Иван Соловьев
Искушение

По итогам изучения материалов дела по обвинению Квасалия и Петросяна мы сделали вывод об их – с большой долей вероятности – непричастности к совершенному преступлению. Мы предложили несколько вариантов действий. Первый касался проведения повторных допросов и экспертиз, а также проверки действий следователя прокуратуры (на то время), проводившего предварительное следствие по делу.

Однако мы понимали, что само по себе нахождение материала по данному уголовному делу на Камчатке, вероятнее всего, не будет способствовать привлечению виновных лиц к ответственности и освобождению Квасалия и Петросяна в силу очевидного коррупционного влияния преступных формирований, в которые входят Кигим, Ткач и, возможно, Шевельков, на судебную и правоохранительную системы.

Также было очевидным, что правоохранительные органы, скорее всего, не выполнят должным образом следственные мероприятия по данному уголовному делу хотя бы потому, что возбужденное производство ввиду новых обстоятельств уже было один раз прекращено фактически без выполнения адекватных следственных действий (например, так и не были проверены по базе отпечатки пальцев, обнаруженные в автомобиле «Мицубиси Паджеро»).

Второй вариант заключался в подготовке ходатайства Генеральному прокурору Российской Федерации о возбуждении производства ввиду новых обстоятельств в связи с наличием вступивших в законную силу судебных актов о взыскании с ООО «Паллада» компенсации вреда в пользу потерпевших по уголовному делу, которые не были учтены Камчатским областным судом при вынесении приговора. Сам по себе факт взыскания компенсаций с ООО «Паллада» свидетельствовал о наличии в действиях общества и его руководителя признаков преступления, связанного с нарушением правил противопожарной безопасности.

Третий вариант заключался о подготовке ходатайства на имя Председателя Верховного Суда Российской Федерации о проверке приговора Камчатского областного суда от 30 марта 2005 года в отношении Квасалия и Петросяна, то есть о фактическом пересмотре дела.

Однако ни один из трех предложенных нами вариантов Уполномоченным по правам человека реализован, к сожалению, не был. Квасалия, осужденный на основании показаний двух охранников конкурирующей фирмы, преданный своими бывшими товарищами, а также адвокатами, продолжает отбывать пожизненное лишение свободы.

Дело Сивковой

Данное дело было очень непростым, поскольку речь шла об анализе доказательств о виновности матери в убийстве собственной дочери. Причем, судя по материалам уголовного дела, самому убийству предшествовали многочисленные факты насилия, которые носили длящийся характер. Девочку последовательно месяц за месяцем гнобили в собственной семье. Результатом стала трагедия.

Первоначально мать созналась в совершенном убийстве и полностью признала свою вину. Однако впоследствии у нее сменился защитник, который, очевидно, и предложил иную тактику: провести новые экспертизы, отрицать вину, обратиться в правозащитные организации.

Когда все материалы дела попали к нам, фактические обстоятельства выглядели следующим образом. В ноябре 2011 года в отношении Сивковой Е. Б. было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью 1 статьи 116 УК РФ, за причинение своей малолетней дочери Анне 2005 года рождения телесных повреждений в виде ссадин в области поясницы и по задним поверхностям обоих коленных суставов, которые не вызвали расстройства здоровья, путем нанесения ударов шнуром от телефонного зарядного устройства.

Но уже 23 февраля 2012 года Аня была доставлена машиной скорой медицинской помощи в приемный покой МУЗ Г-ская ЦРКБ с диагнозом кома неясной этиологии, состояние клинической смерти. На следующий день девочка скончалась.

Через три дня, 27 февраля в ходе судебно-медицинского исследования трупа девочки убыли установлены повреждения в виде закрытой черепно-мозговой травмы с кровоизлиянием под твердую мозговую оболочку, кровоизлиянием в кожный лоскут головы, кровоподтека лица, которые были оценены как причинившие тяжкий вред здоровью по признаку опасности для жизни и повлекли за собой смерть Ани. В этот же день постановлением следователя в отношении матери Ани – Сивковой Е. Б. – было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью 4 статьи 111 УК РФ.

При исследовании трупа Ани были обнаружены следующие повреждения: субдуральная гематома, четыре кровоизлияния в кожно-мышечный лоскут головы, три кровоподтека, три ссадины лица, кровоподтек правой ушной раковины; ссадина шеи; три ссадины груди; множественные ссадины живота; два кровоподтека промежности; семь кровоподтеков и множественные ссадины конечностей.

В итоге заключением было установлено, что на теле Ани имелись повреждения, образовавшиеся в результате не менее чем 35–40 воздействий (с учетом того, что в результате одного воздействия могло образоваться несколько повреждений). Все повреждения образовались от воздействия твердых тупых предметов.

Приговором Г-ского городского суда Ленинградской области в июне 2013 года Сивкова Е. Б. была признана виновной в совершении преступлений, предусмотренных частью 4 статьи 111 УК РФ и частью 1 статьи 116 УК РФ, и приговорена к лишению свободы в исправительной колонии общего режима на 10 лет и 1 месяц. Апелляционная и кассационная инстанции оставили приговор без изменения.

В Аппарат Уполномоченного по правам человека в РФ обратилась адвокат Е. в защиту интересов Сивковой. В жалобе адвокат выразила несогласие с принятыми по делу судебными актами, указывала на противоречие между выводами судебно-медицинских экспертиз, имеющихся в материалах уголовного дела, и заключением специалиста в области судебной медицины, выполненного в 2016 года по заявлению Сивковой Е. Б.

Ссылаясь на заключение упомянутого специалиста, адвокат полагала, что причинно-следственная связь между смертью Ани и действиями осужденной не установлена, эксперты не исследовали возможность нетравматического (патологического или болезненного) происхождения внутричерепного кровоизлияния. Кроме того, адвокат ссылалась на избиение Сивковой при задержании ее по подозрению в совершении преступления. В целом адвокат, действующая в защиту интересов Сивковой полагала, что принятые по уголовному делу судебные акты незаконны, поскольку на стадии предварительного расследования и при рассмотрении дела в суде были допущены нарушения уголовно-процессуального законодательства.

Изучив имеющиеся в нашем распоряжении материалы, мы единодушно пришли к выводу о том, что поведение и линия защиты Сивковой находились в прямой зависимости от обстоятельств дела, что свидетельствовало не о ее непричастности к совершению преступлений, а о стремлении уйти от наказания. Во-первых, это существенное различие между показаниями Сивковой, данными ею до смерти дочери и после ее смерти. Во-вторых, линия защиты Сивковой кардинально изменилась после приглашения защитника по соглашению.

Кроме того, помимо фактов, установленных при проведении судебно-медицинских и иных видов экспертиз, мы усмотрели иные обстоятельства, свидетельствующие о причастности Сивковой к совершению преступлений в отношении ее дочери.

Так, первоначально Сивкова давала признательные показания по факту причинения Ане телесных повреждений шнуром от зарядного устройства телефона, подтверждала, что применяла физическое насилие по отношению к детям (подзатыльники, шлепки, удары рукой), говорила, что Аня непослушный, сложный ребенок, что у них не сложились отношения.

Кроме того, в ходе первоначальных допросов Сивковой, которые происходили до смерти Ани, ею не заявлялась версия о наличии у Ани заболевания крови, данная версия возникла позднее, как способ избежать наказания. Сведения о наличии у Ани заболевания крови опровергались показаниями участкового педиатра, из которых следовало, что он как врач, наблюдавший Аню, в любом случае располагал бы сведениями о наличии у Ани заболевания крови.

В целом Сивкова была согласна давать показания до момента смерти Ани. После этого момента, вероятнее всего, осознавая серьезность положения и возможную строгость наказания, ее поведение на предварительном следствии изменилось. А при первом же допросе после смерти Ани Сивкова отказалась от дачи показаний по статье 51 Конституции РФ.

Кроме того, Сивкова отказалась от помощи защитников по назначению, пожелала, чтобы ее защиту осуществлял адвокат К. После этого появилась версия о физическом и моральном давлении на Сивкову при первых допросах и в целом изменилась линия защиты. Почти сразу от Сивковой поступило заявление с просьбой ее дополнительно допросить. В ходе дополнительного допроса, который состоялся с новым защитником – К. (защитник по соглашению, а не по назначению, как раньше), Сивкова сообщила, что предыдущие показания о причинении Ане телесных повреждений она давала в связи с оказанием физического и морального давления.

С участием нового защитника Сивкова отказывалась от дачи показаний, ссылаясь на 51 статью Конституции РФ, за исключением допроса, о котором она попросила сама, а также неоднократно уклонялась от следственных действий в связи с плохим самочувствием, затягивала срок ознакомления с материалами уголовного дела.

По всему получалось, что те действия, которые предпринимала Сивкова с помощью защитников, в том числе обращение к Уполномоченному по правам человека в РФ, обжалование приговора во все судебные инстанции, приведение доводов о наличии у Ани специфического заболевания, о применении к Сивковой физического и морального давления, проведение дополнительного исследования имеющихся в деле судебно-медицинских экспертиз, – направлены на отмену или изменение приговора в целях сокращения срока лишения свободы.

Поражали цинизмом и показания самой Сивковой: «…у моей дочери с рождения физические и психические отклонения, диагнозы – не знаю, она не желает посещать школу, ленится, меня не слушает. 22 февраля мы с дочерью целый день были дома, муж до обеда отсутствовал. Аня была как всегда вялая, мало двигалась, она не посещает школу около месяца, болеет ОРВИ. В 22:00 она легла спать, на следующий день в 08:00 я пошла ее будить, она не просыпалась, на меня не реагировала, мы вызвали скорую. Аню доставили в больницу, сейчас состояние очень тяжелое. По поводу истощения – ничего пояснить не могу, последние две недели у Ани пропал аппетит, к врачу я не обращалась. По поводу гематом на теле и следов побоев могу пояснить: Аня малоподвижная девочка, когда встает, то падает и ударяется. Других версий у меня нет.

…Ранее я избила дочь зарядником от телефона по различным частям тела в доме, в котором мы живем. После этого случая было еще несколько случаев, когда я ударяла ее по попе рукой. Вину признаю, в содеянном раскаиваюсь».

Выдержка из еще одного протокола допроса Сивковой: «…После сокращения на работе я стала более нервная, когда раздражаюсь, перестаю себя держать в руках, могу ударить сильнее, чем требуется. С Андреем (другой ее ребенок) у меня нет проблем, с Аней сложнее, поэтому я неоднократно наказывала ее физически.

После возбуждения в отношении меня уголовного дела по статье 116 УК РФ за избиение шнуром от телефона я стала больше держать себя в руках, но все равно были случаи, когда я била Аню.

21 февраля я, разозлившись, сильно толкнула Аню, в результате чего она сильно ударилась о косяк дверного проема. На левом ухе образовалась царапина и синяк. В этот же день я ударила ее ногой в область таза, скорее всего, попала также в паховую область. В этот же день я нанесла ей удар ногой в область таза.

22 февраля Аня вечером легла спать. Незадолго я дала Ане несколько подзатыльников. 23 февраля я не могла ее разбудить, увидела рвотные массы на подушке, вызвала скорую, до приезда помощь ей не оказывала, так как не знала, что делать. Аню увезли в реанимацию.

Я считаю, что я отчасти причастна к тому, что Аня попала в больницу, но не уверена, что она впала в кому из-за моего физического наказания. Я знаю, что у Ани есть телесные повреждения, синяки, кровоподтеки».

Но уже 28 февраля Сивкова, как я уже отметил, отказывается от дачи показаний по статье 51 Конституции РФ.

Кроме того, Сивкова ненадлежащим образом исполняла свои родительские обязанности. В частности, она неоднократно высказывала желание отдать ребенка в школу-интернат, жаловалась, что Аня много ест. Ребенок многократно пропускал занятия в школе, причем пропуски были длительные. У Ани был педикулез (паразитарное заболевание кожи головы), что само по себе исключает нормальную жизнедеятельность в доме и надлежащий уход за ребенком. Также на момент смерти у нее были диагностированы острый трахеит и острый панкреатит. Лечением Ани в тот момент родители не занимались.

В материалах дела имелись сведения о том, что работники школы неоднократно наблюдали у Ани синяки и ссадины. Ребенок был часто напуган, боялся сделать что-то неправильно. За первое полугодие посетила 21 день из 79. По болезни было пропущено 27 дней, а без уважительной причины – 31 день. Данное обстоятельство однозначно свидетельствовало о попустительском отношении родителей к обучению девочки, косвенно свидетельствовало о нежелании Сивковой приводить ребенка в школу при наличии внешних признаков физического насилия.

В целом оценка поведения Сивковой свидетельствовала о недоброжелательном отношении к ребенку. Данное обстоятельство подтверждалось показаниями почти всех свидетелей.

В результате у нас сложилась следующая общая картина совершения преступления, не в полной мере отраженная в итоговом приговоре.

В доме Сивковой была в целом недоброжелательная атмосфера, воспитание детей происходило с применением физического насилия, взрослые члены семьи употребляли алкогольные напитки; так, эксперты обнаружили наличие крови мужа Сивковой и неустановленного мужчины, вероятнее всего, они дрались между собой. К детям предъявлялись повышенные требования, дети в целом находились в запуганном состоянии.

После того как факт избиения Ани шнуром от зарядного устройства стал общеизвестным и после возбуждения в отношении Сивковой уголовного дела, значительно усилилось общественное давление на нее. При этом, учитывая, что Аня подолгу не посещала школу, вероятнее всего, чтобы скрыть следы побоев, общественное мнение для Сивковой было важным, она желала произвести хорошее впечатление.

С конца 2011 года Сивкова была вынуждена посещать комиссии по делам несовершеннолетних, инспектора по делам несовершеннолетних, следователя, давать объяснения в школу, принимать в доме комиссии для обследования жилищных условий. То есть к февралю 2012 года она «оправдывалась» перед общественностью все чаще и чаще.

Можно предположить, что инспектор ПДН Трофимова оказывала на Сивкову давление, призывала ее изменить отношение к дочери и некоторым образом, хоть и посредственно, участвовала в жизни семьи.

Как следует из материалов дела, от школы, куда была зачислена Аня в январе 2012 года, в правоохранительные органы поступило заявление о том, что Аня не приступила к занятиям по состоянию на 20 февраля 2012 года.

Скорее всего, получив это заявление, инспектор ПДН Трофимова позвонила Сивковой и рассказала об «очередном» обращении в правоохранительные органы, что и стало поводом для избиения Ани 22 февраля, после чего она впала в кому и умерла.

Таким образом, для нашей команды стало окончательно понятно, что суд правильно оценил все представленные следствием доказательства, а вина Сивковой в совершении неоднократного насилия в отношении своей дочери Ани не вызывает сомнений.

Дело о «притеснениях» геев в Чечне

1 апреля 2017 года интернет-издание «Новая газета» на своем веб-сайте опубликовало статью «Убийства чести», в которой сообщалось о массовых задержаниях, пытках и убийствах лиц нетрадиционной сексуальной ориентации в Чеченской Республике. 4 апреля это же издание опубликовало статья «Расправы над чеченскими геями» со ссылкой на анонимные источники. Материалы, посвященные теме преследования представителей ЛГБТ-сообщества, также вышли в ряде других интернет-изданий (Snob.ru, Meduza.io, «Радио Свобода» и т. д.).

Данные сообщения повлекли большой общественный резонанс как в России, так и за рубежом.

В адрес Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации в то время поступили единичные обращения граждан Российской Федерации с обеспокоенностью данными публикациями, а также многочисленные обращения иностранных граждан и международных организаций и их представителей (в том числе от Amnesty International, Генерального секретаря Совета Европы Т. Ягланда, комиссара Совета Европы по правам человека Н. Муйжниекса, послов США и Германии, директора БДИПЧ ОБСЕ М. Г. Линка) с просьбой провести проверку по сообщениям СМИ.

При организации проверки по данной информации исходили из того, что лица с нетрадиционной сексуальной ориентацией не обладают какими-то специальными или особыми правами по сравнению с остальными гражданами. Их права и свободы подлежат защите наряду с правами и свободами других. Таким образом, сообщения о похищении людей, применения к ним насилия должны были являться предметом тщательных проверок правоохранительных и надзорных органов наравне с другими такими обращениями.

При этом 6 апреля 2017 года делегация журналистов и общественных активистов Чеченской Республики и других регионов Северного Кавказа посетила объект по адресу: г. Аргун, ул. Кадырова, д. 99Б, где согласно публикации «Новой газеты» от 4 апреля 2017 года располагается заброшенное здание, используемое в качестве «секретной тюрьмы» для незаконного удержания там лиц.

Проверка показала, что по указанному адресу находится действующий изолятор временного содержания г. Аргун. Нарушений условий содержания находящихся под стражей лиц в ходе проверки выявлено не было, информация о содержании здесь незаконно задержанных лиц не подтвердилась.

Чуть позже к Уполномоченному обратились несколько граждан, позиционировавшие себя как представители ЛГБТ-сообщества, притесняемые со стороны властей Чеченской Республики. Они пришли на встречу в бейсболках, больших темных очках и замотанные шарфами так, чтобы опознать их было невозможно. В ходе беседы они практически слово в слово повторили информацию, ранее растиражированную в СМИ.

Могу сказать, что судьбы многих лиц, причисляющих себя к лицам с нетрадиционной сексуальной ориентацией, сложились отнюдь не так трагически, как это представлялось в прессе. Острое внимание к этому вопросу ими использовалось на сто процентов. Правительства некоторых европейских стран предоставили им убежище, и они благополучно отбыли для дальнейшей жизни в ЕС. Этот канал потом много раз использовался для транзита лиц, именующих себя «чеченскими геями», для перемещения в ЕС.

Чуть позже, в сентябре 2017 года, состоялся выезд в Чеченскую Республику Уполномоченного и сотрудников аппарата для проведения проверки на месте. Я не буду описывать все проведенные мероприятия: совещания с участием силовиков и прокуратуры, изучение уголовных дел встречи с «потерпевшими», общественниками и журналистами. Расскажу о том, что пришлось делать мне.

В общем списке пропавших людей было несколько фамилий лиц, которые были якобы убиты в ходе спецоперации чеченских силовиков. Имелись их персональные данные. Мне предстояло проверить, действительно ли этих людей нет в живых, а также выяснить причины их смерти. И самое сложное и деликатное: узнать, были ли они лицами с нетрадиционной сексуальной ориентацией.

Могу сказать, что с учетом менталитета чеченского народа, давних исторических традиций и высоких моральных стандартов и сложившихся традиций поведения в обществе сделать это было ох как непросто и в какой-то степени сопряжено с риском столкнуться с непониманием и агрессией.

Но проверку надо было проводить, ведь без этих сведений она была бы неполной, а вопросы, поставленные представителями гражданского общества и зарубежными правозащитными организациями, остались бы без ответов.

Я обратился за помощью в Министерство внутренних дел Чеченской Республики с тем, чтобы по имеющейся в нашем распоряжении информации с персональными данными установить этих людей, их место жительства, а также получить информацию и документальные подтверждения о том, живы они или нет. А в случае их смерти получить копии свидетельств о смерти, медицинские документы, подтверждающие причину смерти. Кроме того, мне предстояло встретиться с родственниками этих лиц, расспросить об их жизни, обстоятельствах и причинах смерти, а также посетить их могилы.

На все про все времени было отведено совсем немного, поэтому я засучив рукава взялся за дело. Ждать ответов на наши запросы было некогда, поэтому я сам поехал в МВД ЧР, чтобы по информационным базам установить этих людей. Я благодарен представителям органов внутренних дел ЧР, которые пошли мне навстречу и оказывали всяческое содействие при проведении проверки.

По полученной мной информации, указанные в списках «Новой газеты» граждане действительно недавно скончались. Я попросил представителей МВД помочь мне в установлении телефонов родственников умерших людей для того, чтобы они показали мне их могилы, и мы смогли поговорить об обстоятельствах последних месяцев их жизни и последовавшей затем смерти. И сопроводить меня до места, так как моя миссия была настолько деликатна, что представить реакцию родственников умерших на мои вопросы было сложно.

В первое село, Курчалой, я и сопровождающий меня представитель МВД выехали уже после обеда. Путь занял без малого почти два часа. На место прибыли, уже когда солнце начало клониться к закату. Это было традиционное мусульманское кладбище, чистое и ухоженное. У входа я увидел группу людей, это были родственники человека, могилу которого мне предстояло посетить.

Понятно, что они не испытывали никаких положительных эмоций от предстоящего разговора. Все были молчаливы, на скулах мужчин играли желваки. Они осмотрели меня внимательными взглядами. Еще в машине я несколько раз прокручивал в голове варианты того, как построить разговор и с чего можно было бы его начать. Ведь от этого зависел успех моей миссии.

Вначале я принес извинения за то, что их пришлось побеспокоить по такому сложному и неоднозначному вопросу. Объяснил, как важно получить объективную информацию о причинах их смерти. Спросил, знакомы ли они с публикациями «Новой газеты», где их родственники обозначены как жертвы спецоперации силовиков. Я подчеркнул, что какой бы ни был их ответ, он в точно таком же виде будет донесен до Уполномоченного по правам человека и озвучен для широкой общественности. И что, если было проявлено насилие по отношению к ним, никто этого скрывать не будет. Также сказал, что сейчас у них есть уникальный шанс сказать правду, какой бы горькой или неприятной она ни была. Также попросил показать мне паспорта и свидетельства о смерти покойных.

После некоторой паузы старший из мужчин пригласил меня пройти внутрь кладбища. Достаточно большой группой мы двинулись вдоль могильных рядов, пока не подошли к одной из могил. Было видно, что она была сделана недавно, да и памятник был еще совсем новый. «Здесь похоронен наш родственник, Саид Абдулкеримов. Он всю жизнь работал столяром. Уже лет двадцать как страдал от повышенного давления. Умер от гипертонического кризиса. У него осталась семья», – рассказал мне старший из родственников. Он также показал мне паспорт Саида, свидетельство о смерти, повторил все под видеозапись. Я же сфотографировал могилу и все представленные мне документы.

Сомнений в том, что здесь похоронен именно этот человек, у меня не осталось. И теперь мне предстояло задать самый сложный вопрос. Пожалуй, один из самых сложных, ранее мной задаваемый. Я сказал родственникам, что не буду ходить вокруг да около, а спрошу прямо, есть ли у них информация о том, что Саид мог принадлежать к представителям гей-сообщества.

Я видел, что своим вопросом я причиняю боль этим людям. Но нормальный человеческий контакт с ними был уже налажен, поэтому после некоторой заминки мне также ответил старший: «Он был нормальным мужчиной, всю жизнь работал. Несмотря на то что болел и ему было тяжело, все равно работал. Он не заслуживает такого отношения к себе. И наш род этого не заслуживает».

Я от души поблагодарил всех родственников Саида за ответы и за готовность сотрудничать, еще раз извинился и выехал в Грозный. Так появился первый ответ на один из многочисленных вопросов о так называемых «геях». Оказывается, умерший не был убит и уж тем более не являлся лицом с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Да, честно говоря, и непонятно, как он мог бы скрывать это, проживая в селе, где каждый знает каждого и жизнь любого на виду…

На следующее утро мне предстоял путь в село Гехи на могилу Арби Альтемирова. Там была та же картина. Целая группа родственников. Среди них был и местный мулла. Старший из родственников показал мне захоронение Арби. «Вот смотрите, здесь он лежит. А вот могила его отца, он не дожил до пятидесяти лет. Его отец тоже умер молодым. Вот могила старшего брата Арби, ему тоже было за сорок, когда он скончался. Так получается, что практически все мужчины в нашем роду умирают в достаточно молодом возрасте от болезней сердца. Сколько мне осталось, тоже не знаю», – рассказал мне его брат.

После этого к нам подошел мулла и рассказал, что проводил посмертный обряд с телом покойного, обмывал его, читал молитвы и готовил к погребению. «У него не было признаков насильственной смерти и следов побоев», – подтвердил он.

После осмотра паспорта и свидетельства о смерти, проведения видеозаписи и фотографирования мне вновь пришлось задать тот самый сложный вопрос. Получив отрицательный ответ, я еще раз извинился перед родственниками, попрощался и выехал в Грозный, где моего отчета ждала Уполномоченный. На прощание брат Арби очень попросил меня поставить точку во всех исследованиях относительно жизни и обстоятельств смерти их родственника, так как появившееся к ним нездоровое внимание, конечно же, неприятно. Я пообещал рассказать обо всем, что увидел, что и сделал на состоявшейся через три часа пресс-конференции.

Таким образом, могу сказать о том, что видел я своими глазами и что могу подтвердить. Указанные в публикациях двое мужчин не являлись представителями нетрадиционной сексуальной ориентации и умерли от естественных причин. В этой части информация, которая несколько месяцев обсуждалась в СМИ и стала причиной весьма пристального внимания и критической риторики международных правозащитных организаций как по отношению к Чеченской Республике, так и к Российской Федерации в целом, не нашла своего подтверждения.

Как бы кому-то ни хотелось обратного.