К. Хеллен
Тайник. Сборник

05. четверг

К утру мы с Лисом вытащили из дома все упавшие балки и сгоревшую мебель.

– Хорошо. А теперь разведи огонь и собери лук, – строго сказал Лис, едва я присел на обломки шкафа.

– Огонь?.. Я не умею…

– Плохо. Очень плохо… Тогда слушай, как это делается…

И Лис принялся мне объяснять, как разводить огонь. И после пятой попытки под моими руками заплясали весёлые искры.

– Уже лучше. А теперь иди и собери лук, помой его, почисть и порежь, а я… кое-что принесу…

И пока я собирал, мыл, чистил и резал лук, Лис действительно вернулся, что-то держа в зубах. Когда он положил это у моих ног, я увидел, что это заяц.

– Мистер Фокс! Это же заяц! – воскликнул я.

– Да, Томас, это заяц. А вот это костёр, на котором ты приготовишь нам завтрак, – сказал Лис.

– Но… я… не умею разделывать зайцев… – поморщился я.

– Это просто… Возьми нож и делай, что я тебе говорю.

– Но… он же… – скривился я, и голос мой задрожал.

– Просто возьми нож и делай, что тебе говорят, – спокойно сказал Лис.

И мне пришлось слушаться его, потому что я был очень голоден. Мне было ужасно неловко, когда я сам, как зверь, вгрызался в сочное прожаренное мясо зайца, а Лис только сидел и молча смотрел на меня. Он дал мне съесть столько, сколько я мог. Остатки и кости он подъел сам.

– А теперь тащи сюда ведро с гвоздями и топором. Сейчас мы пойдём в ближайшую рощу, и ты нарубишь там ровных ивовых веток. А я тем временем поищу вашу мисс Шерри.

Я покорно притащил ведро.

– Рубить-то ты умеешь? – спросил меня Лис, выходя за калитку.

– Нет… – признался я.

– А ты когда-нибудь дрался?

– Ну… было дело.

– С братом?

– Нет. Мы с ним никогда не дрались… так, с соседским парнем.

– Что ж, тогда тебе будет немного легче… Рубить – это просто… Правда, строить сложнее… но у тебя получится.

– Главное – верить в это! – сказал я.

Но Лис ничего не ответил, он только посмотрел на меня через плечо и пошёл дальше. Странный такой. Всё ещё в нашем грязном шарфе.

К полудню он привёл смирную мисс Шерри. Она выглядела устало. И только протяжно мычала, когда я привязывал её к колу.

– Хорошая девочка. Хорошая… – приговаривал мистер Фокс, украдкой облизывая свои блестящие зубы.

Под его руководством я очистил ветки от сучьев и прутьев. Из прутьев я связал метёлку, а из веток мне пришлось делать крышу. Я был послушен и делал всё, как говорил старый Лис, я старался изо всех сил, я хотел показать ему, что могу, хотел выслужиться перед ним, как все мальчишки перед старшими. Поэтому очень скоро сам удивился тому, что предстало перед моими глазами, а именно: лёгкая и прочная крыша.

– Теперь подкати сюда повозку, полезай на неё и прикрепи крышу к стенам.

– Но как?!

– Полезай. Я тебе скажу…

Крыша действительно оказалась лёгкой, но я раза три падал сам и ронял её. Лис же терпеливо подбадривал меня, помогая даже зубами завязывать распускавшиеся узлы верёвки, которой я перетянул крышу, чтобы было удобнее её поднимать. Следуя его советам, зачастую казавшимися мне бредовыми или невыполнимыми, мне всё же удалось прикрепить крышу к стенам, причём настолько крепко и надёжно, что и сам я потом не смог сдвинуть её с места. Но когда, радостный, я спустился на землю, Лис уже не разделял моей радости.

– Бери метлу и выметай дом, – сказал он. – Потом наберёшь воды и вымоешь стены и пол.

– Да… мистер Фокс, – сказал я.

И пока я выметал всю гарь из дома, Лис копошился, вытаскивая из сгоревшего шкафа тряпки и складывая разбросанные мной ветки и палки, и инструменты в угол сада, за колодец.

К вечеру я зажарил второго зайца, принесённого Лисом, и мы выпили молока, которое я надоил с мисс Шерри.

– Вот, осталось ещё немного, – сказал мистер Фокс, облизывая морду.

– Да, но мама и Ави…

– Тебе ещё предстоит починить дверь и восстановить сгоревшую мебель, рано ещё расслабляться. Скоро ночь, а ты должен успеть до луны.

– Чтобы не видеть, как она прячется за тучи? – спросил я.

– Откуда ты знаешь?

– Мама так говорила…

– Хм! Правильно… очень хорошо…

Ночью я не выпускал из рук гвоздей, топора и молотка. Лис научил меня бить топором по древесине так, что на ней не оставалось махрушек и зазубрин. Он сказал, что у меня твёрдая рука и что из меня мог бы получиться толковый воин, если бы я того захотел. Но тогда я хотел лишь одно: закончить мастерить третью кровать и приняться наконец-таки за стулья, потому что сервант, шкаф и стол уже были мной возвращены на свои прежние места в доме.

К рассвету на кухне уже стояли четыре ивовых стула с плетёными спинками. Обессилев, я рухнул на свою кровать и больше не мог подняться. Лис принёс мне бледной моркови. Тонкой и почти ещё неспелой, но вымытой в колодезной воде.

– Съешь, – сказал он. И я съел её.

– Ты молодец, Томас. Я горжусь тобой! Из тебя вырастет толковый ирландец. Но… мне пора уходить.

Я испугался.

– Мистер Фокс, останьтесь!

– Нет-нет. Я пойду. Теперь ты и сам справишься.

– Пожалуйста. Не оставляйте меня!

– Я с тобой, мой мальчик. Запомни это. А пока посиди здесь. Помолись за маму и брата. Им сейчас это очень нужно. И попробуй как следует выспаться. Ты хорошо поработал, и тебе нужно хорошенько отдохнуть.

– Я не смогу уснуть. Я ничего не знаю об Ави и маме. Как они там… Что с ними…

– С ними всё хорошо. Верь мне.

– Потому что на этой земле нет ни холодных, ни тёплых потоков. Здесь есть только то, во что ты веришь, и только те, кого ты любишь, – вздохнул я.

– Это тоже сказала мама? – спросил Лис, остановившись у двери.

– Да.

– Мудрая женщина. Славная. Да хранит её Господь. Мне пора. До того как прозвонят к обедне, мне лучше вернуться в свою нору. Я тоже помолюсь за Августина и за твою маму. Кстати, как её зовут?

– Эмер.

– Эмер… Древнее, хорошее, доброе имя, – сказал Лис и бесшумно выскользнул за дверь.

Я немного полежал на животе. Всё во мне было почему-то так спокойно… Я помолился теми молитвами, что вспомнил, и, повернувшись на спину, забылся крепким сладким сном. И снился мне луг. Цветущий луг жёлтых цветов. И рыжий-рыжий мистер Фокс брёл по нему и улыбался небу. Синему-синему. Как его глаза. И мой сон был тих и спокоен, и меня переполняла какая-то радость и великая гордость. Да, я был горд собой, потому что лис похвалил меня, и эти слова были так дороги мне… Я горжусь тобой. Мой мальчик… Никогда ещё я не слышал, чтобы такие слова произносил мужской голос. Тем более мне… И я даже заулыбался во сне.

Я проснулся к полудню. И спустился в подвал. Удивительно, но он совсем не пострадал при пожаре. Впрочем, он и не должен был, ведь есть ещё в мире справедливость. То есть встречается ещё иногда. Как и настоящая Любовь. Там, в подвале, я и нашёл себе винтовку и патроны. Я не умел стрелять, но должен же был кто-то теперь думать об обеде и ужине… Не ходить же есть к старому отцу Стенли, когда я и сам могу… о себе позаботиться. И я радостно похлопал по винтовке рукой. Так начался мой день.

05. пятница

Когда я выбрался из подвала, то первым делом обошёл весь дом и весь сад. Осталось раздобыть где-нибудь занавески и бельё, и можно считать, что пожара и не было. Посуда осталась, инструменты тоже. А что ещё нужно для честного ирландца? Когда я ещё обходил дом, то услышал вдалеке топот копыт. Не медля ни секунды, я выскочил за калитку. Моё сердце запрыгало в груди. Это была мама. Она придержала лошадь, но не дала ей остановиться, и кляча загарцевала у ворот. Мама была в каком-то не по размеру большом платье безвкусного пошива и цвета. Она была бледна, но, увидев меня, улыбнулась.

– Томас! Мальчик мой! Я отвезла Ави в больницу. Мне придётся побыть с ним всё это время. Врачи не опасаются за его жизнь, но ему нужен постоянный уход. Я не могу платить сиделке, поэтому… Садись, я отвезу тебя к МакКхеттам…

Но я лишь нахмурился.

– Нет, мама. Я останусь. Скажи только, что я могу пока поохотиться на зайцев.

Мама наклонилась ко мне с лошади.

– Пока мы с Ави не вернёмся, ты можешь делать, что тебе угодно, – прошептала она и поцеловала меня в макушку.

И тут, видимо, она заметила наш дом и наш прибранный двор.

Она ничего не сказала, но посмотрела на меня с такой любовью.

– Ты настоящий ирландец и настоящий мужчина, – сказала она. – Для меня это большая честь. Учтите это, Томас МакЭйрдан.

И она уже повернула лошадь назад, но я окликнул её.

– Мама, что с ним?

– Не волнуйся, с ним всё в порядке. Теперь всё уже позади. Он выберется. Ничего страшного.

– Ави слабый и тощий. Что с ним?

– Он немного надышался гарью, у него разбита голова и сломана пара рёбер, а в остальном он вполне цел и вполне жив. Он просил передать тебе привет.

– Он уже пришёл в себя?

– Нет. И поэтому я уже еду…

– Мама, так значит, про привет ты всё придумала? Мама!!! Но она уже гнала лошадь обратно.

– Как только будет возможно, я привезу тебе всё, что нужно, а пока попроси всё необходимое у отца Стенли, будь умницей, моё солнышко! – крикнула она через плечо.

Я долго смотрел, как она скачет прочь. Смотрел и улыбался. Потому что не всё было так плохо, как это могло бы быть. А к отцу Стенли идти придётся. Как бы я того не хотел. Ну и чёрт с ним! И с этой паршивой никчёмной гордостью. И я пятернёй растормошил себе волосы. Страх отпустил меня, и на его месте оказалась радость. Ави выберется. Он хоть и тощий и слабый, и на час двадцать три меня младше, да всё равно скоро вернётся. Ведь я так хочу этого и нисколечко не сомневаюсь, что так оно и будет. Так оно и будет, хоть ты тресни. Или пусть меня вздёрнут на первом же дереве паршивые англичане!

Взяв с собой ведро с патронами и ножом, я отправился к отцу Стенли, по пути высматривая зорким глазом пугливых зайцев, ну или, на худой конец, крылатую дичь. Интересно, где нашёл Лис зайцев, когда за несколько дней мы с братом не видели ни одного зверя, кроме него самого?! Не увидел на этот раз и я. Шёл я быстро и легко, даже насвистывая себе под нос что-то вроде боевой песенки.

К отцу Стенли я постучался в самый разгар дня. Моё раскрасневшееся румяное и улыбающееся лицо неописуемо смутило его, когда я объявил о цели своего визита и о случившемся. Отец Стенли провёл меня в церковь, а оттуда в пристройку, где он и жил, единственный и верный её обитатель. Вскоре я ещё больше жалел, что обратился к его святейшеству… Он сразу наградил меня тремя великолепными церковными пледами и пожаловал мне несколько подушек, обувь и рубашку, правда, на размера два больше моего собственного, но весь ужас ждал меня впереди. Он предложил выпить с ним чаю, и мне было крайне неловко отказаться, однако в промежутке между моим неосновательным рассказом и вручением мне всего нужного по хозяйству он успел просветить меня насчёт необходимости постоянной молитвы, еженедельной исповеди и причастия, а в довершение ко всему осведомить меня о нелёгком жизненном пути Игнатия Лойолы. И едва не взялся цитировать мне святого Августина, чего, конечно, бы я ему никак не мог позволить (доводить меня Лойолой и Августином имел особую привилегию только мой брат, больше подобной пытки я бы не позволил над собой никому другому, даже самому Лойоле и святому Августину). И, дабы спасти самого себя, я, как бы это ни было низко и льстиво-неправдоподобно, принялся расхваливать его чай, пахнувший клопами. Заподозрив неладное, отец Стенли имел-таки совесть замолчать и погрузился в мрачные раздумья. То ли над судьбою мамы и Ави, то ли над горькой истиной о горьком его чае, в который он по простоте душевной всегда забывал класть хотя бы пол-ложки сахара. Солнце пробивалось в небольшое окошко над нами и светило прямо на стол. Отец Стенли выглядел устало и даже обиженно. Я шмыгнул носом. Когда ещё я смогу поговорить с отцом Стенли по душам и выспросить у него всё самое важное? Когда ещё представится такой случай? Я виновато кашлянул и посмотрел на свой нетронутый чай с восхищением и, зажмурившись, сделал блаженный глоток.

– Скажите, отец Стенли, а вы верите в сидов?

– В сидов? – произнёс он удивлённо, наконец забыв о своём клоповом чае и своём раздумье на высокие темы бытия.

– Да, в сидов. В ши. В духов холмов, – серьёзно добавил я.

– Ты спрашиваешь меня как ирландца или как священника? – возвышенно прогнусавил он.

– Как единственного человека, которого я сейчас могу спросить об этом, – кротко ответил я, опуская очи долу.

– Тогда я тебе отвечу. Как священник, я не верю в сидов, потому что это языческая ересь, но как ирландец…

– Вы знаете, что они существуют, – закончил я.

– Да, сынок. Они существуют, – вздохнул отец Стенли и перекрестился.

– Расскажите о сидах, – попросил я.

Отец Стенли замялся и сделал три торопливых глотка.

– Сын мой, давай я лучше тебе расскажу о святом Патрике или Колуме Килле…

– Нет-нет, отец Стенли. Я уверен, Ави, когда вернётся, прожужжит ими мне все уши. Расскажите мне о сидах. Что вы знаете о них?

– Ты читал легенды?

– Да, святой отец. Но я хочу услышать истину… (сама кротость)

– Ах, вот оно что… Августин, твой брат, не одобрил бы твоего упорства, – произнёс отец Стенли, сдаваясь.

– Напротив. Он бы понял меня.

Отец Стенли пожал плечами и отодвинул чашку. Видно было, как не хотелось ему рассказывать мне о сидах, но деваться ему уже было некуда: он, как мисс Шерри, оказался привязанным к колу и мог теперь бодаться сколько угодно.

– Ну что ж, Томас. Сиды, иначе ши, – это духи. По сути своей они похожи на демонов – падших ангелов, но они древнее их, и называть их демонами было бы не совсем верно. Ши, или сид, не имеет ни плоти, ни пола. Только имя – оно и есть его суть. По желанию своему и усмотрению сид может обратиться юношей, девушкой, стариком, старухой, деревом, камнем, птицей. Исчезнуть или, наоборот, войти в телесный облик и стать как человек во плоти и крови. Правда, живут сиды вечно, так как они духи, и они вечно молоды, как это ты мог читать в легендах. Красота этих духов дьявольская, и смертному нельзя смотреть на них, ибо их красота невыносима, она подчиняет дух человеческий, и он слаб перед ней. (На этом месте отец Стенли перекрестился и продолжил). Сиды сильны в пороке и сильны в магии. Говорят, что это они научили людей колдовству и язычеству, потому что раньше на Земле царствовали лишь сиды. Сами же они никому не служат и никого не боятся. И защита от них – только вера в Господа. Для них она не губительна, но слова Божьего они боятся. Кроме того, они не знают Радости и не знают Любви и Счастья, потому что на чувства подобные они не способны, за что и мстят всем, кто способен на них. Сиды – старые враги людей. Но они коварны. Им и самого чёрта перехитрить, что раз плюнуть. Нельзя им верить, ибо они непостоянны. Изменчивость – вот единственная неизменная черта всех сидов. Вот, собственно, и всё. Ты что-то ещё хочешь знать о них?

– Да, отец. Кто властвует среди них?

– Владыка всех сидов. Я не смею называть его имени.

– Почему? Это запрещает церковь?

– Нет. Церковь здесь не при чём… Это просто… Томас, я не могу тебе назвать его имени. В легендах оно есть, поищи, если так хочешь.

– Святой отец, а можно ли разрушить проклятье Владыки всех сидов?

– Проклятье Владыки? Нет… Это невозможно. Его можно избежать, но не разрушить. Слово его сильно, как и закон Божий. Но слово его само по себе, и Божий закон – не его закон. Проклятие Владыки всех сидов – страшная вещь. А с чего вдруг ты спрашиваешь?

– Просто мне интересно.

– М? Молись и почаще ходи в церковь. И тогда никакие сиды не причинят тебе вреда, и поменьше думай о них. Есть вещи более полезные для размышлений, вот к примеру…

Господи, помилуй! За что?! За что?! За что?!..

К мистеру Фоксу я примчался со всех ног, словно за мной действительно гнался Владыка всех сидов.

– Здравствуй, Том. Вижу, ты чем-то напуган.

– Нет. Я спасал свою жизнь!

– От кого же, если не секрет?

– От отца Стенли…

– Ах… Понимаю… Понимаю… Редкостный болтун. Но что поделаешь, и в этой несчастной плоти теплится прекрасная душа и, что ни говори, доброе сердце, – вздохнул Лис. – Но ты скажи мне, как твои дела? Хорошо ли ты выспался и позавтракал ли как следует?

– Да, – разом ответил я на всё. – Мама приезжала.

– И что? Как Ави? – оживился Лис.

– Она сказала, что всё самое страшное позади. Врачи не опасаются за его жизнь. У него разбита голова и сломана пара рёбер, да и он надышался гарью. Кроме того, она сказала, что он передал мне привет, а он ещё не приходил в себя. И… она должна постоянно сидеть с ним, потому что его ещё нельзя оставлять, а на сиделку…

– Я понимаю. С Ави всё хорошо. Будь уверен. Раз рядом с ним ваша мама, он поправится. И не надо никаких сиделок. Жди их в конце второй недели. Ави только с виду слаб и тощ, да тот ещё сорванец. Не так-то его просто сжить со свету. И у самого маленького цветка бывают корни сильнее дубовых. Твой брат как раз и есть, как этот цветок. А… Мама что-нибудь сказала, увидев дом и двор?

Я гордо выпрямился.

– Да. Она сказала: Ты настоящий ирландец и настоящий мужчина. Для меня это большая честь. Учтите это, Томас МакЭйрдан.

Лис заулыбался.

– Будь и я на её месте, я бы гордился не меньше… Мало таких, как вы с Ави. Очень мало. Это счастье – иметь таких сыновей, как вы. Поверь мне. Это – счастье. Счастье…

– Я спрашивал отца Стенли о сидах, – перебил я Лиса.

– М? Неужели? Он не прочитал тебе свою коронную отповедь?

– Нет. Ему пришлось мне ответить.

– Хм! Достойно! Достойно! Значит, я не разглядел в тебе ещё и редкостной дерзости и красноречия. Ты не перестаёшь меня удивлять, Томас. И что же сказал тебе этот милый человек?

– Ничего хорошего он не сказал о сидах.

– Значит, будь уверен, он сказал тебе правду.

– Но он и сказал, что им противно слово Божие и что им совсем нельзя верить…

– И это так.

– И что они… как демоны. А ещё… ещё… он сказал, что проклятье Владыки ничто не может разрушить. Совсем-совсем ничто. Его можно избежать, но не разрушить…

– Ну что ж. Отлично. Он действительно знает о сидах всё то, что нужно… Ха-ха! Ха-хм! Хм! Хм… Значит, ещё не погибла в церковных застенках старая школа. Лучше б он читал лекции по драконоведению и ТБЗОС. Технику безопасной защиты от сидов. Готов поклясться: он знает об этом не меньше, чем о Лойоле и Августине.

– Если и знает, то никогда не признается в этом, – вздохнул я.

– Ещё бы. Никто никогда, будучи достаточно умён, не захочет признаваться, что знает что-то очень важное. Старая школа. Ценю. Старый Стенли знает своё дело. А под его клопово-болтливой рясой совсем иное создание, нежели это может представиться при беглом рассмотрении. Знаешь, Том, он ведь состоял в ИРА, да и в ИРБ его чудом не пустили. Англичане жуть как боялись его фигуры на баррикадах. Его речи иногда превосходили самого достопочтенного Граттана в своих лучших качествах. А как он умел обрушить свой праведный гнев на всю эту чёртову политику! А как он заливался соловьём в подвальчиках Дублина насчёт темы Божественного провидения в древних легендах! Эх, тот он ещё старикашка! А не сказал ли он тебе, как запалился на научной работе, посвящённой трактовке исконных кельтских символов? На драконе, кстати, его и просекли… Свобода, мол, свобода! Ирландский дух… Традиция… Вот за дракона, так сказать, и пострадал. Он лет пять у них отсидел… Жив остался точно по Божьей воле. Они не смогли доказать, что он священник и что он член ИРА. Доказательств не хватило. Вот и сбежал он с чистой совестью. Так что ты его не бойся. Он, в общем, нормальный старик, честный и своё дело знает. И прости ты ему его болтовню. Привык он проповеди читать… в пустой зал. Жаль его. Очень жаль…

– Никогда бы я такого о нём не подумал! – признался я.

– О, да ты ещё не всё о нём знаешь! По молодости он, говорят, бегал за твоей матерью и до тех пор не принимал постриг, пока она не вышла замуж и не уехала с мужем в Америку.

– Откуда вы это знаете?

– Люди не умеют долго хранить секреты. Слышал на днях… То есть… Год или два назад… Или шесть лет назад… или десять… Не помню! Я не думал, что это про твою маму, но раз ты сказал, что её зовут Эмер и фамилия твоя МакЭйрдан, значит, это точно про неё.

– Да уж. Чего-чего, а вот этого я от отца Стенли не ожидал… И почему мама не сказала об этом нам с Ави?

– Ей виднее…

– Да, мистер Фокс. Вы правы. Ей виднее. Впрочем, нет ничего удивительного, что этот святоша бегал за ней. Она ведь очень красива.

– Правда? – спросил лис, щуря глаза. – Расскажи. Попробую себе представить, какого рода красота способна потеснить в сердце священника любовь к Богу.

– Мама смелая. Она ничего на свете не боится. Я в этом вчера сам убедился. – (И я рассказал Лису о том, как мама спасла Ави из горящего дома.) – А ещё у неё изумрудные глаза, как у Ави, и золотые волосы. В рыжий. У неё мягкая улыбка, и она почти никогда не сходит с её лица, как будто она маяк для всех кораблей. И глаза у неё большие и добрые. Хотя иногда она вредничает. Как настоящая ирландка. И острит. Как будто поливает ледяной водой. Лицо у неё красивое. Один художник, когда мы ещё жили в Норфолке, увидев её, захотел написать её портрет бесплатно, но она не захотела. И тогда он бросил все свои краски, мольберт и кепку в воду. Мама очень добрая. Она никогда не кричит и никогда не сердится, только если в шутку. Хотя встречала нас с Ави со скалкой, когда мы пришли со сломанным велосипедом. Она всё умеет. Честное слово. Всё-всё-всё. Особенно она хорошо готовит и шьёт. Если бы вы знали, чего стоит её клеверный чай… Не то что чай отца Стенли. Весь мир бы отдал за один его глоток! Если бы меня арестовали англичане и решили бы расстрелять, то моим последним желанием было бы именно выпить её клеверного чая. А ещё она похожа на фею и королеву Мэб одновременно. Никогда не знаешь, чего от неё ждать. То ли чая, то ли «а ну марш за работу»; она, кажется, все приметы знает. И про луну за тучами, и про грозу, если кто-то нарушит зарок, и кучу всяких других… загадок. А уж как она поёт! Я помню, в детстве она нам пела… как будто ангел на небе. И когда она протягивает руки, чтобы обнять меня или Ави, от неё исходит такое невероятное тепло, и лицо её светится, как солнце, и руки её раскрываются нам навстречу, как цветы по утру. А ещё она танцует. Я этого не видел, но все её знакомые говорят об этом. Ави как-то сказал, что она чем-то похожа на Эйтан, а мне кажется, не очень. Говорю же, она как Мэб или как фея. А если скандинавскую традицию брать, то она как Фрейя, только… лучше. Она бы его нашла. Не бросила. И пошла бы за ним. Даже в Хель. И за спину северного ветра. Я её знаю. Она никого не бросит. Потому что она настоящий друг. Как Конал Кирнах был для Кухулина, как Голл для Финна.

Я замолчал. Молчал и Лис.

– Спасибо, Томас. Удивительные всё-таки существа – люди. Когда думаешь, что всё о них знаешь, вдруг раз – и окажется, что совсем не всё… Отец Стенли, должно быть, очень хороший человек. Говорю тебе. Очень. И не дурак. И отец твой. Тоже.

– А как вы себя чувствуете? – не дал я разговориться Лису. – Как ваш бок?

– Мой бок? Мой бок! Ах, ты об этом? Посмотрим-посмотрим… – Лис повернулся и, взявшись зубами за шарф, осторожно снял его.

Страшной раны, так напугавшей меня тогда, там уже не было, впрочем, я и не разглядел на Лисе ничего такого, что мог бы принять за рану вообще… разве что шерсть его торчала во все стороны и комки запёкшейся крови чернели на ней, как чёрные ягоды.

– Давайте я выстираю ваш шарф и завтра вымою вашу шкуру, – предложил я.

Но Лис словно меня не слышал, он с удивлением обнюхивал свой бок и фыркал.

– Иди домой, Том. И не забудь поесть хорошенько. Кстати, насчёт дичи не беспокойся: там, в полях, под холмом, ты набьёшь себе целое ведро. Завтра приходи, и мы с тобой поучимся запрягать лошадь без лошади и находить дичь, когда её нет. А теперь иди. Иди, уже поздно. Доброй тебе ночи.

– И вам, мистер Фокс. Я обязательно почитаю сегодня на ночь.

Может, найду что-нибудь.

– Может быть… может быть…

Я действительно набил целое ведро всякой птицы, всего лишь спустившись под холм Лиса. Я думаю, он наблюдал за мной с холма, и, может быть, именно поэтому я так старался не промахиваться… «Надо будет завтра отнести ему целую утку», – подумал я, с трудом волоча ведро по траве.

Мой день кончился за очередной толстой книгой легенд, обнаруженной в подвале, но снова имена и судьбы, найденные в ней, увы, как бы я того ни хотел, не принадлежали Лису.