Изабель Уилкерсон
Касты. Истоки неравенства в XXI веке

Глава 7
Сквозь туманы Дели к параллелям между Индией и Америкой

Самолет с рейсом в Индию приземлился в серой воздушной завесе, что скрывала за собой терминал и командно-диспетчерский пункт международного аэропорта Дели. Дело было в январе 2018 года – именно тогда началось мое знакомство с субконтинентом. Пилот искал взлетно-посадочную полосу сквозь пелену тумана. На часах два часа ночи, а мы зависли в облаке, как в паровом котле, и теплый воздух давил на иллюминаторы самолета, и земли не было видно. В прогнозе не было ни слова о дожде, поэтому я завороженно любовалась этим ночным туманом, пока не поняла, что это вовсе не туман, а дым – от угольных станций, автомобильных выхлопов и горящей травы, – дым, зависший в застойном воздухе. Загрязнение воздуха поначалу помешало мне разглядеть настоящее лицо Индии.

Утренние лучи солнца разогнали туман, и, едва встретившись с хозяевами, я вместе с ними поспешила на конференцию, на которую мы были приглашены. По перекресткам во всех направлениях без соблюдения полос и ограничений скорости мчались машины, и мы добирались до места назначения проулками. Я видела придорожные алтари и языческие храмы, украшенные гирляндами, видела цветы из шелка, предназначенные индуистским божествам у подножия священных фиговых деревьев. Здесь пассажиры могут остановиться для размышлений по дороге на работу, на экзамен или к врачу^[73]. Святыни на тротуарах казались мне экзотикой, пока я не вспомнила об американском ритуале спонтанных алтарей из цветов и воздушных шаров, но по совершенно другому поводу – на месте аварии или трагедии, как в случае молодой женщины, убитой на печально известном митинге в Шарлоттсвилле, штат Виргиния, всего несколько месяцев назад. Оба обычая, однако, отражают человеческое желание общаться и чтить кого-то или что-то в мире помимо нас самих.

Соединенные Штаты и Индия глубоко отличаются друг от друга – по культуре, технологиям, экономике, этническому составу. И все же много поколений назад эти две великие земли находились параллельно друг другу, обе были защищены океанами и какое-то время управлялись британцами, плодородные и желанные. Обе приняли социальную иерархию, а между высшими и низшими жителями страны простирается огромная пропасть. Обе они были завоеваны людьми, которых называют арийцами, прибывшими в одном случае через Атлантический океан, а в другом – с севера. Те, кто считаются самыми низшими в каждой стране, будут служить тем, кто считается высшими. Страна помоложе, США, станет державой самой могущественной демократии на Земле, в то время как более древняя Индия будет самой большой демократической страной.

Их иерархические лестницы различаются коренным образом. И все же обе страны приняли аналогичные методы поддержания жестких демаркационных линий и протоколов, как если бы они действовали на основе одного и того же руководства, переведенного в соответствии с их самобытными культурами. Обе страны обособляют свои доминирующие касты от тех, кого считают нижестоящими. Обе сослали свои коренные народы – адиваси в Индии, коренных американцев в Соединенных Штатах – в отдаленные резервации и на самые окраины. Обе страны ввели хитросплетение законов, чтобы низшие группы – далиты в Индии и афроамериканцы в Соединенных Штатах – оказались на самом дне общества, где их можно будет удерживать путем террора и силы.

«Возможно, только евреи страдали от дискриминации так же долго, как далиты, – писал далитский журналист В. Т. Раджшекар. – Однако, когда мы рассматриваем природу страданий, перенесенных далитами, на ум приходит только афроамериканская параллель порабощения, апартеида и насильственной ассимиляции»^[74].

С тех пор обе страны формально отменили законы, которые определяли их кастовые системы: Соединенные Штаты – в серии законов о гражданских правах в 1960-х годах, а Индия – за десятилетия до этого, в 1940-х годах. Тем не менее обе кастовые системы сохранились в сердцах и привычках, институтах и инфраструктурах. Обе страны все еще живут с остатками кодексов, которые еще не стерлись из человеческой памяти.

Это описание кастовой истории из индийской книги 2017 года, основанной на росте, можно с некоторыми указанными в скобках оговорками отнести и к американской кастовой системе: «Колониальные державы официально отменили рабство в Индии (Соединенных Штатах) в 1843 (1865) году, но это просто привело к его превращению в кабалу через долговые отношения, что ученые называют «долговым рабством»^[75].

В обеих странах в один исторический период самые низшие касты трудились на благо своих хозяев – афроамериканцы на табачных полях вдоль Чесапика или на хлопковых полях Миссисипи, далиты собирали чай в Керале и хлопок в Нандурбаре. Обе группы работали сперва как невольники, позже – за право жить на своей земле, которую они обрабатывали. Афроамериканцы принимали долевое участие в сборе урожая, как и индийские далиты, причем у последних подобная система называлась салдари, и, как и далиты, афроамериканцы довольствовались положением у подножия социальной лестницы.

«Обе группы занимают самые низкие позиции в статусной иерархии в своих обществах»^[76], – писали гарвардский политолог Сидней Верба и его коллеги в исследованиях далитов и афроамериканцев. Оба были «особо выделены из других групп» на основании приписываемых им характеристик.

Хотя двери для подчиненных каст в Индии и Америке открылись за десятилетия, прошедшие с момента официального запрета дискриминации, обе страны охватили одинаковые спазмы сопротивления. То, что известно в Соединенных Штатах как «позитивные меры выравнивания», в Индии называется «резервированием», и обе эти меры одинаково непопулярны среди высших каст в обеих странах, даже формулировки совпадают. Так, в одной стране жалуются на обратную дискриминацию, в то время как в другой – на обратный кастеизм.

В этих системах есть много общего, но устроены они отличным друг от друга образом, да и работают по-разному. Американская система изначально имела биполярную структуру; на верхнем полюсе была господствующая белая раса, снизу – черные иммигранты, прочие неевропейские народы размыто распределялись между ними, ближе к той или иной определяющей группе.

Индийская кастовая система, напротив, представляет собой хитросплетение тысяч подкаст, или джати, зависящих от региона и поселения, и каждая из них принадлежит к одной из четырех варн: брахмана, кшатрия, вайшью и шудру, и исключенную пятую, известную как неприкасаемые или далиты. Это еще больше усложняется наличием неиндусов – мусульман, буддистов и христиан, которые находятся вне кастовой системы, но участвуют в жизни страны и, избегая жесткой кастовой привязки, могут иметь или не иметь неофициальные рейтинги относительно друг друга и самих варн.

В отличие от Соединенных Штатов, которые в первую очередь используют физические особенности для деления на касты, в Индии касту можно определить по фамилии человека. Имена далитов, как правило, имеют «презренное» значение, относящееся к скромной или грязной работе, которой они исторически занимались, в то время как брахманы носят имена богов. Как правило, чтобы узнать их касту, вы должны знать значение их фамилии, род занятий их предков и, возможно, поселение, откуда они родом, – или конкретный район этого поселения. Но после столетий принудительного подчинения и внутрикастовых браков их также можно отличить по манере поведения, акцентам и одежде, которая на протяжении веков отличалась скромностью и невзрачными цветами, а также по более темной, хотя и не всегда, коже, чем у представителей высших каст.

Считается, что индийская кастовая система стабильна и не подвергается сомнению со стороны тех, кто находится в ней, поскольку она связана религией и индуистской верой в реинкарнацию. Это вера в то, что в этой жизни человек живет кармой предыдущих, подвергается наказанию или пожинает награды за свои поступки в прошлой жизни и что чем точнее человек следует правилам касты, в которой он родился, тем выше будет его положение в следующей жизни.

Некоторые наблюдатели отмечают, что именно это отличает индийскую кастовую систему от прочих: покорность представителей низшей касты своей судьбе, некий фатализм в принятии ее невзгод, готовность далитов жить согласно своей ниспосланной богами карме без жалоб, упреков и честолюбивых помыслов. Чтобы выжить, некоторые люди из подчиненной касты могут начать верить в бесполезность сопротивления. Но этот снисходительный взгляд на индийскую культуру игнорируют поколения сопротивляющихся, а также дело Амбедкара и его предшественника реформатора Джотибы Пхуле. Такие же глубокие заблуждения существовали в сторону порабощенных афроамериканцев; при этом игнорируется фундаментальная истина, заключающаяся в желании абсолютно всех людей быть свободными.

Далиты были довольны своей судьбой не больше, чем кто-либо другой. В кастовой системе объединение согласия с одобрением само по себе может быть обесчеловечивающим. Многие далиты изучали мир за пределами своей родины, знакомились с угнетенными с других уголков планеты и нашли людей с похожим по плачевности положением. Они заметили, что у них общая судьба с афроамериканцами, мало кто из которых ранее знал о страданиях далитов. Некоторые далиты чувствовали сильное родство с одним американским движением за гражданские права и очень внимательно за ним следили, а в результате, вдохновленные Черными пантерами, создали в 1970-х годах объединение далитовских «пантер».

Несколько лет назад группа афроамериканских профессоров совершила поездку в индийский поселок Уттар-Прадеш. Там сотни сельских жителей из низшей субкасты, мусорщиков, собрались на церемонию приветствия американцев. По этому случаю жители села исполнили песни освобождения далитов. Затем они обратились к своим американским гостям и предложили им спеть собственную освободительную песню. Профессор права из Университета Индианы Кеннет Дау Шмидт начал песню, которую некогда пели в Бирмингеме и Сельме участники марша за гражданские права – пели до тех пор, пока слова не заглушил лай полицейских собак и рев водяных шлангов. Когда он дошел до припева, к нему присоединились лидеры далитов и начали петь вместе со своими американскими коллегами. Освободительным гимном для людей по обе стороны океана звучали слова «Однажды мы победим»^[77].

Глава 8
Нацисты и акселерация касты

Берлин, июнь 1934 года

На ранних этапах существования Третьего рейха, когда мир еще не мог и помыслить о грядущих ужасах, комитет нацистских бюрократов собрался для рассмотрения вариантов установления новой жесткой иерархии, которая могла бы обособить еврейский народ от арийцев теперь, с приходом новой власти. Люди, собравшиеся поздней весной 1934 года, на тот момент не планировали и не могли планировать поголовное истребление, которое начнется гораздо позже как страшный итог Ванзейской конференции, случившейся в разгаре еще не начатой мировой войны.

В этот день, 5 июня 1934 года, представители нацистской верхушки собрались вместе, чтобы обсудить правовые рамки для арийской нации, возвести идеологию в закон, и теперь собирались проанализировать результаты исследований, посвященных такой теме, как политика защиты расовой чистоты населения от представителей низших классов. В тот день они устроили закрытое совещание в столице Рейха и посчитали его достаточно серьезным, чтобы пригласить стенографистку, которая вела протокол. Когда они расселись по креслам, чтобы обсудить то, что в конечном итоге станет Нюрнбергскими законами, первой темой на повестке дня были Соединенные Штаты и то, чему у них можно научиться.

Председатель собрания, Франц Гюртнер, рейхсминистр юстиции, в первые минуты заседания представил меморандум, в котором подробно описывались правительственные расследования касательно способа, каким в США управляются с маргинализированными группами и охраняют правящее белое население. Семнадцать ученых-юристов и функционеров обсуждали американские законы о чистоте, регулирующие смешанные браки и иммиграцию. Решая, «как институционализировать расизм в Третьем рейхе, – писал историк права Йельского университета Джеймс К. Уитмен, – они начали с обсуждения того, как это происходило у американцев»^[78].

Нацистам не нужно было принуждение, чтобы взрастить в себе семена ненависти. Но в первые годы правления режима, когда жива еще была заинтересованность в легитимности расовых гонений и надежда на поддержку других стран, они искали легальные прототипы искусственно создаваемой кастовой системы. Они стремились к быстрому продвижению своих планов расового разделения и чистоты и знали, что Соединенные Штаты на столетия опередили их со своими законами о недопущении брака и запретами на иммиграцию на основе расы. «Для нас, немцев, особенно важно знать и видеть, как в одном из крупнейших государств мира со скандинавскими корнями уже действует расовое законодательство, вполне сопоставимое с законодательством Германского рейха»^[79], – написало немецкое информационное агентство Grossdeutscher Pressedienst, когда нацисты укрепляли свою власть в стране.

Западные европейцы давно знали об американском парадоксе провозглашения свободы для всех мужчин, при практически полном контроле над жизнью граждан конкретной категории. Французский писатель Алексис де Токвиль совершил поездку по довоенной Америке 1830-х годов и заметил, что «Америка только поверхностно покрыта налетом демократии». Германия хорошо понимала зацикленность США на расовой чистоте и евгенике, псевдонауке, в которой люди оцениваются по предполагаемому групповому превосходству. Многие ведущие американские деятели присоединились к евгеническому движению начала двадцатого века, в том числе изобретатель Александр Грэм Белл, автомобильный магнат Генри Форд и Чарльз У. Элиот, президент Гарвардского университета. Во время Первой мировой войны Немецкое общество расовой гигиены приветствовало «самоотверженность, с которой американцы спонсируют исследования в области расовой гигиены и с которой они претворяют теоретические знания в жизнь»^[80].

Нацистов особенно заинтересовали агрессивные расовые теории двух широко известных американских евгеников, Лотропа Стоддарда и Мэдисона Гранта. Оба были людьми высшего общества, родились и выросли на Севере и получили образование в университетах Лиги плюща. Оба построили свою ныне дискредитированную репутацию на идеологии ненависти, которая породила грубый рейтинг европейского «народа», объявила восточных и южных европейцев ниже «скандинавских» и выступала за исключение и устранение «рас», в первую очередь евреев и «негров», которые считались угрозой расовой чистоте северных стран.

Расовое оскорбление, принятое нацистами в своей кампании по дегуманизации евреев и других неарийцев, слово Untermensch, означающее «недочеловек», пришло к ним из Новой Англии и впервые было упомянуто Лотропом Стоддардом. В книге от 1922 года за его авторством был подзаголовок: «Угроза недочеловека», который в немецком издании был переведен как Untermenschen. Нацисты приняли этот слово как родное, и именно они чаще всего ассоциируются с ним в наши дни. Они внесли книгу Стоддарда о белом превосходстве в школьную программу Рейха и предоставили ему частную аудиенцию с Адольфом Гитлером в Рейхсканцелярии в декабре 1939 года^[81]. Во время Второй мировой войны Стоддард присутствовал на испытаниях инициированной нацистами стерилизации и одобрял их за «отсев наихудших штаммов германского народа научным и подлинно гуманным путем»^[82]. Однако он сетовал, что «во всяком случае, суждения их оставались слишком консервативными».

Мэдисон Грант, ведущий евгеник из Нью-Йорка, лично общавшийся с президентами Теодором Рузвельтом и Гербертом Гувером, направил свое рвение к установлению арийского превосходства на помощь в принятии ряда американских иммиграционных и брачных ограничений в 1920-х годах, как раз когда по ту сторону Атлантики формировался национал-социализм. Грант вышел далеко за рамки сторонников южной сегрегации в своем презрении к маргинализованным людям. Он утверждал, что «массу из представителей низших классов» необходимо подвергать стерилизации и принудительной отправке в резервации «без всякой жалости к слабым и непригодным к работе», а также к «возможно совершенно бесполезным расам»^[83]. Грант опубликовал исполненный ненависти манифест по очищению генофонда от нежелательных элементов в виде выпущенной в 1916 году книги «Уход великой расы», немецкое издание которой занимало особое место в библиотеке фюрера. Гитлер написал Гранту письмо с личной благодарностью и сказал: «Ваша книга стала моей Библией».

Гитлер изучал Америку из-за океана, завидовал ей и восхищался ею, и приписывал ее достижения арийскому происхождению ее населения. Он высоко оценил геноцид коренных американцев в стране и ссылку немногочисленных выживших в резервации^[84]. Он был доволен, что Соединенные Штаты «сократили число краснокожих с миллионов до нескольких сотен тысяч»^[85]. Он рассматривал Закон США об ограничении иммиграции 1924 года как «образец для своей программы расового очищения»^[86], – писал историк Джонатан Спиро. Нацисты пришли в восторг от американской традиции линчевания подчиненной касты афроамериканцев, когда узнали, что убийству предшествовали пытки и нанесение увечий жертве. Гитлер особенно восхищался американским «умением сохранять уверенную маску невинности после массовых смертей»^[87].

К моменту прихода Гитлера к власти Соединенные Штаты «были не просто страной, где существовал расизм, – писал Уитмен, профессор юридических наук Йельского университета. – Их правовая система опиралась на расизм настолько, что стала вдохновением для нацистской Германии»^[88]. В отличие от многих американцев, нацисты уловили параллели двух политических режимов.

Таким образом, в тот памятный день, в июне 1934 года, когда семнадцать бюрократов и ученых-юристов начали прописывать антигуманные законы будущей Германии, они тщательно готовились с постоянной оглядкой на систему Соединенных Штатов. Один из семнадцати, Генрих Кригер, в качестве студента по обмену ранее изучал право на юге Америки в Университете Арканзаса. Он много писал о расовой политике других стран, проведя два года в Южной Африке, и теперь заканчивал книгу под названием «Расовое право в Соединенных Штатах», которая будет опубликована в Германии два года спустя. Нацистские юристы достаточно хорошо изучили судебную практику США, чтобы знать, что при рассмотрении дел – начиная с дела о беглых рабах и до «Плесси против Фергюсона» – «решающие аргументы для Верховного суда в южных штатах были неотличимы от аргументов нацистов»^[89], – заметил Уитмен.

В поисках ориентиров нацисты изучали страны, такие как Австралия и Южная Африка, в которых белые считались господствующей категорией населения, но «в других странах не было модели закона о запрете смешанных браков, который был нужен нацистам, – писал Уитмен. – Объектом повышенного интереса с их стороны стал «классический пример» – Соединенные Штаты»^[90].

* * *

Эти семнадцать человек собрались в непростое время для страны, скатывающейся к диктатуре. Нацистам оставался последний рывок к окончательному утверждению своего влияния после захвата власти годом ранее. Гитлер уже был приведен к присяге в качестве канцлера, но еще не стал фюрером. Это произойдет позже, летом, в августе 1934 года, когда смерть больного президента Германии Пауля фон Гинденбурга, последнего оставшегося у власти представителя веймарского режима, окончательно развяжет руки алчущему тотального контроля Гитлеру.

Гитлер попал в канцелярию в результате посреднической сделки, на которую консервативные элиты согласились только потому, что они были убеждены, что будут манипулировать им в своих политических целях. Они недооценили его хитрость и переоценили его лояльность, что было той самой причиной, по которой они чувствовали, что в первую очередь нуждаются в нем. На пике своей власти на избирательных участках нацисты так и не набрали желанного большинства; им досталось только 38 процентов голосов на последних свободных и справедливых выборах в стране, на двенадцать следующих лет попавшей под их управление^[91]. Старая гвардия не предвидела или предпочла закрыть глаза на то, что его настоящая миссия состояла в «уничтожении демократии демократическими методами»^[92].

К тому времени, как они осознали свой фатальный просчет, было уже слишком поздно. Гитлер получил известность как взявшийся из ниоткуда правозащитник, культовая фигура, любитель зрелищ и парадов людей с факелами, которые со стороны, по словам наблюдателя, выглядели как «реки огня». Гитлер считал себя голосом народа, выразителем его обид и опасений, особенно в сельских районах, ниспосланный свыше спаситель, действующий по наитию. Ранее он никогда не занимал выборную должность.

Как только он был приведен к присяге в качестве канцлера, нацисты развернули свои свастики, санскритский символ, связывающий их с их арийскими «корнями», и пошли на евреев. Они разжигали издревле существующее в человеческих сердцах негодование, которое восходило к Средневековью, но снова усилилось, когда евреи стали козлами отпущения за проигрыш и унижение Германии в конце Первой мировой войны. Считалось, что все банковское и финансовое дело находится в руках евреев, и их обвиняли в недостаточной финансовой поддержке армии, хотя историки нашего времени повсеместно считают, что не только дефицит бюджета стал причиной поражения Германии в той войне.

Тем не менее вся мощь нацистской пропаганды была брошена на то, чтобы настроить немцев против еврейских граждан. Нацистские головорезы прилюдно подвергали издевательствам и избиениям евреев и замеченных в связи с ними представителей арийской расы. Режим начал запрещать евреям работать в правительстве или заниматься уважаемыми профессиями, например работать в области медицины или юриспруденции, ведь подобное вызывало зависть у простых немцев, которые не могли позволить себе дорогие машины и виллы на озере, собственниками которых становились пришедшие к успеху евреи. Это был разгар Великой депрессии, когда в 1933 году более трети немецкого населения осталось без работы и к власти пришли нацисты^[93]. Престиж и богатство евреев рассматривались как попытка класса людей, которых нацисты объявили во всем ниже арийцев, доминировать в обществе.

Помня о необходимости сохранить хорошее лицо в глазах других стран, по крайней мере на время, нацисты задавались вопросом, как Соединенным Штатам удалось превратить свою расовую иерархию в жесткий закон, сохранив при этом такую безупречную репутацию на мировой арене. Они заметили, что в Соединенных Штатах, когда дело дошло до этих расовых запретов, «общественное мнение приняло их как естественные»^[94], – писала историк Клаудиа Кунц.

Молодому нацистскому интеллектуалу по имени Герберт Киер было поручено составить таблицу расовых законов США, и он был обескуражен тем, насколько далеко зашла Америка в вопросах сегрегации своего населения. Он отметил, что по закону в большинстве южных штатов «белые и цветные дети ходят в разные школы» и что в большинстве штатов «требуется указывать расовую принадлежность в свидетельствах о рождении, лицензиях и свидетельствах о смерти»^[95]. Он обнаружил, что «многие американские штаты заходят так далеко, что требуют по закону раздельные помещения для цветных и белых в залах ожидания, вагонах поездов, спальных вагонах, трамваях, автобусах, пароходах и даже в тюрьмах». Он отметил, что в Арканзасе для черных существуют собственные налоговые ведомости. Позже он заметил, что, учитывая «фундаментальное положение о равенстве всех, имеющих человеческий облик, тем более удивительно, насколько многогранно расовое законодательство в США».

Киер был лишь одним из нескольких нацистских исследователей, «считавших, что американские законы зашли слишком далеко»^[96], – писал Уитмен.

Представив результаты своего исследования, участники июньской встречи начали обсуждать два основных шага к установлению своей версии кастовой системы: во-первых, создание юридического определения категорий евреев и арийцев и, во-вторых, запрет смешанных браков между двумя этими категориями. Германия изучила американские законы о смешанных браках десятилетиями ранее и провела свой собственный запрет на смешанные браки на рубеже двадцатого века, когда запретила своим поселенцам смешиваться с коренными народами в своих колониях в Юго-Западной Африке. Тем самым Германия пошла дальше большинства колониальных держав, но не сильно приблизилась к американской модели. Теперь нацистские экстремисты пытались найти способы предотвратить «любое дальнейшее проникновение еврейской крови в тело немецкого народа»^[97].

Когда начались дебаты, Кригер, бывший студент юридического факультета Университета Арканзаса, сообщил, что американцы зашли так далеко, что во многих юрисдикциях объявили межрасовый брак преступлением, наказуемым лишением свободы на срок до десяти лет. Он указал, что Соединенные Штаты разделили свое население на две части путем создания «искусственного барьера» между белыми и цветными людьми. Он, наряду с другими нацистами, пришел в восторг от американской привычки делить людей на разные категории в зависимости от их происхождения. «В судебной практике растет тенденция, – сказал Кригер, – причислять человека к группе цветных всякий раз, когда в его чертах есть хотя бы намек на предков негроидного происхождения»^[98].

Участники той встречи так и не пришли к единому мнению о том, что можно извлечь из американской юриспруденции. Представители умеренного подхода, в том числе их председатель Франц Гюртнер, выступали за менее жесткие меры, чем у американцев. Он предположил, что «просвещения и информирования» об «опасностях смешения рас» будет достаточно, чтобы отговорить арийцев от смешанных браков с другими. В какой-то момент он попытался преуменьшить значение американского прототипа, потому что ему было трудно поверить в то, что американцы действительно применяли законы, которые обнаружили нацисты. «Гюртнер просто отказывался признать, что американцы на самом деле зашли так далеко, что начали преследовать вступивших в смешанные браки»^[99], – писал Уитмен.

Один из сторонников жесткой линии, нацистский радикал Роланд Фрейслер, выражал неудовлетворение скоростью перемен. Он присоединился к нацистской партии еще в 1920-х годах и настаивал на принятии закона о наказании евреев и арийцев за «расовую измену» в случае вступления в брак. Снова и снова он и другие присутствующие в зале радикалы возвращали дискуссию к американским законам, объясняли их, защищали их и пытались убедить скептиков в их необходимости.

«Как же они это сделали?» – спросил в какой-то момент Фрейслер, переходя к теме политики Соединенных Штатов и их законов классификации людей. Он объяснил, что американцы использовали ряд разноплановых параметров, чтобы отделить белых людей от всех остальных. Одна категория людей, по его словам, классифицируется как «небелая», как «выходцы из Африки, Кореи или Малайзии». В другом примере он сказал: «Невада говорит об эфиопах или о черной расе, малазийцах или о коричневой расе, монголах или о желтой расе». Фрейслер утверждал, что перекрывающиеся противоречия могут работать им на пользу. Путаница американских определений придавала некую широту и полезную непоследовательность задаче разделения людей. Американцы придумали определение расы вопреки законам логики или науки; такой подход Фрейслер охарактеризовал как «политическое построение расы»^[100].

Однако нацисты не могли понять, почему в Америке «евреи, которые также представляют для нас интерес, не считаются цветными», хотя нацистам было так очевидно, что евреи представляют собой отдельную «расу», и когда сама Америка с некоторой неохотой устанавливала квоты на еврейскую иммиграцию. «Помимо этого, ключевого для нацистов, досадного упущения, такая юриспруденция идеально бы нам подошла, – сказал Фрейслер, который, без ведома тех, кто сидел за столом, однажды станет одним из самых жестких судей рейха. – Я считаю, что нам нужно действовать с той же примитивностью, которую используют эти американские штаты», – сказал он. – Да, это грубая, но необходимая процедура»^[101].

У сомневающихся все же осталось критическое отношение к американским законам. Они обсуждали, как именно будет работать запрет на брак, разбирали предложенные определения евреев и арийцев, пытались разобраться в американской системе генеалогических дробей. Умеренных беспокоила мысль, что люди, которые были наполовину евреями и наполовину ариями, будут отрезаны от своей арийской стороны и лишены кастовых привилегий, которые им в противном случае могли быть предоставлены. Скептики задавались вопросом – определять таких людей как полуарийцев? Или полуевреев? Но один из сторонников жесткой линии, Ахим Герке, сослался на ранее изученный прецедент. Согласно оставленным записям, он предложил, что для определения человека как еврея достаточно быть евреем на одну шестнадцатую, «потому что он не хотел быть менее строгим в этом вопросе, чем американцы»^[102].

В тот день мужчины спорили десять часов и так и не пришли к единому соглашению. «Мы не услышали друг друга»^[103], – сказал в конце Фрейслер, разочарованный отсутствием прогресса. Умеренным пока удавалось сдерживать радикалов, которые настаивали на американском прототипе. Но через пятнадцать месяцев радикалы возьмут верх.

В сентябре 1935 года Гитлер вызвал рейхстаг на ежегодный нацистский митинг в Нюрнберге, чтобы объявить о новом законодательстве, которое зародилось после нацистского переворота. К тому времени Гитлер либо заключил в тюрьму, либо убил многих своих политических противников, включая убийства двенадцати членов рейхстага и его давнего друга Эрнста Рёма, главы подразделения штурмовиков. Все это сделало рейхстаг марионеткой, куклой, которую запугали и заставили подчиниться правительству. В тот момент нацисты уже строили концлагеря по всей стране. Один должен был вскоре открыться в Заксенхаузене, к северу от столицы рейха, и стал одним из «показательных образцов».

План состоял в том, чтобы в последний день митинга объявить о законе, который станет известен как Закон о крови. Накануне вечером Гитлер приказал небольшой группе министров подготовить версию законопроекта, которую он должен доставить в рейхстаг для утверждения. Нацистские исследователи натолкнулись на положение, упомянутое в некоторых законах США о смешанных браках, которое могло помочь им определить, должен ли человек смешанных кровей считаться евреем или арийцем. Оказалось, что в Техасе и Северной Каролине в запретах на вступление в брак была «оговорка об ассоциации», которая помогала этим штатам решать, был ли человек черным или белым, привилегированным или неблагосклонным. Такой человек был бы причислен к неблагополучной группе, если бы он состоял в браке или был известен своей связью с людьми из неблагополучной группы, тем самым бросая тень на кастовую чистоту.