Жюль Верн
Дети капитана Гранта

Глава седьмая
Откуда появился и куда направлялся Жак Паганель

Очевидно, секретарь Географического общества был приятным человеком, так как все это было сказано им чрезвычайно мило. Впрочем, теперь лорд Гленарван прекрасно знал, с кем имеет дело: ему были хорошо известны имя и заслуги Жака Паганеля. Его труды по географии, доклады о новейших открытиях, печатаемые в бюллетенях общества, переписка его чуть ли не со всем светом – все это сделало Паганеля одним из самых видных ученых Франции. Поэтому Гленарван сердечно протянул руку своему нежданному гостю.

– А теперь, когда мы представились друг другу, – сказал он, – вы позволите мне, господин Паганель, задать вам один вопрос?

– Хоть двадцать, милорд, – ответил Жак Паганель, – разговор с вами всегда будет для меня удовольствием.

– Вы поднялись на борт этого судна третьего дня вечером?

– Да, милорд, третьего дня в восемь часов вечера. Прямо из вагона я бросился в кеб, а из кеба – на «Шотландию», где я еще из Парижа заказал каюту номер шесть. Было темно. Я никого не заметил на палубе. А так как я был утомлен тридцатичасовой дорогой и к тому же знал, что во избежание морской болезни полезно немедленно по прибытии на судно улечься на койку и не вставать с нее в первые дни плавания, то я сейчас же лег и самым добросовестным образом, смею вас уверить, проспал целых тридцать шесть часов!

Теперь для слушателей Жака Паганеля стало ясно, каким образом он очутился на яхте. Французский путешественник, перепутав суда, сел на «Дункан» в то время, когда все были в церкви Сен-Мунго. Все объяснилось. Но что скажет ученый-географ, узнав название и место назначения судна, на которое он попал?

– Итак, господин Паганель, вы избрали Калькутту исходным пунктом вашей экспедиции? – спросил лорд Гленарван.

– Да, милорд. Всю свою жизнь я лелеял мечту увидеть Индию. И вот наконец-то эта заветная мечта осуществится, я попаду на родину слонов.

– Значит, господин Паганель, для вас было бы не безразлично, если бы вам пришлось посетить не эту, а какую-нибудь другую страну?

– Мне было бы это, милорд, не только не безразлично, а даже очень неприятно, так как у меня имеются рекомендательные письма к лорду Соммерсету, генерал-губернатору Индии, да к тому же мне дано Географическим обществом поручение, которое я должен выполнить.

– А! Вам дано поручение?

– Да, мне поручено осуществить одно полезное и любопытное путешествие, план которого был разработан моим ученым другом и коллегой, господином Вивьеном де Сен-Мартеном. По этому плану мне надлежит направиться по следам братьев Шлагинтвейт, полковника Во Уэбба, Ходжсона, миссионеров Гю и Габе, Муркрофта, Жюля Реми и многих других известных путешественников. Я хочу добиться того, что, к несчастью, не удалось осуществить в тысяча восемьсот сорок шестом году миссионеру Крику, то есть обследовать течение реки Цангпо^[33], которая, огибая с севера Гималайские горы, на протяжении тысячи пятисот километров орошает Тибет. Мне хотелось бы, наконец, выяснить, не сливается ли эта река на северо-востоке области Ассама с рекой Брахмапутрой. А уж тому путешественнику, которому удастся осветить этот важнейший для географии Индии вопрос, будет, конечно, обеспечена золотая медаль.

Паганель был восхитителен. Он говорил с неподражаемым воодушевлением, он так и несся на быстрых крыльях фантазии. Остановить его было бы так же невозможно, как воды Рейнского водопада.

– Господин Жак Паганель, – начал лорд Гленарван, когда знаменитый ученый сделал минутную передышку, – это, бесспорно, прекрасное путешествие, и наука будет вам за него признательна. Но я не хочу держать вас дольше в заблуждении и потому должен сказать, что, по крайней мере, на ближайшее время вам придется отказаться от удовольствия побывать в Индии.

– Отказаться? Почему?

– Да потому, что вы плывете в сторону, противоположную полуострову Индостан.

– Как! Капитан Бертон…

– Я не капитан Бертон, – отозвался Джон Манглс.

– Но «Шотландия»…

– Это судно – не «Шотландия»!

Удивление Паганеля не поддается описанию. Он посмотрел по очереди на лорда Гленарвана, сохранявшего совершенную серьезность, на леди Элен и Мери Грант, лица которых выражали огорчение и сочувствие, на улыбавшегося Джона Манглса, на невозмутимого майора, а затем, пожав плечами, опустив очки со лба на нос, воскликнул:

– Что за шутка!

Но в этот момент глаза его остановились на штурвале, и он прочел надпись:

– «Дункан»! «Дункан»! – крикнул Паганель в отчаянии, а затем, сбежав с лестницы, устремился в свою каюту.

Как только злосчастный ученый исчез, никто на яхте, кроме майора, не в силах был удержаться от смеха; хохотали и матросы. Поехать не в ту сторону по железной дороге, ну хотя бы сесть в дамбартонский поезд вместо эдинбургского – еще куда ни шло, но перепутать судно и плыть в Чили, когда собрался в Индию, – это уже верх рассеянности!

– Впрочем, такой случай с Жаком Паганелем меня не удивляет, – заметил лорд Гленарван. – Он ведь известен подобными злоключениями. Однажды он издал прекрасную карту Америки, куда умудрился втиснуть Японию. Но все это не мешает ему быть выдающимся ученым и одним из лучших географов Франции.

– Что же мы будем делать с этим беднягой? – проговорила леди Элен. – Не можем же мы увезти его с собой в Патагонию!

– А почему нет? – веско сказал Мак-Наббс. – Разве мы отвечаем за его рассеянность? Допустим, он сел бы не в тот поезд, – разве он мог бы его остановить?

– Не мог бы, но он сошел бы на ближайшей станции, – возразила леди Элен.

– Ну, так это он сможет сделать, если пожелает, в первой же гавани, где мы остановимся, – заметил лорд Гленарван.

В это время Паганель, убедившись, что багаж его находится на том же судне, снова поднялся на палубу. Удрученный и пристыженный, он все твердил злополучное слово: «Дункан»! «Дункан»! Других слов у него не находилось. Он ходил взад и вперед, рассматривая мачты яхты, вопрошая безмолвный горизонт открытого моря. Наконец он снова подошел к лорду Гленарвану.

– А куда идет этот «Дункан»? – спросил он.

– В Америку, господин Паганель.

– Куда именно?

– В Консепсьон.

– В Чили! В Чили! – закричал несчастный ученый. – А моя экспедиция – в Индию! Что скажет господин Катрфаж, президент Центральной комиссии! А господин Авезак! А господин Кортамбер! А господин Вивьен де Сен-Мартен! Как я теперь покажусь на заседании Географического общества!

– Не отчаивайтесь, господин Паганель, – стал успокаивать его Гленарван, – все это может кончиться для вас сравнительно небольшой потерей времени. А река Цангпо пока подождет вас в горах Тибета. Скоро мы зайдем на остров Мадейра, и там вы сядете на судно, которое доставит вас обратно в Европу.

– Благодарю вас, милорд. Видно, уж придется примириться с этим. Но надо сказать, приключение удивительное! Только со мной подобная вещь и могла случиться. А моя каюта, заказанная на «Шотландии»!..

– Ну, о «Шотландии» вам лучше позабыть.

– Но мне кажется, – снова начал Паганель, еще раз оглядывая судно, – «Дункан» – прогулочная яхта.

– Да, сэр, – отозвался Джон Манглс, – и принадлежит она лорду Гленарвану…

– …который просит вас без стеснения пользоваться его гостеприимством, – докончил Гленарван.

– Бесконечно благодарен вам, милорд, – ответил Паганель. – Глубоко тронут вашей любезностью. Но позвольте мне высказать вам такое простое соображение: Индия – прекрасная страна, полная чудесных неожиданностей для путешественников. Наверно, дамы не бывали там… И стоит рулевому повернуть руль, как «Дункан» так же свободно направится к Калькутте, как и к Консепсьону, а раз это увеселительное путешествие…

Но тут, видя, что Гленарван отрицательно качает головой, Паганель умолк.

– Господин Паганель, – сказала леди Элен, – если бы это было увеселительное путешествие, то я, не задумываясь, ответила бы вам: «Давайте все вместе отправимся в Индию», и лорд Гленарван, я уверена, не был бы против. Но дело в том, что «Дункан» плывет в Америку, чтобы привезти оттуда на родину потерпевших крушение у патагонских берегов, и он не может отказаться от такой гуманной цели.

Через несколько минут французский путешественник был уже в курсе дела. Не без волнения услыхал он о чудесной находке документа, об истории капитана Гранта и о великодушном предложении леди Элен.

– Сударыня, – обратился он к ней, – позвольте мне выразить безграничное восхищение, которое внушает мне ваш поступок. Пусть ваша яхта продолжает свой путь! Я не простил бы себе, если бы задержал ее хоть на один день.

– Так вы хотите присоединиться к нашей экспедиции? – спросила леди Элен.

– Для меня это невозможно: я должен выполнить данное мне поручение. Я высажусь на первой же вашей стоянке.

– Значит, на Мадейре, – заметил Джон Манглс.

– Пусть на Мадейре. Я буду там всего в ста восьмидесяти милях от Лиссабона и подожду какого-нибудь судна.

– Ну что ж, господин Паганель, – сказал Гленарван, – так и будет сделано. Что касается меня, я рад возможности видеть вас несколько дней гостем на моей яхте. Будем надеяться, что вы не слишком соскучитесь в нашем обществе!

– О, – воскликнул ученый, – это еще счастье, милорд, что я ошибся судном так удачно! Тем не менее нельзя не признаться, что человек, который собрался в Индиго, а плывет в Америку, попал в довольно-таки смешное положение.

Как ни печально, но Паганелю пришлось примириться с задержкой, которую он не был в силах предотвратить. Он оказался человеком очень милым, веселым, конечно, рассеянным и очаровал дам своим неизменно хорошим настроением. Не прошло и дня, как Паганель со всеми подружился. Он попросил, чтобы ему показали знаменитый документ, и долго и тщательно изучал его. Истолкование документа не вызывало у него никаких сомнений. Он отнесся с живым участием к Мери Грант и ее брату и старался внушить им твердую надежду на встречу с отцом. Он так уверовал в успех экспедиции «Дункана», так радужно смотрел на все, что, слушая его, Мери не могла не улыбаться. Право, если бы не его поручение, он тоже бросился бы на поиски капитана Гранта.

Когда же Паганель узнал, что леди Элен – дочь известного путешественника Уильяма Таффнела, он разразился восторженными восклицаниями. Он знал ее отца. Какой это был отважный ученый! Сколькими письмами обменялись они, когда Уильям Таффнел стал членом-корреспондентом Парижского географического общества! И это он, он, Паганель, вместе с господином Мальт-Брюном предложил Таффнела в члены общества!.. Какая встреча! Какое удовольствие путешествовать с дочерью Уильяма Таффнела!

В заключение географ попросил у леди Элен разрешения поцеловать ее. И леди Гленарван согласилась, хотя, может быть, это и было несколько «improper»^[34].

Глава восьмая
На «Дункане» стало одним хорошим человеком больше

Между тем яхта, благодаря попутным течениям у берегов Северной Африки, быстро приближалась к экватору. 30 августа показался остров Мадейра. Гленарван, верный обещанию, сказал своему гостю, что можно остановиться и высадить его на берег.

– Дорогой лорд, – ответил Паганель, – я буду говорить с вами попросту. Скажите, намеревались ли вы до моего появления сделать остановку у Мадейры?

– Нет, – сказал Гленарван.

– Тогда разрешите мне использовать мою злосчастную рассеянность. Остров Мадейра слишком хорошо известен. Он не представляет никакого интереса для географа. Все о нем уже сказано и написано; к тому же когда-то знаменитое тамошнее виноделие теперь в полнейшем упадке. Подумайте только: на Мадейре больше нет виноградников! В тысяча восемьсот тринадцатом году там добывалось двадцать две тысячи пип^[35] вина, а в тысяча восемьсот сорок пятом году уже всего две тысячи шестьсот шестьдесят девять пип. Прискорбное явление! Если вам безразлично, нельзя ли сделать остановку у Канарских островов…

– Сделаем остановку у Канарских островов, – ответил Гленарван, – они у нас на пути.

– Я это знаю, дорогой лорд. А Канарские острова интереснее: они состоят из трех групп, не говоря уже о пике на острове Тенерифе^[36] – мне всегда хотелось его увидеть. Вот как раз удобный случай! Им я воспользуюсь и в ожидании судна, которое доставит меня в Европу, поднимусь на эту знаменитую гору.

– Как вам будет угодно, дорогой Паганель, – невольно улыбаясь, ответил Гленарван.

И он улыбался не зря.

Канарские острова находятся недалеко от Мадейры, всего в двухстах пятидесяти милях – расстояние незначительное для такой быстроходной яхты, как «Дункан».

31 августа в два часа дня Джон Манглс и Паганель разгуливали по палубе. Француз забрасывал капитана вопросами о Чили.

– Господин Паганель! – вдруг прервал его Джон, указывая на какую-то точку на южной стороне горизонта.

– Что такое, дорогой капитан? – отозвался ученый.

– Соблаговолите посмотреть вон в ту сторону. Вы ничего там не видите?

– Ничего.

– Вы не туда смотрите. Это не у горизонта, но повыше, среди облаков.

– Среди облаков? Сколько я ни смотрю…

– Ну вот, теперь взгляните по направлению бушприта^[37].

– Ничего не вижу.

– Да вы просто не хотите видеть! Но поверьте мне, что хотя мы еще и в сорока милях от Тенерифского пика, его остроконечная вершина уже вырисовывается над горизонтом.

Но через несколько часов только слепой мог ничего не видеть, и Паганель волей-неволей сдался.

– Наконец-то вы ее видите, – сказал ему капитан.

– Да, да, вижу совершенно ясно. Вот это и есть так называемый Тенерифский пик? – пренебрежительно прибавил географ.

– Он самый.

– Мне кажется, он не так уж высок.

– Однако он возвышается на одиннадцать тысяч футов над уровнем моря.

– Но ему, во всяком случае, далеко до Монблана.

– Возможно, но когда дело дойдет до подъема на эту гору, пожалуй, вы найдете, что она достаточно высока.

– Подниматься? Подниматься на Тенерифский пик? К чему это, дорогой капитан, после Гумбольдта и Бонплана? Гениальный Гумбольдт поднялся на эту гору и описал ее так, что уже ничего не прибавишь. Он тогда же установил вертикальную смену растительных поясов: пояс виноградников, пояс лавровых лесов, пояс сосен, пояс горной пустыни с дроком и, наконец, каменистые осыпи, где совершенно отсутствует растительность. Гумбольдт добрался до самой высшей точки Тенерифского пика – там негде было даже сесть. Перед его глазами расстилалось пространство, равное четвертой части Испании. Затем он спустился до самого кратера этого вулкана. Спрашивается: что остается мне делать на этой горе после великого человека?

– Действительно, после него вам ничего не открыть, – согласился Джон Манглс. – А жаль, вам будет ужасно скучно ждать в порту Санта-Крус-де-Тенерифе прихода судна. Развлечений там мало, вряд ли вам удастся рассеяться.

– Моя рассеянность всегда при мне, – смеясь, заметил Паганель. – Но скажите, дорогой Манглс, разве нет крупных портов на островах Зеленого Мыса?

– Конечно, есть. И для вас, например, было бы очень легко сесть в Прая на пароход, идущий в Европу.

– Не говоря уж об одном немалом преимуществе, – заметил Паганель, – ведь острова Зеленого Мыса недалеко от Сенегала, где я найду земляков. Конечно, мне прекрасно известно, что эту группу островов считают малоинтересной, пустынной, да и климат там нездоровый. Но для глаз географа все любопытно: уметь видеть – это наука. Есть люди, которые не умеют видеть и путешествуют так же «умно», как какие-нибудь ракообразные. Но поверьте, у меня другая школа.

– Как вам будет угодно, господин Паганель, – ответил Джон Манглс. – Я уверен, что ваше пребывание на островах Зеленого Мыса обогатит географическую науку. А мы как раз должны туда зайти, чтобы запастись углем, и ваша высадка нас нисколько не задержит.

Сказав это, капитан взял курс на запад от Канарских островов. Знаменитый Тенерифский пик остался за кормой. Продолжая идти таким же быстрым ходом, «Дункан» пересек 2 сентября, в пять часов утра, тропик Рака. Погода стала меняться. Воздух сделался тяжелым и влажным, как всегда в период дождей. Время это испанцы зовут «Le tiempo de las aguas»^[38]. Оно очень тягостно для путешественников, но полезно для жителей африканских островов, страдающих от недостатка растительности, а значит, и от недостатка влаги. Бурное море не позволяло пассажирам яхты оставаться на палубе, но разговоры в кают-компании не стали от этого менее оживленными.

3 сентября Паганель, готовясь высадиться на берег, принялся укладывать свои вещи. «Дункан» уже лавировал между островами Зеленого Мыса. Он прошел мимо острова Сал, бесплодного и унылого, как песчаная могила, прошел вдоль обширных коралловых рифов, а затем, оставив в стороне остров Сен-Жак, перерезанный с севера на юг цепью базальтовых гор, вошел в бухту Прая и стал на якорь у самого города. Погода была ужасная, и бушевал прибой, несмотря на то, что бухта была защищена от морских ветров. Дождь лил как из ведра, и сквозь его потоки едва можно было разглядеть город. Расположен он был на плоской горной террасе, упирающейся в отроги мощных скал вулканического происхождения, вышиной триста футов. Вид острова сквозь частую завесу дождя был удручающе унылый.

Леди Элен не удалось осуществить свое намерение побывать в городе. Погрузка угля протекала с большими затруднениями.

В то время как море и небо в каком-то смятении смешивали свои воды, пассажирам не оставалось ничего другого, как сидеть в кают-компании. Естественно, злободневной темой разговоров на яхте была погода. Каждый сказал что-нибудь по этому по воду. Один майор не проронил ни слова; он, кажется, с полным равнодушием присутствовал бы и при всемирном потопе.

Паганель ходил взад-вперед, качая головой.

– Все как нарочно! – повторял он.

– Да, стихии против вас, – отозвался Гленарван.

– А я все-таки восторжествую над ними.

– Не можете же вы покинуть яхту в такую погоду, – сказала леди Элен.

– Я лично, сударыня, прекрасно мог бы и опасаюсь только за свой багаж и инструменты: ведь все пропадет.

– Опасен только момент высадки, – заметил Гленарван, – а как только вы попадете в Прая, вы там устроитесь не так уж плохо. Правда, относительно чистоты можно пожелать большего: придется жить с обезьянами и свиньями, а соседство с ними далеко не всегда приятно. Но путешественник не должен обращать внимание на такие мелочи. К тому же надо надеяться, что месяцев через семь-восемь вам удастся сесть на судно, идущее в Европу.

– Через семь-восемь месяцев! – воскликнул Паганель.

– Да, и это самое меньшее: ведь в период дождей суда не так уж часто заходят на острова Зеленого Мыса. Но вы сможете с пользой употребить свое время. Этот архипелаг еще малоизвестен. Здесь есть над чем поработать в области топографии и климатологии, этнографии и гипсометрии^[39].

– Вы сможете заняться обследованием рек, – заметила леди Элен.

– Таковых там не имеется, – ответил Паганель.

– Ну, займитесь речками.

– Их также нет.

– Тогда какими-нибудь потоками, ручьями…

– И их не существует.

– В таком случае вам придется обратить свое внимание на леса, – промолвил майор.

– Для лесов необходимы деревья, а они здесь отсутствуют.

– Приятный край, нечего сказать! – отозвался майор.

– Утешьтесь, дорогой Паганель, – сказал Гленарван, – ведь вам все же остаются горы.

– О, милорд! Горы эти и невысоки и неинтересны. Да к тому же они уже изучены.

– Изучены? – удивился Гленарван.

– Да. Как всегда, мне не везет. На Канарских островах все было уже сделано Гумбольдтом, а здесь меня опередил один геолог, господин Шарль Сент-Клер-Девиль.

– Неужели?

– Увы, это так! – жалобно ответил Паганель. – Этот ученый был на борту французского корвета «Решительный», когда тот стоял у островов Зеленого Мыса. И вот Сент-Клер воспользовался своим пребыванием здесь, чтобы подняться на самую интересную из вершин архипелага, а именно – на вулкан острова Фогу. Скажите же на милость, что мне остается делать после него?

– Это действительно прискорбно, – сказала леди Элен. – Что же вы, господин Паганель, думаете предпринять?

Паганель несколько минут молчал.

– Право, вам надо было высадиться на Мадейре, хоть там и нет больше вина, – заметил Гленарван.

Ученый секретарь Парижского географического общества по-прежнему молчал.

– Я бы подождал еще, – сказал майор, но он так же равнодушно мог бы посоветовать обратное.

– Дорогой Гленарван, – прервал наконец молчание Паганель, – где вы думаете сделать следующую остановку?

– О, не раньше чем в Консепсьоне.

– Черт возьми! Это меня чрезвычайно отдаляет от Индии!

– Да нет же: как только вы обогнете мыс Горн, вы начнете к ней приближаться…

– Это-то я знаю.

– К тому же, – продолжал Гленарван самым серьезным тоном, – не все ли равно, попадете ли вы в Ост– или Вест-Индию?

– Как не все ли равно?!

– Ну да, ведь между индейцами Патагонии и индийцами Пенджаба разница всего в одной букве!

– А знаете, милорд, – воскликнул Паганель, – ведь этот довод никогда не пришел бы мне в голову!

– А что касается золотой медали, дорогой Паганель, – продолжал Гленарван, – то ее можно заслужить в любой стране. Можно работать, производить изыскания, делать открытия и в Кордильерах, и на Тибете.

– Но как же мои исследования реки Цангпо?

– Ну что ж, вы ее замените Рио-Колорадо. Река большая, почти не изученная. Географы наносят ее на карту, как им заблагорассудится.

– Я знаю, дорогой лорд. Встречаются ошибки в несколько градусов. Я нисколько не сомневаюсь в том, что, обратись я к Географическому обществу с просьбой послать меня в Патагонию, оно так же охотно командировало бы меня туда, как и в Индию. Но я как-то не думал об этом.

– По вашей обычной рассеянности…

– А не отправиться ли вам вместе с нами, господин Паганель? – спросила ученого леди Элен самым любезным тоном.

– Сударыня, а мое поручение?..

– Предупреждаю вас, что мы пройдем Магеллановым проливом, – объявил Гленарван.

– Милорд, вы искуситель!

– Добавлю, что мы побываем в Голодном Порту.

– Голодный Порт! – воскликнул атакованный со всех сторон француз. – Да ведь это же порт, знаменитый во всех географических летописях!

– Примите еще во внимание, господин Паганель, – продолжала леди Элен, – что в вашем лице Франция разделила бы с Шотландией честь участвовать в экспедиции.

– Да, конечно!

– Географ был бы очень полезен нашей экспедиции, а что может быть прекраснее, чем поставить науку на службу людям!

– Вот это хорошо сказано!

– Поверьте мне: положитесь, как это сделали мы, на волю случая или, вернее, провидения! Оно послало нам этот документ, и мы двинулись в путь. Оно же привело вас на борт «Дункана» – не покидайте его.

– Хотите знать, друзья мои, что я думаю? – сказал Паганель. – Так вот: вам очень хочется, чтобы я остался.

– Вам самому, Паганель, смертельно хочется остаться, – парировал Гленарван.

– Чертовски! – воскликнул ученый-географ. – Но я боялся быть навязчивым.