К. С. Килл
Гонщики кампуса. Бойфренд из книг
– Ты делаешь все, чтобы я его помнила, – язвит она.
Кто-то сегодня явно не в настроении. Интересно, что случилось? Может, она заболела? В любом случае это явно не из-за меня, мы же с ней уже несколько дней не виделись.
Повисает неловкая тяжелая пауза, и я судорожно ищу способ исправить ситуацию.
– Не видел тебя вчера. Прогуливала?
Думал, что она хотя бы повернется в мою сторону, но нет – лишь пожимает плечами и продолжает смотреть в одну точку вдалеке. Попробуем по-другому.
– Начал читать следующую книгу из списка и …
– Я же тебе сказала, сейчас не лучший момент, – прерывает она меня нервно на полуслове.
– Эй, полегче! Все в порядке?
– Нет, не в порядке! Не в порядке! – сверкает она яркими карими глазами. – Сегодня не лучший момент, черт тебя дери! И в предыдущие дни тоже было не очень, но сегодня особенно! Я пришла сюда, чтобы успокоиться, побыть одной, и у меня на то есть причина! – кричит она, будто пытаясь меня убедить в своем желании побыть одной.
– Какая?
Меняю тон, как только замечаю слезы в уголках ее глаз. Теперь уже никаких сомнений, что-то случилось, и я первый, кто может об этом узнать.
– Что-то случилось?
– Случилось то, что, куда бы я ни пошла, я всюду встречаю тебя! Оставь меня в покое, мне уже до тошноты надоело, что приходится бесконечно повторять тебе одно и то же. Не хочу я с тобой нянчиться! Ты привык, что все твои желания беспрекословно исполняются, но вернись уже на землю, я так делать не собираюсь!
Вау! Похоже, она действительно на взводе.
Когда мне показалось, что речь закончена, она нанесла контрольный удар, после которого оправиться я уже не смог.
– Знаешь, как называется то, что ты делаешь? Домогательство!
Ее последние слова встали мне поперек горла и приступом какого-то безумного кашля спустились ниже, в бронхи. В ушах зазвенело, а сердце бешено заколотилось.
Да, я понимаю, что был с ней немного настойчив, но ведь не домогался. Правда ведь не домогался?
Она посылала меня бессчетное количество раз, но никогда не делала это так жестко. Меня каждый раз это веселило, но не сейчас. Я никогда никого не домогался, эта мысль мне в принципе противна. Вот дерьмо, снова чувствую себя премерзко.
Я так привязался к самой мысли о том, что мы негласно играем в какую-то особую игру, а эти ее слова слишком больно ранили меня.
Домогательство.
Собираю свой обед обратно в сумку. Надеваю на голову кепку, так, чтобы козырек мешал ей увидеть мое лицо, и молча встаю.
Чувствую на себе ее взгляд, представляю, как она сейчас счастлива, что я, наконец, убрался. Что ж, она выиграла, оставляю ее в покое.
Отменяю занятие в спортивном клубе, куда мы договаривались пойти вместе с Льюисом, и возвращаюсь в квартиру. В таком состоянии я могу или сам травмироваться, или травмировать кого-то еще.
Нужно выплеснуть гнев и сожаление. Едва зайдя в комнату, с размаха бью кулаком в стену. Затем в приступе ярости сметаю все с письменного стола на пол и падаю на кровать, крепко сжимая виски ладонями.
Чувствую себя беспомощным, жалким, совсем не таким, каким я был до того, как моя сестра перевернула во мне все, во что я верил.
Да блин, Кэрри была моей надеждой, с ней мне было спокойно, а она вот взяла и так все… Меня до сих пор потрясывает от слова, которое она употребила. Домогательство.
Я почти смог отодвинуть на задний план ту самую фатальную беседу c сестрой в начале лета, забыть ее. Но тут каждое слово, произнесенное тогда Амелией, возвращается в полном объеме.
* * *
Мама настояла на том, чтобы сестра ехала обратно не на автобусе, а летела самолетом, и меня заставила везти ее в аэропорт. Гениальный план! С ней тяжело находится рядом даже в огромном доме, маленькое пространстве машины так и вовсе сущий ад.
Амелия вздыхает каждые пятнадцать секунд, а я сижу и размышляю, как придурок. Ее поведение для меня не ново, но после отцовского приступа мне все больше хочется какой-то семейной сплоченности, поддержки, и наше недопонимание задевает больше обычного. На протяжении всей недели я пытался поговорить с ней, но безуспешно. Пора бы прекратить эти детские игры!
Паркуюсь у тротуара и поворачиваюсь к ней. Она смотрит в окно на дорогу, затем достает телефон и проверяет время.
– Ты что творишь?
– Я слушаю тебя. Сейчас прекрасный момент, чтобы высказать все, что накопилось.
Больше ничего и не нужно было говорить.
– Из-за тебя я сейчас опоздаю на рейс!
– Давай, рассказывай.
– Поехали, – отвечает она, сверля меня неприятным взглядом.
– Нет уж, сначала ты мне все выскажешь, Амелия. Целых десять дней я терпел твое абсолютно незрелое поведение, но мне надоело. Давай, пора повзрослеть и все мне объяснить!
– Повзрослеть? – она начинает тяжело и громко дышать. – Да пошел ты знаешь куда, придурок!
– Вау! Такой конструктивный ответ! Достойный маленькой избалованной девочки. Ладно, то есть ты согласна, что вела себя по-идиотски, но у тебя не хватает смелости признаться в том, что проблема существует?
Это ее задело, и она покраснела.
– Смелости? Смелости! – рычит Амелия. – Это ты мне говоришь, ты, эгоистичный дебил? Срочные новости для тех, кто на бронепоезде: я пробовала, Донован, пробовала донести до тебя свою проблему и догадайся, что? Тебе было насрать.
– Да что ты такое говоришь?
– И вот неожиданно ты интересуешься, что со мной не так? – продолжает она в ярости. – Это просто смешно! Ты слегка, года так на три, опоздал, идиот несчастный!
Ситуация начинает выходить из-под контроля. Кажется, чего-то я не заметил. И все же, черт побери, о чем она говорит?
– Что, Донни, слетела с тебя немного спесь?
– Что я тебе такого ужасного сделал?
– Помнишь твоего суперклассного друга Купера? – на ее лице явно читается отвращение.
– Моего приятеля из старших классов? Я уже и забыл про него, столько времени прошло. Мы играли вместе в баскетбольной команде в лицее.
– Да, твой приятель. Помнишь, что я тебе о нем говорила тогда? Как жаловалась тебе все время на то, что он докапывался до меня каждый раз, когда ты приглашал его к нам домой? Разве сотни раз я четко и ясно не давала тебе понять, что мне не нравится, что я не хочу, чтобы он приходил к нам? Но вместо того, чтобы меня слушать, ты развлекался!
Не понимаю, куда она клонит.
При чем тут Купер, и каким образом он виноват в нашей размолвке?
Да, он подшучивал над ней, дразнил, но мне всегда казалось это забавным. Это же был мой приятель, и он играл с ней, как кошка с солнечным зайчиком.
– Ты оправлял его вместо себя забирать меня из школы, и не обращал внимания на то, как он барабанит в дверь моей ванной комнаты, чтобы я быстрее вышла.
У нее перехватывает дыхание. Я все еще в растерянности, но что-то тяжелое, мерзкое начинает подниматься во мне.
– Поэтому ты так обращалась со мной все это время? Из-за его невинных шалостей?
– А хочешь узнать, что такого невинного делал Купер в то время, пока ты только и мог, что думать о себе? Он звонил мне по ночам, он беспрестанно слал фотографии своего члена с разных незнакомых номеров и хвалился тем, что смог как-то раз зажать меня на кухне. Когда ты отправлял его за мной в школу, он запугивал меня. Однажды вместо того, чтобы отвести меня домой, он отвел на другой конец города. Я реально испугалась за свою жизнь, когда поняла, что мы идем не в сторону дома. Подумала уже, что он пошел меня… А потом он бросил меня посреди грязной улицы и ушел смеясь. Я вернулась домой почти ночью, а ты еще и наорал на меня.
Потихоньку у меня в голове начал складываться весь пазл. Отлично помню, как Купер мне сказал, что Амелии не было перед школой, когда он за ней пришел. Он спрашивал ее подружку, и та сказала, что Амелия ушла гулять с каким-то мальчиком. И тогда я, естественно, наорал на нее, потому что она была под моей ответственностью.
– Ты должна была мне все рассказать!
– Это длилось не один месяц, а тебя рядом со мной не было, – оборвала она.
– А он… Он тебя не…
Сжимаю крепко зубы, сейчас меня вырвет.
– Изнасиловал? Нет. Ему доставляло удовольствие меня запугивать.
Мне нужно выйти из машины. Немедленно!
Резко открываю дверцу и выхожу на воздух. Отхожу немного в сторону и не могу сдержать крика. Я очень люблю мою машину, но в этой ситуации не смог сдержаться и пинал, пинал ее по шинам и по дну. Снова сажусь за руль, мне необходимо куда-то поехать, чтобы в голове прояснилось.
– Почему ты не рассказала прямо обо всей этой дерьмовой истории? Три года, три, мать его, чертовых года! – кричу я и бью рукой по рулю.
– О нет, Донован. Ты не имеешь никакого права обвинять меня в этом. Не моя беда, что ты был настолько занят собой, что не обращал внимания на тех, кто тебя окружает. Тебе понадобилось столько времени, чтобы задать, наконец, правильные вопросы о нас обоих.
– Как, ради всего святого, я должен был обо всем этом догадаться? А родители?
– Не в твоих интересах им обо всем это рассказывать. Когда я поняла, что ждать от тебя помощи бесполезно, то решила разобраться со всем сама. В конце концов, ты уехал вместе с папой, и Купер растворился в закате…
Со сбившимся дыханием и ледяными руками я заезжаю на парковку аэропорта.
– Сейчас, когда я в курсе всей ситуации, давай продолжим нормально общаться.
– Ну уж нет, Донован. У меня нет никакого желания снова становиться маленькой, вечно восхищенной своим братом девочкой. Да и потом, даже жить с тобой рядом не надо, чтобы понять, как ты ведешь себя с девушками… Разумнее будет, чтобы каждый из нас продолжал идти своей дорогой.
Она берет свою сумку с заднего сиденья, выходит из машины и идет к терминалу аэропорта. Я совершенно растерян. Все внутри вывернуто наизнанку. Понимаю, что в ответе за все, что произошло, и самое худшее, осознаю, что отношение моей сестры – это не каприз избалованной девчонки, но девочки, которой пришлось страдать из-за того, что на нее забил старший брат. И мне нет прощения.
7. Кэрри
Я выиграла, он от меня отстал. Прошла почти неделя, а Донован Волински больше не приходил ко мне разыгрывать свой маленький спектакль. Ни единого раза. Вроде бы мне нужно свободно вздохнуть, ходить с гордо поднятой головой, спокойно вернуться к своим учебным будням и полностью вычеркнуть из жизни этой странный эпизод. Но нет. Почему это до сих пор меня волнует?
С удивлением замечаю, что взглядом ищу его в проходящих мимо компаниях и поднимаю голову от книги, когда чувствую, что кто-то приближается ко мне. Ненавижу себя!
Честно говоря, сто раз ведь его предупреждала, что не стоит до меня докапываться, но сильно теперь жалею, что так грубо послала его в прошлый четверг.
Правда, это был вообще не лучший момент для общения – я была на грани из-за моей проклятой мамаши. Знаю, что ей сейчас плохо и понимаю причины ее депрессии, но никак не могу смириться с тем, как она опустилась. В декабре будет уже два года, бог ты мой!
Короче, необходимость срочно ехать к ней совсем не входила в мои планы, за те пять дней, что я провела в ее компании, мне пришлось пропустить много важных занятий, и терпение мое окончательно лопнуло.
Донован не мог выбрать худшего момента, чтобы подойти ко мне.
Именно тогда его игры не показались мне забавными от слова совсем.
Я столько времени думала, что бы такого ему сказать, чтобы он раз и навсегда от меня отстал. Но не подозревала, что это будет так легко! Черт побери! Даже когда его нет рядом, он все равно занимает все мои мысли!
Позавчера видела его около стадиона, он выглядел расстроенным. Может, конечно, это во мне говорило мое чувство вины, но в груди резко защемило. Нужно решить этот вопрос, чтобы двигаться дальше.
– Алло, прием, ты здесь вообще?
Бекки стучит мне пальцем по лбу. Внезапно я вспоминаю, что она сидит тут уже добрых пять минут.
– Прости, о чем ты говорила?
– Что возможно я буду сегодня ночевать у тебя.
– Картер наказан?
– Очень! Этот гаденыш напялил на себя мои любимые туфли, и от них ничего не осталось!
– А зачем ему это? – спрашиваю я, пытаясь представить себе эту сцену.
– Чтобы сделать более реалистичной свою последнюю задумку! Только представь, его огромные лапы в моих туфлях Aquazzura[5]! Мне потребуется вся жизнь, чтобы стереть из памяти это ужасное зрелище. Поэтому сегодня ночью я к нему не вернусь!
– Мне до сих пор сложно поверить в то, что ты со мной общаешься, – тихо говорю я, наклонив голову. – Ведь я и понятия не имею, как выглядят туфли Aquazzura.
– Именно по этой причине мне было так спокойно, когда я жила с тобой… и твоими допотопными сандалиями, – закончила она, неодобрительно поглядывая на мою обувь.
– Пусть довольствуется компанией своих приятелей! – злорадствует она.
– Ты давно видела Донована? – осторожно спрашиваю я.
– Да нет, в начале недели, у Лейна, – отвечает она, ничего не заподозрив. – Скорее просто сидел там для галочки, даже ничего не сказал за весь вечер. Мне больше нравилось, когда он без умолку болтал и рассказывал о своих фанатках из группы поддержки. Он такой противный теперь стал!
Анализирую ее слова, сердце бешено стучит.
– Ты хочешь забрать свои вещи? – продолжает она, не меняя тона.
– Какие вещи?
– Ну, те, что ты забыла у него в машине. На прошлой неделе он спрашивал у меня, где ты. Хотел вернуть.
Какой врунишка!
– А, да, вещи. Хочу забрать. Ладно, я пошла, если надумаешь прийти ночевать – сообщи заранее.
Знаю я ее, она не способна спать в какой-либо другой кровати, кроме кровати своего парня.
У меня будет отличная возможность провести спокойный вечер под одеялом и насладиться новым романом. И самая большая проблема для меня сейчас – это выбрать, с какой книги начать. Кажется, лучше всего подойдет что-нибудь легкое, романтическая комедия, чтобы поднять настроение. Что до драм, то их хватит мне и в моей собственной жизни!
Подойдя к перекрестку двух аллей, я замедляю шаг и решаю сделать небольшой крюк, чтобы зайти в кафе неподалеку. Моему организму требуется пироженка! Пять минут ходьбы, и вот уже звенит колокольчик над стеклянной дверью, и я встаю в конец длинной очереди, рассматривая студентов, сидящих в кафе.
Вдруг замечаю знакомый силуэт. В глубине кафе напротив окна сидит Донован, подперев рукой голову, и потерянным взглядом смотрит на залитый солнцем парк, размешивая пластиковой ложкой сахар в стакане.
Отсюда он выглядит таким несчастным, что у меня начинает болеть живот. Это же Донован Волински, черт побери! Да как вообще моя скромная персона может быть хоть как-то причастна к его плохому настроению?
Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, это уйти и не провоцировать его, но вопреки моему желанию ноги несут меня к нему. Ладно, извинись, чтобы покончить с этим, и дело с концом.
Сажусь на стул напротив него и слегка постукиваю пальцами по столу. Он продолжает внимательно изучать всех, кто входит и выходит из кафе. Трижды громко откашливаюсь, прежде чем он поворачивает голову в мою сторону.
– Что нового, Волински? – пытаюсь я завязать непринужденную беседу.
Так, Кэрри, давай без глупостей, ладно?
– Неважно выглядишь, – добавляю тут же я, чтобы хоть как-то сгладить свое появление на сцене.
– Как приятно снова тебя видеть, Кэсси!
Он специально делает акцент на букве «с», чтобы меня позлить, но в то же время не пускает в ход своих привычных шуточек.
– Что ты здесь делаешь? – продолжает он, вздохнув.
– Шла мимо кафе и вдруг уловила флюиды дурного настроения, исходящие от тебя. Решила зайти проверить, как ты тут. Я вообще-то очень милая девушка, к тому же большой специалист в области отношений… Понимаешь, о чем я?
– Не совсем. Если честно, твой рот не закрывается уже минуту, но я слышу одно только бла-бла-бла. Может быть потому, что обычно ты обращаешься ко мне более…
– Прямолинейно?
Он пожимает плечами и подносит ко рту стакан с кофе. Определенно, он не такой, как всегда. Вообще-то, я подошла к нему, чтобы извиниться, но сейчас отчетливо понимаю, что этого будет недостаточно.
– Так, ладно, отбросим все эти любезности. Что с тобой случилось?
– А! Ну вот это и произошло, я, похоже, очутился в параллельной реальности, где ты вдруг стала такой приветливой! – иронизирует он, оглядывая меня с ног до головы.
– Говори, – приказываю ему, теряя терпение.
Да уж, у меня просто талант к общению, ничего не скажешь!
– Все очень хорошо.
– Ага, ну да, конечно. Радость просто на лице у тебя написана, куда бежать. Так все хорошо, что аж вены от счастья вскрыть хочется.
– С каких это пор тебя волнуют мои дела?
– С того самого дня, как ты прекратил…
– Домогаться тебя? – он резко сжимает стакан. – Я услышал тебя, Кэрри, и понял. Десять из десяти.
Я хмурюсь, первый раз вижу его таким кислым. Очевидно, мое поведение стоит ему уже поперек горла. Так, ладно, возвращаемся к плану А, иду покупаю пироженку и дальше живу своей тихой спокойной жизнью. Черт, не могу поверить, что я все-таки делаю это!
– Послушай, в четверг… – заминаюсь я и поправляю на носу очки.
Да уж, похоже, у меня как раз те проблемы, о которых говорила мать.
Отважусь ли я когда-нибудь на то, чтобы перешагнуть через болезненные правила? Или это всегда будет любимой больной мозолью?
– В четверг я…
– Не хочу говорить.
– Значит, закрой рот и дай мне сказать! – отвечаю я и хлопаю ладонью по столу. – В прошлый четверг у меня был очень плохой день, и даже несмотря на то, что я миллион раз просила тебя оставить меня в покое, ты все равно продолжал меня доставать, но мне не нужно было так с тобой разговаривать. Вот, в общем, я очень об этом сожалею.
Миссия выполнена! У меня перехватило дыхание, беру без разрешения его стакан и делаю большой глоток теплого кофе. Меня аж скрючило.
– Блин, это ж сколько ты кладешь туда сахара? Отвратительно!
Выплевываю остаток кофе обратно в стакан и ставлю его между нами.
Донован обиженно пожимает плечами, берет стакан и бросает в мусорку. Опираюсь локтями на спинку стула и, наконец, с облегчением вздыхаю.
– Ну что, тебе лучше? – спрашивает он, также поднимаясь.
– Да.
– Рад это слышать.
– Вообще-то ты должен был сказать «я принимаю твои извинения, Кэрри».
– Понятно.
Жду, что он продолжит, но он только пристально смотрит на меня. Жестом приглашаю его сесть за стол.
– Я принимаю твои извинения, Кэрри, – хмуро продолжает он. – Освобождаю тебя от угрызений совести, ты можешь продолжить свою замечательную жизнь без страха встретить меня на пути.
– Отлично!
– Отлично.
На протяжении минуты, показавшейся мне вечностью, мы смотрим друг на друга. Мне нужно было давно уйти, но я не могу оторваться от его глаз. Они так блестят и, сама не знаю почему, у меня сжимается сердце.
– Что с тобой не так? – слышу я свой голос, который против моей воли задает этот вопрос самым участливым тоном.
У него совершенно отстраненный вид, пальцы впились в кожаную обивку сиденья.
– Я прекратил тебя домогаться, принял твои извинения, – с горечью перечисляет он. – Почему ты до сих пор здесь?
Хороший вопрос! Может быть, это мазохистская сторона моей натуры?
До сегодняшнего дня его дебильная просьба не имела для меня никакого значения. Но, видя, что его это действительно волнует, я вдруг поняла, что все сложнее, чем казалось.
– Знаешь, если бы ты сразу открыто рассказал мне все, то я бы с большей симпатией отнеслась к твоей просьбе.
– Это было глупо, да! Но, как говорится, шанс упущен.
– Почему для тебя это так важно, стать хорошим парнем? Может быть ты… ты чувствуешь себя одиноко?
– Чего? Ничего подобного! – взрывается он. – Давай, прекращай играть в доморощенного психолога, тебе это не идет!
Как же он меня раздражает…
– Или, может, ты влюблен в девушку, которая не в восторге от твоего такого поведения.
– Какого такого?
– Развратного? – одними губами произношу я. – Ни в коем случае не хочу тебя обидеть.
– Ты знаешь, как поднять мне настроение, вот уж точно, настоящий дар.
– Спасибо, что заметил, не представляешь, чего мне это стоило. Особенно когда ты продолжаешь вести себя как настоящий придурок. Даю тебе последний шанс, парень: почему ты хочешь измениться?
– Этим летом произошло кое-что очень важное, – он наклоняется ближе ко мне. – Бог пришел поговорить со мной во сне и сообщил, что меня ждет великое будущее, если я перестану творить всякую дичь.
Ладно, честно пыталась вести себя с ним по-другому, видя его в не самом лучшем состоянии, но теперь я сдаюсь. Он меня простил, собственно, что и было нужно, чтобы продолжить спокойную жизнь. Игра окончена.
Перекидываю через плечо ремешок сумки и встаю.
– Хорошего дня, Донован. Желаю тебе оставаться таким же высокомерным тупым уродом, вонючим и…
Пожалуй, достаточно.
На этом заканчиваю свою слегка абьюзивную тираду, выразительно дернув головой. Нужно было добавить еще что-нибудь про его яйца, но тогда бы он точно решил, что это моя навязчивая идея. Это фиаско! Но, между прочим, в этот раз я даже не испытываю ни малейшего угрызения совести, что так с ним разговаривала!
Разворачиваюсь и иду к выходу, но, не сделав и трех шагов, вдруг чувствую на своем локте его железную хватку.
Донован напряжен до предела, с трудом дышит.
– Этим летом кое-что действительно произошло, – снова начинает говорить он.
Сверлю его взглядом и пытаюсь освободиться. Он берет меня под руку, и мои ноги практически отрываются от пола. Сейчас мой нос находится на уровне его грудных мышц, и я могу рассмотреть их во всех подробностях. Надо сказать, что вблизи они выглядят так эффектно, что и подумать было нельзя.
Он все еще меня не отпустил и, что еще хуже, прислонился щекой к моему виску и начал шептать мне на ухо.
– Это моя сестра… – продолжил он свой рассказ. – Я повел себя с ней, как последнее дерьмо, и вся эта история с парнем, это не более чем просто способ, чтобы не съехать с катушек окончательно. Не хочешь присесть?
Все мои мысли, которых было всегда предостаточно в его присутствии, вдруг куда-то испарились, и я просто киваю головой и делаю шаг назад.
Вместо того, чтобы отпустить мой локоть, он слегка ослабляет хватку, а его пальцы гладят мою руку. Мне настолько не хватает мужского внимания, что этот простой жест вызывает дрожь во всем теле! Причем он делает это не специально, вижу по его взгляду.
Сажусь на прежнее место напротив него и наблюдаю, как он покупает нам кофе. Сейчас, когда он, наконец-то, начал говорить, я вне себя от любопытства. Но, конечно же, придется делать вид, что мне все это не особо интересно. Ведь даже речи быть не может, чтобы он понял, что его интересная история будет держать меня как рыбку на крючке!
– Итак, твоя сестра… – начинаю я, как только он возвращается.
– Так, сначала пообещай мне, что никому не расскажешь.
– За кого ты меня принимаешь?
– Мы даже толком не знакомы.
– Это было раньше, в старые добрые времена, – улыбаюсь ему, но он неподвижен.
– Да или нет?
– Да! Обещаю, клянусь, что…
– Ладно. Верю. Напомнить тебе, на чем мы остановились?
Он сделал небольшую паузу, прежде чем начать свой рассказ, который меня уже невероятно заинтриговал.
– Амелия младше меня на три года, – с трудом начал он. – И на протяжении нескольких лет мы не общаемся. Совсем. Ну, или можно охарактеризовать наши отношения как «весьма напряженные».
– Почему?
– До этого лета и я сам все время задавал себе этот вопрос. Когда мы были детьми, то прекрасно ладили друг с другом, но потом, когда я поступил в лицей, немного отдалился от нее, потому что… в то время меня волновало кое-что другое.
– Кое-что с грудью, надо полагать? – вопросительно приподнимаю бровь.
– Ага. Кстати, в то время у меня была девушка с такими большими… так, ладно, кажется я отвлекся.
– Да нет, что ты.
– Из-за твоей манеры так на меня смотреть, я все время теряю нить разговора! – перебивает он и прижимает колени к груди.
– Давай, продолжай уже, блин!
Я тороплю его, но в то же время прекрасно понимаю, каких усилий ему стоит рассказать то, что он собрался.
– Наши родители развелись, когда я должен был поступать в университет. Моему отцу тогда предложили тренировать команду «Бакиз», и мы вместе с ним уехали, а Амелия осталась с мамой в Вашингтоне. Из-за этого мы стали видеться еще меньше обычного.
Развод? Не самая любимая тема для разговоров, уже жалею, что задала этот вопрос.
– Не знаю, слышала ли ты, но у моего отца был сердечный приступ, случился прямо во время последнего матча перед летними каникулами.
– Да, слышала краем уха, – мне, если честно, немного стыдно, но я совсем об этом забыла. – Как он поживает? С ним все в порядке?
– Да, опасность миновала.
– Хорошие новости. И…
– Моя мама приехала ухаживать за ним на целый месяц…
– Ты же только что сказал, что они развелись? – прерываю его, не в силах сдержаться.
– Ага, но они хорошо ладят. Даже, можно сказать, лучше, чем прежде.
Я постаралась всеми силами скрыть те чувства, которые вызвали во мне его слова. Так хотелось, чтобы и с моими родителями было так. Сразу вспомнилось все, что пришлось пережить, когда мой отец сбежал от нас.
– Ну, понятно. А какое это имеет отношение к твоей сестре?
– Она тоже приезжала на несколько дней в июле, и отношения между нами были, как обычно в последнее время, холоднее, чем на Северном полюсе. Но в этот раз я заставил ее расколоться. У меня было ощущение, что она на что-то дуется на протяжении нескольких лет, и мне хотелось, чтобы она высказала, наконец, все, что накипело. Думал, это будет какая-то детская глупая обида, но… к сожалению, нет.
– Что же с ней случилось?
Казалось, он будто боится не добраться до конца своего рассказа и говорит, говорит без остановки. Его лицо мрачнеет с каждой произнесенной фразой.
Чувствую привкус горечи во рту. Надеюсь, эта история не закончится так, как я думаю.
– Купер ее… – шепчу, наклонившись к столу.
– Нет, конечно, слава богу! – выдыхает он, широко раскрыв глаза. – К счастью, он уехал в университет одновременно со мной, а то, кто знает, что он мог бы еще сделать.
Донован вдруг резко бьет кулаком по столу и, скрипя зубами, издает нечеловеческий рык. Я дрожу, меня тянет к нему, и приходится сплести пальцы в замок, чтобы не взять его за руку.
– Я не отдавал себе отчета, что натворил. Амелия стала меня избегать, и я, даже не попытавшись разобраться почему, уехал в универ. Это же всего лишь моя мелкая вредная сестра, а я – старший брат, чемпион по баскетболу. Мне казалось, что так все и должно быть, все нормально. Уже сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что она пыталась со мной об этом поговорить, говорила мне, что этот парень странный. Намекала, но я, блин, не обращал внимания. Был так сосредоточен на себе, что просто забил. Она воспринимает меня как…
– Соучастника?
– Вот именно, – прошептал он, судорожно проведя рукой по лицу.
– Она могла бы поговорить с вашими родителями.
– Я говорил ей то же самое, но она засмеялась, будто ничего тупее в своей жизни не слышала. Хотя чего уж, мой отец был по уши занят карьерой, мама слишком много времени проводила в больнице. Не считая того, что они были на грани развода. Сестра была под моей ответственностью большую часть времени, а я все просрал. Она всегда восхищалась мной, а я так с нею поступил. Ненавижу себя.
– А что случилось с этим уродом? Скажи, что ты здорово ему навалял!
– Уж поверь, очень бы хотел. Но кто-то успел сделать это до меня. Он разбился на машине в Сан Диего на втором курсе. Умер на месте.
– Кармааа! – кричу так громко, что на меня начинают оборачиваться.
Донован смеется, а я краснею.
– Это было не очень красиво… – шепчу одними губами.
– Я никогда никому об этом не рассказывал, ни родителям, ни друзьям… – шепчет он, проводя пальцем по столу.
– Ты можешь мне доверять.
– Странно, мы почти не знакомы, но я это знаю.
Он быстро поднимает на меня глаза, как бы подтверждая взглядом искренность своих слов.
– Все лето я провел, вспоминая прошлое, перебирая события тех лет, пытался найти себе какие-либо оправдания, но не нашел ни одного.
– А твоя сестра? Она оправилась от всей этой истории?
– Говорит, что да. Записалась на бокс, чтобы выплеснуть эмоции, и вот уже год как встречается с парнем. С хорошим парнем, кстати.
– Она до сих пор на тебя злится?
– Да… Я уже извинялся сотню раз, отправлял ей сообщения, пытался позвонить. Но она продолжает меня игнорировать. Ей нужно время, и я перед этим бессилен. Хочу показать ей, что все понял и хочу исправить.
– Я единственная дочь в семье, мне сложно представить, каково это, потерять доверие сестры. Мне очень жаль ее… и тебя.
– Меня? – улыбается он, склонив голову.
– Да.
В его глазах промелькнула светлая грусть, и я была почти готова взять его за руку, но сдержалась. Слишком много сочувствия серьезно вредит здоровью.
– Хочу, чтобы она меня простила, но для этого я должен доказать ей, что изменился. Знаешь, что самое ужасное во всей этой истории? До того, как я понял это, был жалким эгоистом, который только и думал, с кем бы бездумно трахнуться.
– Ну, это не так уж страшно, большинство людей именно так и живут. Поверь мне, у этого нет даже возраста…
Не так ли, папочка?
– Я был отвратительным старшим братом и не могу ничего изменить.
– А сейчас ты думаешь, что, став хорошим парнем, искупишь свою вину? – картина начинает потихоньку проясняться.
– Да, смысл в этом. Тебе это кажется идиотизмом?
Немного.
– Не совсем понимаю, почему тебе нужно меняться по отношению к девушкам? – говорю я в надежде докопаться до истины.
– С моей точки зрения все выглядит очень даже логично.
– Это главное.
Возникает пауза. Чувствую на себе взгляд Донована, пока рву свою салфетку на мелкие кусочки. Вдруг я понимаю, почему его так задели за живое мои обвинения в преследовании.
– Мне так жаль, что сравнила тебя с домогателем. Это было жестоко.
– Я очень разозлился, когда ты это сказала. Но, признаюсь, что и правда был весьма настойчив.
– Да, это еще мягко сказано.
И снова тишина. Ненавижу мысли, которые лезут сейчас мне в голову. Всегда видела Донована таким, каким он хотел всем казаться, и никак не могу понять, как он мог прийти к такому выводу. Стать достойным парнем, чтобы успокоить свою совесть, это звучит так странно! Однако, восхищаюсь тем, что он все-таки пытается исправить свои ошибки.
– У меня сейчас пара, – вдруг говорит он, заглянув в телефон. – Было очень полезно с кем-то поговорить. Я… Спасибо.
Он что, так просто уйдет?
– Да не за что, – выдыхаю я, хрустнув пальцами.
– Может, пересечемся еще как-нибудь, случайно, – добавляет он, поднимаясь со стула.
– Кто знает?
Сквозь толпу студентов идем с ним к выходу.
– Доброго дня, Кэрри.
– И тебе.
Он поднимает руку и уходит.
После того, как он мне все рассказал, я ждала новой просьбы о помощи.
Смотрю вслед его огромному силуэту и, сама тому не веря, улыбаюсь, заметив, как он оглядывается. Может быть, мне нужно… Нет! И потом, как вообще можно поверить в то, что мои губы могут произнести какую-то магическую формулу успеха, это просто абсурд!
