Приоткройте двери коммунальных квартир Петербурга в эпоху шестидесятых-семидесятых годов прошлого столетия!
Эта добрая, ироничная и немного грустная книга вернет читателей в коммунальные квартиры Питера шестидесятых-семидесятых годов прошлого столетия.
За старыми дверями справляются дни рождения, человеческие и собачьи свадьбы, жители ссорятся, мирятся, делятся сплетнями и рецептами на общих кухнях. Соседи приезжают и уезжают, отправляются в отпуск и, к сожалению, даже умирают.
Книга посвящена любимому городу и моей семье, от которой остались одни воспоминания.
Содержит нецензурную брань
Книга о детстве. О детстве в коммуналке. Семья в коммуналке – это маленькая страна на отдельно взятой жилплощади. Семья, но не все в этой семье кровные родственники. Уж столько лет вместе пожили, обжились, пообтерлись, что стали семьей.
Эта книга – сборник историй. Разных. Добрых, смешных, грустных. Иногда юмор на грани фола. Иногда захотелось всплакнуть. Иногда держалась, чтобы вслух не смеяться. Это истории из детства еврейского мальчишки, его семьи, соседей.
На обложке фотографии. И каждый рассказ будто автор берет в руки фотографию и описывает, когда сфотографировали, кто на фото и какую-нибудь историю, связанную с фото или человеком на фото.
Пожалуй, рассказ о самом лучшем из армян оказался для меня самым неожиданным.
Этот сборник очень похож на «Дети Воинова», с той лишь разницей, что здесь матов меньше.
Если бы я знала, что эта книга так похожа на «Детей…», то не читала бы.
Если вы любите Рубину, Абгарян, Трауб, то вам понравится.
Не могу сказать, что книга хороша, как и не могу сказать, что она прям совсем плохая. Поэтому не могу сказать, что книга мне понравилась, в ней были места, от которых я была в восторге, но было не меньше мест, когда хотелось книгу закрыть и забыть о ней уже. Где-то в рецензиях на эту книгу писали, что она очень неровная и в ней есть лишние и непонятные зарисовки, идущие мимо темы повествования, и я тут соглашусь, книга и неровная, и с некоторыми излишествами, не идущими на пользу сюжету.Наверное, стоит начать с того, что по аннотации было непонятно, что это книга воспоминаний не автора, а художественное произведение на тему воспоминаний, то есть это даже не художественная биография. Вот за это я не люблю аннотации (думаю, такое многие не любят), которые упускают самое важное, подчеркнуть, что это художественное произведение, к биографии или любому другому нон-фикшену не имеющее никакого отношения. В этой истории у нас главный герой мужчина из нашего времени, который погружается в реку воспоминаний и эта река вытекает вроде как из фотоальбома, из которого выпали фотокарточки, и мы оказываемся уже не в нашем времени, а в прошлом веке, я не совсем уловила точное время по годам, там вроде и 50-е, и 60-е, и 70-е были. И повествование ведется довольно интересно, потому что порой кажется, что это уже и не альбом в руках у человека, а он прогуливается по улочкам Ленинграда, там, где прошло его детство, смотрит на окна своей квартиры, чудом попав в двор-колодец, которые сейчас в Питере почти все на замках. Язык у автора красивый, правильный для воспоминаний, живой, образный. В самом языке нет скучных моментов, он легок, но не примитивен, он хорошо передает именно взрослого человека, который пытается вспомнить свое детство. Но образность языка играет злую шутку с автором, она сама наполняется им и не удерживает его в рамках основной идеи – воспоминания взрослого человека, – срывается и пишет отвлеченные полуглавы какие-то. Это в фильмах или сериалах, хорошо действует перебивка, когда перед тем как показать какую-то группу героев показывают место действия, где эти герои находятся. Или задают атмосферу, когда камера проезжает по парку с его голыми деревьями, опавшими листьями, дворником вдалеке. Хорошо для фильма, потому что фильм не имеет возможности иначе передать настроение, в которое мы должны попасть, еще музыка, конечно, но ей тоже нужно время, и на фоне чего-то звучать, иначе нельзя быстро подсказать куда мы вернулись и где герои находятся, если это сериал, и герои как котята расползлись по всему городу, где происходит действие. Эта история именно визуальная. И автор в книге использовала визуальную историю, которая ей казалась привязкой к месту действия, но учитывая, что мы находимся перед альбомом с фотографиями, в голове мужчины, эти перебивки смотрелись инородно, не вписываясь в общую струю рассказа. Красиво, но ненужно, бессмысленно, сбивая повествование, нарушая стройный поток. И мало того, это не то, на чтобы ты хотел отвлекаться, потому что первый такой кусок, он о крысе у мусорного бака. И хоть крыса в какой-то момент станет героиней повествования, но в такой показательной сцене, она явно не нуждалась.В книге было еще много историй, которые было непонятно зачем рассказывать взрослому мужчине, который так сожалеет, что маленьким не запоминал руки матери, глаза матери. Казалось, каждую частичку памяти о ней, надо было вытянуть из себя, но у нас огромные главы о женщине изменяющей мужу. И это было бы даже и ничего, но у этой истории нет вывода, нет отношения ребенка или взрослого к этому. Если читая, про прекрасную Мальвину, которую обидели мы получаем вывод истории о красоте и любви, то тут мы ничего не получаем, хорошо, хоть получили кусочек хозяйственный, как спасти пальто и хоть как-то выехали на рукоделье матери, но все это можно было рассказать без привязки к чужой женщине. И вот было еще несколько таких воспоминаний, когда ты не получаешь концовки, которая бы соотносилась с главным героем. От этого и получается книга неровной.И как вишенка на торте идет плач еврейского народа почти на каждой странице. Я понимаю, обижали, Сталин вообще был тем еще гадом, но достаточно было одного такого упоминания, чтобы понять, как не сладко людям жилось. Но в книге это выставлялось и выставлялось на передний план, когда уже по повествованию и Сталина быть не должно было. И отторгает от книги не педалирование этой темы, а как будто других напастей именно к людям не было (других национальностей, конфессий и вообще человека), только еще автор как обиженка ныла над едой из столовых – вот уж действительно беда, так беда (я застала Союз и его столовые и мне в отличие от автора, давали там вкусную еду)) ). И вот тут как раз проявляется однобокость автора, пусть что-то несовершенное все время не выставлялось на передний план, но никогда, вообще никогда не было сравнений с современностью. Отрезы настоящего, натурального шелка можно было непросто достать, а купить, деньги, какие уж они не были, это позволяли, а вот сейчас, действительно шелк купить крайне сложно, не говоря о том, сколько этот настоящий шелк стоит. Хотелось бы видеть, как человек, говорит, да, тогда было так, но сейчас у нас вот так и непонятно, что лучше или что тут сменилось, есть только нытье, где человека все не устраивает. Это однобоко. Мы, всегда забираясь в воспоминания, невольно сравниваем с сейчас вот такие, житейские мелочи, а тут этого не было и от этого появляется однобокость. От этого и нельзя назвать книгу хорошей.Но хорошее все же было в книге – это про дружбу народов, только удивительно, что автор наша говорит только как дружили со всеми дед и бабка, как дружили отец и мать – этого уже меньше, оно есть, но не акцентируется, скорее не дошла голова автора до того, что там тоже люди разные. А как он сам, наш герой, дружит с разными людьми – этого нет и вывода об этом нет и акцента на этом нет, а ведь это важно и увидеть и подчеркнуть.Вот и получается, что в книге есть хорошее, интересное, но точно также в ней есть и то, что таким назвать нельзя. Эту книгу не посоветовать, не похвалить, не поругать.
Чудесная история одной семьи. Вернее, целой эпохи. Вернее целого сообщества в поствоенную эпоху.
Первое, что обращает на себя внимание – отличное чувство юмора. Я со смеху покатывалась, пока читала. Это действительно забавные истории. С перчинкой, но не пошло-вульгарные. Тут и истории детства, взросления, истории сформировавшихся людей. Как найти мужа-военного, отчего на попе бывают прыщи, откуда в ленинградской коммуналке падший ангел и что делать, чтоб у вредной соседки суп выкипел. Чудный юмор и умение озорно излагать.
Только вот это скорее история еврейской семьи, чем история Ленинграда. От Города тут всего ничего. Но зато еврейских шуточек – завались, даже побольше, чем у Рубиной.
А еще я немного в растерянности, и мне нужна пояснительная бригада: отчего автор-женщина порой пишет от мужского лица? Я так и не поняла, от чьего именно.
В остальном – книга замечательная, острая, подметливая, немного с философским налетом грусти, скрытым под хиханьками-хаханьками. Жаль, быстро закончилась.