Наталия Журавликова
Я и это переживу
Мама, ты же хотела чёрного британца. Вальяжного, шерстяного, с сытым и чуть презрительным взглядом. Откуда эта рыжая уличная кошка с просящими глазками? Потому что это нужно было больше ей, чем тебе? Увидела её, дрожащую, пьющую воду из лужи, и опять отказалась от мечты.
Или это ещё один укор ему? Мол, нашла себе родную душу, раз уж ты, сынок, от меня ушёл. Или она так не считала?
– Я не хочу заедать твою жизнь, Егор. Но я так долго привыкала быть твоей матерью, что мне нелегко в одночасье понять – ты вырос и надо тебя отпустить.
Глупостью было соглашаться брать у неё завтраки в контейнере. Что он, не прожил бы без них? Ира была семейно-ориентированной, это верно. И готовила отлично, и за бытом умела следить. Но при этом приветствовала крушение патриархальных установок и гендерных стереотипов. Это её слова, прямая цитата. Если двое работают – они вносят пропорциональный вклад в семейный быт. А значит, готовить по ночам котлетки и собирать судочки она не будет. Вот родится ребенок, тогда станет домашней клушей, если угодно, это будет её зона ответственности, а пока – сам, дорогой.
У них с мамой же была традиция, собирать друг для друга коробочки с этими самыми перекусами. Даже пусть в маминой школе и существовала вполне сносная столовая, но до неё ещё дойти надо, не всегда успеешь. Да и время дорого. Поэтому он крошил ей салатики. А она ему готовила. У Егора на первом этаже бизнес-центра вполне приличная кафешка с бизнес-ланчами, но он туда редко ходил, да и коллеги его тоже предпочитали помещение, выделенное под кухню, с микроволновкой и пластиковыми столиками.
Когда Егор съехал вслед за Ириной, мама позвонила ему, извинилась. Сказала, что, наверное, сильно погорячилась и очень сожалеет. И ей не хватает их ритуала с готовкой. Она по привычке идёт на кухню, собирать для него «тормозок», вспоминает, что это делать не нужно, и сама она уже, собственно, не очень нужна.
Она разучилась жить для себя, а может, никогда не умела, потому что ей никто не говорил, как это, с самого детства, росла она в семье, где мама – жертва, а папа свободное время проводил в гараже с друзьями и пивом.
Егору стало очень тоскливо и жалко маму, он помирился с ней, чего скрывать, с большой радостью это сделал. И сам попросил готовить ему, как раньше. Ключи от квартиры, конечно, дал не подумав. Всё, как можно было предполагать, закончилось плачевно. Но не смертельно. Тогда ещё – не смертельно.
Зачем ты переходила дорогу, мама, зачем?
Кошка хрустела сухим кормом, Егор проверил, есть ли миске вода. Подумав, выплеснул остатки, налил свежей из фильтра. Фифа посмотрела на него, как ему показалось, благодарно. Или он кукушечкой поехал.
Мама, хоть и филолог по образованию, любила всякие такие выражения. И он у неё их нахватался. Её словечки всплывали в памяти исподволь, иногда вспыхивали гирляндой воспоминаний. Он смотрел на кухонный стол, застеленный зелёной клеенчатой скатертью. А «запертый человек» видел такого же цвета ледянку, кусок какого-то пористого материала, обтянутого зелёным дерматином. По бокам были пришиты ручки, чтобы держаться, пока несёшься с горы. Сейчас такие штуки называют сноуботами. Егор свою ледянку очень любил. До сих пор её помнит, надо же. Ему было семь, когда он катался с горки, устал, и у подъезда закинул ледянку в сугроб, и упал на неё, отдохнуть. Повалялся, глядя в темнеющее небо, а потом его позвала мама, и он пошёл домой, с пустыми руками. И не сразу заметил, что ледянки нет. Пока мама уже перед сном вдруг не спросила:
– А где эта твоя скользкая штуковина с ручками? Хотела поставить на батарею сушиться, и не вижу.
И тогда он понял, что где-то потерял свою драгоценность. Только не мог вспомнить, где именно. Катался с горки, она была. А вот дальше?
– Наверное я её забыл на горке, – сказал он и заревел.
Мама его даже ругать не стала. Увидела, наверное, как он расстроен. Попыталась успокоить, пообещала придумать что-нибудь. А что придумать? Таких в магазине не купишь, эту ему подарили, кто-то из маминых родственников из-за границы привёз.
Они уже легли спать, и он начал задрёмывать, как вдруг его озарило.
– Мама, я вспомнил, где забыл ледянку! Около подъезда, на снегу.
И вновь заплакал, видимо, очень жалобно. Мама тоже уже засыпала, время было позднее, около одиннадцати вечера, а завтра им обоим с утра вставать в школу. Она погладила его по голове. Потом пробормотала что-то непонятное и явно не очень вежливое, надела халат и пошла в кухню. Её окна как раз выходили во двор. Увидела тёмное прямоугольное пятно на газоне, прямо на халат накинула пальто, сунула ноги в тапки и спустилась на улицу. Вернулась через пять минут с небольшим, вместе с ледянкой. Егор схватил замёрзший зеленый прямоугольник, прижал к груди, затанцевал. Мама смотрела на него с улыбкой. Потом велела идти спать.
Сейчас бы Егор обнял маму, а вовсе не ледянку. Где вот сейчас эта зелёная «штуковина с ручками»? Он даже не помнит, когда она пришла в негодность и перекочевала на помойку. А благодарность сквозь годы чувствует.
Кошка закончила приём пищи и вопросительно мяукнула, глядя на гипнотизирующего взглядом стол Егора. Он встряхнулся.
– Расклеился я совсем, Фифа, – сказал он вслух. – Видишь, с кошками уже разговариваю. Ты одна у меня осталась. Впрочем, как и у мамы перед смертью только ты и была.
Тут он не выдержал вины, воспоминаний и идиотизма всей ситуации. Неловко осел на табуретку, схватился руками за голову, и завыл, раскачиваясь вправо-влево. Он плакал второй раз после смерти мамы. Первый был на похоронах. А потом он заперся в себе и наружу эмоции уже не выпускал, даже когда рядом никого не было.
Считается, что слёзы исцеляют, но эти ему облегчения не принесли. Егор почувствовал тяжесть потери ещё отчётливей. Вздохнул, погладил кошку, которая балансировала у него на коленках, пытаясь принять уютную позу, несмотря на раскачивания хозяина.
– Пойдём спать, Фифа. Завтра на работу.
Хорошо, он сейчас один. Кто узнает, как он тут страдает, стыда не оберешься. Он даже друзьям не говорил, насколько его гибель мамы подкосила. Хотя они парни надёжные и в первое время не сговариваясь его поддержали, молчаливо и по делу. У них за годы общения сложилось настоящее мужское сообщество, в которое даже жёны не вмешивались. Но всю изнанку своего горя Егор на ребят выворачивать не стал. Запер переживания внутри.
Когда человек умирает, после него остаётся недосказанность. Даже если отношения были прозрачными и чистыми, как слеза, хотя таких не бывает, чего уж там. Всегда найдётся то, что откладывалось на неопределённое «потом». Останутся незаданные вопросы, не подаренные улыбки, не проявленное внимание и другие «не». И даже то, что вы делать вовсе не планировали и что противоречит характеру ваших взаимоотношений, оно всё равно осядет упущенными возможностями. Потому что кто знает, вдруг, через много лет вам бы это пришло в голову. Люди же меняются. Егор остался наедине с огромной пропастью недосказанности. Он проваливался в неё время от времени, вместо сна. Вот и сейчас, даже в спальню не пошёл. Лёг всё там же, перед телевизором. На подушке примостилась кошка. Да, сейчас переживания стали уже не такими навязчиво-острыми. Он научился отвлекаться, встречался с друзьями, отдыхал. Дважды съездил в путешествие, один раз даже с девушкой, до того, как она его предусмотрительно бросила. Да, более замкнутый, чем раньше. Не такой улыбчивый. Но не совсем уж сумасшедший от скорби. И бывали такие вечера, как этот. Особенно, в даты рождения и смерти мамы, или накануне их. Завтра как раз ей бы исполнилось 68.
Где-то с шестнадцати Егоровых лет они завели традицию – на мамин день рождения уезжать из города. Куда угодно. Любовь к путешествиям она ему привила, это однозначно. Правда, на туры в дальнее зарубежье денег у неё не было, как и вообще на себя. Но культурная поездка в Питер или, скажем, Ярославль была по силам. Мамин день рождения приходился на 25 июня. Очень удобно, лето, каникулы и погода везде уже хорошая. Когда Егор вырос, выучился и на работу устроился, он решил маму вывезти подальше российских красот. Хотел было сюрприз сделать, но как заграничный паспорт и визу получить без ведома человека? Пришлось сказать. Мама отговаривала, но видно было, что светится от счастья. И на 60-летие мамы они отправились в Италию. И пообещал на следующий день рождения вывезти её в Прагу. Но так уж сложилось, что совсем скоро после возвращения из Рима Егор встретил Ирину. Так что, та поездка стала их последним совместным путешествием. Дальше Анна Викторовна уезжала уже одна или с подругой, да и то недалеко. Потому что кататься на отдых с мамой, когда у тебя есть девушка, ненормально. В Прагу Егор полетел уже с Ирой. Мама же без Егора заграницей отмечать дни рождения отказалась. «Мне и в России хорошо. Дай сохранить ту поездку в Рим на отдельном пьедестале, как нечто неповторимое. Я отвела для неё эксклюзивный участок на коре головного мозга».
Куда бы ты поехала завтра, мама? В Подмосковный пансионат, или в Выборг, полюбоваться древним замком? А помнишь, мы хотели выбраться на один из твоих праздников в Калининград, но никак не собрались? Как и в Прагу. Я посмотрел её не с тобой. Я снова выбрал не тебя, но на этот раз это было уже социально одобряемо и совершенно верно. По мнению общества, встретив будущую жену, молодой мужчина должен одномоментно перевоплотиться из почтительного сына в преданного мужа. И мы с тобой старались быть правильной семьёй, мама. И завтра ты бы тоже была одна, но в гораздо лучшем месте, чем кладбище.
Где-то в другом районе города в это время проснулась маленькая девочка. Спросонок она будто вспоминала, где находится. В дрожащем свете луны посмотрела на свои руки. Какие крохотные. Почему она так уменьшилась? Где она? Громко позвала:
– Эй!
Голос был тонкий. Что с ней? Сознание будто кусок желе, подрагивавшего на тарелке. Дрожит и колышется. Она всё никак не может собраться с мыслями. Кажется, должна что-то вспомнить, но не понимает, что. Все события, пережитые ею когда-то, или может, придуманные кем-то, перемешались. В голове то вспыхивает мысль, то теряется снова. Вот оно, слабоумие, да? Старческий маразм? Только почему ручки такие маленькие, а голосок настолько детский?
– Ульяна, ты проснулась? – голос знакомый. Это мама. Мама? Что-то с ней не так, но девочка не помнит, что именно. Всё верно, её зовут Ульяна, Уля. У неё есть мама. И ещё кто-то есть, Ульяна всё время забывает, но это кто-то очень важный.
– Мама? – испуганно спросила девочка, – Это ты?
– Да, конечно, я тут, с тобой.
Хорошо, когда мама рядом. Но сейчас ей нужно знать о ком-то ещё. Она к кому-то бежала, очень быстро бежала. Помнит, что было очень темно, вокруг было пусто, но иногда возникали странные картинки, будто в кино. Когда сил бежать уже не было, и она падала, то почему-то не стукалась о землю, а поднималась в воздух и летела. Иногда её что-то словно тянуло назад, будто ветром сдувало, но она помнила, что ей нужно совсем в другую сторону. И, кажется, у неё было ещё какое-то имя, но какое?
– Возьми меня за руку, мама! – попросила она.
– Конечно. Тебе приснился плохой сон, малыш? Хочешь, я заберу тебя к себе в кровать?
– К себе? Я же тяжелая, ты не поднимешь.
Мама смеётся, легко подхватывает её и несёт на руках. «Я и правда совсем маленькая» – думает девочка с удивлением.
Они лежат вместе. Мама приобнимает её, но это не по-настоящему. Мама её почему-то боится. Она осторожна с ней и не хочет лишний раз обнять. Может, Ульяна сделала что-то нехорошее? Почему мама её не любит? И что в ней всё-таки не так? Что-то в ней есть плохое. Но что? Уля не знает. Но кто-то точно знает. Кто-то, кого она ищет, к кому она бежала по темноте. Тут в голове её вспыхивает новое не очень внятное воспоминание.
– Мама, а он придёт поздравить меня с днём рождения?
– Кто – он? Детка, твой день рождения ещё через полгода. Тебе будет четыре только зимой.
– Неправда. Завтра. Завтра день рождения. Егор меня поздравит? Мы хотели с ним поехать в Прагу. Не знаю, что такое Прага. Но Егор знает. Он знает, мама.
Часть 2
1.
– Давай, давай, бестолочь! Ты хочешь закончить так же, как и твои собратья, в канализации? Тебе рассказать, в какой океан я тебя выпущу? Из чужих испражнений, соплей и комков волос. А перед этим я порву тебя на несколько мелких клочков, наночастиц. И плюну на каждую из них. Вставай на место, реализуй своё предназначение! Дело своей условной жизни, ведь для этого тебя изготовили, проклятая тупая плёнка!
Так начиналось почти каждое утро журналистки Марты, с некоторыми исключениями. Очень незначительными. Иногда контактная линза будто сама запрыгивала в глаз, но чаще проклятые творения зарубежных производителей, венец офтальмологии, одерживают победу. Марта представляла, как они там собрались в сифоне под раковиной (а сегодня их аж три штуки) и хихикают над ней, скользкие прозрачные и свободные, ну пусть разорванные, конечно. Но уж такова цена свободы. Хорошо, что проблемы со зрением у неё только в одном глазу. С двумя линзами точно бы рехнулась.
Нет, Марта – не истероидная девица и вполне в своём уме, пока не начинает вставлять линзы. Как-то ей удавалось на протяжении трёх дней легко объединить глаз и эту дарящую прозрение мембранку.
Увы, победа оказалась временной и неубедительной. Обычно Марта не сдавалась, и загубив один-два расходника, всё же оставалась с красноватым, но уверенно созерцающим реальность глазом. Сегодня же что-то была непруха. Девушка нервничала, ругалась, рычала, порвала четыре линзы, чего обычно себе не позволяла. Так вот по четыре штуки каждый день, и их не напасёшься. Работать будешь только на эти продолговатые коробочки. Почему не перейти на очки? Почему-то окулисты против, из-за каких-то там специфических особенностей зрения. Но очки у Марты были. И если она уставала биться с этими мини-куполами, то шла и цепляла на нос свои «окуляры». Сегодня же ей особенно остро не хотелось городить на лице забор.
Очки она предпочитала использовать только за компьютером, дома, потому что напоминала в них сама себе сову из отечественного мультфильма о Винни-Пухе. А если она себе кого-то напоминала, то непроизвольно начинала так же себя и вести.
Но довольно о проблемах со зрением. О Марте есть, что рассказать и без этого. Начнём с того, что работала она в заднице у бегемота. Это не фигура речи. Есть на окраине столицы «дом-бегемот», архитектурный шедевр. Здание очень реалистично повторяет округлые и богатые формы гиппопотама, и пользуется спросом у арендаторов. И у туристов тоже. Необычную постройку замышляли, как музей естествознания, но ещё на этапе строительства переиграли. То ли признали вдруг расположение неудобным, то ли дорого стало продолжать работы. Стройку заморозили, а потом пришедшую в плачевное положение площадку выкупил успешный предприниматель, который довёл проект до финала и превратил готовое здание в бизнес-центр. Аренда офисов стоила вполне подъемно, всё-таки необычное строение находилось далеко не в центре города. Места охотно раскупали, на визитках фото дома выглядело очень уж симпатично. Но вот помещения в филейной части гиппопотама годами стояли пустыми. Пока стоимость аренды не снизили до какой-то совсем уж смешной суммы. И когда собственник компании, где состояла и Марта, судорожно искал, где разместить штат и небольшую студию, очень удачно столкнулся с «домом-бегемотом». Когда коллектив увидел буклетик с фигуристым парнокопытным, то все пришли в восторг. В какой именно части здания находятся их три офиса, ребята не знали, пока не приехали уже с коробками. Руководство решило сделать сюрприз. Он получился незабываемым, поскольку служебный вход, куда предстояло заходить сотрудникам на работу, располагался непосредственно там, где у живого бегемота базируется хвост. Хорошо хоть, клиентам предполагалось попадать внутрь через парадную дверь на боку гиппопотама. В восторг от переезда пришёл только Колюня, штатный пошляк. Нет, у него была другая должность, он числился как монтажёр и видеооператор. Но при этом пошляк. Сразу предложил «Портал» переименовать в «Чёрную дыру».
Марта была журналистом и редактором сразу, в маленьких производственных студиях нормально выполнять несколько функций. Скорее, это даже была не студия, а группа энтузиастов, гордо именуемая «Эзотерический холдинг «Портал». Холдинг, потому что они делали программы для «Астрального канала», который транслировался в интернете и в кабельных сетях, имели собственный сайт и небольшой журнальчик на газетной бумаге. Выживали за счёт рекламы всяческих оккультистов и тружеников нетрадиционной медицины, а ещё у них был спонсор, увлечённый паранормальщиной и куча подписчиков на известном онлайн-ресурсе.
В экзотической локации «Портал» проработал уже больше трёх лет, коллектив привык к необычному дизайну бизнес-центра и даже его полюбил. Правда новички (текучка у них была немалая) и те, кто приходил на собеседования, слегка вздрагивали поначалу.
Марта жила магией и эзотерикой и активно исследовала всё, связанное с этим направлением. С одной-единственной целью, собственно говоря. Она с детства верила в чудеса, а став относительно взрослой, решила убедиться, что они есть. В свой работе она искала подтверждение существованию загробной жизни, полтергейста и телекинеза. На каждое интервью с медиумом шла с надеждой, что в этот раз всё будет по-настоящему. Увы, Марта была при всей своей наивной вере в чудо, девушкой образованной и вполне интеллектуальной. И мошенников начинала видеть уже минут через пять после знакомства. Но всё равно, не отказывалась от своих идеалов. Тем более, что среди героев её сюжетов и статей были очень интересные персонажи, которые тоже верили в то, чем занимаются. И пусть за пять лет своей работы Марта ещё не столкнулась с настоящей левитацией, стопроцентным предсказанием будущего или невероятным исцелением, она продолжала искать и исследовать.
Но в это субботнее утро ей нужно было найти не след упавшего метеорита, а новое жильё. Квартиру, где она жила сейчас, готовили на продажу. Поэтому Марта собиралась побеседовать с потенциальными соседями.
Расположение дома было удобным, всего в получасе езды от «бегемота». Передвигалась Марта не на метро или автобусе, у неё был оригинальный личный транспорт. Вот уже семь месяцев, как журналистка гоняла по улицам на скутере. Ну, как гоняла? Осторожно каталась, особенно в непогоду. Подобный выбор средства передвижения был вызван несколькими причинами. Во-первых, довольно долго на нем можно было ездить без прав. Да, в новостных лентах попадалась информация, что, дескать, пора посещать курсы вождения скутеров, и получать соответствующие права и обязанности водителя. Но на деле, подростки обоего пола, лет так от тринадцати до семидесяти, резво раскатывали прямо по тротуару, вызывая поток обидной, но справедливой брани пешеходов. Во-вторых, скутер стоил дешево. Дешевле автомобиля. И в-третьих, он был оранжевый. А это любимый цвет Марты. Вообще, уже хотела купить велосипед, но тут ей на глаза попался этот вот … заводной апельсин. И она не устояла. Правда, позже права все же получить пришлось. Когда она чуть-чуть не попала на штраф. Но это особых трудностей ей не доставило. Стыдно об этом говорить, но девушка воспользовалась служебным положением. Одним из тех, от кого зависело беспроблемное принятие экзамена, был известный не только в городе, но и в стране исследователь полтергейста. У него даже имелся диплом научного сотрудника, но основной работой Олега Ивановича была служба в ГИБДД.
Была и четвертая причина для покупки такого двухколесного товарища. Марта Владиславовна Угличь, двадцати девяти лет от роду, журналистка по профессии, эзотерик по призванию, собиралась на пенсии писать мемуары. И поэтому старалась, по возможности, насытить свою биографию интересными подробностями. Кстати, Угличь – это действительная, настоящая фамилия нашей героини. И пишется она именно так, с мягким знаком на конце (предки подсуропили). Этот факт Марта и собиралась особо подчеркнуть в будущих мемуарах. Уж очень ей надоели эти: «Ай-ай-ай! Даже фамилию свою правильно написать не можем!». А сказать так, сопровождая фразу недовольным цоканьем, считал нужным всякий, кто знал о существовании великого русского города Углич. То есть, все.
Следует отметить, Марта в жизни во многом не соответствовала народным представлениям о тружениках пера. У нее не было ста тысяч друзей в контактах, звезд первого уровня в крестных родителях и прочей атрибутики публичной жизни. Да, журналистка, но нет – не экстраверт. В свободное от работы… а иногда и рабочее, время, Марта любила уединение. И возможно, даже не по своей воле. Просто она уродилась человеком-невидимкой. Бывают такие личности. Если у вас есть знакомая, которую в большой компании без задней мысли просят "всех сфотографировать", в то время как в первом ряду позирующих присутствует курьер, который пять минут назад принес пиццу… Или если вы можете назвать человека, которого просто забыли добавить в общий чат, когда организовывали вечеринку, то, возможно, вы когда-нибудь работали с Мартой в одном отделе. Либо до сих пор там трудитесь. Иногда быть Мартой удобно. Временами – безумно обидно. При этом нельзя назвать девушку серой мышкой или блеклой амебой. Вполне себе симпатичная барышня среднего роста и с креативной стрижкой. Правда, когда эта стрижка отрастает, Марта ее собирает в хвост, и тут уж не видно насколько она креативна. Глаза – зеленые, телосложение ближе к хрупкому. Уж точно – не прозрачная и тень отбрасывает. Но почему-то в коллективе Марта теряется. И даже как-то растворяется.
Наверное, это карма, в которую Марта верила. Кто знает, может она в прошлой жизни была ниндзя, и достигла великих успехов в искусстве быть незаметной. Впрочем, когда вы ведёте по дороге маленький оранжевый скутер, незаметность для сотрудников правопорядка – только в плюс. А вот чтобы нечаянно не контактировать с другими водителями стоит быть особенно внимательной и собранной.
Итак, Марта всё же вставила непокорную плёночку в глаз и доехала до своего нового предполагаемого жилья, поднялась на пятый этаж и предстала пред очами, практически, приёмной комиссии.
Встретила её очень симпатичная светловолосая девушка ухоженного вида. Внимательно осмотрела, словно просканировала. Пригласила зайти на кухню.
– Меня зовут Ольга, я очень давно здесь уже живу, сменила с десяток соседок. Сейчас вот снова у нас освободилась комната.
Удивительное начало! Можно триллер писать с этой сцены. Милая соседка будет главной злодейкой, естественно. Энергетическим вампиром или активисткой деструктивного культа. И вообще ей лет двести, просто она хорошо маскируется.
– Марта, вы кем работаете?
– Я журналист. Пишу на мистические и эзотерические темы.
– Очень интересно! – оживилась Ольга. – У нас тут как раз есть необычная комната в квартире. Все, кто туда заселяется, довольно скоро съезжают.
– Ух ты! Чертовщинка какая-нибудь происходит? – заинтересовалась Марта.
– Нет, наоборот. У них в жизни начинаются позитивные перемены. В основном все замуж выходят, как вариант – получают перспективные предложения по работе. Я уже там сама хотела пожить пару недель, думаю, вдруг да поступит выгодное приглашение откуда-нибудь из-за границы.
– И как? – это уже было похоже на сбор материала для статьи, а не собеседование при заселении жильца.
– Да потом прикинула, что мне именно карьеру хорошую хочется, а вдруг как замуж потянет прямо из комнаты. Что-то не готова я к этому пока.
Обе засмеялись. Марте Ольга уже нравилась. Чувствовалась в ней какая-то целостность. Слово за слово, они разговорились и расставались, уже будучи на «ты». Кстати, как выяснилось, освободилась вовсе не та комната, откуда выходят замуж, а соседняя.
– Так что, надеюсь, ты у нас подольше задержишься. В твоей комнате девочка больше трёх лет прожила. Просто решила на родину вернуться.
– А в той самой, загадочной, кто сейчас?
– Алиса, – с готовностью рассказала Ольга. – Три месяца назад въехала. Сама понимаешь, я не рассчитываю, что она там долго пробудет, и стараюсь к ней не особенно привязываться. Обычно полгода – десять месяцев, и здравствуй, новая жизнь.
– А с хозяйкой мне надо знакомиться? – спохватилась Марта уже у выхода.
– Да познакомишься, когда она сюда с визитом нагрянет. Где-то раз в месяц это бывает. Она мне доверяет уже. Я тут кто-то типа старосты.
Было решено, что Марта заселится на новое место уже в следующую субботу, то есть, ровно через неделю. Всё складывалось вполне неплохо. Сейчас можно было возвращаться домой, продолжать вливаться в материал для разворота.
Марта обувалась, когда у Оли зазвонил телефон. Невольно услышала часть разговора.
– Привет! Сегодня? Да никуда не собиралась пока. Хочешь увидеться? Давай. Можем с мелкой в парке все вместе погулять. Через два часа? Окей.
Марта попрощалась с Ольгой и отправилась в седло. Слушать аудиокнигу «Жизнь после жизни». Вроде бы, давно уже написанная вещь, а вот всё руки до неё не доходили. Или уши.
***
Ирина решила прогуляться с подругой. Вместе с Ульяной, конечно. Хоть на дворе и стояла летняя прекрасная суббота, Пётр время с девочкой проводить не спешил. Ира уже к этому привыкла. Значит, дома у него всё хорошо, семья радует. И то слава богу, хоть кто-то в этой истории устроился нормально и даже, возможно, счастлив.
Надо сказать, до вчерашнего вечера у них с Улей как раз намечался просвет в отношениях. Девочка её уже почти не пугала, так, иногда смотрела на неё задумчиво, а порой спрашивала:
– Мама, а мы же раньше тоже с тобой вместе жили? Я помню, но не сильно.
Ирина вздрагивала, но такие вопросы были единичными, и, похоже, Уля сразу и забывала, о чём говорила. Переходила на свои детские темы, о мультфильмах, книжках и игрушках. Ира к трём с половиной годам дочери окончательно себя убедила: её догадка по поводу того, что Ульяна просто «считала» материнские эмоции, верна. Другого предположения быть просто не может. Оно наиболее логично и наименее бредово. Но то, что было вчера поздно вечером, в эту теорию вписывалось не особенно органично. Одно дело, когда ребёнок проявляет к ней негатив, потому что Ирина сама переполнена виной и депрессивностью. Худо-бедно даже узнавание Егора на фото можно объяснить тем, что она, допустим, действительно как-то при дочке перебирала бумаги и документы, может и имя бывшего мужа (ха-ха, первого из бывших мужей) вслух произнесла. Хотя и странно, что решила назвать его именно «Егорушкой». Но вот этот «день рождения» а следом ещё контрольный выстрел Прагой?
Ира уж точно Анну Викторовну с её именинами при дочери не вспоминала вслух. И не рассказывала девочке, что Егор хотел в столицу Чехии свозить мать, а поехала с ним она. Вот это у неё – откуда?
Впору снова с ума сходить начинать. А ведь жизнь налаживалась. Она всё так же работала удалённо, а с августа должна была выйти на неполный рабочий день плюс подработка дома, так как Улю удачно зачислили в детский сад. Половину суммы съёма за квартиру оплачивал Пётр, вторую – она сама. И на жизнь оставалось вполне прилично. С мамой общение стало более непринуждённым, Ира с дочерью уже два раза ездила к ней в Пензу, виделась там и с папой. Было неловко, но лучше уж так. Самое главное – Ульяна познакомилась с той самой куклой, очень её полюбила, не захотела расставаться и забрала с собой. Можно смеяться над Ирой сколько угодно, но этот момент для неё оказался очень важным. Она почувствовала, будто с неё проклятие сняли, и словно она сама из детства себя же и благословила.
И тут, здравствуйте, снова эти странные фантазии, причём с чётким перечислением фактов. День рождения, Прага, Егор.
С Ольгой ей захотелось увидеться, потому что та была своеобразным островком благоразумия в этой странной меняющейся реальности.
– Как наша квартирка поживает? – спросила она с интересом.
– Алиса пока замуж не собирается, даже удивительно, – засмеялась Ольга. – Зато в другой комнате – замена соседки.
– Ищешь новую?
– Уже нашла. Журналистка. Представляешь, работает на интернет-канале, который про всякую магию вещает. Надо будет вас познакомить. Расскажешь ей, что это всё суеверия и опиум для народа. Ты ж у нас непробиваемая в этом плане!
Ирина усмехнулась. Непробиваемая. Знала бы Оля, с чем она периодически теперь сталкивается. Может, ей и правда эта «охотница за привидениями» сейчас бы как собеседник идеально подошла.
Ульяна беззаботно каталась на розовом девчачьем самокатике и выглядела обычным ребёнком.
– Мороженое будешь? – поинтересовалась Ирина у девочки. Та радостно согласилась.
– Оль, я сбегаю, всем куплю по мороженке, последишь за Улей?
– Да конечно!
Ирина радостно упорхнула, словно радуясь, что хоть на десять минут, да освободилась от пут материнства.
– Ух, как побежала! – засмеялась Ольга. – Видимо, ты у нас, Ульяночка, держишь маманьку в черном теле.
Она, конечно, не думала, что девочка на это ответит. Но та решила поддержать разговор.
– Она хочет совсем от меня убежать, – сообщила малышка. – И Егора у меня забрать.
– Кого-кого? – Ольга решила, что ослышалась.
Когда Ирина вернулась с тремя эскимо, Оля странно на неё посмотрела и сказала:
– Слушай, я всё понимаю, жизнь у тебя не самая лёгкая. Но зачем ты Ульяне про свои любовные драмы-то рассказываешь? Она же маленькая ещё, и всё повторяет.
Ирина так и села на скамейку.
– Что она тебе говорила? – только и смогла спросить устало.
– Что ты от неё хочешь сбежать вместе с Егором. Это как вообще понимать?
– Оль, я Егора в последний раз видела, когда меня свидетелем вызывали, по поводу закрытия дела о смерти Анны Викторовны. Мне даже бумажку о разводе дали без его присутствия. И с тех пор мы не созванивались, не переписывались. А Ульяна его почему-то знает.
– Офигеть, – Ольга присвистнула. – Я вообще ничего теперь не понимаю.
– Знаешь, я тоже. И никому об этом не рассказывала. Мы же с Петром расстались, потому что Ульяна постоянно Егора вспоминала… думаешь, я с ума схожу?
Ольга зачарованно смотрела, как Ульяна катается на самокате и одновременно уминает мороженое. Совмещать два этих действия девочке удавалось с переменным успехом. Мороженое капало на дорогу и вызывало интерес у местных голубей. Возможно, они рассчитывали, что вслед за сладкой липкой жидкостью на тротуар посыплется нечто более существенное. Пара раскормленных птичек вальяжно переваливалась вслед за Улей. Выглядело это уморительно.
– Получается, я тоже тогда с ума схожу, – наконец произнесла Оля. – Ну, или ты действительно крышей поехала, внушаешь ребенку странные идеи и хочешь меня убедить в том, что это Ульяна себя ненормально ведёт, а не ты.
