Жанна Светлова
Зашитые бриллианты
Часть 1
Сорока семилетняя Клавдия была неутомима в поисках своего счастья, которое почему-то не спешило ей навстречу. Хотя с этим утверждением сама женщина, скорее всего бы не согласилась. Клавдия считала себя весьма удачливой. Но ведь и на счастье, и на удачу у каждого человека своя мерка. По разумению этой уже немолодой женщины, ей все же частенько везло в жизни.
«Хотя бы взять тот факт, – думала она, – что я сумела, пусть и поздновато, выбраться из глухой деревни в этот замечательный город».
Более того, устроившись подмастерьем на небольшой местный заводик, она через два года получила комнату в коммунальной квартире. Ну, разве после этого можно жаловаться на судьбу и гневить Бога? Кому еще бы так подфартило?
В деревне, куда она ездила в гости, все оставшиеся жители, а было их аж восемь душ из шести домов, считали так же. Только и слышала она, находясь там:
– Счастливая ты все же Клавдия! Везучая!
Эти завистливые речи приводили Клавдию в восторг. Она – городская жительница, наряженная и красиво подстриженная, была в своей деревне человеком другого мира. Клавдия причисляла себя к элите, о которой много слышала по радио и видела по телевизору. Находясь в деревне в отпуске, Клавдия просто расцветала. Живя в старом доме отца, из-за которого она собственно так долго и задержалась в этой глухомани, Клавдия привозила на побывку два чемодана туалетов, чувствуя себя королевой.
Она каждый день меняла платья, блузки, юбки и устраивала для местных жителей чаепития с демонстрацией своих туалетов. На своих «приемах» Клавдия поражала местных жителей своим великодушием. Она их поила городскими чаями с конфетами из коробок, печеньем, шоколадными тортиками, сухой колбаской, неплохим сыром. Все эти «вечера» она проводила по принципу «великосветских приемов».
Когда гости собирались уходить, щедрая хозяйка одаривала их конфетами и пряниками, а в завершении отпуска перед отъездом раздаривала многие свои вещи. В общем, была истинной королевой. И это нехитрое счастье приводило Клавдию в восторг.
Деревенские бабы ее ждали с нетерпением. Они ее встречали и провожали как самого дорогого человека. Они следили за порядком в доме ее отца, ходили на кладбище, убирали могилы ее родителей.
Так что хоть и была Клавдия одинокой и целый год покупала все для своих земляков, собирая по крохам деньги для выполнения их заказов, но чувствовала она себя по-настоящему счастливой. И надо сказать, выглядела Клава намного моложе своих лет. Глаза ее светились счастьем и гордостью за себя. Может быть именно поэтому, чувствуя ее самодостаточность, на работе ее все любили, в доме тоже отношения с соседями вроде сложились неплохо.
Правда иногда Клавдия замечала, что ее соседка бабка Ира как будто шпионит за ней. Но Клавдии скрывать было нечего. Хотя неприятно, конечно, обнаруживать бабку у своих дверей, явно подслушивающую или подглядывающую в замочную скважину, но Клавдия успокаивала себя: «Да и черт с ней, с ведьмой! Что она может услышать, кроме включенного телевизора, и увидеть кроме меня?».
Тем не менее, после таких столкновений с соседкой, частенько Клавдия чувствовала себя опустошенной, мучилась бессонницей. Однако оптимизму этой женщины можно было позавидовать. Она отбрасывала грустные мысли прочь, и, выходя с улыбкой на общую кухню, громко провозглашала:
– С добрым утром тебя, соседушка!
На что последняя вечно бубнила, что «доброго утра» у нее еще ни разу не было. Клавдия улыбалась, разогревала свой небогатый завтрак, вроде оставшихся от вчерашнего дня щей, кушала в своей комнатке и уходила на работу.
После работы любила Клавдия заглянуть на местную барахолку (так она называла стихийный рыночек, «толчок»). Не имея много денег, она и на свою скромную зарплату могла найти очень даже незаурядные вещи. Нужно заметить, что вкус у этой, казалось бы, простой женщины, был весьма изысканный. Умела Клавдия рассмотреть жемчужину среди груды всякого хлама.
На рынке она приобретала почти антикварные вещи для дома. У нее в комнате стоял комод екатерининских времен, утонченный японский столик под телефон, а месяц назад приобрела Клавдия старинное зеркало – очень большое, но совершенно необыкновенное. Будучи женщиной невысокого роста, Клавдия не могла сама донести покупку домой. Пришлось воспользоваться услугами местных алкашей и заплатить за доставку целых сто рублей. Пока они несли зеркало, бедная женщина чуть инфаркт не получила, боясь, что разобьют «гады непросыхающие» ее сокровище. Но, слава Богу, добрались нормально.
Установили зеркало на комод, и Клавдия от счастья целый час не могла оторваться от него. Протирала, гладила, любовалась собой, отчего подглядывающая в скважину бабка тихо зверела. Когда, выходя на кухню, Клавдия чуть не зашибла убогую, та прошипела:
– Где только деньги берешь? Воруешь, видно!
На что Клавдия вполне искренне ответила:
– Бог дает. Я ведь не злая и не завистливая.
Соседка чуть не лопнула от злости. Клавдия же лишь улыбалась, и глаза ее сияли счастьем. В окно заглядывали только что раскрывающиеся почки деревьев, пахло весной, пели птички, и небо было невероятно синим и высоким.
Приближался отпуск, и Клавдия зачастила на «толчок». Почти каждый день после работы она обходила все торговые точки рынка, собирая по крупицам подарки для деревенских жителей и обновы для себя.
В этот день Клавдия присматривала себе летнюю обувь. «Что попадет, – решила она, – то и возьму. Может туфли, а может босоножки. Сумку бы новую не мешало». Но как-то с обувью и сумкой ничего не получилось. Денег в кармане была тысяча рублей с небольшим, но предлагаемая старая обувь была уже несимпатичная. Новая же в магазинах стоила не менее трех тысяч.
У одной женщины она увидела туфли на очень высоком каблуке, лакированные. Ее размер. На ноге смотрелись неплохо, и при ее маленьком росте вроде бы подходили. Но не любила Клавдия этих «гвоздей», как она называла шпильки. Да и просила женщина за них две тысячи, но обещала уступить, если Клавдия сейчас же их купит.
– Так, – сказала Клавдия, – я еще пройдусь, подумаю.
– Ну, думай, думай, – ответила продавщица. – Смотри только, не опоздай. Такие туфли за такую цену ты нигде не найдешь.
Клавдия же мысленно ответила:
– Ну и носи сама свои гвозди. Далеко на них все равно не уйдешь.
Внезапно она остановилась, как вкопанная. На раскладном стуле было разложено зимнее пальто. Невероятно красивое, почти новое, с прекрасным воротником из чернобурки. У Клавдии перехватило дыхание. Она забыла о цели своего прихода на рынок, забыла, что сейчас весна и нужно думать о летних вещах. Азарт охотника охватил бедняжку. Всю жизнь она мечтала именно о таком пальто – элегантном и дорогом. Она никак не могла выдавить из себя вопрос о цене, заранее ужасаясь услышать ответ.
Продавщица пальто – маленькая женщина с уставшим лицом и пустыми глазами – сама обратилась к Клавдии:
– Хотите примерить?
– Да, – судорожно каркнула Клава.
– Пожалуйста, – засуетилась дама и стала расстегивать крупные, очень дорогие пуговицы на пальто. – Я думаю, размер вам подойдет, – пропела она и неестественно улыбнулась.
Она сама надела на Клавдию пальто и застегнула пуговицы, попросила зеркало у соседки и дала Клавдии возможность разглядеть себя в этом сказочном пальто со всех сторон.
– Немного длинновато, – виновато заметила продавщица, – но ведь можно укоротить в ателье.
Разгоряченная Клавдия, любуясь, как ладно, как красиво, как женственно она выглядит в обнове, собралась, наконец, с духом и задала свой вопрос:
– Сколько вы за него просите?
Она закрыла глаза и затаила дыхание в ожидании смертного приговора. Ответ продавщицы поверг ее в шок:
– Тысячу, – ответила женщина.
– Сколько тысяч? – не поняла Клавдия.
– Одну, – подавленно ответила хозяйка недосягаемой для Клавдии мечты.
Еще не веря в такую удачу, Клавдия судорожно полезла в свою сумку и достала бумажку тысячерублевого достоинства. Хозяйка пальто взяла деньги и проговорила:
– Снимайте, я вам его сейчас упакую в этот пакет.
Клавдия, все еще не веря в успех, сделала шаг назад, чтобы уйти. Тогда хозяйка подала ей пакет какой-то дорогущей фирмы и пошла с рынка. Только после этого Клавдия пришла в себя.
Наблюдавшие эту картину женщины хвалили ее покупку, говорили, как идет ей этот наряд, и как ей повезло так дешево купить такую прекрасную вещь. Клавдия же, не помня себя от радости, помчалась домой к своему зеркалу, чтобы налюбоваться на покупку всласть. Она даже не заметила, как оттолкнула от своей двери старую ведьму, и ворвалась в комнату, услышав пущенный в спину шепоток:
– Проститутка поганая. Ишь какие подарки от хахаля таскает!
– Стерва, – подумала Клавдия и, вытащив обновку, торопливо натянула пальто на себя.
– Сказка, – прошептала она. – Немного длинновато, но это все в наших руках, – радостно прошептала она.
Кушать не хотелось. «Сейчас выпью чая и займусь подшивкой», – решила Клавдия.
Она отправилась на кухню, вскипятила чайник, сделала бутерброд с сыром и, перекусив, потерла руки, предвкушая приятную работу. Клавдия всю свою жизнь шила себе платья и костюмы, отцу – рубашки и трусы, пододеяльники и наволочки – для дома. Поэтому предстоящая работа уже заранее доставляла ей удовольствие.
Она разложила пальто на столе, прощупала его подкладку и утеплитель, прикидывая, сколько придется отрезать и с чего начать. «Итак, – решила она, – отпорем сначала низ подкладки от утеплителя, не трогая верх». Она ловко подпорола подкладку, приготовила ножницы, и стала выравнивать материал.
«Какая же я умница, – думала женщина, – что привезла из деревни свою машинку. Ну, до чего же хороша я буду», – в следующий момент думала она. Мысли о покупке не давали покоя. Вдруг, распарывая боковой шов внизу, она наткнулась на что-то твердое. «Камень что ли какой-то попал», – с недоумением подумала она. Осторожно подпоров шов, Клавдия увидела малюсенький белый мешочек, сшитый из тонкого носового платка с кружевами.
– Что это, Господи! – воскликнула Клава.
Дрожащими руками, она отрезала мешочек от подкладки и высыпала из него содержимое. Ее глазам предстало кольцо с крупным бриллиантом и такие же серьги. Женщина, как завороженная, смотрела на эту находку. Такой красоты она в своей жизни никогда не видела. Конечно, живя в городе, Клава несколько раз заходила в ювелирные магазины, любовалась камнями и другими ювелирными изделиями, и прекрасно отличала камни один от другого.
У нее от умершей мамы осталось золотое колечко с изумрудиком, которое она хранила, как зеницу ока. Но, по сравнению с этой красотой, мамино колечко выглядело совсем дешевым. Эти камни завораживали. Они переливались всеми цветами радуги, и от мысли, что она теперь обладательница таких вещей, Клавдия вся дрожала.
Не отрываясь, смотрела она на кольцо и серьги, забыв о времени, обо всем на свете. Очнулась она оттого, что ее всю трясло, она вся горела. Быстро спрятав находку под комод, Клава легла в постель.
Ее сморил сон. В нем какой-то мужик с рогами душил ее, говоря, что она продала ему свою душу. От ужаса Клавдия проснулась, вскочила с постели и подошла к зеркалу. На ее шее виднелись синяки и кровоточили царапины. Сил у женщины не было совсем. Клавдия представила себя сдутой резиновой куклой. Температура подскочила до сорока градусов.
– Господи! Что это? – бормотала Клавдия в бреду.
Она очнулась в 12 часов дня. Звонил телефон. Сняв трубку, Клавдия с ужасом узнала, что не вышла на работу.
– Я заболела, – сообщила она начальнице. У меня температура сорок градусов и дикий озноб.
Начальница, Вера Ивановна, обеспокоилась. Она уважала Клавдию, знала, что та одинока, и тут же решила принять участие в ее беде.
– Клава, – сказала она подчиненной. – Я сейчас вызову тебе врача. А через пару часов сама тебя проведаю. Ложись в постель. Все будет хорошо.
Но Клавдия почему-то с ужасом осознавала, что уже ничего не будет хорошо. Превозмогая слабость, она собрала пальто в пакет и вынесла на балкон. Затем достала украшения и положила на стол.
«Нужно их выбросить», – подумала она. Но мысль о том, что она никогда не будет владеть этими сокровищами, не сможет их одеть, была столь ужасной, что Клавдия схватила бриллианты и стала судорожно искать место, куда бы их спрятать.
Она помнила, что на балконе в шкафу есть какая-то дыра. Можно положить туда. Но у нее не было сил. Тогда Клавдия, смирившись с неизбежным, просто засунула их за зеркало и легла. Ее била дрожь, она вся горела.
Через час пришла начальница вместе с врачом и лаборантом, который взял кровь на анализ. Температура не спадала. Врач тщательно прослушала ее, простучала, но ничего ни в легких, ни в сердце не обнаружила.
Клавдию решили положить в больницу. Но, боясь оставить свои богатства, та наотрез отказалась. Врач выписала лекарства. Начальница послала свою секретаршу все купить, напоила Клавдию чаем с малиной и травами и ушла, обещая заглянуть завтра.
Но Клавдия, зная причину болезни, судорожно решала судьбу камней. Жадность и желание иметь эти вещи все время побеждали здравый смысл. Едва задремав, бедная женщина вновь оказалась в руках сатаны. И он снова требовал ее душу, принадлежащую теперь ему.
Собрав последние силы, Клавдия, еле дыша, поднялась с кровати, оделась во что попало, достала бриллианты, приколола их булавкой на место в пальто, сунула все в пакет и поплелась к рынку. Она еле ползла. Озноб просто сотрясал ее. Казалось, еще шаг, и она упадет.
Был уже поздний вечер. На рынке никого. Только какая-то уборщица выметала из-под прилавка мусор. Клавдия подошла к ней и, плача, попросила купить у нее очень хорошее пальто всего за пятьсот рублей. Уборщица – таджичка или киргизка – рассмотрела пальто, взяла пакет и минут через десять принесла Клавдии пятьсот рублей.
Буквально в тоже мгновение Клава почувствовала, что силы возвращаются к ней. Когда она вернулась домой и померила температуру, градусник показывал 36,6.
– Спасибо тебе, Господи, что вразумил меня, глупую, – радостно улыбаясь, прошептала Клавдия.
Но история с бриллиантами отнюдь не закончилась.
Часть 2
Итак, странное поведение Клавдии не укрылось от зоркого ока бабы Иры. И хотя выступала она в роли этакой злодейки, в сущности, была человеком невредным. Жизнь пожилой женщины была опустошена коварством неверного мужа, изменившего ей с подругой Аллой, за здоровье и благополучие которой Ирина, будучи еще молодой женщиной, не раз принимала на себя множество неприятностей.
Но в то же время гордая Ирина Акимовна не простила предателей и навсегда осталась одна. Не везло ей в отношениях с людьми. Ее родная тетка Ада одолжила как-то у нее огромную сумму денег, которые баба Ира всю жизнь копила себе на однокомнатную квартиру. Но тетке деньги были нужны, чтобы спасти непутевого сына Игоря от предстоящего суда и тюрьмы. Парня удалось вызволить из беды, но о деньгах, отданных тетке, даже мечтать не приходилось. Получилось так, что, уйдя на пенсию, Ирина Акимовна проживала в коммуналке, потеряв всякую надежду на улучшение жилья и веру в людей.
Женщина практически не жила своей жизнью. Она существовала в окружении чужих судеб. Баба Ира, как теперь ее звали, относилась к Клавдии почти, как строгая мать к неразумному дитяти.
«Дура деревенская, – добродушно думала Ирина Акимовна, – ведь обманут и обведут тебя, как лохушку последнюю. Меня вон родные люди предали, а у тебя и вообще никого нет рядом».
Услышав, что Клавдию хотят забрать в больницу, что температура у нее за сорок, Ирина Акимовна очень удивилась, что Клава, на ночь глядя, в таком состоянии куда-то поплелась.
«Господи, да что за беда-то с ней такая приключилась? Ведь свалится где-нибудь на улице», – подумала она и, быстро накинув на плечи шаль, вышмыгнула вслед за Клавой из квартиры.
Клавдию она обнаружила сразу. Та еле плелась, чуть не падала и тащила с собой тот красивый огромный пакет, который принесла вчера вечером. Ирина Акимовна обругала ее тогда сгоряча, понимая, что такие дорогие вещи просто так не дарят. Уж не хотят ли отнять у этой дуры ее комнату? Но получалось, что соседке, видимо что-то дали кому-то передать, и она с такой-то температурой, неразумная, поперлась исполнять поручение.
Пожилая женщина незаметно шла за Клавдией, даже не прячась, потому как соседка ни разу даже не обернулась. Она так тяжело плелась, постоянно спотыкалась, что Ирина думала, она вот-вот грохнется. Эта мысль привела ее в ужас. Что если Клава вправду упадет? Сможет ли она дотащить ее обратно до дома?
«Куда же она идет-то?» – удивлялась женщина. Впрочем, еще больше она удивилась, когда поняла, что идет Клавдия к рынку. Она видела, как Клавдия о чем-то просила рыночную уборщицу и как та, взяв пакет из рук Клавдии, принесла той какую-то бумажку, похожую на деньги. Но уже темнело, а видела баба Ира плохо, поэтому точно сказать, что эта гастарбайтерша отдала за пакет, не могла. Однако все происходящее было так странно, что после того, как Клавдия удалилась с рынка, любопытная Ирина Акимовна подошла к уборщице.
– Милая, – обратилась она к ней. – Расскажи-ка мне, что это моя дочь тебе отдала? Боюсь вот, опять что-то из дома уволокла, чтобы на своего хахаля потратить, – выдала она без зазрения совести.
Гастарбайтерша посмотрела на бабку и прошмякала:
– Я не понимаю по-русски.
– Слушай! Ты из себя дуру-то не строй! – повысила голос Ирина Акимовна. – Только что понимала, а сейчас, значит, нет? Я сейчас милицию приведу, и ты отсюда улетишь белым соколом.
Это обещание явно смутило уборщицу, и она, как по волшебству, стала понимать и даже говорить по-русски.
– Пальто она мне свое старое продала за тысячу рублей. Если хочешь, давай деньги, тысячу рублей. А я верну ваше пальто.
– Не ври, – сказала баба Ира. – Я видела, сколько ты ей отдала.
– Тысячу, – стояла на своем женщина. – Хочешь, плати. Нет – иди домой и с дочкой разбирайся.
– У меня с собой только пятьсот, – доставая кошелек из кармана халата, сказала Ирина Акимовна. – Давай меняться, – уже почти миролюбиво предложила она.
– Отдашь еще шаль свою, – был ответ.
– Ну, давай неси, грабь старуху! – согласилась баба Ира, про себя обругав эту сволочную чукчу.
Обмен произошел быстро, и Ирина Акимовна, кляня себя за глупость, потащила пакет обратно. Она еле слышно прокралась в свою комнату и прислушалась. Соседка, видно, уже спала. В квартире стояла тишина. Ирина Акимовна вытащила из пакета пальто, глянула мельком и села на табурет.
«Неужто, – думала она, – у Клавдии совсем нет денег и лекарства купить не на что? Вот ведь вертихвостка! Тратит деньги, куда не попадя, о черном дне не думает. А должна бы! Ведь не молодая уже! О, Господи! – перекрестилась старуха, – даруй рабе Клавдии здоровья и ума в придачу!
Однако что ж мне теперь с этой тряпкой делать, – глядя на пальто, размышляла Ирина Акимовна. – Отнести вампирихе Люське? – вспомнила она процентщицу, когда-то давшую им с теткой деньги на племянника. – Эта гадина тогда чуть живьем шкуру с нас не содрала!
Но пальто, вроде, справное. Попрошу у нее две тысячи за него. Скорее всего, не даст. Но начинать надо с серьезной суммы. Воротник-то лиса, стало быть, и три можно запросить, – злорадно усмехаясь, подумала Ирина Акимовна. – Буду торговаться. Лекарства Клавдии куплю и на кухню пару табуреток, – размечталась она. Ну да ладно! Утро вечера мудренее», – и она стала готовиться ко сну.
Засветло пожилая женщина прошмыгнула мимо комнаты Клавдии и тихо вышла из дома.
– Только бы эта жмотяга еще работала, – заклинала баба Ира. Ей даже нехорошо стало при мысли, что ненавидимая ею Люська ушла на пенсию или, к примеру, умерла. – Пусть поживет пока, – шептала она.
Люська, обрюзгшая, старая, но такая же мерзкая встретила ее слащавой улыбкой:
– Неужто, Ирина, племянничек опять какой-то финт выкинул? – спросила она
Ирина Акимовна, игнорируя вопрос, выложила перед скрягой свой товар, не говоря ни слова. Люська схватила лупу, пальто и ушла в другую комнату. Ирина Акимовна селя и стала ждать своей горькой участи.
Люська за стеной громко ахнула и опрокинула что-то из мебели.
«Вот зверюга, – подумала баба Ира, – готовится. Сейчас будет с меня последнюю шкуру сдирать». Но Люська не показывалась, а спросила из-за стены:
– Где же ты такую хорошую вещь купила?
Эти слова вселили надежду в Ирину Акимовну, и она ответила:
– Купила у одной очень богатой дамы. Она носит только дорогие вещи, так что не вздумай меня обманывать. Это пальто стоит пять тысяч! – сама ужаснулась своей смелости Ирина Акимовна.
–Ну что ты, что ты, голуба, – залебезила Люська, входя в комнату. – Я же понимаю чужие беды. Ладно уж. Держи четыре тысячи и благодари Бога, что пришла к такой чуткой дуре, как я.
От удивления Ирина Акимовна чуть не упала со стула, но вслух произнесла:
– Ох! Ох! Только бедность наша вынуждает меня отдавать такую вещь почти даром.
Она взяла деньги, тяжело поднялась и вышла, не попрощавшись.
Люська мгновенно бросилась в другую комнату. Скинув пальто со стола на пол, она разложила комплект бриллиантов и, не отрываясь, стала смотреть на камни.
Они так играли, так переливались, завораживали и зачаровывали. Люська же, забыв обо всем, смотрела на свою находку и хищно прикидывала, за сколько же она продаст их пауку Тархану. Главное – не продешевить, не спешить, разведать все возможные варианты.
Она была так погружена в свои мысли, так зачарована этим богатством, внезапно свалившимся ей в руки, что не заметила, как в комнату вошел ее молодой любовник Антон. Антон подошел сзади и Люська, вздрогнув, схватила в руку кольцо и серьги, зажав их в кулаке.
– Да ладно тебе, Люсек, – обнял ее Антон. – Я уже видел. Покажи.
Но Люська, вечно падкая на его ласки, вдруг зло сверкнула глазами:
– Я работаю, Тоша. Зайдешь через полчаса.
Такого еще не было в их отношениях. Антон, правда, никогда и не видел, чтобы Люське в его присутствии приносили брюллики. Но чтобы эта жаба с ним так разговаривала – это неслыханно. Он люто ненавидел Люську, ждал лишь случая добраться до ее сокровищ, но умело скрывал за грубыми ласками свои истинные чувства. Жаба же просто таяла от его прикосновений. Как хотелось ему задушить ее, но у него была цель – добыть для своей Ольги настоящее состояние, уехать с любимой подальше. Все упиралось в деньги.
От слов и тона Люськи ярость в нем вспыхнула со страшной силой, но он сумел подавить ее и почти выбежал из комнаты. Люська же закрыла за ним дверь, нажала на кнопку за шкафом и вошла в примыкавшую к комнате коморку. Сорвав ковер, она отодвинула половицу и достала шкатулку. Открыв ее, Люська вложила кольцо с серьгами в шкатулку и, проделав обратные манипуляции, вновь вышла в комнату.
Она тоже была в ярости. Два дня назад она заглянула в нотариальную контору и увидела там новую сотрудницу Ольгу. Девица была несказанно хороша. Хозяин конторы, Исаак Абрамович, знал толк не только в законах, но и в красивых женщинах. Он выслушал Люську, пообещал все оформить, что ей от него требовалось и, подойдя к окну, вдруг побледнел, как мел и пошатнулся.
