? – Марсал с интересом посмотрел на Харпа.
– Вообще-то ничего, вполне съедобно, – с удовлетворенным видом кивнул Харп. – Только очень уж пресно – неплохо было бы соли добавить.
Бисаун и Марсал недоумевающе переглянулись.
– Еще одно твое бесполезное воспоминание, – ворчливо заметил старик, неодобрительно глянув на Харпа.
Харп не стал спорить, а принялся за еду. Он давно уже чувствовал голод, а потому необычный вид и вкус пищи не стали для него помехой тому, чтобы быстро управиться со своей порцией.
– А почему Халана не села с нами за стол? – спросил Харп уже после того, как миска его опустела.
– Женщины не едят за одним столом с мужчинами, – назидательным тоном произнес Бисаун.
– Это почему же? – удивленно вскинул брови Харп.
– Потому что мужчины добывают пищу и защищают дом, а женщины только готовят еду.
– Ну, как вы защищаете свой дом, я уже понял, – усмехнулся Харп. – А еду вы, похоже, добываете только из того бака, в который Халана вылила закваску.
– Я сегодня принес мешок красницы! – Марсал обиженно глянул на Харпа.
– Извини. – Харп прижал ладонь к груди, но в жесте его было не меньше насмешки, чем в словах. – Ты и в самом деле не зря ешь свою кашу.
– Ты собираешься учить нас, как жить? – холодно осведомился Бисаун.
– Нет. – Харп покачал головой на этот раз с вполне серьезным видом. – Просто когда я вижу, что люди совершают глупость, я считаю своим долгом указать им на это.
– Мы примем твое мнение к сведению, – слегка наклонил голову старый Бисаун.
По всему было видно, что вызывающее поведение новичка, со стороны которого он ожидал уважения и покорности, старику не нравилось.
– Я вижу, ты уже почти жалеешь о том, что оставил меня в своем доме? – Харп, чуть прищурившись, с вызовом поглядел на Бисауна.
– А я смотрю, ты, как только немного согрелся, так сразу же начал дерзить, – с плохо скрытым раздражением ответил старик.
– Не обижайся, старик. – Харп улыбнулся вполне дружелюбно, но даже без намека на извинение или хотя бы раскаяние. – Думаю, я и сам долго у вас не задержусь.
– Ты хочешь уйти к «снежным волкам»? – Марсал недоуменно и растерянно взглянул на Харпа.
Если это так, то, спрашивается, чего ради были все его старания?
– Не думаю, – покачал головой Харп. – Мне не по душе компания, в которой принято запросто резать друг друга ножами и силой уводить с собой девиц. Но мне не по нраву и те, кто с равнодушием или, того хуже, с покорностью относятся к подобным выходкам.
– Куда же ты собираешься идти? – удивленно вскинул брови Марсал.
– Пока еще не знаю, – небрежно махнул рукой Харп. – Может, к тем горам, через которые собирался перемахнуть Татаун. Похоже, он-то как раз был человеком; жалко, что я его не застал.
– Ты кончишь так же, как Татаун, – подняв указательный палец, пророческим тоном изрек Бисуан.
– Ох, и недобрый же ты старик, – с укором покачал головой Харп. – Я еще ничего даже не начал делать, а ты уже пророчишь мне конец.
– Для этого не нужно быть провидцем, – ответил Бисаун. – Тех, кому в нашем мире не выжить, легко узнать.
– Каким же образом?
– По блеску в глазах. Это первый признак приближающейся снежной слепоты.
Харп негромко хмыкнул и дернул подбородком, как будто воротник свитера слишком сильно давил ему на горло.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом? – неожиданно предложил Бисаун.
– Давай, – с готовностью согласился Харп. – Скажи мне, откуда в доме тепло и свет?
– Теплогенератор, – старик взглядом указал на большой металлический котел, от которого тянулись трубы, оплетающие комнату.
– На чем он работает?
– Не знаю, – покачал головой старик. – Система теплогенератора абсолютно герметична.
– И тебе никогда не хотелось узнать, что там у него внутри? – Харп даже не попытался скрыть своего удивления.
Старый Бисаун взглядом переадресовал вопрос Харпа Марсалу.
– Как-то раз один чудак, живший неподалеку от нас, решил вскрыть котел теплогенератора, чтобы выяснить, как он работает, – сообщил Марсал. – Рвануло так, что на месте дома только воронка глубоченная осталась.
– А свет? – Харп взглядом указал на круглую лампу под потолком.
– К лампе тоже идет проводка от теплогенератора.
– А когда лампа перегорает, где вы берете новую?
– Лампа никогда не перегорает.
– Ну, хорошо, а если, допустим, я ее разобью?
Марсал с сомнением посмотрел сначала на лампу, затем на Харпа.
– Чтобы поступить так, нужно быть полным идиотом, – не очень уверенно произнес он и перевел взгляд на старого Бисауна, ища у него поддержки.
– В вашем мире нет идиотов? – со скрытой насмешкой поинтересовался Харп.
– Это все, что тебя интересует? – недобро глянул на него старик.
Харп сделал быстрое движение рукой, давая понять, что это была всего лишь шутка.
– Кто построил дома? – задал он новый вопрос.
– Дома всегда стояли на своих местах, – ответил старик.
– И в них всегда были свет и тепло, – сделал закономерный вывод Харп.
Подтверждая его слова, старый Бисаун молча наклонил голову.
– Послушайте, ребята, – откинувшись назад и чуть наклонив голову к плечу, Харп с показным восторгом глянул на обоих своих собеседников. – Вы здорово устроились: живете на всем готовеньком. А чем вы вообще здесь занимаетесь?
Марсал как-то неопределенно дернул уголком рта: собирался то ли усмехнуться, то ли скривить презрительную гримасу. Возможно, он хотел что-то сказать, но, подумав, решил, что лучше предоставить старому Бисауну право ответить на вопрос Харпа.
Старик произнес только два слова:
– Пытаемся выжить.
– А, собственно, чего ради?
На этот вопрос Харпа уже никто не ответил. Не смогли или не захотели – кто знает.
– Там.
Рукой указав направление, Марсал передал Харпу полоску черного пластика с прорезанной в ней щелью.
Харп поднял на лоб солнцезащитные очки и приложил полоску прорезью к глазам. Сияние снегов сразу же сделалось не таким резким и нестерпимым для глаз. В том направлении, куда указывал Марсал, Харп смог различить на абсолютно ровном белом фоне несколько небольших темных вкраплений.
– Сколько до них? – спросил Харп.
Сам он пока еще с трудом определял расстояние до того или иного объекта, не имея поблизости никаких других ориентиров.
– Километров пять, – ответил Марсал.
– Это тот самый поселок, жители которого не желают ни с кем знаться? – еще раз уточнил для верности Харп.
– Ага, – рассеянно кивнул Марсал и посмотрел по сторонам с таким видом, словно боялся, что кто-нибудь может незаметно подкрасться к ним.
Вокруг расстилалась бескрайняя снежная пустыня, ровная, как туго натянутая простыня, и то, как настороженно вел себя Марсал, показалось Харпу странным.
– Тебя что-то беспокоит? – спросил он у своего провожатого.
– Дальше я с тобой не пойду, – глядя куда-то в сторону, сказал Марсал. – Я обещал Бисауну, что проверю, насколько сместились за пятидневку вешки, по которым он рассчитывает скорость сползания континентального льда в Замерзшее море.
– Зачем ему это? – удивленно приподнял бровь Харп.
– Не знаю, – пожал плечами Марсал. – Наверное, просто чтобы не сойти с ума. Мы все здесь придумываем для себя какое-нибудь занятие.
– Зачем? – вновь повторил свой вопрос Харп.
Прежде чем ответить, Марсал, глядя под ноги, сделал шаг в сторону, придавив неровной решеткой снегоступа свежий, всего пару часов назад выпавший снег, белый, пушистый и мягкий, словно неуловимо короткий отрезок сна за миг до пробуждения.
– Когда чем-то занимаешься, то и дни тянутся не так долго. – Марсал поднял голову и посмотрел на своего спутника взглядом, который иначе как обреченным не назовешь.
– А чем занимаешься ты? – поинтересовался Харп.
– Я изучаю снежных червей, – сказав это, Марсал смущенно потупился и быстро добавил: – Вернее, это Татаун занимался изучением снежных червей. А я ему помогал.
– Достойное занятие, – презрительно усмехнулся Харп.
– Ты этого пока еще не понимаешь. – Марсал с обидой взглянул на Харпа. – Ты слишком мало здесь прожил.
– Даже слепому не потребовалось бы много времени, чтобы уяснить, что здесь у вас происходит, – процедил сквозь зубы Харп.
– Что ты имеешь в виду?
– А, ты и сам все прекрасно понимаешь, – небрежно махнул рукой Харп.
– Послушай, Харп…
– Не пытайся обманывать самого себя, – резко, почти грубо перебил Харп. – Вы здесь не живете и даже не выживаете, как сказал старик, а медленно вымираете. Занимаетесь какой-то ерундой вместо того, чтобы попытаться понять, чего ради все мы здесь оказались. И знаешь почему?..
Харп сделал паузу и, не дождавшись ответа, сам ответил на поставленный вопрос:
– Потому что все вы боитесь, что действительность может оказаться страшнее ваших фантазий!
Марсал растерянно развел руками.
– Я никогда не думал об этом.
– Ну так подумай хоть сейчас. Хоть раз подумай своей головой. Поменьше слушай старика. Он умный мужик, но часто говорит совсем не то, что думает.
– Старый Бисаун… – Марсал быстро-быстро затряс головой. – Нет… Нет, он никому не желает зла!
– И себе в первую очередь. – Харп усмехнулся. – Он отлично устроился! «Снежные волки» его не трогают, потому что он их лечит. Ну а то, что они время от времени берут у него напрокат женщин, так это старика не сильно беспокоит: самому-то ему женщины нужны только в качестве кухарок да домашних работниц. Однако, чтобы справиться со всей тяжелой работой по дому, требуется еще пара крепких молодых мужчин. Вот старик и изображает из себя благодетеля: вроде как только он один может спасти нас с тобой от «снежных волков», дать кров и еду. Но главная его задача – не допустить, чтобы тебе или мне вдруг пришло в голову уйти из дома.
Марсал поджал губы и медленно покачал головой.
– По-моему, ты не совсем прав…
– А, ладно, не будем об этом, – махнул рукой Харп. – Так ты идешь со мной?
– Нет, – без колебаний отказался Марсал. – И тебе не советую туда ходить.
– Это я уже слышал, – усмехнулся Харп. – Сколько у меня времени до наступления темноты?
Марсал, прищурившись, посмотрел на солнце, похожее на небрежный мазок желто-коричневой краски, застывшее возле самого горизонта.
– Часов шесть-семь, не больше.
– Послушай, а у вас нет других часов, помимо тех, что висят дома на стене? – поинтересовался Харп. – Такие, чтобы можно было носить в кармане?
– Иногда новички приносят с собой небольшие часы с браслетами, – ответил Марсал. – Но это большая редкость, а значит, и ценность немалая. Обычно все часы забирают «снежные волки».
– Понятно, – коротко кивнул Харп. – Когда будет время, расскажешь мне, что еще интересного имеется у «снежных волков».
Приняв слова Харпа за очередную насмешку, Марсал ничего не ответил.
– Ну ладно, давай иди, занимайся своими вешками. – Харп поправил солнцезащитные очки на глазах и, более не обращая на Марсала никакого внимания, зашагал в направлении стоявших невдалеке домов.
Глядя ему вслед, Марсал отметил, что новичок быстро освоил технику хождения на снегоступах. И еще он подумал, что если бы Харп не был столь вызывающе дерзким, не ставил бы под сомнение все и вся и не пытался бы все время действовать наперекор тем советам, что давали ему более опытные и знающие люди, у него были бы неплохие шансы выжить в мире вечных снегов. А так…
Подумав, Марсал решил, что если сегодня Харп вернется живым из поселка на юге, откуда с позором бежали даже «снежные волки», тогда он, быть может, и в самом деле задумается над тем, что говорит этот странный новичок.
Харп же шагал вперед, не подозревая о том, какие зерна сомнения заронил он в душу Марсала. Да, сказать по чести, у него ничего подобного даже на уме не было. Он пока еще слишком мало знал Марсала, чтобы составить какое-то определенное мнение об этом обитателе хибары старого Бисауна. Но ему было неприятно смотреть, как беззастенчиво старик, бесспорно превосходно умеющий разбираться в людях, использует психологическую незащищенность Марсала, его открытость и простоту в собственных интересах. Марсал вовсе не был рохлей бесхребетной, и, если бы Бисаун попытался открыто отдавать ему приказы, он непременно взбунтовался бы. Однако он признавал за стариком право принимать окончательное решение по любому вопросу, поскольку считал Бисауна мудрее, прозорливее и дальновиднее себя. Что было тому причиной, судить сложно, не зная всех тонкостей давних взаимоотношений Марсала и старого Бисауна.
Погода, которая утром была солнечной и ясной, под вечер испортилась. Стало заметно холоднее, и Харп чувствовал, как саднят обожженные морозом щеки. Небо затянули серые тучи, сыпавшие мелким колючим снегом. Харпу то и дело приходилось останавливаться, чтобы протереть очки, – теперь они защищали глаза не столько от ослепительной белизны, сколько от летящей в лицо снежной крупы.
Харп шагал по снегу не менее получаса, пока не увидел, как от домов, которые теперь уже имели вполне четкие очертания, отделились три человеческие фигуры.
Решив, что лучше встретиться с хозяевами таинственного поселка на нейтральной территории, Харп тем не менее останавливаться не стал – двигавшаяся навстречу ему троица могла истолковать это как проявление нерешительности или даже страха, – но чуть замедлил шаг. Пусть незнакомцы думают, что он просто устал.
Харп остановился только тогда, когда расстояние между хозяевами поселка и гостем сократилось метров до пятидесяти. Теперь он мог как следует рассмотреть этих людей. Вся троица была одета точно так же, как и сам Харп: темно-коричневые дохи, ватные штаны, шапки из искусственного меха с застегнутыми под подбородком клапанами, высокие ботинки да снегоступы. Одинаковые черные бороды с едва заметной проседью, длинные волосы, местами выбивающиеся из-под шапок, и темные солнцезащитные очки на глазах делали их и вовсе неотличимыми друг от друга.
Бородач, двигавшийся по центру, остановился в метре от Харпа. Двое других, не приближаясь, обошли его с разных сторон. Положение, которое заняли хозяева, обеспечивало им стратегическое преимущество: Харп не мог видеть всех троих одновременно – в какую бы сторону он ни смотрел, кто-нибудь один непременно оказывался вне поля его зрения.
– Кто ты такой? – обратился к Харпу находившийся по центру бородач.
Голос незнакомца звучал ровно, без напряжения. В нем не было слышно ни угрозы, ни вызова. И все же Харпу совершенно не понравилось начало разговора. Это было не предложение познакомиться, а требование отвечать на поставленный вопрос. Человек, задавший его, просто не привык к тому, чтобы его слова оставались без внимания.
Харп решил раньше времени не лезть в бутылку и просто назвал свое имя:
– Харп.
– Харп, – повторил следом за ним бородач. – Что это значит?
– Это мое имя, – объяснил Харп.
– Ты новичок. – Голос бородача, находившегося по правую руку от Харпа, прозвучал так же ровно и бесстрастно, как и у первого говорившего. – Откуда у тебя имя?
Ну, то, что Харп новичок, догадаться было нетрудно: в отличие от остального мужского населения мира вечных снегов, у него пока еще не было бороды, и кожа на лице еще не задубела от мороза, а покрылась розовыми пятнами на местах обморожения.
– Имя мне дал старый Бисаун.
Сказав это, Харп поднял очки на лоб, надеясь, что его собеседники поступят так же: он испытывал неудобство, разговаривая с людьми, глаз которых не видел. Однако жест его остался незамеченным.
– Я не знаю никакого Бисауна, – сказал тот, что стоял слева от Харпа.
Двое других при этом никак не выразили своего отношения к словам товарища.
Было странно слышать, как трое человек поочередно произносят фразы так, словно их продумывал один человек. У Харпа складывалось впечатление, что либо троица заранее подготовилась к разговору с незваным гостем, договорившись, кому и в каком порядке следует задавать вопросы, либо бородачи обладали способностью понимать друг друга без слов.
– Это там, на севере. – Харп указал себе за спину. – Не так далеко, часа три ходьбы.
– Ты живешь там? – спросил тот, что справа.
– Старый Бисаун на время приютил меня в своей хибаре, – ушел от прямого ответа Харп.