В исправительной колонии – Франц Кафка

Моё погружение в удивительный мир Кафки началось с его известных романов «Процесс» и «Замок», между которыми прослеживается незримая связь. В «Процессе» на передний план выходят психологические проблемы личности, а в «Замке» центральное место отводится духовному поиску. Когда же пути психологии («Процесс») и духовности («Замок») соединяются, возникает более целостное видение жизни. Оба вектора внутреннего развития (психологический и духовный), как и оба романа, дополняют и поддерживают друг друга, формируя вместе более полный подход к пониманию человека, чем каждый из них по отдельности.Как писал Кафка в «Процессе», «всё на свете имеет отношение к суду». Но если везде и всюду есть суд, то никак не избежать и его приговора. И сразу вспоминается рассказ «Приговор», относящийся к тем немногим произведениям, которые не были «приговорены» автором к забвению после его смерти и заранее объявлялись действительными. Причём «Приговор» стал частью сборника «Кары» («Приговор», «Превращение», «В исправительной колонии»), который не был опубликован при жизни Кафки из-за проблем с издателем. В рассказе нарциссичный отец-манипулятор с ненавистью и гневом неожиданно выносит взрослому, но созависимому сыну двойственный и внутренне противоречивый вердикт: «Ты был невинным ребенком, но в самой своей сущности был ты исчадием ада! А потому знай: я приговариваю тебя к казни водой!». Ну, и безвольный сын автоматически спешит к реке, чтобы привести отцовский приговор в исполнение… В «Приговоре», как и в «Превращении» (где герой чувствовал себя виноватым перед равнодушной и эксплуатировавшей его семьёй), нашёл своё отражение бесконечный внутренний диалог Кафки с отцом.Широко известное «Письмо отцу» – это реальное письмо писателя своему родителю, так и не достигшее адресата по вине матери. В нём взрослый сын изливает всю свою горечь и боль, вызванную тяжёлым характером отца: «Я потерял веру в себя, зато приобрёл безграничное чувство вины. (Памятуя об этой безграничности, я однажды правильно о ком-то написал: „Он боится, что позор переживёт его“)». Автор здесь привёл несколько перефразированные заключительные слова своего романа «Процесс». Далее он добавил, что его убивает «гнёт постоянного страха, слабости, презрения к самому себе». Таким образом, в письменном признании отцу Кафка фактически подтверждает, что в «Процессе» изображён вынесенный во внешний мир внутренний процесс смутных и неуловимых самообвинений, вызванных ненавистью и презрением к самому себе.Нечто подобное прослеживается и в «В исправительной колонии». И это не удивительно, так как этот рассказ и роман «Процесс» писались Кафкой практически одновременно. И, кстати, оба героя двух произведений сравниваются писателем с собакой, что может означать их отождествление с животным при лишении человеческого начала.В символических произведениях Кафки видимый, материальный мир служит символом мира незримого, духовного. В них (как и в сновидениях) все события конкретны и кажутся реалистичными, хотя на самом деле говорят о внутренних переживаниях, символизируемых внешними ситуациями.Итак, в исправительную колонию прибывает путешественник-исследователь для изучения практикуемого там судебного процесса. На месте предстоящей казни гостя вводит в курс дела офицер (он же судья и палач). Интересно, что беседуют они на французском языке, которым находящийся рядом и ничего не знающий приговорённый человек не владеет. «А осуждённый, между тем, выглядел настолько по-собачьи преданно, что, казалось, освободи его от цепей и отпусти бегать по склонам, – потребуется лишь свистнуть его к началу экзекуции». Адвокат-защитник, как выясняется, вообще не предусмотрен в судопроизводстве, так как презумпцией невиновности руководствоваться не принято, а всякие расследования и допросы могут только внести ненужную путаницу. Ведь принцип, из которого исходит суд: «вина всегда несомненна». Но приговор, по мнению офицера, не звучит слишком строго: закон, который преступил осуждённый, будет специальным аппаратом вписан в его тело. Поэтому было бы бессмысленно заранее оглашать вынесенный приговор, так как подсудимый всё равно скоро узнает его собственным телом, а вину свою расшифрует ранами. На эту большую работу ему потребуется целых шесть последних часов жизни. Но зато как же при прежнем коменданте колонии внимали выражению просветления на измученном лице приговорённого все многочисленные свидетели этого наконец достигнутого правосудия…Несправедливость судебного процесса и бесчеловечность экзекуции были вне сомнения, но шокированный путешественник-наблюдатель всё же не стал ничего предпринимать. Ведь он и «сам не в состоянии себя понять, поскольку путешествует лишь с намерением смотреть, и ни в коем случае не затем, чтобы изменять чужое судопроизводство». Кроме того, он рассчитывал на нового коменданта, который собирался ввести «новые методы, недостижимые для ограниченного мозга этого офицера». Здесь сразу напрашиваются аналогии с «Процессом», где вместо путешественника был священник, который знал, в чём действительно обвиняется задержанный и что его дело кончится плохо, но он тоже не считал возможным вмешиваться. По мнению священника, это была проблема исключительно самого героя, которую тот должен решать только сам. И если он отказывается видеть, пусть остаётся слепым – ибо никто другой, кроме самого человека, не сможет увидеть истину о себе, а также не проделает его внутреннюю работу.На мой взгляд, сама «исправительная колония», расположенная на острове, вполне может символизировать внутренний мир невротичного человека. Её комендант – это, пожалуй, своеобразный аналог супер-эго, то есть некий внешний авторитет, устанавливающий правила и нормы морали. А в офицере и осуждённом легко увидеть литературных двойников, антагонизм которых основывается на борьбе противоположных начал внутри одной личности. Кто же из них одержит победу? Чем закончится очередной этап вечной схватки добра и зла? Удастся ли новому коменданту (противнику экзекуций) закрепить свою власть или всё-таки вернётся прежний правитель (изобретатель адской машины), которого очень ждут его сторонники? Как это часто и происходит с двойниками, в конце они неожиданно меняются друг с другом местами. И то, что должно было произойти с осуждённым, происходит с офицером, но никаких признаков наступившего освобождения нельзя различить в его лице. Однако зло в исправительной колонии (иначе говоря – в человеческой душе) всё же не преодолено, а лишь затаилось на какое-то время. Финал открыт…Так как произведениям Кафки свойственна множественность прочтений и трактовок, то, изменив угол зрения, можно увидеть в этом рассказе-притче и черты антиутопии, а в исправительной колонии-острове – модель общества, в котором «бегство от свободы», прекрасно описанное Фроммом в одноимённой книге, стало достигнутым результатом. Но любая тоталитарная система рано или поздно разваливается, как развалилась и адская машина, а сторонников жестоких пыток настигла смерть. Однако шанс на возвращение старых порядков, введенных прежним комендантом колонии, всё же не является нулевым.В своём творчестве Кафка, испытывая интерес к психологической обусловленности порабощения (как внешнего, так и внутреннего) человека, изображает механизм подчинения людей, подсознательно боящихся свободы. А причины этого страха коренятся в самой природе человека, ощущающего себя песчинкой в огромном и чуждом ему мире.

Жуткий и сильный рассказ! Он, возможно, заслуживает более высокой оценки, но мне было тягостно его читать, поэтому поставила не высший балл.Сюжет, если это конечно можно назвать сюжетом, прост. В одной исправительной колонии встречаются офицер и путешественник. Как принято у Кафки, никаких деталей нам не сообщается. Мы не знаем ни где происходят события, ни имена персонажей. Зато есть осужденный, безликий человек, который не знает ни своего приговора, ни даже того, что он приговорен. Его просто привели к месту предполагаемой казни, где он вынужден ждать сам не зная чего.Офицер занят тем, что растолковывает иностранному гостю механизм машины казни. Описанию этой дьявольской машины посвящена большая часть рассказа. Атмосфера царит угнетающая и давящая. Офицер (человек старой закалки) гордится, как “хитро” они придумали казнить “преступников” в их исправительной колонии. Это жестоко и мучительно, осужденный умирает примерно через 12 часов. Но зато перед смертью преступникам дана возможность раскаяться. Злая ирония в этом абсурдном морализаторстве и в уверенности офицера, что он все делает правильно.Писатель привлекает внимание к бездушности и беспощадности судебной системы. Смотри, читатель, на страшную машину, изобретенную человеком для себе подобных.Но это только один пласт. Развязка в некотором роде переворачивает все с ног на голову. Хотя в рассказе ничему не удивляешься и конец кажется даже логичным.Офицер – фигура отталкивающая, его преданность старому коменданту (который ввел машину в оборот) комична и опасна одновременно. Как комично и опасно противостояние старого, уходящего и нового мира. Новый комендант не приветствует старые обычаи. Офицер знает об этом, но хватается за соломинку… Он готов на все, только бы не расставаться с привычным для него миром.В финале повисает вопрос: Что же дальше? Как будут теперь жить жители колонии?Рассказ оставляет ощущение безнадежности. Путешественник мог бы вмешаться, но подумав, он отказывается от действий. Его роль только наблюдать.Офицер в конце не испытывает никакого просветления. Его жертва так же бессмысленна, как и все остальное.Но самое печальное даже не это. Есть в колонии люди, которые ждут возвращения старого коменданта.Надпись гласила: «Здесь лежит старый комендант. Его сторонники, которым теперь запрещено носить какое-либо имя, вырыли ему могилу и положили этот камень. Согласно предсказанию, через много лет комендант восстанет из мёртвых и выведет своих сторонников из этого дома, чтобы снова завоевать колонию. Верьте и ждите!»

Независимо от того где мы рождены, на нас влияет культура того общества в котором мы живем и этого никак не изменить. Таким образом преступления в одном обществе могут быть вполне нормальными явлениями в другом и когда человек попадает из одного в другое, он может быть шокирован происходящим, как главный герой данного короткого произведения. Рассказ цепляет за живое, сразу вспоминается история и проводятся автоматически параллели с реальным миром. Часто люди считали жестокость нормой, даже в советское время когда казнили соседей люди считали, что это нормально, что они заслужили, а так ли это никто не разбирался, ну и способы были тоже не всегда нормальными. Это я уже молчу о более давнем прошлом, в средневековье вообще такие изощренные пытки были, что вообще не понятно как здравомыслящие люди (наверное таких не было) могли к ним прибегать.

В общем, несмотря на весь ужас в рассказе, он меня не сильно зацепил, возможно не хватило объема для эффекта.