Иван Созонтович Лукаш
Вольные птицы
После большевиков вся наша жизнь стала полетом. Мы отбивались безнадежно от черни и бунта, от подлых извергов и уходили. Мы знали, кто остается – гибель или пресмыкательства.
Мы стояли в огне, подымались на заговоры, на восстания. Мы никогда не пресмыкались. Уходили. Исход – было одно наше спасение, единственная отдушина, какая осталась для живых в России. Иначе глухонемое рабство или смерть.
И уходили мы, не думая о завтрашнем дне… Хлеб наш насущный даждь нам днесь.
Воистину – только днесь… Вы только подумайте, сколько людей – очень хороших, честных, добрых людей – пропало из-за того, что не решалось – «как же так?» – бросать квартиры, комоды, картины, лампы. Люди гибли из-за старой мебели, которую жалели. Потом в тех же квартирах, в ледовитых пещерах, умирали от голода, мерзли над погасшими кирпичами. Из тех же квартир выводили на расстрел.
А мы все бросали. От всего освобождались. Мы, белые, кажется, освободились от власти всех вещей на свете. Мы летели. Россия, не принявшая большевиков, не отдавшая им своего вольного дыхания, стала крылатой. И мы с ней стали крылатыми.
Из Симферополя я ушел в рваном солдатском одеяле поверх пиджака. Утро с холодным туманом. Мы тащились из города по шоссе, а в город тянулись люди, думая, что идут на обычный базар, службу, работу, – как будто уже не сорвана вся простая человеческая жизнь, – и нам говорили:
– Куда вы уходите? Да вам никуда и не выбраться, оставайтесь…
