Иван Зенкевич
Сталкер. Рагна́рёк районного масштаба
– Договорились.
Они так же молча удалились, как и появились. Странный народ сталкеры, самовлюбленный, что ли. Им добра желаешь, а они. Вернулись туристы через час. На длинной палке болталась средняя плоть. Потные, пыльные, зачуханные, скинули ее на берегу.
– У вас тут что, проблема с мутными? Запарились искать, а потом загонять.
– Ну да, у нас санитарная зона… – Борюсик с огромным ножом склонился над тушей. Он мастер мяско сковыривать с косточек.
– Курите, парни, я мигом, – сказал он и приступил к препарированию.
Парни скинули рюкзаки. Уселись. Молодой вынул пачку пижонских папирос без фильтра, сначала Джуниору дал сигарету, потом сам. Чиркнув «зиппо», дал подкурить старшему. На нас они ровным счетом никакого внимания не обращали и угощать заморским табачком не спешили. А в Расее как принято? Для начала хорошего разговора угостить надо собеседника, а не рожу второчить. Не поверите, так и просидели до конца расчленения свинки молча. Борюсик мясо стащил все к берегу, а потроха в шкуру завернул. У него это называлось аперитив. Волосатую связку с размаху он зашвыривал на середину и ждал, когда гады водные сплывутся на кровушку, а уж затем ажиотаж устраивал с помощью свежатинки.
– Значит, так, парни. Идите вон к той раките, – Франц указал на гигантское дерево, чьи ветви неспешно полоскались в ленивой воде. – Там брод, воды максимум по колено. Как свистнем, ломитесь, как олени, за которыми тигр несется. И чем быстрее добежите, тем меньше плоти растеряете. Поняли?
И опять! Кроткий кивок и молчаливое дефиле задницами к нам.
– Ну и хрен с ними, – Борюсик в сердцах даже плюнул им вслед.
Рассказывать дальше нет смысла, если бы не финал истории. Переправились они успешно. Встали на противоположном берегу. Проверили амуницию и двинулись вглубь аномального поля. Но, видит Черный сталкер, мы предупреждали. Когда Джуниора «Воронка», поймав за ногу, в мгновение ока превратила в фарш, его напарник так испугался, что ломанулся назад. Но, как известно, в Зоне назад дороги не бывает. Как он несся, так в «Льдинку» и попал. Это очень маленькая, но коварная аномалия. Ее выход на поверхность – точка на земле примерно с миллиметр. Детектор ее не видит. Засечь можно только глазами. Вокруг «Льдинки» всегда немного инея, и срабатывает, падла, как противопехотная мина. Наступил, и бах! Ты стал куском льда. Но самое паскудное – бедолагу ни похоронить, ни с места сдвинуть нельзя. Как настигла его старуха с косой, так и стоит, пока полностью не растает. А когда он растает, только Зона ведает. С тех пор уж месяц минул, а ноги неудачника так и торчат на том берегу в назидание идиотам. Но чаще все-таки людишки залетные не на тот берег стремятся, а на нашем нашкодить желают. Прямо у нас по огороду бродяги шляются, но… А мы их и не трогаем, зачем ссориться? Ведь, напомню, там, где пусто, делать нехрен. Походят, побродят и опять в нормальную Зону. А нам, молодым и спокойным, на жизнь хватало, и водочка с коньячком на столе были часто. Ведь основной наш бизнес был не артефакты, а щупальца кровососов-гигантов, которые, как я уже говорил, водились на другом берегу в избытке, мы научникам за неплохие бабки их сплавляли.
Но немного отвлекся от основного повествования. Так вот, когда я застал своих подельников в Ивановке за преинтереснейшим занятием под названием «доведи кровососа», было уже часов десять, вечерело. Кровосос, не сильно упитанный, но очень злой, бесновался на другой стороне реки, а мои боевые камрады закидывали его камнями из пращи. Этот способ Франц придумал, он говорит, в горах у него на родине так птичек мелких убивали на охоте. А тут пару бульников в лоб кровососу, и уже веселье. Нет, господа, мы не юные живодеры, мы расчетливые охотники. И патроны экономим, и товар добываем. Спросите, как? Да запросто. Кровосос умный, не такой, как человек, конечно, но значительно умнее, скажем, обезьяны. На вооруженного сталкера он бросается из засады в режиме стелс, то есть невидимый, но мы к нему и не подходим, и не приплываем. В воду он не полезет, так как знает, скотина, что там сомики размером с домики живут и съедят его в пять минут, а если не съедят, то сильно понадкусывают. Поэтому план наш очень прост: в тепловизор высматриваешь кровососа, который высматривает нас, и начинаешь ему методично в туловище каменюги присылать. Сначала он стесняется и остается невидимым, скромно свою тушку в кустарник запихивает, но чем больше он в себя остатков великого ледника принимает, тем больше злится; а чем больше он злится, тем больше тупеет; а чем больше тупеет, тем больше проявляется; а чем больше проявляется, тем больше камней в него приходит. И как только пик его гиперактивности наступает, он дуреет и бросается в воду, ну а там сом. Чем больше кровосос, тем больше шансов, что он выплывет. А коль выплыл, тут уже мы, и не с камнями, а с нарезным оружием. Ну а дальше главное – в голову не попасть. Поэтому правило основное: выбирать самого-самого упитанного упыря, иначе все насмарку, сом его схавает. Поначалу по неопытности мы прямо кормушку в воде устроили. Сомики растолстели так, что пришлось их динамитом распугивать.
Ну и вот, в тот раз я приперся в самый нужный момент, когда побитое тело в реку прыгнуло. Я видел, как они уже приготовились его встречать на нашем берегу, когда Франц заорал, что, мол, упырь не плывет и не рвется к нам, он барахтается на середине, но не плывет! И тут-то на них прыгнули сразу два огромных мутанта. Вот что значит умные, суки, пока один подвергался пыткам, двое других по-тихому переправились выше по течению и напали на нас. Но Черный сталкер хранит. Первый упыренок, видать молодой слишком, переусердствовал со стартом и перелетел через присевшего Борюсика, бухнувшись под откос, мерзко вереща и суча лапками. Второй же попытался швейцарцу моему голову от туловища отделить, тот успел увернуться от смертушки, но от удара не смог. Мутант на противоход, махнув пудовой конечностью, отправил Франца полетать и подумать о законе справедливости. Ну а я еще подойти не успел к веселой компании и поэтому, просто передернув затвор, нажал на спусковой крючок. Все особенности дедушкиной пукалки я учел. Держал крепко и уверенно. И вот что я скажу, ППШ – это ужас для кровососа! Гильзы не выскакивали из автомата, а лились вверх, а их смертоносная начинка свинцовым прутом впилась в туловище мутанта. Вихрь цветмета ровно на две половинки разрезал монстра. Но, что интересно, больше всех удивился упырь. Я эти глазищи, полные злобы и недоумения, не забуду никогда. Второго дурика добивали доблестные приятели прямо с берега оружием привычным и не таким экзотическим. Третий, который отвлекал, каким-то чудом отбился от рыбин и дал деру в спасительные джунгли аномалий.
– Ну на хрена ты его распилил? – проговорил Борюсик, подойдя от берега и присев у распиленной тушки. – Тень, ты что, музей воинской славы подломил? Дай гляну, я такой только в кино видел.
Он протянул свои грязные клешни к моему автомату. Меня аж передернуло. И я понял: это любовь с первого взгляда. Сами понимаете, не к Борюсику. Но также, осознавая, сколько еще в схроне подобного добра лежит, я удушил жабу в себе. Пока Борюсик разглядывал ППШ, подошел горный друг, и я им поведал о внезапном счастье: о том, что иногда в Зоне нужно сходить с тропы, о том, что иногда естественное облегчение сродни озарению, ну и вообще почему я задержался почти на сутки.
– А мы думали, тебя военный патруль из Гдений грохнул, – пробасил Борюсик, передавая раритет Францу. – Они ведь тебя не очень любят. А давайте это хламье допотопное барыге местному снесем и по дешевке на амуницию приличную обменяем?
От такой гениальной мысли Борюсиково и так не самое одухотворенное лицо засияло полным отсутствием того, что, я думал, там еще есть.
– Вот был ты бабником, но не от слова бабы, а бабки! Таким долдоном и остался! – сказал ему Швейцарец. Борюсик все измерял деньгами, хотя они ему, в общем-то, нужны не были. Но, или из-за воспитания, или из-за скудоумия, он все, подчеркиваю, все мерил деньгами. Если постараться в двух словах описать этот шедевр генной инженерии, то мой друг имел вид лихой, но весьма придурковатый. Он, кстати, был самым старшим из нас. Меня на десять, а Франца на все двадцать. Но из-за отсутствия какой-то пружинки в голове эта разница вообще не ощущалась. Зато самое главное достоинство Борюсиково заключалось в его верности. К тому же он был неимоверно силен. А тупость и сила в одном флаконе – это просто находка для командира.
– Заткнись, сын белой волчицы! Тебе б все продавать! Ты видел, что с кровососом случилось! Да это же не оружие, это находка! К тому же на халяву! – Франц очень любил халяву, но, в отличие от Борюсика, не мерил жизнь баблом. Франц тоже был вида лихого, но тень интеллекта в нем присутствовала. А что творилось у него внутри, не знал вообще никто. Как вы уже поняли, он был швейцарцем, причем самым настоящим, по паспорту и по крови. Когда-то служил в миротворческих войсках, которые сторожат периметр Зоны. Нес крест свой честно, убивал все живое, что приходило из Зоны, и неважно, человек это был или нечеловек. Ведь по закону в Зоне никто не живет, кроме зла. А значит, все, что оттуда, – зло, а зло надо валить. Он даже артефактами не торговал, которые его однополчане с трупов убитых сталкеров собирали. Франц Мозерс-Бау был честный и прямой. Но когда у него закончился военный контракт и светила хорошая карьера в армии Швейцарии, он собрал все свои вещи, а вещи швейцарского солдата – это все, в чем он служил, начиная от маленького ножичка, заканчивая автоматом и гранатами, – и ушел в Зону. За каким хреном? Даже мы, его друзья, так до сих пор и не знаем.
– Ты, как всегда, прав, Франц, и ты, Борюсик, прав, но боезапас, хоть и древний, все же лучше, чем его отсутствие. – Не знаю, что я хотел этим сказать, но Борюсик что-то для себя понял, а горец улыбнулся. Я еще что-то вещал идиотско-патриотическое, а Франц резал ножом усы кровососа и упаковывал их в термические контейнеры. В целом, констатируя итог, день был чертовски удачным!
Потом был капитальный ремонт схрона. Полностью переделана крыша, усовершенствован вход и укреплены стены. Была проведена ревизия оружия, и проведены эксперименты над жадным Борюсиком. Франц ему скармливал немецкую тушенку и галеты, но обильная слабость желудка вывела нашего камрада на неделю, и мы решили, ободрав этикетки с орлами германскими, впарить их солдатикам в обмен на что угодно. Эта авантюра, как ни печально, окончательно порушила мои надежды на солдатскую любовь и уважение.
Мы часто пользовались белорусским кордоном. Во-первых, Франц и его гордые миролюбивые швейцарцы стояли именно на том периметре, а во-вторых, как-то так сложилось исторически, что в Зону мы постоянно ходим через бульбашей. Хотя и со стороны Украины, где ломится основной поток корма для мутантов (сталкеры), мы тоже захаживали. Но там суета, там столько группировок, что голова кругом идет: и «Свобода», и «Долг», и «Монолит», и «Грешники», и бандиты постоянно беснуются. Одиночки тоже твари еще те – не все, конечно, есть реальные патсаны, но в основной массе мелочь гоношистая, желающая денег заработать. При этом думают они только о себе; те же, у кого хоть какие-то понятия о чести, отваге и прочем, по группировкам вышеперечисленным расползаются, ну кроме «Греха», естественно. Да и к тому же, скажем, пулю схлопотать на Свалке или на Дикой территории – как два пальца обмочить. И вот что обидно, складывается ощущение, что все в зарницу пионерскую играют. Как? Вы не знаете, кто такие пионеры? Потом расскажу, в Зоне много книжек и газет валяется, и, пока их по назначению к попе не поднесешь, сидишь и просвещаешься о делах давно минувших дней. Так вот, бегают все на маленьком пятачке земли и валят друг друга, да еще и мутанты с аномалиями тебя норовят съесть. Когда я только в Зоне появился, учителя меня подобрали хорошие – Штык и Бубен. Все объяснили, показали, в ходки брали много раз в качестве бесплатного носильщика, посудомойки и детектора аномалий. Одним словом, отмычки. Больше года я с ними ходил, пока Штыка по пьяни не зарезали, а Бубен воякам не попался. Остался я один. Но раскисать не стал, а стал сталкерить в меру способностей и умений. Не скажу, что везло, но хабар таскал, связями и друзьями обрастал. Но, главное, думать не переставал ни минуты. И вот что надумал. Если присмотреться, то понимаешь, что по теории вероятностей тебя точно рано или поздно завалят или искалечат. Вот я и решил, что искать буду другое эльдорадо. Когда бухал в «Ста рентгенах», это бар такой под протекторатом «Долга» почти в центре Зоны, надоумили меня слинять на большую землю, а там к научникам подкатить и поговорить, мол, так и так, хочу на науку работать, но по-честному. И вот ведь подфартило, барыге нужен был опытный сталкер, чтобы за пределы Зоны кое-чего доставить. Я и согласился, а взамен он мне номерок одного своего приятеля дал, который с умными людьми на короткой ноге. Как через заслоны армейские проходил, рассказывать не буду, скучно. А вот мужичок, с которым я созвонился, оказался любопытным. Много мне чего про научников и их делишки рассказал. Даже адрес, куда обращаться, дал. Отправил меня он на Лубянку. Нет, не в Москву, а деревенька такая километрах в двадцати от Припяти по прямой. Научникам удобно там было, они со всеми группировками из своего бункера торговали, даже с психами из «Монолита», которые им хабар на грузовиках по асфальту доставляли. И вроде там территория нейтральная была, что даже военные сталкеры никого не убивали из бродяг вольных, как, в принципе, и сами бродяги никого не трогали. Разговор с учеными получился весьма странный, они меня все к АЭС засылали, денег сулили, мол, датчики у купола поставить нужно, а я как дурак твердил, что это не мое, я хочу не спеша ходить и много загребать. Тут уж, не знаю, на счастье или несчастье, но приехал какой-то их главный и сказал, что в центре срочно нуждаются в генетическом материале мутантов – ну там глаз псевдоплоти, часть снорка, щупальца кровососа и многая другая мутагенная гадость. И вот смотрит на меня их босс и говорит главному в белом халате:
– А давайте, Сергей Олегович, – так главного звали, – этого увальня за осьминожками отправим?
Олегович подумал-подумал и изрек:
– А хрен ему, пусть лучше свиньям хвосты на свободе крутит, а мандат ему к Полю дураков в Зону покоя я не выдам!
Чем я ему не приглянулся, этому Сергею Олеговичу, да только воля начальника всегда закон. И начальник заставил этого грызуна гранитного мне аусвайс выписать, и поехал я на казенном транспорте да в объезд всей Зоны в милое место с названием Гдень. Там как раз и стоял совместно белорусско-швейцарский контингент Коалиции.
Прием был обычным. УАЗ затормозил у КПП с будкой, я предъявил предписание и командировочный. Солдат что-то пробубнил в телефон, и меня отправили в секретариат. Бывший пионерлагерь, где размещались защитники отечества от Зоны, был аккуратно выметен и покрашен. Праздношатающейся солдатни не было, как отечественной, так и импортной. Вокруг царила атмосфера порядка и дисциплины. У здания администрации стоял бывший пионер с горном, которого заботливые руки местных умельцев попытались с помощью гипса и цемента подновить. Но то ли таланта не было, то ли Зона сказывалась – получился такой уродец с галстуком и горном в руках, что, кроме спазма в мочевом пузыре, никаких эмоций не возникало. В нужной комнате меня встретила молодая особа в гражданском, которая так томно на меня глянула, что жить захотелось еще сильнее. Звали ее Таня.
– Я вам все отметки проставила, теперь вам к коменданту, он в казарме. Удачи. – И опять такой взгляд маслянистых карих глаз.
– До вечера, солнышко, – расплылся я в дурацкой улыбке, пытаясь нарисовать на лице самую мужественную маску.
– Я согласна!
Окрыленный перспективой и прочими мыслями, я упорхал на поиски коменданта. Под казармы были переделаны корпуса, где раньше жили пионеры. Для иностранцев специально построили новые щитовые домики, и вся часть из-за этого как бы была разделена на две части: новую и старую, а между ними было здание бывшего кинотеатра, где сегодня поселились клуб для офицеров и кабачок для солдат. Кстати, в кабачке я и нашел коменданта. Прочитав бумаги, он покряхтел, явно показывая, как не вовремя я к нему попал, но делать было нечего, и он повел меня в неизвестность.
– Надолго к нам?
– Да как получится, работа будет – останусь. – Солнышко припекало, мысли о Танечке грели сердце, мелкие пичужки чирикали. Одним словом, вот оно, счастье.
– Работа будет, если не дурак. А ты, как я вижу, не дурак. На работу дураков в такие структуры не берут. Даже мясниками.
– Кем, простите? – я действительно не понял.
– А! Ты не в курсе? Хотя вид у тебя не салабона, а битого сталкера, – он оценивающе просканировал меня с головы до ног. – Терминология у нас такая. Есть просто сталкеры, они арты таскают, ну всякую пакость из Зоны. Понял?
Я кивнул. А что ему говорить? Что сталкер иногда и наемным убийцей не брезгует подработать, и следопытом, и носильщиком, и наемником?
– Так вот, то просто сталкеры. А есть мясники, они только за биоматериалом охотятся. Нет, они артефакты подбирают, но это как бы побочно. Главное – мясо, – и он ткнул в небо своим толстеньким, сытеньким пальцем.
– Ага, теперь понял. Просто у нас с той стороны Зоны такой терминологии нет.
– Ну нет – значит, будет. Все, пришли. Вот твои подельники и экскурсоводы на сегодня.
У казармы стояли два бравых, таких понтовых ухаря, которые сразу отрекомендовали себя Шухардом и Белоснежкой, и что, мол, они бойцы опытные и все мне покажут. Показали!
Свое выступление они начали сразу, как только казанка ткнулась в противоположный берег реки Припять у деревни Плютовищи. Белоснежка как истинный спецназер выпрыгнул на берег, занял позицию, встав на одно колено, поводил из стороны в сторону автоматом и успокоился. Шухард прикрывал его с лодки. Я курил и в цирке не участвовал, изображал новичка и салабона. Мне же сразу сказали, мол, ты, турист, не мешай.
Берег был спокоен, и бойцы расслабились, Белоснежка повернулся к лодке, протянул руку за швартовочным концом и замер. В его глазах застыли детское недоумение и испуг. А вот за его спиной застыл, вырисовываясь из воздуха, огроменный кровосос, который своей лапой насквозь пропорол тело военстала. Шухард от неожиданности с каким-то странным подвыванием свалился в лодку, но, надо отдать ему должное, оружие не выпустил и короткой очередью снес полбашки сначала мутанту, а потом и Белоснежке. Слава Черному сталкеру, что тот уже помер. Данное происшествие еще раз показало, что халатность военных не знает границ. И даже смерть напарника не прибавила ума. Зато показала все, на что способны злобные дети в военной форме. Шухи недолго оплакивал друга, его хватило ровно на столько, сколько он обирал тело погибшего, аккуратно вычищая ему карманы. Затем не менее скрупулезно отрезал у кровососа щупальца и убрал их в контейнер.
– Учись, студент, – это он говорил мне. – Мародерство в Зоне – это не грех, это трофей. Мертвому оно на хрен не упало, а живого спасет.
Все «нажитое непосильным трудом» военстал Шухард таскать не стал, а под корень поваленного дерева спрятал. Это своего рода еще один урок был.
– Запомни, бродяга. Схрон в Зоне – главное и неприкосновенное. Они, схроны, грамотно расположенные на местности, могут жизнь спасти или сильно ее облегчить.
Я не прерывал поток сознания. Было видно, что смерть Белоснежки что-то сильно повредила в его голове. Движения стали резкими, взгляд затуманенным, а иной раз казалось, что он вообще на меня внимания не обращает, сам с собой разговаривает. Если честно, я привык к таким вещам. Зона – то место, где здоровый уравновешенный мужик в долю секунды может превратиться в психа или овощ. Схрон он замаскировал отвратительно. Даже ребенок, вздумай он тут погулять, вмиг отыскал бы гигантскую бобровую хатку в середине леса, тем более военстал так вокруг натоптал, что было очевидно: он все-таки сошел с ума, если очевидного уже не видит. Но тем не менее мы продолжили движение вглубь Зоны покоя. Погодка начинала налаживаться. Мне и раньше говорили, что на этом конце Зоны солнечных дней больше, чем в Зоне вообще, и сейчас, идя за чокнутым военным, я всем телом пил тепло лучей. Нет, я не расслабился и не потерял бдительность. Но то, что сделал Шухард, было более чем странно. Не снижая шага и бубня себе что-то под нос, он влетел в «Карусель», и остались от него красные ошметки и прикольный артефакт «Кровь камня» – пустячок, а приятно. Нет, не то, что парнишка погиб, а то, что артефакт получился, который я, кстати, в контейнер, правда уже свой, и упаковал. А когда упаковывал, подумал – вот человек погиб, неплохой, в сущности, и мамка у него есть, и девушка, и друзья, а он погиб. По нему будут плакать, вспоминать. Однополчане напишут героическое письмо домой, мол, погиб, выполняя долг. А я сижу тут и у кусков бренного тела выгоду подсчитываю. А выгода, между прочим, очень неплохая: лодка «казанка» с мотором, Белоснежкин аусвайс на проход в Зону и Белоснежкин же рюкзачок, как, собственно, и все барахло. Но самое главное – у меня был бессрочный контракт на щупальца и адресок барыги, с которым ученые о посредничестве договорились. Не жизнь, а малина. Конечно, я отдавал себе отчет, какая кутерьма будет после моего возвращения в часть, но это меня не волновало. А вот куда я поведу Таню, это да.
Зона покоя меня почему-то приняла, и стал я по ней ходить, как по Бродвею, заходя с парадного через КПП белорусов и выходя через него же. В баре, где бухали офицеры мелкого гарнизона, который мутанты практически не атаковали, так как плавать не любили, жизнь была очень степенна. Вечером обязательно стриптиз с заезжими звездами, причем этих звезд явно отлавливали по соседним фермам, отмывали от навоза и загоняли на сцену. Но изголодавшимся белорусским солдатам, в принципе, было по барабану, на кого пялиться, лишь бы на женщину, а швейцарцы, наоборот, орали «гут, гут» и устраивали аукцион, кто сегодня будет ласкать сей прекрасный плод местной алко-деревенской селекции. Но, надо отдать должное буржуям, все деньги с торгов поступали в кассу дамы, и ни одна копейка не уходила мимо. Со временем даже стали появляться, так сказать, постоянные доярки. Что было вполне понятно: работы в этом богом забытом крае так и не появилось.
Кстати, там я впервые и увидел Франца, он никогда не участвовал в гульбище, а сидел за столиком, пил пиво и что-то читал. Борюсика, кстати сказать, я отыскал там же. Он служил в белорусском спецназе. Первое мое впечатление было обманчиво. Я увидел перед собой эталон славянского воина. Идеально подогнанная униформа, каждая железочка блестит, начищенная, как и ботинки. Фигура статная, движения неспешно-сильные. Так по саванне львы ходят, уверенные в своей силе. Но потом выяснилось, что этот богатырь всего лишь полковой повар, и то даже не самый главный. Наличие стати и выправки тоже получилось объяснить.
До Зоны он занимался водными лыжами и был чемпионом страны и победителем всяких олимпиад. Когда его забрали в армию, он попал в спортроту. Завоевывал награды для СКА Белоруссии, усердствовал в тренировках и в один прекрасный день переусердствовал. Соблазнил дочку местного полковника, она, как водится, залетела, а Борюсик, наотрез отказавшийся жениться, был наказан и отправлен в заштатный гарнизон. Но что толку от воднолыжника, который и стрелять-то не умеет? Ну вот его и определили на кухню, где всю свою сознательную жизнь он и проработал, пока не случился какой-то супервыброс. Правительство незалежной Украины попросило помощи у соседей, а его часть была как раз на границе старой чернобыльской зоны отчуждения. Первую волну солдатиков, которые переправились через Припять в районе деревни Парышев, всю съели. Когда пришло сообщение, что группа быстрого реагирования вооруженных сил Белоруссии погибла и бороться с наступающим противником некому, под ружье были поставлены все, кто был в части, в том числе и доблестный повар Борюсик. Но то ли Бог хранит дураков, то ли еще чего, но Борюсик прошел Зону всю насквозь, постреливая мутантов, и один из немногих вернулся в часть, которая к тому моменту была усилена прибывшим подкреплением. Вообще, он не любит вспоминать те события, но, напившись, иногда вдруг начинает вещать. Воспоминания у него больше напоминают готовую книгу и имеют вид потока сознания. Поначалу мы не слушали, но теперь, как такое случается, я кладу рядом с ним диктофон и ложусь спать, а Борюсик вещает, вещает и вещает. Прослушав пару его «лекций», я проникся идеей когда-нибудь написать книгу, основанную на его воспоминаниях – воспоминаниях очевидца начала Зоны. Но это будет потом, когда я накоплю на маленькое шале на берегу Женевского озера. Единственная благодарность от Родины была традиционна. За боевые заслуги его наградили какой-то красивой висюлькой и попытались поставить в строй. Но он так и остался поваром, иногда выезжающим на большие войсковые операции. Вы спросите, как Борюсик стал ходить со мной в Зону? Да просто, я же говорил – он жадный до денег, но верный как пес. Один раз развели его на бабки залетные кавказские братья, которые тут бизнес торговый ведут. Он и задолжал всей части, каждому по чуть-чуть, а в общем – целое состояние. И где, скажите, деньги брать? Его и надоумили ко мне подойти. Я ему от щедрот всю сумму и отвалил, так сказать, выкупил задницу Борюсика у гарнизона. В запас увольняться он не хотел и перевелся в военные сталкеры, правда, за такую милость мне пришлось местному царьку в погонах еще денег отсыпать. Ведь военные сталкеры подчинялись непосредственно объединенному командованию миротворческих сил, поэтому ему выписали документы, якобы он находится в длительной командировке в качестве инструктора для вновь прибывающих в часть солдат. Одним словом, так и зажили припеваючи с Борюсиком на самой границе Зоны, а уж потом к нам и Швейцарец присоединился. Одним словом, три богатыря чернобыльского разлива, вроде и свои для солдат, а однако «враги». К тому же я периодически устраивал веселые посиделки в солдатском баре. Девок выписывал красивых, коньяк вместо водки пил, шиковал. Да еще пару раз по пьяни имел наглость морды зольдатам белорусским разбивать. Одним словом, они меня не любили шибко, да и гибель Шухарда с Белоснежкой на мою совесть повесили, как плащ-палатку на дерево.
А потом еще и с тушняком трофейным из землянки прадедовской мы учудили. Я эти волшебные банки на сухпайки армейские выменял. Когда все коробки из схрона загрузили в армейский БТ (белорусский «Тигр» – начал производиться специально для Зоны на Белорусском тракторном заводе, за основу был взят российский ГАЗ «Тигр»), водила-первогодок с трудом за рулем сидеть мог. Мне клятвенно пообещали, что баночки уйдут из части в свободное экономическое плаванье, это в лучшем случае. В худшем – в другие части вместо давно украденного. Но не тут-то было. Как оказалось впоследствии, за всей аферой стоял бывший Борюсиков помощник по кухне, а теперь главный повар. Нет бы этот тушняк дальше по ларькам отправить, а он, дятел тыловой, решил этим мясом мамонта свою же воинскую часть накормить. Ну и накормил так, что часовые по очереди туалеты караулили, а не периметр. Неделю весь гарнизон гадил так, что без противогаза ходить нельзя было. Особисты подумали – диверсия, ну и докопались до истины. В общем, на гденьский блокпост и его окрестности я не ходок: если не застрелят, то в тюрьму посадят. Вот так. Дошло до того, что даже барыгу на нейтральную землю вызывали за товаром. Он, правда, не внакладе, да и нам таскать стало ближе. Мы же теперь жили в Зоне! Согласитесь, звучит? Много ли вы знаете полувольных бродяг с постоянной зональной пропиской? То-то же.