Разобьем лагерь сейчас, – объявила Йондра, когда солнце все еще не вставало. Голос Арвания повторил ее приказ, и охотники послушно слезли с лошадей и принялись заниматься вьючными животными и своими лошадьми.
Конан вопросительно посмотрел на нее, и она ответила ему улыбкой.
– Когда охотишься на редкое животное, – сказала она, – надо стараться не пропустить место, где оно кормится. Разбив лагерь, мы будем искать его.
– Будем надеяться, что животное само не ищет нас, – ответил Конан.
Аристократка нахмурилась, но ничего не успела сказать, так как к ее стремени подбежал Арваний.
– Не послать ли следопытов прямо сейчас, моя госпожа? – спросил он.
Йондра кивнула, и то, как она поежилась от нетерпения, привлекло взгляды всех мужчин.
– Было бы прекрасно подстрелить добычу в первый же день. Да, Арваний. Пошли лучших следопытов.
Она с надеждой посмотрела на Конана, но он притворился, что не заметил ее взгляда. Он понимал в следах не хуже остальных охотников, но ему совершенно неинтересно было искать зверя, которого искала Йондра. Он хотел лишь, чтобы обе женщины невредимыми вернулись в Шадизар, а если отправиться сейчас со следопытами, то он не сможет предложить женщинам защиту. Лицо Йондры сделалось грустным, когда Конан не ответил, но распорядитель охоты злорадно улыбался.
– Чтобы быть следопытом, требуется большое искусство, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Моя госпожа, – он сделал рукой изящный жест, когда пятился, и, выпрямившись, прокричал: – Следопыты, на выход! Телад! Зурат! Абу! – Список его продолжался, и вскоре он сам и девять других охотников бежали из лагеря в десяти разных направлениях. Они отправились пешком, поскольку едва заметный след, который следопыт должен уметь читать так же, как писец читает слова на пергаменте, совершенно теряется, если смотреть на него с лошади.
Когда следопыты ушли, аристократка принялась руководить разбивкой лагеря, а Конан отыскал себе место и уселся с бруском, тряпочкой и бутылкой оливкового масла. Меч требует ухода, в особенности когда ему вскоре должно найтись применение, а Конан был уверен, что его клинку не долго оставаться без дела. Нависшие со всех сторон горы не предвещали ничего доброго, сами камни, казалось, были пропитаны чем-то, от чего киммерийцу было не по себе. Брусок тихо скользил по клинку. Утро переходило в день.
Лагерь, решил Конан через некоторое время, был расположен так хорошо, как только это можно было сделать в таких условиях. Кривые деревца, скудно разбросанные по всем Кезанкийским горам, образовывали здесь некое подобие рощи, хотя и чрезвычайно жидкой. Она служила по крайней мере хоть каким-то укрытием.
Алый шатер Йондры, с которым ей никогда не приходило в голову расстаться, стоял между двух массивных гранитных валунов, а сзади был прикрыт бурой стеной обрыва. Других шатров не взяли с собой – чему киммериец был рад, – и одеяла охотников были разбросаны по два и по три во всех углублениях, где можно было укрыться. Лошадей привязали в длинной узкой яме, которую можно было не заметить, даже специально отыскивая ее. Человеку, незнакомому с местностью, лагерь покажется почти невидимым. Вся беда лишь в том, горько подумал Конан, что горцы более чем знакомы со своими горами. Беда обязательно случится.
Будто его мысль о беде послужила сигналом, прохладный горный воздух рассек некий звук, и Конан застыл, смазывая меч маслом. По рваным пикам эхом разносился пронзительный вой, заставляющий холодеть сердце. Киммериец никогда не слышал подобных звуков, во всяком случае не слышал, чтобы его мог издавать человек или какое-нибудь другое существо.
Не один киммериец был встревожен этим вызовом алчного охотника – ибо никто не сомневался в характере этого звука. Все люди приподнялись со своих одеял, обмениваясь тревожными взглядами. Некоторые встали и прошли несколько шагов, осматривая крутые окружающие их склоны. Йондра подошла к пологу своего шатра и, наклонив голову, прислушалась. На ней была кожаная одежда: жилетка и штаны, как всегда плотно облегающие. Когда она убедилась, что звук не повторится, княжна вернулась в шатер.
– Что, будь трижды благословенно имя Митры, это было такое? – спросила Тамира, опускаясь на корточки рядом с Конаном. Она поправила короткую белую рубаху, чтобы сохранить приличие, и обхватила колени хрупкими руками. – Это, может быть, существо, за которым охотится Йондра?
– Не удивлюсь, если так и окажется. – Конан снова принялся смазывать клинок. – Мало пользы принесут те рубины, если закончить жизнь в желудке этого зверя.
– Пытаешься уговорить меня бежать, – ответила она резко, – и оставить тебе свободной дорогу к украшениям.
– Я уже сказал тебе, – начал было он, но Тамира перебила:
– Значит, дорогу к Йондре под одеяло.
Конан вздохнул и вложил меч в ножны.
– Прошлой ночью в моих объятиях была ты, а с ней я не сплю уже два дня. И я уже сказал, что пришел в эти трижды проклятые горы из-за тебя. Ты считаешь меня лжецом?
Она отвела глаза и посмотрела на гранитные вершины, окружающие их.
– Думаешь, следопыты найдут его? Я имею в виду зверя? Может быть, если не найдут, то мы уйдем из этих гор. Я вполне могла бы украсть рубины и по дороге в Шадизар.
– Я бы хотел, чтобы они ничего не нашли, кроме мозолей на пятках, – ответил Конан. Он вспомнил о полуобгорелом куске черепа с рогом. – Боюсь, что этого зверя не так легко убить, как считает Йондра. И ты не украдешь рубины.
– Значит, ты все-таки хочешь украсть их сам.
– Не хочу.
– Значит, хочешь спасти их для своей любовницы. Для Йондры.
– Яйца Ханнумана, женщина! Не перестанешь ли ты?
Тамира пристально посмотрела на него:
– Не знаю, хочу ли я, чтобы ты лгал, или нет.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Конан, недоумевая.
– Я намерена украсть рубины, понимаешь, независимо от того, что ты говоришь или делаешь. – Голос ее сделался тверже. – Но если ты остался не ради рубинов, то, значит, ты остался ради меня. Или ради Йондры. Я сама не знаю, хочу ли точно выяснить, что тебе нужны были лишь драгоценности.
Конан откинулся спиной к валуну и принялся хохотать, пока не охрип.
– Значит, ты мне не веришь? – спросил он наконец.
– Я знала достаточно мужчин, так что сомневаюсь во всем, что бы вы ни говорили.
– Да ну? – воскликнул Конан, изобразив удивление. – Я бы мог поклясться, что я был первым мужчиной, которого ты знала.
Краска залила ее щеки, и Тамира вскочила на ноги.
– Только подожди, пока не...
Чем бы она ни угрожала, он все равно не услышал конца фразы, поскольку в лагерь явился Телад, еле дыша и опираясь на копье, как на палку. Охотники поспешили к нему, и киммериец оказался там первым.
Охотники сыпали градом слова:
– Ты нашел следы?
– Мы слышали громкий крик.
– Что ты заметил?
– Это, вероятно, было то, на что мы охотимся.
– Ты видел зверя?
Телад стянул с себя остроконечный шлем и покачал бритой головой:
– Я слышал крик, но не видел ни зверя, ни следов.
– Докладывай мне, – бросила ему Йондра. Охотники расступились, чтобы пропустить княжну. Ее нетерпение выдавало то, что в руке она держала лук. – Или я должна ждать, пока ты не расскажешь всем остальным?
– Нет, моя госпожа, – ответил Телад, смутившись. – Прошу прощения. Я видел армию, моя госпожа. Солдат.
Снова на охотника хлынул поток вопросов.
– Ты уверен?
– Из тех, что мы видели в сражении?
– Как они могли оказаться в горах раньше нас?
Йондра окинула собравшихся охотников взглядом холодных серых глаз, и поток затих, будто она хлестнула плетью.
– Где эти солдаты, Телад? – спросил Конан.
Йондра резко взглянула на него, но закрыла рот и ничего не сказала.
– Не будет и двух лиг к северо-востоку от нас, – ответил Телад. – Их ведет князь Тенерс. Я подобрался близко и разглядел его, хотя солдаты меня не видели.
– Тенерс, – проговорил Конан. – Я слышал о нем.
– Говорят, что он охотится за славой, – сказал бритоголовый охотник, – но, кажется, он хорошо знает, когда грозит опасность. Лагерь его так хорошо спрятан в ущелье с единственным входом, что я нашел его лишь чисто случайно. И я не видел, сколько с ним человек.
– Не меньше, чем с Зафанидом, – сказал Конан, – если правда то, что о нем говорят. Он человек, сознающий собственную важность, этот Тенерс.
Йондра вклинилась подчеркнуто спокойным голосом:
– Если вы двое закончили обсуждать армию, я бы хотела услышать о результатах того, ради чего и послала этого человека. Ты нашел следы, Телад, или нет?
– А, нет, моя госпожа, никаких следов.
– Остались еще девять, – сказала аристократка сама себе. – А что касается этих солдат, – продолжала она более естественным тоном, – им нет до нас дела, и нам нет до них дела. Не вижу смысла говорить о них дальше, или же о том, как им вообще вдруг может стать известно о нашем существовании. Меня все поняли?
Она властно заглядывала в лицо каждому охотнику по очереди, и каждый охотник неясно бормотал в знак согласия и принимался пристально изучать что-то у себя под ногами, пока очередь не дошла до Конана. Холодные лазурные глаза, не мигая, встретили ее взгляд, и на этот раз не выдержали серые глаза.
Княжна вновь посмотрела на Конана, но теперь сквозь длинные ресницы.
– Я должна поговорить с тобой, Конан, – проговорила она. – В шатре. Я... хотела бы посоветоваться насчет охоты.
Через плечо Йондры Конан видел, как на него пристально глядит, уперев руки в бока, Тамира.
– Может быть, попозже, – сказал он. Когда аристократка прекратила недоуменно моргать и посмотрела на него, он быстро добавил: – В горах опасно. Мы не можем пренебречь ни одной парой глаз.
Прежде чем она успела что-либо сказать – а по искрам в глазах Конан видел, что сказать она хочет очень много, – он вернулся через весь лагерь на свое место за валуном.
Когда он снова уселся спиной к камню, то заметил, что обе женщины смотрят на него. И обе смотрят гневно. Старая поговорка оказывается верной, подумал он. Имеющий двух женщин не обладает ни одной. И ничего не приходило в голову, чтобы как-то помочь этому. Вздохнув, он принялся ухаживать за своей сталью. Некоторые говорят, что клинки имеют женский характер, но он никогда не видел, чтобы меч испытывал ревность.
Через уменьшающиеся промежутки времени начали возвращаться остальные следопыты. Этим Йондра не позволяла заниматься посторонними – для нее – делами и беседовать с другими охотниками. Она сама встречала каждого из них, как только он входил в лагерь, и взглядом удерживала остальных, до тех пор пока не заканчивала расспросы и не отпускала следопыта.
Один за другим следопыты возвращались, и один за другим докладывали о том, что было Йондре неинтересно. Один, который искал недалеко от Телада, нашел наушники от солдатского шлема. Другой видел горного барана с длинными витыми рогами. Йондра сердито повернулась к нему спиной, не дав даже договорить. Несколько следопытов видели горцев, и в таком количестве, которое заставило бы разумного человека насторожиться, но никто не нашел ни следов, ни чего другого, что говорило бы о присутствии зверя. Сероглазая аристократка каждого выслушивала и каждый раз отходила, нетерпеливо стуча луком о бедро.
Последним вернулся Арваний, прибежав в лагерь и оперевшись с самодовольной улыбкой о копье.
– Ну? – спросила Йондра, шагая к нему. – Ты тоже, полагаю, ничего не нашел?
Человек с орлиным носом был явно поражен ее тоном, но быстро пришел в себя и отвесил низкий поклон.
– Моя госпожа, то, что ты имеешь, даю тебе я. – Он, выпрямляясь, бросил на Конана дерзкий взгляд. – Я, Арваний, сын князя Анданеза, даю это тебе.
– Ты нашел? – Лицо ее вдруг радостно вспыхнуло. – Где, Арваний?
– Едва ли в лиге на восток отсюда. Я нашел отпечатки огромных когтей, размером с человеческую ладонь, и прошел по ним некоторое расстояние. Следы были оставлены сегодня, и никакое другое животное в этих горах не оставляет таких невиданных следов.
Весь лагерь, недоумевая, смотрел, как Йондра подпрыгнула и протанцевала еще три шага.
– Это он. Это он. Я осыплю тебя за это золотом, Арваний. Найди мне этого зверя, и я подарю тебе имение.
– Мне не нужно ни золота, – угрюмо сказал Арваний, сверкнув неожиданно черными глазами, – ни имений.
Йондра застыла, глядя на него, затем неуверенно отвернулась.
– Приготовить лошадей, – приказала она. – Я хочу посмотреть на следы.
Распорядитель охоты обеспокоенно посмотрел на нее.
Солнце, дающее в горах мало тепла, проделало от зенита половину пути на запад.
– Поздно начинать охоту. Утром с первыми лучами...
– Ты мне прекословишь? – бросила ему княжна. – Я не глупа, чтобы начинать охоту на опасного зверя тогда, когда близится ночь, но я желаю видеть следы. Сейчас! Двадцать человек. Остальным оставаться в лагере и готовиться к завтрашней охоте.
– Повинуюсь, моя госпожа, – проговорил Арваний. Он гневно посмотрел на Конана, когда Йондра повернулась к огромному киммерийцу и тихим голосом заговорила:
– Ты поедешь со мной, Конан? Я... я чувствовала бы себя в большей безопасности. – Неловкость слов и залитое краской лицо выдавали ложь. С явным усилием княжна добавила: – Прошу.
Ничего не сказав, Конан поднялся и направился к лошадям. Арваний прокричал распоряжения, и к киммерийцу присоединились другие. Закрепляя подпругу, Конан увидел Тамиру, с нарочитой непринужденностью ласкающую нос чалой лошади, стоящей рядом с его высокой гнедой.
– Ты поедешь со мной, Конан? – тихо передразнила она. – Я буду чувствовать себя в еще большей безопасности.
Она состроила гримасу, чтобы сплюнуть. Конан глубоко вздохнул.
– Я не хочу, чтобы какая-нибудь из вас погибла или оказалась рабой горца. Ты здесь будешь в большей безопасности, чем она там, так что я еду с ней.
Он влез в высокое заморийское седло. Тамира шагала рядом, когда он выезжал из ямы, в которой были укрыты лошади.
– Ты будешь там, – сказала она киммерийцу, – а также и она. Вы можете вернуться и обнаружить, что меня нет, Конан. И нет рубинов. Что задержит меня здесь?
– Как же, ты ведь будешь дожидаться меня, – сказал он, рассмеявшись, и ткнул лошадь пятками в бока. От плеча отскочил брошенный камень, но Конан не оглянулся.
Партия заморийских охотников вереницей пробиралась по разломам и ущельям, которые бороздили горы, будто морщины на старческом лице земли. Арваний ехал впереди, так как знал дорогу, а Йондра сразу за ним. Конан, в свою очередь, держался недалеко от аристократки. Если нужна будет защита, нельзя терять времени. Горы, казалось, злобно давили на людей со всех сторон даже тогда, когда проход раскрывался так, что могли ехать двенадцать или более человек в ряд.
Огромный киммериец постоянно оглядывал утесы и крутые склоны и с помощью инстинкта, притупившегося у цивилизованных людей, пытался обнаружить врагов. Он не видел никаких следов горцев, ничто не говорило его чувствам об их присутствии, но все же из камней сочилась угроза. Внешне Конан казался спокойным, но на самом деле он был как сухой трут, ждущий искры.
Вдруг в том месте, где каменные стены сходились и были круты, Арваний натянул поводья.
– Вот, моя госпожа, – произнес распорядитель охоты, указывая на землю. – Здесь первый след, который я нашел.
Йондра слезла с седла и стала на колени у небольшого глинистого участка. Там глубоко отпечатались два массивных когтя и часть третьего.
– Он больше, чем я думала, – проговорила она, проводя пальцем по отпечатку.
– Вот мы и посмотрели на следы, – сказал Конан. Ему казалось, что зловещий воздух сделался гуще. – Давай теперь вернемся в лагерь.
Арваний презрительно скривил губы.
– Ты боишься, варвар? Моя госпожа, дальше еще есть следы. Некоторые пропечатались полностью.
– Я должна их видеть, – воскликнула Йондра. Вскочив в седло, она поскакала вперед, и Арваний, подхлестнув свою лошадь, помчался за княжной.
Конан обменялся с Теладом взглядом – судя по кислому лицу, бритоголовому это нравилось так же мало, как и киммерийцу, – затем они и все остальные двинулись следом.
Как бывало и раньше, узкий проход расширился. На этот раз он вывел в небольшое ущелье, возможно, в сотню шагов шириной, в крутых бурых стенах которого виднелись пять проломов. Конан с подозрением поглядел на эти отверстия. Какой бы враг ни скрывался там, он сможет напасть на них до того, как охотники успеют что-либо сделать. Любимой тактикой горцев была засада.
Внизу на земле было полно следов. Следы, ведущие туда и обратно, говорили о том, что зверь обследовал эти проломы. Всей колонне было не по себе: охотники нервно перехватывали копья либо тянулись руками к упрятанным в чехлы лукам, и лошади приплясывали и шарахались в сторону. Йондра вынула лук, слезла с седла у следа, на который показывал ей Арваний, и, прежде чем встать на колени, вложила в лук стрелу. Человек с орлиным носом нахмурился, глядя на землю и едва удерживая свою лошадь на месте.
Конан поймал себя на мысли, что обеспокоен выражением лица Арвания. Ведь Арваний уже видел и это ущелье, и эти следы. Из-за чего же он нахмурился?
У огромного киммерийца перехватило дыхание. Разве только следов стало больше?.. Если это так, то надо немедленно уходить.
Конан открыл было рот, но тут воздух рассек пронзительный вой, от которого у людей похолодела кровь, а лошади встали на дыбы. Лошадь Йондры вырвала поводья из рук хозяйки и понеслась, раздув ноздри и бешено вращая глазами, оставив аристократку стоять подобно ледяной статуе. Киммериец с трудом развернул гнедую.
– Кром, – проговорил он среди воя, наполнившего воздух.
В ущелье входило чудовищное существо, огромное, на массивных ногах. В свете заходящего солнца блестела золотая чешуя, а на спине виднелись черные кожистые наросты. Крепкие когти рыли камень. Широкая голова запрокинута назад, разверзлась пасть, полная кривых зубов, будто обломки камня, и снова раздался пронзительный вой.
Охотники уже много раз до этого встречались со смертью, и если раньше она и не представала перед ними в таком облике, то все же не была для них чем-то неизвестным. Когда этот злобный вой прекратился, они принялись действовать и, борясь с полу взбесившимися лошадьми, рассредоточились и окружили чудовище.
Охотник, находившийся ближе всех, опустил копье и бросился вперед. Послышался звук, будто сталь ударилась о камень, и всадник вылетел из седла. Огромная голова опустилась, и из зияющей пасти с ревом вырвалось пламя.
Крик человека и лошади слился воедино, и они были заживо изжарены.
У остальных охотников вырвался крик, но они уже начали атаку. Наступали с обеих сторон.
Даже если бы они хотели свернуть, зверь не дал им такой возможности. Двигался он быстрее леопарда, разбрасывая по земле кровавые ошметки, которые были когда-то людьми, кромсая челюстями охотников и лошадей. Копья ломались о сверкающую чешую, как солома, и крики умирающих заглушали все, кроме мыслей, а в мыслях охотников царил страх.
Конан скакал сквозь этот водоворот верной смерти. Он низко нагнулся, чтобы подхватить с окровавленной земли несломанное копье.
Большие золотые глаза, думал он. Глаза должны быть уязвимы. Или длинные темные наросты на спине...
Он заставил лошадь повернуть – она изо всех сил пыталась бежать подальше от этого ужаса, – и от вида, представшего перед ним, киммериец содрогнулся, как не содрогнулся, даже услышав крик зверя.
Йондра стояла всего в десяти шагах от головы чудовища. Когда он глядел на нее, из лука вылетела стрела. Стрела ударила прямо в злобный золотой глаз. И отскочила.
Зверь кинулся вперед, пытаясь схватить княжну когтями. Она отчаянно отпрянула, но кончик одного когтя зацепился за шнуровку красной кожаной жилетки, и княжна повисла в воздухе прямо напротив глаз твари. Не обращая внимания на льющуюся вокруг кровь, крики, вопли людей, зверь, казалось, разглядывал девушку.
Дрожь ужаса пробежала по телу Конана. В этих глазах проглядывал свет разума.
Но даже если это чудовище и обладало разумом, то слишком нечеловеческим и непонятным людям.
Он не видел в красивой женщине ничего, кроме жертвы. Пасть, полная зубов, открылась, и Йондра была подтянута ближе. Конан поднял копье.
– Кром! – проревел он и ударил лошадь в бока пятками.
Наконечник копья он направлял на кожистый нарост. Киммериец плотно сжал коленями лошадь, приготовившись к удару, который, как он видел, выбил других из седла, но все равно сила удара оказалась чудовищной, и даже лошадь упала на колени.
С гибким изяществом и ослепительной скоростью зверь развернулся и ударил Конана лапой, в которой болталась Йондра. У киммерийца захватило дух, когда его подбросило в воздух. Последние силы вышиб удар о каменную почву.
Конан отчаянно попытался вздохнуть, заставить онемевшие мускулы работать, перекатился на четвереньки и поднялся на ноги.
Йондра, корчась, лежала на спине рядом с ним, обнаженные груди вздымались с каждым трудным вздохом.
Кожаная жилетка Йондры по-прежнему была в когтях, но зверь переместил свое внимание на киммерийца. То, что осталось от лошади Конана, лежало теперь под тварью, и из зубастой пасти падали куски мяса.
Понимая бессмысленность этого жеста, Конан выхватил свой старинный меч. Сталь не оставляла следа на небьющихся пластинах чешуи. У Конана и налегке не хватит скорости, чтобы увернуться от атаки твари, тем более не сможет он этого сделать, если будет нести Йондру, но он не мог ее оставить. Однако он не погибнет без боя.
– Эй, Конан! – Нетвердо держась в седле, сзади к зверю подскакал Телад. Кольчуга на груди была порвана, и он истекал кровью, но крепко сжимал копье. – Оттащи ее, северянин! – Ударив в бока лошади каблуками, он ринулся вперед.
Тварь развернулась, блеснув переливающейся чешуей.
– Нет! – крикнул Конан.
Бритоголового охотника охватило пламя, и зверь прыгнул, чтобы растерзать обгорелое мясо.
Киммериец не мог позволить, чтобы жертва Телада пропала даром. Вложив меч в ножны, он схватил Йондру в охапку и бросился в узкий проход, преследуемый звуком дробящихся костей.
Когда за спиной уже не слышно было жуткого скрежета, Йондра пошевелилась в его руках.
– Я не хотела, чтобы они погибали, – прошептала она.
Глаза ее были переполнены ужасом.
– Ты хотела поохотиться на зверя, – сказал он, не замедляя шага.
При других обстоятельствах Конан задержался бы, чтобы поискать оставшихся в живых, но сейчас он думал лишь о том, чтобы поскорее унести Йондру как можно дальше от кошмарной сцены, вернуть ее в относительную безопасность лагеря.
Йондра плотнее прижалась к его широкой груди, будто укрываясь от бури за огромным валуном.
– Телад отдал за меня свою жизнь, – проговорила она, дрожа. – Я правда не хотела этого. Конан, что мне делать?
Конан тут же остановился, а девушка сжалась у него в руках, будто прячась от взгляда ледяных глаз.
– Уйти из гор, – сказал он резко. – Вернуться в Шадизар. Забыть о звере и всегда помнить о людях, погибших из-за твоего каприза и тщеславия.
Высокомерное лицо княжны вспыхнуло гневом. Кулачок поднялся, но вдруг бессильно опустился. По щекам потекли слезы.
– Так и сделаю, – прохныкала она. – Клянусь перед всеми богами.
– Этим не отплатить за жертву Телада, – сказал киммериец, – но это, по крайней мере, значит, что ты ценишь его поступок.
Она нежно коснулась щеки Конана.
– Я никогда раньше не хотела, чтобы мужчина управлял мной, но ты почти заставил меня... – Белые зубки прикусили полную нижнюю губу, и княжна опустила глаза. – Ты вернешься со мной в Шадизар? – спросила она тихо, снова пошевелившись в его руках, но на этот раз так, чтобы киммерийцу были хорошо видны ее полные округлые груди.
– Возможно, – ответил он и снова пошел, полностью сосредоточив свое внимание на изгибах ущелья и неровностях под ногами. Лишь глупец отказал бы такой женщине, какую он нес сейчас на руках. И лишь глупец пренебрег бы советом, который он только что дал ей. Но Телад сделался другом, и жизнь свою он отдал и за него тоже, как и за нее.
Кодекс чести киммерийца требовал, чтобы Телад, отдавший свою жизнь за киммерийца, был отмщен, но также кодекс требовал, чтобы он проводил Йондру и Тамиру в безопасное место. Второе выполнить было намного легче. Как, думал он, можно убить зверя, которому не причиняет вреда сталь? Так что не удивительно, что он не обращал внимания на прелести, выставленные Йондрой.