Ка Ти Лин
Тэянг
Лис снова протянул мне мизинец, и я вспомнил свой любимый момент из одного клипа «Тэянг»: взгляд Пака прямо в камеру. Я этот момент раз сто пересмотрел – Пак глядел с такой искренней яростью и печалью, будто и он, успешный и прекрасный, знает, какой жестокой бывает жизнь. Я понимал, что это лишь картинка, хорошая режиссура, и все же ради этих двух секунд я проматывал клип назад снова и снова. Мне казалось, что Пак смотрел прямо на меня, и это был взгляд человека, у которого есть душа.
И вот теперь я говорил себе, что соглашаюсь ради мамы, ради музыки и своего будущего, но на самом деле соглашался, чтобы посмотреть в эти глаза напрямую, а не через экран.
Я медленно поднял руку и переплел свой мизинец с прохладным мизинцем Лиса, а потом коснулся большим пальцем его большого пальца. Знак нерушимого обещания.
– Дарую тебе голос, равного которому нет на свете, – торжественно произнес Лис, не расцепляя наших рук. – Теперь ты.
– Обещаю отдать тебе то, что ты попросишь, – хрипло сказал я.
По лицу Лиса расползлась улыбка. Чувствуя себя каким-то особенно беззащитным и глупым, я пропел строчку из модной песни. Получилось так же, как обычно.
– Не так быстро, Хён. Голос должен проникнуть в тебя, я не фокусник. Да и вообще надо все сделать так, чтобы в плане не было дыр, а для этого я должен спокойно поколдовать. Раньше создавать иллюзии было проще – человека знали только те, кто знал его лично, а теперь надо еще и в интернет сведения добавить. – Лис самодовольно усмехнулся, от его раздражения и следа не осталось. – Но ты ведь искал «Славных парней» в Сети? Нашел, верно? Иду в ногу со временем.
Я мотнул головой. Мне было как-то нехорошо, будто температура резко подскочила. Накатила тошнота и озноб. Может, оборотни ядовиты, и прикосновение к ним смертельно?
– Иди домой и ложись спать, – приказал Лис. – Я свою часть сделки выполню, не беспокойся. Остальное зависит от тебя. Метро вон там.
Почувствовав мягкий толчок в спину, я куда-то побрел, не разбирая дороги. Сквозь туман в глазах различил вывеску станции. Еле вспомнил, в каком кармане лежит проездной и как его приложить к турникету. Ни о чем пожалеть не успел – все казалось слишком нереальным, будто привиделось в бреду. Вдруг я заразился каким-нибудь ужасным вирусом, и он теперь уничтожает мой мозг?
С трудом соображая, что делаю, я перешел на другую линию. Доехал до своей станции, сто раз повторив про себя ее название, чтобы не пропустить остановку. Выбрался на воздух и побрел домой. В голову пришла идиотская мысль: если я и правда говорил с волшебным Лисом, тот мог бы проявить любезность и подвезти меня домой. Уверен, у него шикарная тачка и…
Я растянулся во весь рост, споткнувшись о гнилой кукурузный початок, валявшийся на земле. Кряхтя, как старый дед, поднялся, различил в тусклом свете фонарей наш дом и бросился к нему. Мама, конечно, была еще на складе. Когда я включил в пустой квартире свет, он ударил по глазам так, что они едва не лопнули от боли.
Чтобы почувствовать себя лучше, я залил кипятком самый острый рамен, какой нашел в шкафу, съел его и завалился спать. Мне показалось, матрас поглотил меня, как зыбучие пески в кино.
«Я умру», – подумал я. Но, конечно, не умер.
Глава 3
Золотой голосок Cеула
Обычно я всегда просыпался в полутьме, задолго до рассвета, так что ударивший по глазам свет меня ошарашил. Я заморгал, с трудом соображая: все хорошо, я – на своем матрасе, далекий прямоугольник окна подсвечивает родную клетчатую шторку, отделяющую мой спальный угол. Какое солнечное утро! Значит, снова будет жаркий день.
Я подскочил. Стоп! Раз уже так светло, значит, я не просто проспал и не посижу с мамой перед теликом, я уже и на работу опоздал! Как я мог забыть поставить будильник! Вскочив как ужаленный, я отдернул шторку – и замер.
Гостиная была такой же, как всегда, но мебели у нас мало, так что взгляд сразу упал на столик у телевизора. Там обычно валялся всякий мусор: пустые пачки от чипсов, стаканчики из-под кофе, картонные тарелки от пиццы. А сейчас столик был застелен скатертью, – да у нас в доме вообще скатертей нет! – и на нем были расставлены штуковины, совсем не похожие на мусор. Я опасливо подошел.
Кубки. Статуэтки. Награды. Фотография в рамочке: ребенок, в котором я узнал себя лет десять назад. Я гордо позировал в костюмчике с галстуком-бабочкой (у меня такого в жизни не было), рядом улыбалась мама в платье (она ходит только в брюках). Маленький я сжимал кубок, который сейчас стоял рядом с фотографией. «Золотой голосок Сеула-2013», – гласила надпись на его фальшиво-золотом боку. Я нахмурился и снова принялся рассматривать фотографию, только сейчас сообразив, что меня в ней смущает.
Я видел эти улыбки на совсем другой фотографии, которую мы сделали во время поездки в Национальный парк Сораксан. Там на нас была другая одежда, а стояли мы на фоне каменного медведя. Мне представилась дурацкая сцена: ночью к нам в дом влезает сказочный Лис, вырезает наши с мамой головы из старой фотки и клеит их на изображение каких-то других людей из интернета. Я бросился к полке: фотография из парка была такой радостной, что мама ее распечатала и хранила как закладку в Библии.
Фотографии не было. Библии тоже. Я перебрал книги на полке: нашлись все, кроме нее. Вчерашний вечер наконец склеился у меня в голове из отдельных бредовых фрагментов в единую ужасную картину. Не может быть: я что, реально продал душу, или что он там попросит в обмен, оборотню?
Я вцепился руками в волосы. Кто-то из вас наверняка испытывал подобное: живешь простым, но праведным человеком, который честно трудится и даже мусор мимо корзины не бросает, и вдруг творишь что-то такое самолюбивое и грешное, что аж спина холодеет. В ужасе думаешь: «Я не такой!» – но ты, похоже, именно такой.
Из кухни доносился звон посуды, и я бросился туда.
– Мама! – отчаянно крикнул я. – Ты не поверишь, что я сделал, мне так жаль, там был Лис, ну, кумихо, и он мне сказал, что…
– Ты про игру свою какую-то, что ли? – Мама потрепала меня по плечу, второй рукой закрывая кран. – Напугал!
– Кажется, я продал ему душу, – пролепетал я, с трудом оторвавшись от ее плеча. Что еще ему может быть надо! – За голос. А голоса даже нет. Вот, слушай.
Я пропел строчку из песни «Тэянг» «Океан любви» и ошарашенно замер. От удовольствия у меня аж уши вздрогнули. Я медленно повторил строчку и отстраненно подумал, что за концерт человека, который так поет, я не пожалел бы денег.
– Мама, – выдохнул я. – Я могу петь!
Таких нот я еще никогда не брал и думал, что она будет поражена, но мама фыркнула и понесла чистые миски на стол.
– Не пойму, выпил ты вчера или перегрелся, Хён. Садись-ка завтракать, я рис поджарила.
Значит, Лис подправил ее память и она думает, что я всегда мог так петь. От этого мне вдруг стало больно. Мы с мамой всегда делились друг с другом радостями и проблемами, но вот сейчас такое случилось, а я даже не могу ей ничего объяснить. Я пропел еще одну строчку из песни «Тэянг», получилось опять блестяще, мне прямо неловко стало, что такой идеальный голос вырывается из моего горла. Вроде бы мой тембр, но диапазон расширился раза в три, и все стало лучше: сила, подача, точность. А еще в голос будто добавили щепотку волшебной пыльцы, и он стал таким… Как же объяснить? Словно уши тебе гладят не то лепестком цветка, не то теплым боком пушистого кота.
– Мам, – жалобно позвал я. – Слышишь, как я пою?
– Как обычно, лучше всех, – гордо ответила она, заваривая чай.
Я судорожно вытащил из кармана телефон и полез в аккаунт «Тэянг». Вот будет номер, если они уже выбрали нового участника! Последнее видео было выложено вчера вечером – Пак и Джо валяются на диване в танцевальной студии, пока Линхо неутомимо танцует перед зеркалом один. Судя по унылым лицам всех троих, никаких потрясающих новостей о камбэке группы, которая из-за отсутствия участника уже два месяца на паузе, не поступало.
От вида этих троих раскаяние в грешной сделке немедленно меня покинуло. Я же могу теперь оказаться прямо там, с ними!
И тут до меня дошло: Лис не сказал, что я как-то автоматически стану участником группы. Он лишь сказал, что голос поможет мне пройти прослушивание. Вот жесть: я же понятия не имею, где проходит это прослушивание и как туда попасть! «Я свою часть сделки выполню, остальное зависит от тебя», – бросил мне Лис, и теперь я его понял.
– Ладно, – пробормотал я и яростно застучал по экрану, вбивая в поиск: «Тэянг прослушивание где».
«Продюсерские центры со всей страны направили в концерн „Ай-Интертэйн“ видео своих стажеров, – рассказывала статья на сайте „Музыкальная Корея“. – Финалистов пригласили на прослушивание в главный офис концерна».
Следующий запрос: «Ай-Интертэйн главный офис адрес».
Ответ: «„Диджитал Медиа“, здание Сиот».
Спасибо, интернет! В «Диджитал Медиа» я никогда еще не бывал – это квартал новеньких бизнес-зданий, где расположены офисы телеканалов и радиостанций. Сердце у меня колотилось как бешеное, а в остальном вчерашнее недомогание как рукой сняло.
Я рванул к входной двери, на ходу проверяя телефон: так спешил узнать новости о «Тэянг», что только сейчас заметил пять пропущенных вызовов и шесть новых сообщений. Все от босса.
06:11 Хён, ты где?
06:20 Хён! Ты проспал? Ни тебя, ни продуктов!!
06:25 Перезвони, или я тебя уволю!
06:31 УВОЛЕН
06:42 Хён, немедленно иди на работу!
06:56 Теряю терпение! Поговорим, когда явишься!!
Сейчас на часах было одиннадцать сорок. Я сжал телефон так, что ладонь вспотела. Мне впервые пришло в голову, что угрозы босса не обязательно закончились бы увольнением.
– Ты куда? А завтрак? – крикнула мама мне вслед.
– У меня прослушивание! – сам себе не веря, ответил я.
– А, ну ладно, – сказала мама.
На миг мне стало грустно. Еще вчера мама воскликнула бы: «Что? Прослушивание? Не может быть, расскажи!» Но я велел себе об этом не думать и сломя голову помчался на улицу.
Начиналось жаркое, влажное лето, и воздух прямо лип к коже. Каждый, у кого был осушитель, врубал его на всю катушку, чтобы дом не зарос плесенью. Идешь по улице в выходной, и отовсюду доносится тарахтение стареньких приборов.
Особенно хорош был осушитель у деда, который жил в конце нашей улицы, в крохотной пристройке к чужому дому (уверен, давным-давно появлению его жилища сопутствовала какая-нибудь крутая история). Древний куб с толстым проводом тарахтел, как отбойный молоток, – на месте плесени я бы даже пытаться не стал.
«Хён, откуда ты знаешь, как выглядел чужой осушитель воздуха?» – наверное, спросите вы (ха-ха, вряд ли). Ответ прост: у деда был еще и винтажный японский магнитофон кассетник, и меня так завораживало это антикварное устройство, что я часто подкрадывался к его окну послушать музыку. Зайти дед меня не приглашал, но всегда делал музыку громче, когда я останавливался под окном.
Особенно он любил музыку белых. По-английски я понимал только «лав» и «хейт», но в самом пении было что-то волнующе-экзотическое, и я искал потом по всему интернету треки, которые он включал. Так я открыл для себя Дэвида Боуи, «Роллинг Стоунз» и много кого еще.
Родной k-pop дед не слушал (возможно, потому, что эра бойз-бэндов не совпала с эрой кассет), но сейчас, пробегая по раскаленной улице мимо его окна под звуки группы «U2», я все равно притормозил.
– Господин Ким! – крикнул я. Радость бурлила во мне, как пузырьки газировки. – Я иду на прослушивание в группу!
Мама сейчас не могла разделить со мной мою радость, но дед-то – фанат музыки, он поймет! Дед тут же выглянул из окна: в его лачуге была только одна комната, так что далеко идти не пришлось.
– Соседский парень… – протянул он. Я впервые видел его так близко. – Я думал, ты немой.
И только тут я понял, что за три года с момента нашего переезда сюда я не сказал деду ни слова.
– Простите, господин Ким. – Я торопливо поклонился, улыбаясь так, что почувствовал все мышцы в собственных щеках. – Меня зовут Ли Син Хён! Спасибо за музыку! – И помчался дальше прежде, чем он успел ответить.
В окне поезда я увидел свое размытое, темное отражение, и только тогда до меня дошло, что я все в той же одежде, в которой вчера ходил целый день, а потом завалился спать. Но возвращаться не стал – меня гнал вперед страх, что на кастинг явится какой-нибудь неотразимый претендент, и тогда пиши пропало. Я лихорадочно напевал себе под нос каждую секунду: в вагоне метро, на переходах и эскалаторах. Иллюзия не пропадала, голос был магнетически прекрасным. Люди улыбались, когда слышали меня.
На станции «Диджитал Медиа Сити» Сеул был совсем не таким, как около моего дома, и даже не таким, как в центре: полный футуризм, только космических кораблей не хватает. Дома, похожие на стеклянные кубы, непонятные арт-объекты, стильные кафешки с английскими названиями. Чтобы посмотреть на верхние этажи зданий, надо так голову запрокидывать, что можно себе шею сломать. Я быстрым шагом дошел до бизнес-центра с огромной буквой «Сиот». Бежать я боялся, мокрая от пота спина – не лучший вид для кастинга в «Тэянг». От слов «кастинг в „Тэянг“», произнесенных даже мысленно, в груди у меня сладко заныло.
В бизнес-центре было холодно – кондиционер работал на полную мощность. Я поежился, оглядывая стойку ресепшена, турникет и охранника. Огонек на турникете горел красным – понятно, что надо приложить бейдж, иначе не пройти. Мне страстно захотелось сбежать, но я заставил себя подойти к турникету.
– Добрый день. Я на кастинг в «Тэянг».
Охранник спокойно кивнул – значит, кастинг действительно здесь!
– А вы не спешили. Остальные тут с утра.
Я поклонился:
– Простите. Я… предупреждал, что приеду позже.
Охранник поднял планшет и мазнул пальцем вверх по экрану.
– Имя?
Я назвался в надежде, что Лис решил этот вопрос. Если уж он создал для меня фальшивые награды с конкурсов, на которых я не бывал, то и со списком наверняка разобрался.
– Такого имени нет. – Еще несколько движений пальцем по экрану. – Вы должны уйти.
Лицо охранника стало жестким – решил, я чокнутый фанат. Воцарилась тишина. Рассердившись на Лиса – ну что ему стоило! – я прибег к отчаянным мерам: запел первый куплет хита «Тэянг» «Океан любви».
Взгляд охранника невольно смягчился. В огромном холле голос резонировал так, что я и сам мурашками покрылся. Но стоило мне закончить петь, он покачал головой, будто стряхивал наваждение.
– Тебя нет в списке, остальное – не мое дело. Звякни тому, кто тебя пригласил. Скажи, что забыли внести.
Я несколько раз кивнул, попятился, а потом разбежался и, оттолкнувшись руками от опор турникета, перепрыгнул его. Вообще-то я не дохляк: годами таскал и резал продукты по двенадцать часов в день, тут любой накачается. Главное – не думать, какую дичь творишь. Кажется, резким броском я немного выбил себе плечо, зато ноги взметнулись в воздух, и я успешно приземлился по другую сторону турникета.
У охранника на поясе был шокер, это я сразу заметил, но он так оторопел от моей выходки, что потерял драгоценные секунды на удивление, и я бросился к лестнице.
– Стой! – предсказуемо крикнул он.
Но я, конечно, не остановился.
Лифты меня бы подвели – если они не на первом этаже, охранник догонит, – поэтому я сразу бросился к лестнице. В кафе по телику недавно показывали фильм про гормоны, и там было сказано, что адреналин в минуты опасности придает нам невероятную силу. Вот сейчас я почувствовал это на себе: лестничные пролеты так мимо и мелькали. Только парочку этажей спустя я понял: здание высоченное, и откуда мне знать, на каком этаже кастинг? Я влетел на ближайший этаж, отчаянно озираясь. Расходящиеся в трех направлениях коридоры, одинаковые двери с номерами, кофейный аппарат и никаких прослушиваний – да что ж такое! По коридору навстречу мне шла женщина в офисной одежде. Я подбежал к ней и умоляюще выпалил:
– Здравствуйте! Где кастинг в «Тэянг»?
Ее усталое лицо осветилось слабой улыбкой, и я возблагодарил жизнь за то, что у «Тэянг» много фанатов. Мы все – большая семья, и у нас один общий секрет: парни, которых мы никогда не встречали, помогают нам преодолевать трудности собственной жизни. Дверь, ведущая с лестницы, распахнулась, и на этаж выскочил охранник. Он задыхался – похоже, нечасто ему приходится так бегать, – и я с мольбой глянул на женщину. Она молча толкнула меня в ближайший кабинет и шагнула следом, захлопнув дверь.
Мы помолчали, глядя на дверь, но по ту сторону было тихо. Кажется, еле живому от бега охраннику не хватило одной секунды, чтобы оглядеть все коридоры и заметить меня.
– Спасибо, – выдохнул я.
– Их самих я не видела, – тихо сказала женщина. У нее было круглое, немного помятое лицо с ярко накрашенными глазами. – Тут только продюсеры. Но если ты их увидишь, передашь записку Линхо?
Изысканного, стильного Линхо особенно любили за то, как он танцует. У него были танцевальные соло-фрагменты почти во всех клипах, он часто показывал видео своих тренировок и вечно пил коктейли из зеленых овощей. У меня он среди членов группы был на последнем месте. Женщина отступила к столу и торопливо нацарапала что-то на листочке с клейким краем, сложила его в несколько раз и двумя руками, как подают подарки, протянула мне.
– Обязательно передам, если увижу его. – Я уважительно принял записку двумя руками и сунул в карман.
– Шестой этаж, офис шестьсот двадцать семь, – сказала женщина и вдруг усмехнулась. – У нас в здании все, кажется, раз по десять мимо него прошли, вдруг их увидим. Ладно, идем, это не мой кабинет, Мира может вернуться.
В роскошном лифте с зеркальными стенами мы доехали до шестого этажа секунд за пять. Я прижал ладонь к карману, где лежала записка, глубоко поклонился и вышел.
Шестой этаж поразил мое воображение – или, точнее, то, что здесь происходило. Никаких тесных коридоров – широкие пространства, стеклянные переговорные, диваны тут и там. На диванах, уткнувшись в телефоны, сидело не менее трех десятков невероятно красивых парней. У меня аж сердце захолонуло – я решил, что «Тэянг» где-то среди них. Но мне тут же стало ясно, что стильные прически и покрашенные в разные цвета волосы не делают этих парней ребятами из «Тэянг». Хотя собрались они как раз для того, чтобы попасть в группу: у каждого на груди был стикер с номером. Каких только причесок тут не было! И длинные волосы, и яркие цвета, и выбритые виски. Я поправил огромную футболку из секонд-хенда и пальцами кое-как зачесал свои жесткие волосы назад.
Кастинг проходил не в стеклянной переговорной, а в офисе с настоящими стенамия – оттуда как раз вышел парень с синим ирокезом.
– Номер сорок шесть, – объявила девушка с бейджем на шее, встав в дверном проеме.
Один из парней вскочил с дивана, но я оказался быстрее. Наплевав на приличия, проскользнул в дверь мимо девушки – и замер.
Глава 4
Добро пожаловать
За длинным столом сидели трое, и двоих я сразу узнал. Мужчина в дорогущих на вид очках – продюсер группы Хан Ын Сок. Женщина в спортивной кепке и клетчатой мужской рубашке – хореограф. Она часто присутствовала на видео танцевальных репетиций «Тэянг». Как же странно смотреть вживую на тех, кого раньше видел только на экране! Оба выглядели более уставшими и серьезными, чем на видеозаписях. Свежее всех была женщина номер три – ухоженная, красивая, в белом пиджаке. Взгляды всех троих скользнули к моей груди, где не было стикера с номером.
– Сорок шесть – это я! – дрожащим от волнения голосом крикнул парень в дверях.
Девушка с бейджем, часто кланяясь, испуганно теснила меня к двери, но я обогнул ее и упрямо пошел к столу. Остановился перед ним и, стараясь не обращать внимания на мучительный ужас, от которого перехватило горло, запел.
Эту песню «Тэянг» я впервые услышал в тот год, когда мне исполнилось шестнадцать. Релиз был в декабре, я как раз получил работу в кафе, и «Не влюбляйся» постоянно звучала из телика, из кофеен, из проезжающих мимо машин.
Давай не влюбляться,
Мы же разные, ты и я,
И мне не угнаться:
Ты такая крутая, а я?
Легенду о происхождении Кореи все знают, хотя она, если честно, довольно глупая: небесная фея пела о своей любви лавровому дереву, и от их союза зародились наши предки. В тот момент, допевая куплет, я подумал, что Лис словно дал мне древний голос, великий, нечеловеческий – так пели древние существа, когда люди еще не заселили полуостров. Никто не прервал мое пение, не попытался меня выставить. Девушка с бейджем, трое за столом, даже парень номер сорок шесть – все замерли, слушая чистейшие ноты, которые ласкали слух нежно, как поцелуи.
– Вы кто? – спросил продюсер, когда я закончил. Он, единственный из всех, выглядел недовольным. – Уходите, у вас нет номера.
– Я не уйду, – с поразившей меня самого твердостью сказал я.
Продюсер уставился на меня так, будто никто никогда еще не смел ему перечить. Он был невероятно худым и высоким, с яркими темными глазами, – когда-то в юности он и сам отлично подошел бы внешностью для бойз-бэнда. Виски у него поседели, но он их не закрашивал, и это показалось мне очень стильным и смелым для человека из шоу-бизнеса. Словом, продюсер мне понравился, а вот я ему – нет.
– Уходите, – с нажимом повторил он. Похоже, для него красота голоса не компенсировала нарушения правил.
– Мой голос – лучший, – отчаянно выпалил я. – Простите за дерзость, но у меня есть предложение на сольный контракт от другого лейбла, мне нужно дать им ответ.
– Я вам не верю.
Щеки у меня вспыхнули от стыда. Какой проницательный человек! Но оставалось только гнуть свою линию. Проповеди о том, что с пути греха не свернуть, когда уже на него ступил, обожгли мою память, и я изо всех сил задвинул воспоминания подальше.
– Моего решения ждет лейбл, – без зазрения совести соврал я. – Я должен быть практичным, но выступать в группе всегда было моей мечтой.
Я глубоко, формально поклонился, прижав ладони к бедрам, чтобы смягчить свою дерзость. Только сейчас я заметил, что дверь в коридор закрыта: девушка с бейджем скрылась, прихватив парня с номером.
– Выйдите, – повторил продюсер.
Кажется, с наглостью я все же перегнул палку, но тут за меня вступилась красивая женщина в белом пиджаке.
– Ын Сок, – сказала она с упреком, – я такого фантастического голоса в жизни не слышала. – Она повернулась ко мне: – Где вы были раньше?
– Я доверяю твоему мнению, – сказал продюсер, не отводя от меня глаз. – Но в этот раз ты ошибаешься, парень ничего особенного из себя не представляет.
Похоже, он был по-настоящему зол, что я посмел ему возражать. Вот ухитрился же я с самого начала настроить против себя самого главного человека в группе!
– Как вас зовут? – ласково спросила госпожа в белом пиджаке.
– Ли Син Хён, – машинально ответил я.
Она тут же вытащила телефон, и я сообразил: она ищет меня в интернете. Я закусил губу от ужаса. Вот теперь меня точно выставят.
– Ну вот! – довольно воскликнула она. – Да, он не был стажером в продюсерских центрах, но какая карьера! Мне кажется, я даже слышала его имя. Он выиграл кучу вокальных конкурсов, причем один в Китае. И в Европе выступал! Потрясающе, что даже после перестройки голоса он сохранил такие вокальные данные! Ты вообще слышал, как он поет?
– Слышал. – Продюсер неласково посмотрел на меня. – Мы выставляем кандидатам баллы по четырем критериям: вокал, рэп, танец и внешность. Ваших видео мы не видели, внешность, если честно, не впечатляет. Покажите танец и рэп.
Ну, с рэпом я даже начинать не стал, чтобы не позориться. Танцы в стиле k-pop я одно время учил по видеоурокам в интернете и сейчас показал несколько движений. Все трое посмотрели на меня с жалостью.
– Мы теряем время, зовите следующего, – отрезал продюсер. – Нам что, до вечера тут сидеть?
Госпожа в белом пиджаке подошла ко мне, продолжая смотреть только на продюсера.
– Ын Сок, не пори горячку. Прежде всего, поверь мне как женщине: он симпатяга. Тут нет ничего, что нельзя исправить с помощью стилиста. И нос вполне приличный, даже резать не придется.
Ха, я знал, я так и думал, что все в шоу-бизнесе пластику делают!
Госпожа в пиджаке вдруг похлопала меня по щеке и широко улыбнулась. Я от такой фамильярности вытаращил глаза.
– Давай так, – сказала госпожа, бесстрашно глядя на продюсера. – Я позволю тебе его выгнать, если ты, не подглядывая в заметки, с ходу назовешь трех сегодняшних кандидатов, которые тебе понравились. Ну что ты молчишь? Мы сорок человек посмотрели! Люди поют, танцуют, читают рэп, и я тоже мало кого могу вспомнить. А его голос забыть невозможно. Я тебе уже говорила: не имеет смысла брать средненького кандидата с хорошими баллами по всем пунктам. Нужно что-то яркое, незабываемое для фанатов, а этого они точно полюбят. Пусть обсуждают, что он плохо танцует, – тем интереснее им будет следить за его преображением. Если хорошо потрудимся, за месяц подготовим к дебюту, уж на один танец его как-нибудь хватит. – Продюсер насупился, и госпожа резко закончила: – Мне нравится этот. Берем?
Да кто она такая, что может вот так говорить с самим Хан Ын Соком?! Женщина и продюсер смотрели друг на друга, как в тех фильмах, когда герои вот-вот начнут перестрелку. Я помалкивал. Три года работы с моим взрывным боссом научили меня тому, что есть моменты, когда лучшая стратегия – просто заткнуться.
И тут раздался голос женщины в кепке, которая до этого не произнесла ни слова.
– Ну, он ужасен, конечно. Но голос – просто чума, я мурашками от кайфа покрылась. Еще и очаровашка, напористый такой. Как хореограф, я против него, он – бревно. Но как женщина – очень даже за. Ну и все, а то я уже весь зад себе отсидела. – Она встала, не глядя на продюсера, и хлопнула ладонями по столу. – Господин Хан, не тяните. Мы и так знаем, чем ваш спор закончится.
Продюсер сжал зубы. Благодаря боссу я научился кое-чему еще: различать малейшие изменения в мимике, особенно в том спектре, который представляет собой разные виды гнева. И продюсер сейчас был не просто зол, он был в лютой, едва сдерживаемой ярости.
– Это «да»? – медовым голосом спросила госпожа, хотя более громкого молчаливого «нет» я даже вообразить не мог. – Ну и отлично. Подавай документы генеральному, Ын Сок, а я отвезу парня.
Продюсер коротко глянул на меня и встал. Этот взгляд обещал, что я еще пожалею о своем приходе сюда. Но сейчас я был слишком ошарашен, чтобы думать об этом. Неужели получилось?! Не может быть! Продюсер распахнул дверь в коридор и ледяным тоном проговорил:
– Со Ён, кастинг окончен. Всех по домам.
Он вышел за дверь, женщина-хореограф подмигнула мне и ушла с ним. Мы остались одни с красивой госпожой. Она засмеялась, как девчонка, и постучала изящными кулачками друг о друга.
– Ура-ура, да? Ну, поехали в учебный центр. Семья знает, что ты пошел сюда на кастинг? – Я помотал головой. – Тогда позвони им и скажи, что уехал на недельку и там связи не будет. Придумай что-то правдоподобное.
Я вытащил телефон и торопливо набрал маму. Все происходящее казалось нереальным, будто я в компьютерной игре, даже обрадоваться как следует не получалось.
– Мама, привет, – твердо сказал я, и у меня сжалось сердце, когда она нежно, как всегда, ответила мне. – Мам, меня тут пригласили на… на остров Чеджудо с концертом. Все оплатят, но звонить оттуда нельзя – там какое-то очень секретное мероприятие. Я тебя люблю и позвоню как только смогу, хорошо?
Лгать оказалось так просто, что мне стало тошно от самого себя. Секунду я ждал, что мама удивится: «Что ты несешь, Хён, какой концерт на Чеджудо?!» – но она лишь сказала:
– Хорошо, сынок. Ты молодец. Позвони, как сможешь.
Я нажал на отбой, и госпожа внезапно забрала у меня телефон. Я не сопротивлялся. Вся моя жизнь была связана с мамой, с заботой о ней, а сейчас эта жизнь закончилась так стремительно, и мне стало куда грустнее, чем я мог себе представить.
– Кому-то еще надо позвонить? – спросила госпожа в пиджаке так, что я почувствовал: «нет» – единственный верный ответ.
– Нет.
– Надо, чтоб ты пока ни с кем лишним не пересекся. Мы должны подумать, как подать тебя публике. Идем, надо тебя в порядок привести.
Из здания мы вышли через какой-то запасной выход, как шпионы. Госпожа посадила меня в роскошную тачку, села за руль и выехала с парковки. Я еще никогда так близко не видел женщину, которая сама бы водила машину.
– Госпожа, разрешите спросить? – решился я. – А вы… Кто?
Она с юмором глянула на меня:
– Много будешь знать, скоро состаришься. Но мне нравится, что ты такой дерзкий, для группы это то что нужно. Можешь звать меня Бао.
Она включила радио, и я понял: разговор окончен. Мы ехали на юг, я сидел на заднем сиденье очень прямо, чтобы не тереться лишний раз о роскошную обивку – машина была просто идеальная, нигде ни пылинки, ни пятнышка.
– Ты знаешь английский? – вдруг спросила Бао.
Я покачал головой. Врать смысла не имело, слишком легко проверить. Если бы ко мне однажды подошел белый турист и спросил дорогу, я бы испуганно таращился на него, как персонаж какой-нибудь статьи под названием «Почему туристу в Сеуле лучше гулять только в центре и не ходить в район Мапо-гу».
Мы въехали на закрытую парковку красивого нового здания – так вот где штаб-квартира «Тэянг»! Точное место никогда не показывали в соцсетях, чтобы фанаты не дежурили там днями и ночами. Бао повела меня невыразительными коридорами, где пахло чистящим средством, приятным, как духи, и распахнула дверь комнаты. Я ошарашенно огляделся – красиво, как в отеле. Плотные шторы, бежевые обои, на полу – застеленный свежим бельем матрас, за дверью видна чистейшая ванная.
– Подготовили все для нового участника, – сказала госпожа, листая что-то в телефоне. – Вымойся и жди в халате, одежду тебе дадим новую. Я через полчаса за тобой вернусь. Но для начала выверни, пожалуйста, карманы.
Из карманов выпала только записка от женщины, спасшей меня от охранника.
– Это для Линхо, меня… меня попросили передать, – пролепетал я. – Это важно.
Госпожа развернула записку, прочла, хмыкнула и свернула обратно.
– Сам передашь.
Она осмотрела мои запястья, убедилась, что часов нет – я ведь мог с них кому-нибудь позвонить, – и ушла. А я вымылся, завернулся в огромный белоснежный халат и только тут сообразил: как же я узнаю, что прошло полчаса? Часов нигде не видно. Я прилег на матрас и застонал от наслаждения: какой же удобный! Ладно, услышу, когда дверь откроется, и тут же сяду. Я прикрыл глаза – и от всех потрясений немедленно заснул. Проснулся с тяжелой головой, лучше бы и не спал. В воздухе витал приторно-сладкий запах дыма, я кое-как разлепил глаза – и уставился на парня, сидевшего на полу около моего матраса.
В огромной бледно-лиловой футболке и черных спортивных брюках, босой, он сидел и курил вейп, крепко сжимая его в кулаке. Он понял, что я проснулся, но даже бровью не повел. Не встал, не представился – продолжал сверлить меня неподвижным, как у ящерицы, взглядом и глубоко затягиваться ароматным паром. Мой взгляд невольно поднялся к потолку, где висел детектор дыма. Парень тоже туда посмотрел.
