Иван Тургенев
Перепёлка

«Перепелка» была напечатана вместе с рассказами Л. Н. Толстого «Кавказский пленник», «Бог правду видит, да не скоро скажет» и «Чем люди живы» (последний публиковался также впервые). Иллюстрировать сборник взялись В. М. Васнецов, В. Е. Маковский, И. Е. Репин и В. И. Суриков. Узнав об этом, Тургенев писал Л. Н. Толстому 15 (27) декабря 1882 г.: «Моей „Перепелке“ Вы делаете слишком большую честь, снабжая ее рисунками таких художников, как Васнецов и Суриков. Она только тем и хороша, что послужила материалом для их таланта».

Получив в начале января 1883 г. уже изданную книгу, тяжело больной Тургенев благодарил Толстого в письме от 8 (20) января 1883 г.: «Милый Лев Николаевич, хотя я еще принужден прибегать к помощи чужой руки, но не хочу откладывать своего спасибо за присланный Вами прекрасный подарок. Издание прекрасно, и рисунки тоже. Моей „Перепелке“ оказана большая честь; поблагодарите от меня князя Оболенского, от которого я получил очень любезное письмо». Позднее Л. Н. Толстой в трактате «Что такое искусство?» (1897–1898) вспоминал о тургеневском рассказе и иллюстрациях к нему как о чем-то едином: «…Васнецов нарисовал к рассказу Тургенева „Перепелка“ ~ картину, в которой изображен спящий с оттопыренной верхней губой мальчик и над ним, как сновидение – перепелка. И эта картинка есть истинное произведение искусства» (Толстой, т. 30, с. 146).

Вскоре после выхода рассказа в свет появился перевод его на польский язык в газете «Kraj» (1883, № 46 – «Przepiórka»). Е. Дюран-Гревиль перевел его на французский язык; этот перевод был напечатан уже после смерти писателя, 8 сентября н. ст. 1883 г., в «Revue politique et littéraire» (p. 293–295) с подстрочным примечанием: «Этот маленький рассказ является последним рассказом Тургенева, опубликованным в России. Этот рассказ был написан по просьбе его друга графа Л. Толстого для сборника, предназначенного для детей, и появился на русском языке в Санкт-Петербурге несколько месяцев назад. В нем мы вновь находим ту особую утонченность чувств и то трогательное сострадательное отношение к животным, которые составляют очарование некоторых его стихотворений в прозе, опубликованных нами в конце прошлого декабря» (перевод с французского). Этот перевод был, вероятно, знаком немецкому критику и историку литературы, другу Тургенева Юлиану Шмидту» когда он писал посвященную памяти Тургенева статью, предназначенную для русской печати. В этой статье строки, характеризующие Тургенева-пейзажиста, как бы прямо навеяны одним из его последних рассказов. «Всюду, – писал Ю. Шмидт, – Тургенев подмечал художественные образы, но самый богатый материал доставлял ему лес, который он, как страстный охотник, изучил во всех его типах. Тургенев не был пейзажистом по профессии; во время своих путешествий он много насмотрелся красот, природы, но истинно чувствовал он только родную природу <…> Он изучал ее не как праздный гуляющий, а как охотник. Каждый звук в природе должен быть понятен охотнику, малейшее дрожание ветки, дуновение ветерка, каждая мимолетная тень может выдать присутствие добычи. Охотник должен привыкнуть к напряженности всех чувств – он обязан одинаково внимательно слушать, видеть, обонять. Голос каждой птицы знаком ему, он чувствует к каждой из них искренний интерес, что, однако, не мешает ему убивать их. Охотничьи картины Тургенева возбуждают безусловное доверие: все чувства его действуют одновременно, и изображаемый им ландшафт перестает быть просто картиной; от него веет живой действительностью. А как чудно хороши бывают иногда эти мимолетные световые воздушные картины!» (Новое время, 1883, № 2704, 8 (20) сентября).

Косвенный отзыв о рассказе содержится и в воспоминаниях С. А. Толстой, написанных много лет спустя, к двадцатой годовщине смерти Тургенева. «Когда он был уже очень болен, – вспоминала С. А. Толстая, – он прислал мне маленькую фотографическую карточку с его подписью и написал мне доброе ласковое письмо. В то же время Иван Сергеевич прислал мне свой прелестный рассказ „Перепелка“, который он мне подарил для сборника детских рассказов, издаваемого моим братом» (Орловский вестник, 1903, № 224, 22 августа). В. В. Стасов, сообщая в письме к Н. А. Римскому-Корсакову от 6 августа 1903 г. о своем впечатлении от рассказа Мопассана «Любовь» писал «…что это за прелестный маленький бриллиантик, эта последняя вещица, – история застреленного чирка, птички-самки, и плачущего и стонущего над нею чирка, птички-самца, настоящий чудесный pendant к прелестной же вещице Тургенева „Перепелка“» (Римский-Корсаков Н. Полн. собр. соч. М., 1963. Т. 5, с. 436).

Вспоминал картину, воспроизведенную в тургеневской «Перепелке», в связи с собственными охотничьими наблюдениями – случаем с не улетевшей от раненой вороны другой птицей, – и М. М. Пришвин: «Быть может, эта раненая ворона была дочерью, и, как обыкновенно, мать прилетела к ребенку своему для защиты, как у Тургенева описана тетеревиха-матка: раненая, вся в крови прибежала на манок. Так постоянно бывает в куриной породе» (Пришвин М. М. Собр. соч. М., 1956. Т. 3, с. 425). Зарисовки, сделанные Тургеневым как будто непосредственно во время охотничьих блужданий, Пришвин называет «открытием им нового мира», когда «поэт» дает «сигнал» другому человеку и тот «повернет свои глаза в ту сторону, куда раньше он не смотрел» (там же, с. 568)^[4].