Иван Олейников
Безумный день господина Маслова
В общем, для тех, у кого горит душа, но кто не в силах поднять большой протест и в то же время не желает хорошо сидеть в тюрьме, еще в старинные времена нашли способ, который устроит и горячую душу, и городские власти. А именно: протестовать за городом с обязательной трансляцией на официальном городском канале с минутной задержкой и минимальной цензурой. Розовая гора, находящаяся в часе спокойной езды от границы города, со временем стала любимым местом таких протестующих. Чего только с ней, бедной, не делали и каких представлений не разыгрывали на ее заснеженных склонах: прыгали, разукрашивали надписями, орали голыми на вершине; в общем, маргинальная политическая театральщина, которая бывает во всяком городе в нашей богоспасаемой чаше.
Однако, совсем без полиции и тюрьмы дело не обходится. Дело в том, что, добавляя остроты и "настоящести" своим представлениям, активисты едут за город, не регистрируясь в Спасательной службе, что не только опасно само по себе, но и неправильно с юридической точки зрения. Любой человек, законно передвигающийся внутри города, может покинуть его, сказав пограничникам: "Эвакуируюсь", – и те не имеют права ему препятствовать. Эвакуация – святое и нерушимое право каждого, но, когда человек вернется обратно, у него спросят: "Почему вы эвакуировались?" – и он обязан будет доказать, что убегал по уважительной причине и в спешке забыл о регистрации. Если причины нет, значит человек преступил закон и его не сильно, но накажут. Сделав это несколько раз, ты уже не отделаешься штрафом и понижением рейтинга – ты познакомишься с тюрьмой. Обычно дают пять суток, но это тем, кто ложно эвакуируется по пьяному делу или из-за периодических вспышек безумия. Но если человек эвакуируется с политическими мотивами, то, хоть это и не совсем равноправно, но судья навесит ему десять или пятнадцать суток, на что протестанты идут осознанно, показывая серьезность своей идеологической позиции. Тут все довольны: внутри города порядок, полиция при деле, активный гражданин дышит полной грудью.
– Его нет, – тихо сказала Венна.
Михеля Тайвахо не было в зале, но они решили не отступать от задуманной схемы, ведь он мог появиться в любую секунду. Элеш оделся в теплую одежду, пошел регистрироваться у спасателей и там начал веселый скандал: делал вид, что не понимает, почему не выпускают Венну.
– Поеду только с ней! – кричал он, играя веселого и пьяного, которому взбрело в голову что-то свое.
Подошли пограничники, начали объяснять, что Венна в черном списке.
– Поедет и пусть сидит в вездеходе, наружу не пойдет, – настаивал Элеш.
Венна со смехом оттаскивала его за локоть, он сопротивлялся, и тут почувствовал, что она дважды сжала его руку, это был сигнал, что Михель где-то рядом. Еще немного побузив, Элеш дал утащить себя обратно в зал, и тут как раз объявили, что маршрутный вездеход отошел.
– Ну всё, уходи! – громко сказал он Венне и даже подтолкнул ее. – То есть не уходи, а жди здесь! Дождись, смотри. Я приказал, – и он сделал грозный взгляд, от которого она рассмеялась.
– Буду ждать. Езжай, – сказала Венна.
Элеш увидел рядом невысокого смуглого человека средних лет и, сам не зная что делает, снял шапку, прижал ее к груди и сделал глубокий кивок головой:
– Здравствуйте! – приветствовал он Михеля Тайвахо.
Он снова надел шапку и пошел к стойке, где стал требовать у вторицы-администратора вездеход до Железной Мамы. Та сказала, что придется ждать целый час, но можно взять скорый.
– Беру! – хлопнул Элеш по стойке. – Имею средства. И рейтинг имею.
– Рейтинг не нужен, – улыбнулась вторица и назвала сумму аренды.
– Не беру! – хлопнул Элеш с той же энергией. – Грабят на ровном месте!
Тут он услышал сзади фразу не по-русски, обращенную к администратору, и обернулся – это говорил смуглый турист. Вторица что-то ответила на его языке, турист сказал что-то еще и протянул визитку. Элеш глядел на них по очереди, пьяно улыбаясь во всю ширь, потом опять снял шапку, кивнул заморскому гостю и сказал:
– Здравствуйте!
Известно: поздоровавшись дважды, выглядишь вдвойне культурным.
Администратор обратилась к Элешу:
– Господин Тайвахо предлагает взять вездеход на двоих.
– Приемлемо, – согласился Элеш.
– Но с одним условием, если позволите. Послушайте сами, – с этими словами администратор протянула ему наушники.
Элеш воткнул их и теперь слышал перевод с секундной задержкой.
– Простите, не знаю ваших обычаев, но не могли бы вы принять что-нибудь отрезвляющее? – попросил Михель.
Элеш поднял брови и скривил губы, выражая шуточное неудовольствие, что ему дают такой совет. Будто на Севере, да будет известно уважаемому гостю, издревле едут за город пьяными, а иное нарушит завет предков, и с куполов Солертии прольется на отступника огненный дождь.
– Хорошо, я приму, – согласился Элеш, – но только потому, что еду не просто так, а вот не поверите, но у меня дело. Радость моя! – крикнул он Венне, стоящей вдалеке.
Та пошла к нему, одновременно доставая из футляра пузырек с лекарством, но администратор уже протягивала открытую мензурку с зеленоватой жидкостью. Элеш взял ее, сказал туристу: "Ваше здоровье!" – осушил и сморщился от горечи.
– Десять минут… бэ-э… десять минут – и трезвее меня будет только Иисус.
Но он взял и пузырек, поданный Венной. Они дружно навязались одевать Михеля, познакомились; как человека южного, одели его максимально тепло и вышли из раздевалки хорошими приятелями. Михель Тайвахо оказался человеком спокойным, даже холодноватым, но охотно принимал помощь и советы, смущенно улыбаясь и думая что так надо. Скорее всего, ему еще дома объяснили, что русские липнут и фамильярничают и их надо немного потерпеть, что, в общем, истинная правда. Администратор доложила, что вездеход ждет. Венна осталась в зале, пообещав ждать, а Михель и стремительно трезвеющий Элеш прошли в ангар. Вездеход оказался огромной и страшной машиной, они даже не пригнули головы, входя внутрь.
– О, видно военная вещь?! – восхитился турист.
– Пф, ничего подобного, Михель! – отрицал Элеш, хоть и не был уверен. – Обычная штучка для туристов. Вы еще не видели наших военных вещей.
Экипаж состоял из двух второидов: один приветствовал их в салоне, указал где сесть и как застегивать ремни; другой сидел в кабине за рычагами. Закрылись, дали сигнал, ворота поднялись навстречу яркому белому простору, платформа перенесла их наружу, и через минуту вездеход уже мчался как ветер по проторенной снежной дороге. Элеша на секунду удивило, что вокруг ярко, но он вспомнил, что сейчас лето, а значит солнце, чем бы оно ни было, за горизонт не заходит. Ехали так плавно, будто плыли на лодочке по тихому утреннему пруду, но так быстро, что столбы с цифрами проносились мимо, не давая возможности себя рассмотреть. Михель прилип к окну и молчал, Элеш протрезвел окончательно и тоже молчал, завороженный поездкой. Потом, сбросив первое впечатление от бесконечного снежного простора и лихой езды, они понемногу разговорились.
– Откуда вы? – спросил Элеш.
– Я из Эквадора, – ответил Михель. – Там совсем по-другому, – он показал за окно.
– А я из Москвы. Знаете, я тоже Михель, то есть по-нашему Михаил. У меня два имени. Вообще-то, у нас это редко.
– Очень приятно! У меня их три. У нас всегда много имен. Михель Мария Бон Тайвахо, если полностью. Я знаю, у вас Мария женское имя, но в Америке по-другому.
– Вы первый раз на Севере?
– Да, и останусь навсегда.
– О, я думал вы турист. Вы похожи на ученого. Вроде богослова.
– Нет, господин Маслов. Я учился на микробиолога, но бросил и ушел работать. Всю жизнь управлял бизнесом нашей семьи. До прошлого месяца… – и Михель помрачнел.
Элеш не торопил.
– Я младший сын у моих родителей, – продолжал Михель, – братья кто военный, кто чиновник, семейное дело повисло на мне, когда родители ушли в Погружённый мир. Как вы называете Погружённый мир?
– Так и называем.
Михель что-то тихо сказал в микрофон и послушал в наушниках, Элешу это не перевели.
– У нас, если дословно, это называется Сонный мир.
– Но это не сон, – заметил Элеш.
– Да, просто в народе издавна закрепилось такое название. У нас богатая семья, поэтому родители погрузились на двадцать два года.
– Так долго? – удивился Элеш. – У вас это законно?
– Да, можно, но не всем доступно. Нужны связи.
– Связи? Разве не рейтинги?
– В давнее время пробовали систему рейтингов, но что-то не пошло. Это еще до моего рождения. У нас всё на личных связях.
– А народ не протестует из-за этого?
– Протестует, но у нас веками протесты по любому поводу. Обыденность. Смешно, но еще месяц назад я думал, что так живет весь мир. И вот я приехал в Россию и увидел, что можно просто жить и ничего не бояться. Не могу привыкнуть. Я сегодня на вокзале видел задержанных людей, политических активистов. Я смотрел и не верил глазам: как они выглядят, как разговаривают, как ведет себя полиция. Я всю жизнь думал, что это такая выдумка из сериалов, принимал за фантазию.
– Странно вас слушать, простите. Я даже не замечал, что у нас спокойно.
– Да, только снаружи видишь разницу в обычаях народов.
– Это и сподвигло вас переехать? – Элеш возвращал беседу в прежнее русло.
– Нет, да я пока не переехал. Просто знаю, что останусь здесь, дома я всё бросил. Отец и мать три месяца назад вышли из Погружения. Они отлучили меня от бизнеса, я сопротивлялся, но ничего не мог поделать. Предприятие продают целиком, а родители и братья дали мне отступных. Вся моя жизнь будто прожита зря… Простите, может вам скучно?
– Нет, напротив, – честно заверил Элеш.
Но Михель всё равно замолчал и долго смотрел в окно совершенно мертвым взглядом, будто едет уже две недели.
– Они вернулись такими счастливыми, – наконец продолжил он. – Отец и мать. Они с трудом узнали нас, мы совсем не могли разговаривать. Они не видели нас больше ста лет по их времени. По нашему закону на время погружения нельзя общаться с родственниками и распоряжаться имуществом, и вот родители стали мне совсем чужими людьми. Они жили сто лет молодыми и счастливыми, общались с другими погружёнными, работали когда хотели; их, оказывается, нанимал бразильский королевский двор, а мы даже не знали. Я каждую субботу ходил к их саркофагам, ни разу не пропустил. Я видел, как они лежат и улыбаются сквозь стекло. Я даже через их застывшую улыбку видел, как они счастливы. И вот они проснулись, вернулись совсем старые, меня еле узнали, а потом, можно сказать, прогнали. Мягко, с улыбкой, но прогнали.
И Михель снова надолго замолчал.
– Не грустите, – сказал ему Элеш, – сейчас вы на Большом Севере, здесь можно начать новую жизнь, возродиться. Здесь прекрасные люди, сюда едут со всего мира, особенно в Солертию. Если останетесь, тут у вас будет всё.
– Да, конечно, я понимаю. И останусь, обещаю вам. Спасибо! – поблагодарил Михель, улыбаясь.
Вездеход плавно, почти незаметно начал сбрасывать скорость.
– Мы подъезжаем? – спросил Михель.
– Вроде рано, – ответил Элеш, – сейчас, кажется, поворот на Маму. Тут, если прямо, то впереди Розовая гора, там часто протестуют, а к Железной Маме поворот на берег. Все мамы на берегу, – зачем-то уточнил Элеш.
Михель усмехнулся:
– Простите, мне немного смешно, что русские называют их мамами, – сказал он. – Вы как-то по-семейному относитесь. Не зря во всём мире говорят, что они ваши. Простите, если говорю обидно!
– Нет, что вы. Я лично горжусь и хочу верить, что это русские штуки. А как вы их называете?
– Божьи Пальцы, а бразильцы прямо говорят Русские Пальцы.
– Хм, разве Эквадор это не Бразилия? – спросил Элеш.
– Нет, мы севернее, и даже говорим на разных языках.
Вездеход сильно сбросил скорость, впереди появился огромный каменный указатель, они повернули перед ним направо, плавно набрали ход и помчались так же лихо и прямо, как раньше. Наконец они доехали до моря, где почти не было снега, а только голые камни с редкими лишайниками и еще более редкой травой, бог весть как живущей в этом месте. Второид заранее предупредил: "Подъезжаем", – нажал кнопку, и все окна закрылись выдвижными ставнями. Это делают для эффекта: туристы должны увидеть Маму, только выйдя наружу и оказавшись непосредственно перед ней. "Непосредственно" – это в ста метрах. Они повернули еще несколько раз, чтобы встать как положено, второид проверил одежду пассажиров и дал наставление надевать маску, если покажется холодно, но, впрочем, сегодня было терпимо. Он подошел к корме вездехода, нажал кнопку, трап быстро опустился, а снаружи ударил свежий ветер, который вмиг выдул тепло из салона.
– Прошу вас, господа! Смотреть туда! – сказал радостный второид и показал рукой по ходу машины.
Элеш и Михель вышли из вездехода, отошли несколько шагов в сторону, повернулись и увидели Железную Маму.
– О, господи! – сказал Михель, а Элеш не сказал ничего, потому что потерял дар речи.
Как ни готовься к встрече с ней, сколько ни слушай рассказов, сколько ни смотри на нее через экран в фильмах и играх, но живое впечатление не заменишь ничем. Это говорят все, и мы согласимся. Неопознанный Водный Объект номер один – так называют Маму ученые в официальных текстах, но водного в ней очень мало, ведь она почти вся на суше, точнее в воздухе. Когда-то, больше двухсот лет назад она вынырнула из морской пучины, всей массой навалилась на обрывистый берег, пробила в нем приличное ущелье и больше не пошевелилась. Это единственный НВО на территории России и самый северный из всех. Калифорнии "повезло" больше, у них сразу два НВО на расстоянии меньше ста километров друг от друга, и еще по одному в Австралии и на Филиппинах. Все они одного размера и формы: гигантские, в 430 метров длиной, зауженные с концов цилиндры из так и не изученного до конца темно-синего материала. По общему мнению, русская Железная Мама самая красивая из пяти, и с этим бессмысленно спорить. Она единственная не просто выбросилась на берег, чтобы лежать как ленивый тюлень, а сделала это в правильном месте – на крутом скалистом утесе, чтобы торчать в небо под углом пятьдесят градусов, наводить мистический ужас своими размерами и дать повод начинающим юмористам называть себя Папой.
Элеш и Михель долго стояли перед ней, задрав голову. Элешу в какой-то момент даже хотелось снять шапку, но он удержался. Наконец они пришли в себя.
– К ней можно подойти вплотную? – спросил Михель второида, который, дав им минуту на восхищение, тоже вышел из вездехода и смотрел на Маму.
– Нет, господа, нельзя. Это опасно: она до сих пор выделяет тепло, на корпусе нарастает лед и непредсказуемо обваливается.
– Нельзя так нельзя, – согласился Михель. – Я трогал все остальные, а эту, значит, не судьба.
– Что вы думаете об их происхождении? – спросил Элеш.
– Мне, если честно, всё равно, – сказал Михель, – пусть бы это и вправду была рука Всевышнего. Но я держусь более вероятной гипотезы. Какие-то цивилизации, которые были до нас, немного поссорились, и в рамках ссоры одна из них поиграла мускулами перед другой. Мамы – это просто демонстрация мощи и технологий. "Смотрите что умеем!" И я подозреваю, что эти технологии никуда не делись. Просто они сейчас не нужны или чересчур опасны, их не показывают и забалтывают. Но такие следы конечно не спрячешь.
– А кто с кем воевал?
– Да не было войны. Обычные переговоры с реквизитом. Впрочем, не знаю, – Михель вздохнул. – Можем мы пройти к морю?
– Да, прошу! – пригласил второид.
Метрах в сорока был огороженный обрыв, там были столики и штативы с телескопами. Они пошли туда, ощутили зверские порывы ветра, полюбовались морем, которое вдаль было бескрайним и могучим, а внизу было еле видными пенистыми волнами, бьющими в скалу. Высота была головокружительная. Михель сел за стол, прикрыл лицо маской и стал смотреть на низкое, маленькое, ненормально белое солнце, которое совсем не походило на его родное южное. Элеш в это время подошел к телескопу и осматривал Маму. Через телескоп мистический ужас пропадал напрочь.
– Элеш, простите, что заставил вас протрезветь, но, как назло, мне сейчас самому захотелось выпить, – сказал Михель.
– Ничего, это дело поправимое. Думаю, в вездеходе всё есть, – сказал Элеш и услал второида за вином, продолжая глазеть в телескоп.
Через минуту он услышал сбоку шум, оставил телескоп и посмотрел туда – это вездеход с наполовину опущенным трапом быстро ехал к ним задним ходом.
– Что за…? – удивился Элеш и посмотрел на Михеля.
Но Михеля за столом не было. Его нигде не было, только на камнях лежала его куртка, а на столе шапка. Тут подъехал вездеход, остановился как вкопанный и откинул трап.
– Что происходит?! – крикнул Элеш.
– Элеш, идите внутрь! Быстро! – приказал второид, выскочивший из салона.
Вторик-водитель выскочил из кабины, они подбежали к ограде и стали смотреть вниз. Элеш подошел тоже.
– Михель прыгнул, – услышал он.
Элеш, боясь это увидеть, всё-таки посмотрел вниз – но ничего не увидел. Там были только скала и бьющие в нее волны.
– Идем! – дал команду один второид. – Господин Маслов, пожалуйста, идите внутрь! – раздраженно сказал он Элешу, подобрал одежду Михеля и всучил ему. – И не поднимайте трап, сейчас мы его принесем.
Элеш, не помня себя, зашел в вездеход, сел ближе к кабине и долго сидел с чужой курткой в руках и в полном шоке. Он не мог понять как это произошло, не мог подумать ни одной мысли, просто был в ужасе, что скоро сюда внесут мертвое тело его друга, который только что жил и разговаривал.
Прошло бесконечное количество времени, и вот он услышал шум снаружи: второиды ругались и одновременно смеялись. Внесли тело, завернутое во что-то невообразимое, и это тело шевелилось.
– Господин Маслов, радостная весть! Господин Тайвахо жив! Помогите что ли! – весело крикнули ему.
Элеш бросил куртку и кинулся помогать. Они положили тело на пол, подняли трап, соорудили из сидений узкую кровать, размотали Михеля, подняли его, уложили и зафиксировали лямками. Михель вращал глазами, ничего не понимая, трясся от холода и переживаний, а с его посиневших губ текла слюна.
– Михель, всё будет хорошо, держитесь! – весело успокоил второид и сел рядом с пострадавшим. – Едем!
Они так рванули, что Элеш чуть не опрокинулся. Вездеход, разгоняясь будто выходит на орбиту, помчался в город. Турист немного пришел в себя, лицо его порозовело, он начал что-то шептать, но Элеш ничего не понимал: он где-то потерял наушники. Потом Михель сказал громче, а второид перевел:
– Он хочет вина, но мы не дадим, – и объяснил это пациенту.
Пациент сказал что-то и махнул рукой.
– Пейте один, – перевели Элешу. – За мое здоровье и Божью Руку.
Элеш нашел бутылку, откупорил и показал Михелю:
– Ваше здоровье и Божья Рука! – сказал он и осушил сразу половину.
После отрезвина пить не рекомендуют, но сейчас ему было всё равно. Дрожь от волнения постепенно улеглась, Элеш привел мысли в порядок и задал главный вопрос:
– Как вы спаслись?
Но вместо Михеля ответил вторик:
– В скалу вмонтированы выдвижные сетки, они срабатывают в таких случаях. Не он первый. Господин Маслов, когда мы приедем, вам придется поговорить с дежурным спасателем. Это официально.
– Поговорю, – кивнул Элеш и сделал еще глоток.
Через пять минут он почувствовал, что стремительно пьянеет, но подумал: "А, к чёрту!" – и не остановился.
– Какое у вас было дело, господин Маслов? – спросил через второида Михель.
Элеш решил не озвучивать легенду о детском сувенире.
– Я забыл, если честно. Просто мы живем здесь уже пять лет, а я еще ни разу не был у Мамы, да и вообще не выбирался наружу.
– Простите, что испортил вам впечатление.
– Прощаю, чего уж. Денёк конечно! – и он снова приложился к бутылке, прикидывая: завалил он задание Дина или нет?
Когда приехали, Михеля прямо из вездехода сдали на руки докторам, Элеша не выпустили в зал, а повели наверх в кабинет дежурного.
– Господин Маслов, официально предупреждаю вас, что вы обязаны сохранить в тайне то, что увидели у Мамы, – сказал ему дежурный под запись. – Сами понимаете: если прыгуны будут знать про сетки, то начнут искать другие места. Пусть прыгают где прыгают, пусть живут, а мы их тоже предупредим о неразглашении.
– Я понимаю. Что будет с Михелем? – спросил Элеш.
– Он турист, слава богу. Значит отлежится – и выдворим из Солертии. Пусть прыгает где-то в другом месте… Простите. Итак, вы всё поняли?
– Да.
– Не смею задерживать!
Элеш покинул кабинет и вышел в пустой зал. Про Венну он совсем забыл, но она ждала его, хотя было уже за полночь, и ее смена должна была закончиться. Венна стояла у стойки регистрации и во что-то играла на планшете с другой вторицей. Они быстро по очереди делали ходы и не заметили его, пока он не подошел совсем близко.
– Венна, это вы? Которая… в смысле вы, которая из Красноярска? – Элеш путался в словах.
– Да-да, это я, – ответила она и отвела его в сторону. – На вас лица нет.
– Даже не спрашивайте!
Она отвела его в комнату, помогла переодеться, несколько раз спросила что произошло, но он только отмахивался.
– Всё, Венна, всё. Спасибо! Простите, что задержал. Идите домой. Я тоже пойду. До завтра!
– До завтра! – сказала Венна, улыбаясь и глядя на него с безмерной теплотой.
– Как вы вернетесь? Вы поедете в музей?
– Нет, спущусь в подвал и сменюсь. Другой оператор доедет.
– Сядете глядеть протесты с Женей?
– Нет, это позже. Сначала погуляю, зайду в ресторан.
– У вас там красиво в Красноярске?
– Очень красиво! Набережная прямо под окнами. Ночь, тепло, всё в огнях, Енисей шумит.
Элеш глубоко вздохнул:
– Всё, идите уже. И я пойду. До завтра!
Венна ушла. Элеш допил бутылку, вышел из вокзала, взял такси и поехал домой. Ночные огни Солертии напомнили ему Москву его юности, и, глядя как они проплывают мимо, он думал, что готов ехать так бесконечно. Проехав полпути, Элеш открыл планшет и посмотрел сообщения.
– Да чтоб тебя! – воскликнул он.
"Господин Маслов! Мы, внутренняя судейская коллегия в составе пяти анонимных судей, все граждане России и урожденные жители Солертии, приглашаем вас на беседу в удобное вам время. Эта беседа носит неофициальный и необязательный характер, вы можете отказаться или игнорировать ее без каких бы то ни было последствий".
В разных городах по-разному, но ко внутренним судьям Солертии бегут сразу и вприпрыжку, а тут аж коллегия из пяти человек! "Раз уж такой день, значит такой день", – подумал Элеш, одуревший от свалившихся нынче событий, и поехал в суд, благо он был по дороге. Он ехал и ошалело улыбался, пытаясь вспомнить, когда у него было что-то похожее. Он уже сомневался, что всё это происходит с ним, и на миг усомнился: не спит ли он? Вот сейчас он проснется от дурного сна и сам не поверит – будет ходить целый день, встряхивать головой и смеяться.
На входе его проверила охрана.
– Это что-то ценное? – спросил охранник, осматривая темный осколок бутылки и потрепанный фантик от конфеты, лежащие на развернутом платке.
Элеш не знал что ответить и по лицу охранника увидел, что тот что-то смутно припомнил из своих детских лет.
– С этим нельзя, сударь, – сказал он, пытаясь напустить имперской угрюмости на непроизвольно растягивающееся от улыбки лицо.
– Я пойду выкину, – сказал Элеш. – Сейчас вернусь.
– И еще, сударь! Вы кажется пьяный? Не могу пустить в таком виде. Приведите себя в порядок или приходите в другой раз. Вам дать лекарство?
– У меня есть, спасибо, – отказался Элеш.
Он свернул в платок свое детское сокровище и вышел.
Была середина ночи, по улице бродили редкие парочки и пьянчужки. Элеш нашел лавочку потемнее, сел и принял отрезвин, стараясь не думать, что его ждет завтра: таких веселых качелей организму он не устраивал с юности. Секрет Элеш конечно не выкинул. Он подвинулся к краю лавочки, нагнулся, раскопал в газоне ямку, расправил и положил туда фантик, потом накрыл его осколком, вдавил пальцем покрепче и закидал землей.
– Всё, Маша-Наташа, привет-секрет! – произнес он только что выдуманное заклинание.
Через несколько минут, когда он ощутил себя достаточно трезвым предстать пред лице внутреннего правосудия, он пошел обратно. Судейский чиновник с недовольным лицом провел его на второй этаж и оставил одного в маленьком темном кабинете без окон, где не было ничего, кроме двух стульев напротив друг друга и четырех слабых светильников по углам. Элеш сел и стал ждать. С момента переезда в Солертию он был здесь три раза, и все три раза ему только повышали внутренний рейтинг. Могли ли сегодняшние события, особенно у Железной Мамы, повлиять на судей? "Наверно нет, – решил Элеш. – Не так же быстро".
Вскоре в комнату вошел второид, мужчина средних лет, одетый во всё черное, и сел напротив Элеша.