Иван Олейников
Безумный день господина Маслова
– Кто они? – спросил Элеш.
Венна подошла ближе.
– Мы называем их "три поросенка". Настоящие имена не раскрываются, потому что память еще не расшифрована. Но если условно, то это Наф, – она показала на мужчину, – Нифа, – показала на здоровую женщину, – и Нуфа, – показала на искалеченную. – Они здесь меньше года. Предыдущий владелец перед смертью подарил их нашему фонду с условием уничтожить, когда расшифруют память.
– И навряд ли вы с этим торопитесь, я прав? – весело спросил Элеш, он освоился и ничуть не страшился "поросят".
– Это во власти Императора, от нас не зависит, – сказала Венна.
Элеш подошел к обугленному андроиду и попытался заглянуть в ее приоткрытый глаз.
– Я вижу, Нуфу брали с боем, – заметил он, надеясь услышать подробности.
– Вы правы, солдаты брали ее уже далеко от города. Да и все трое – одиозные существа, если это слово применимо к андроидам. На троих – двадцать семь жертв. Я думаю, у вас будет возможность услышать о них подробнее уже не от меня.
Элеш повернулся к Венне и пристально, ничуть не стесняясь, осмотрел ее с головы до ног.
– А вы сами, как андроид, что у вас? – спросил он.
Ее не смутил ни взгляд, ни вопрос.
– Как андроид… Моя память расшифрована сорок лет назад. За мной, к сожалению, есть жертва. Я устроила поджог, и в том пожаре погибла старушка, – с этими словами Венна сделала скорбное лицо.
– Как быстро вас обезвредили? – спросил Элеш, по привычке и незаметно для себя входя в роль следователя, хоть это было не к месту.
– Быстро, на выходе из города. Я работала в Красноярске, и там была сильная паника.
– Куда вы хотели бежать?
– В Африку. Предупреждая ваш вопрос: да, в Японию ближе, но тогда я уже знала про Японию. Вы знаете, что там случилось?
– Конечно. У меня по истории высший балл.
– Жуткое дело, – вздохнула Венна и этим вздохом сбила следственный пыл гостя.
Он понял, что, действительно, немного взял лишнего, допрашивая второида, который ничем ему не обязан. Чтобы сгладить неловкость, он решил поговорить с оператором.
– А вы, как оператор, как относитесь… к подопечной? – спросил он, сделав рукой неопределенный жест.
– Давно привыкла, – улыбнулась Венна. – Я с ней больше десяти лет, и только с ней. То, что она убила человека… Знаете, в моем возрасте выбирать не приходится. Мне девяносто три, живу одна, чистого андроида не дадут, а прозябать в старческой скуке не хочется.
– О, значит вы застали Второй Сбой?
– Да, но я ничего такого не видела. Родители не выпускали нас с братом из дома, и это всё. Никто ничего не понимал, просто ждали. Нас не коснулось. Потом видели вдалеке пожары, но у нас в районе ничего не горело.
– Где вы жили?
– Тоже в Красноярске. И до сих пор живу там, в том же доме.
– Как интересно, – сказал Элеш.
Через минуту они пошли дальше, поднялись на несколько этажей, им снова стали попадаться люди, уже явно не туристы. Венна остановилась в светлом коридоре с растениями и пустыми птичьими клетками, только в одной сидел крупный белый попугай, который не обратил на вошедших никакого внимания, потому что самозабвенно бился клювом в зеркальце, подвешенное на двух цепочках. В коридоре было две двери, на ближней висела табличка:
Товарищ Виктор Юмин
Критика и исключения
Вторая, дальняя дверь была без вывески, но высокая и вычурно оформленная, будто ее украли с первого этажа, из зала "Древний Египет" и поставили сюда поперек общему стилю помещения. Венна предложила Элешу кресло, сказала: "Я сейчас", – подошла к двери Юмина, сделала какое-то странное движение всем телом, как тренированная лошадь перед забегом, и вошла в темный кабинет. Элеш заметил необычное движение вторицы и даже понял его, но отнюдь не удивился, ибо видел за свою карьеру всякое и пропаганду о второидах воспринимал как нудный фон, необходимый для воспитания юношества.
"Неплохо, – оставшись в одиночестве, подумал Элеш о заявляемых вывеской занятиях Юмина. – Критиковать и исключать. Я бы тоже занялся". И он начал представлять, как бы его приняли в фонд на такую должность. Воистину, он был бы в ней чертовски хорош, и, когда к нему приводили бы таких как он, он бы страстно изучал биографию кандидата, его образование, смотрел бы в глаза, щурился, делал цокающие паузы и потом, вежливо улыбаясь и подбирая ласковые слова, объяснял бы краснеющему бедолаге, что тот недостоин даже в километре пройти от такой великой организации как "Лучик тепла", а придя домой, спал бы сладко и ни секунды не думал о чужих поломанных судьбах.
– Не шурши! – услышал он сзади.
Элеш повернул голову и посмотрел на попугая, совет не шуршать шел от него. Элеш не знал, что попугаи могут так чисто говорить и сперва засомневался, что говорит именно он, поэтому еще раз огляделся.
– Тихо будь! – дал попугай еще один мудрый совет, при этом его хохолок поднялся как антенна, показывая, что здесь всё слышат, а может, как знать, читают мысли посетителей.
Пару минут Элеш просидел в одиночестве, развлекаемый советами мудрого попугая и его нейтральным, как у всех птиц, взглядом. Он уже хотел достать планшет, решив, что с ним начали играть в "забыли, пусть поморозится", но тут из темного кабинета вышла Венна и, что странно, не пригласила гостя войти, а закрыла дверь.
– Товарищ Юмин не может принять вас и просит извинить. У него критический порыв. Я предлагаю вам встретиться с господином дэ Дон, – Венна показала в конец коридора, на "украденную" дверь. – Он сейчас придет. А вот, кстати, и он!
В другом конце коридора появился низкий лысоватый человек неопределенного возраста – то есть старик, ведь только глуповатые старики и осторожные наркоманы бывают обладателями неопределенного возраста. Дальше Венна повела себя странно. По мере приближения господина дэ Дон она, не сводя с него глаз, медленно попятилась к двери Юмина как черепашонок в родную ямку. Она отвела руку за спину, повернула ручку, плавно заскользила в кабинет и, когда старичок приблизился, исчезла внутри и закрыла дверь. Элеша удивило такое поведение прислуги: никогда раньше ни в каком заведении он этого не встречал. Видимо, в "Лучике" была своя атмосфера и более свободные отношения между сотрудниками и второидами, чем он мог подозревать даже с высоты своего опыта. Теперь они стояли рядом с подошедшим господином дэ Дон и смотрели на так невежливо закрытую дверь, за которой происходил критический порыв, что бы это ни значило. Наконец старичок резко повернулся к Элешу и посмотрел на него с вопросительной улыбкой именинника, ожидающего богатого подарка. Элеш спохватился, вынул визитку и подал ее двумя руками с поклоном головы.
– Ах, да! Да же, господи! – воскликнул обрадованный старичок, ознакомившись с карточкой. – Господин Маслов, конечно! Очень ждали, вы не поверите, очень ждали. Прошу ко мне! Так ждали!
Элеш понял, что дэ Дон над ним насмехается и, видимо, от слабоумия уже не умеет общаться по-другому, однако он взял себя в руки, надел на лицо вежливо-отстраненную улыбку, разработанную для таких случаев, и вслед за старичком вошел в вычурную дверь.
Кабинет, мягко говоря, превзошел ожидания гостя. Он был настолько огромен по площади и высоте, что скорее напоминал заброшенный спортивный зал, который оккупировали пациенты сумасшедшего дома, сбежавшие от попечения докторов. Зал был заставлен самыми разными и не подходящими друг другу предметами: большой помост, криво сколоченный из настоящих досок, на помосте разбросаны старые музыкальные инструменты, как видно, разломанные, впереди стойка с микрофоном в старинном стиле; рядом с помостом поваленный набок медицинский бокс, очевидно раскуроченный намеренно; ведра с водой; длинный пыльный стол с окаменевшей едой; полуживые цветы в горшках по всему пространству; у дальних стен несколько диванов, повидавших наверно еще Советскую Россию; тускло светившие торшеры и разного рода лампы, хозяин явно презирал верхний свет; и множество другого хлама, который валялся здесь годами, если не веками.
– О, милый дом! – воскликнул дэ Дон, пройдя чуть вперед и воздев руки к потолку.
Элеш посмотрел наверх, ожидая увидеть или мумию кашалота, или древнюю концертную люстру о тысяче свечей и на железной цепи, но мумий и люстр, по счастью, не было.
– Входите же, мой добрый гость! Заприте дверь, поставьте в угол меч, вам кубок поднесут! Вздохните свободной грудью! – призвал хозяин.
Элеш закрыл дверь, и на ней тотчас же засветилась крупная красная табличка из трех строк:
Скучный мир
Скучные люди
Не входить!
Элешу уже хотелось выйти – вернее, войти в терминах красной таблички.
– Мо-тя! – позвал кого-то дэ Дон тем сладким голосом, которым подзывают любимого пёсика.
На зов в дальнем углу зашуршало и задвигалось что-то белое. К хозяину мелкими зигзагами приблизился маленький пушистый робот о пяти лапах, размером с зайца, такие веселые игрушки дарят детям в самом раннем возрасте. Робот Мотя сделал оборот вокруг ног хозяина и на команду: "А дай-ка свету!" – побежал от одного светильника к другому, ловко взбираясь на мебель и прибавляя яркости лампам. Стало немного светлее – ночь превратилась в густые сумерки.
– Прошу! – сказал дэ Дон, указывая к левой стене.
У стены стоял тяжелый широкий стол, а за ним невзрачный стульчик. На стульчике немедленно разместился хозяин и показал напротив. Напротив стола величаво стояло кресло не кресло, а целый трон со ступеньками, так что посетитель должен был сидеть сильно выше стола. К гостям тут относились по-королевски, и это не понравилось Элешу: он был чужд эклектики, шуточных обстоятельств между незнакомыми людьми и вместо этого предпочитал спокойную деловую обстановку. Элеша беспокоила необходимость терпеть этого странного человека и его, так сказать, кабинет, поэтому он решил сойти с предложенной колеи и вместо того, чтобы подняться на гостевое место, осмотрелся, нашел глазами обычный стул, на котором лежала коробка с бумагами, годными только в мусор, подошел, убрал ее на пол, платком протер сиденье, принес к столу и сел сбоку от "трона", всем видом давая понять, что ему здесь не нравится, и только воспитание удерживает от того, чтобы покинуть помещение прямо сейчас.
Дэ Дон наблюдал за Элешом молча и, когда тот сел, то вздохнул, и его лицо стало серьезным. Он сунул визитку Элеша в ящик стола, там что-то загудело, потом тихо звякнуло, и дэ Дон достал белую книгу небольшого формата. Элеш понял, что это его досье, и еще раз уверился, что его берут, как бы дальше ни кривлялись перед ним. Взяв книгу, дэ Дон встал, передвинул стул вбок и сел напротив гостя, положив книгу на колени. Пришло, наконец, время разговора.
– Господин Маслов… – начал дэ Дон, но сразу остановился и решил взять более дружеский тон, – Элеш, если позволите? – Элеш кивнул и чуть приподнял руку, давая понять, что не против. – Называйте меня Дин, – продолжал он, в свою очередь кивнув и улыбнувшись.
"Дин дэ Дон? – мелькнуло в голове у Элеша. – Хм! Значит менял имя. Скорее всего артист откуда-то с юга. Неудавшийся комик или даже цирковой клоун. Наверно всю жизнь побирался на детских праздниках. Какого чёрта?!".
Дин смотрел на Элеша, будто читая его мысли. У него куда-то пропало с лица придурковатое, насмешливое выражение, и теперь он походил на нормального чиновника, который на свежую голову принимает первого утреннего посетителя.
– Вам повезло, Элеш, – сказал он, – "Лучик тепла" относится к вам с теплотой, хоть вы наверно и удивлены этому. Но всё-таки, вы понимаете, фонд не возьмет вас в штат.
Элеш понимал и ждал продолжения.
– Тепло нашего фонда пусть согревает вас, – продолжал тонко шутить Дин. – Я вижу какой вы прекрасный человек, и не думайте, что я говорю это из вежливости. Нет, я несколько дней назад начал знакомиться с вашей биографией и действительно ждал вас.
Элеша зацепило слово "нашего" – он напрягся и рискнул спросить:
– Простите, Дин. Вы являетесь сотрудником фонда?
– Да, я устроен официально. И уже больше двадцати лет.
Элеш еще раз оглядел "кабинет".
– А на какой должности, если не секрет? – спросил он.
– Клоун, – ответил Дин.
"Дин дэ Дон, клоун, двадцать лет официальный сотрудник второго по влиянию фонда на Большом Севере. В первый же день я попадаю к нему, а до этого мне показали трех неподключенных андроидов", – подумав это, Элеш Маслов отказался что-либо понимать и внутренне отпустил ситуацию. Дальше могло быть что угодно: нашествие зомби, прыжки на батуте – он бы ничему не удивился.
– Фонд не возьмет вас, Элеш. Во всяком случае, не сегодня… и не в ближайший год, – сказал Дин. – Но не расстраивайтесь, как утешение я предлагаю вам свою дружбу и сотрудничество. Ладно, насчет дружбы я может взял лишнего, простите мою старческую искренность, но стать моим помощником – это я абсолютно серьезно. Надеюсь, вас не смутила моя должность. "Клоун" – для некоторых звучит странно, но я не вижу в этом ничего мешающего хорошему делу. Я даже не припомню, чтобы хоть раз кого-то рассмешил в этом здании. Да и не пытался, прямо скажу.
– Почту за честь, – сказал Элеш безо всякого чувства, как сухой оборот вежливости. – Я могу хотя бы примерно узнать какого рода помощь от меня требуется?
– Э-э, – Дин посмотрел в потолок, – одно могу пообещать: вы каждую неделю будете получать деньги в размере… потом узнаете. Это будет оформлено как подарок, а все положенные имперские сборы я беру на себя. Дополнительно обещаю, что не буду трогать ваш рейтинг. В любой момент вы можете отказаться, и на этом мы расстанемся.
Элеш не рискнул повторить вопрос, хоть и не услышал ответа, вместо чего ему смутно рассказали о жаловании. В крупных фондах действительно рассчитываются с фактическими сотрудниками через систему подарков, и, как ни велики государственные сборы, но фонды идут на это, лишь бы не иметь с работниками официальных отношений.
– Прямо сегодня вы и получите первый подарок, – сказал Дин. – И знаете, не будем откладывать. Я даю команду.
С этими словами он достал планшет, в несколько движений произвел нужные действия, и браслет Элеша мягко завибрировал, доставив радостную весть о пополнении счета. Элеш не стал проверять сумму, хоть его и разбирало любопытство, он лишь коснулся запястья, успокоив браслет, и поблагодарил Дина.
– Сегодня только поговорим, – сказал Дин, отложив планшет и раскрыв книжку. – Надеюсь, все важные и законно доступные сведения изложены в вашей биографии. Подчеркиваю: законно доступные, – и Дин посмотрел на гостя, будто призывая не верить его словам.
На Элеша его многозначительный взгляд произвел мало впечатления. Он был честным, открытым человеком, южанином из хорошей московской семьи, поэтому Дин мог знать о нем и законно, и незаконно – Элеша это не тревожило.
Дин пробежался глазами по первым страницам. Элеш мог бы поклясться, что Дин впервые видит их – всё читалось на его лице.
– Вы из Москвы? Знаете, я никогда не был в Москве, хоть и мечтал побывать, – сказал Дин.
– Откуда вы родом? – спросил Элеш.
– Из Китая, из провинции Хубэй. Бывали?
– Нет, но мечтал бы.
– Ой, поверьте, там нечего делать, – заверил Дин, махнув рукой, – русских почти нет, только хани, немецкие евангелисты и арабские хеймиты. Скука смертная. Я убежал при первом случае.
– Вам нравится на Севере? – рискнул спросить Элеш.
– Разумеется! Лучше мечтать нельзя. Я здесь женился на самой красивой женщине в мире, и она родила мне двенадцать детей. На дальнем юге такую жизнь приняли бы за сказку, а здесь пожалуйста.
"Неужели не врет?" – подумал Элеш и снова украдкой осмотрелся.
– О, вы ходили на Северный полюс?! – Дин поднял на Элеша удивленные глаза.
– Да.
Пеший поход на полюс был гордостью Элеша. Он совершил его в восемнадцать лет, в составе университетской команды, потратил три зимних месяца и чуть не погиб на обратном пути, когда провалился под лед.
– Прямо пешком? – спросил Дин.
– Да, иначе нет смысла.
Дин воодушевился.
– Как я рад, что познакомился с вами. Обязательно оставайтесь в фонде.
Элеш обратил внимание на последнюю фразу, она намекала на возможность официальной карьеры. Дин пробежался глазами по последним страницам книжки и отложил ее в сторону.
– Теперь прошу отвечать абсолютно честно, – сказал он. – Я хочу знать о всех тайных группах, где вы состояли. О всех тайных знаках в этих группах, о паролях и прочем. Если вы делали что-то незаконное, что ускользнуло от правоохранителей – я и это хочу знать. Но только не говорите, что вам нечего поведать. Отбросьте страх: заверяю, что дальше этого кабинета ваши слова не уйдут.
Элеш удивился и посмотрел на Дина как на сумасшедшего.
– Я могу отказаться? – спросил он.
– Можете, но почему бы не рассказать. Все всегда рассказывают. Частично утаивают, удивляются, вот как вы сейчас, но в конце концов рассказывают. Начинайте, прошу вас.
Элеш задумался. У него была совершенно нормальная жизнь московского студента, потом женитьба на Ёле и переезд сюда. Рассказать он мог бы только о двух тайных обществах, куда вступил просто ради хорошей компании. Он был готов поспорить, что в биографии Дин уже прочел о них. И был еще один случай, за который он не понес заслуженного наказания, но который мог всплыть через одного человека и тоже мог быть в книге. Элеш не стал долго тянуть и решил рассказать о тех кланах, где когда-то состоял, но утаить преступный инцидент. "Намекнет – расскажу. Черт с ним! – решил он. – В конце концов, ничего такого".
– В последнем классе гимназии я познакомился со студентами Калужского университета, куда я потом поступил. Это была первая компания, где я стал пить. Было весело, – усмехнулся Элеш. – Они пригласили меня в "Римский клан", поручился за меня Марк Санаев, мы дружили еще три года, пока он не уехал в Европу. Я дальше первого уровня не продвинулся. Был на ритуальных ужинах. По-моему, только хлопал глазами и ждал, что начнется что-то эдакое, а ничего не начиналось. Баловство какое-то, подражательство. Я ничего не понял.
Дин слушал не перебивая и чуть кивал с видом опытного полицейского, ожидающего когда его начнут водить за нос. Элеш показал клановое приветствие первого уровня и назвал пароль и отзыв. Больше он ничего не знал.
Затем он рассказал об участии в одном мистическом обществе и спиритических сеансах, которые там практиковались. Там ему нравилось гораздо больше, потому что на какое-то время он действительно поверил, что с ним разговаривают сущности из загробного мира. Элеш тогда всерьез увлекся темой и сходил на двадцать или больше собраний. К тому же там было темно, свечи, магическая обстановка, часто появлялись новые восторженные девушки, и через одну из них он потом познакомился с Ёлей. Элешу было приятно это вспоминать и рассказывать, а Дин слушал с большим интересом.
– Сейчас вы верите в загробный мир? – спросил он.
– Не знаю, – честно ответил Элеш, – давно не обращался к этой теме, но полностью отрицать не могу, слишком много верных фактов.
– Это не входит в противоречие с вашей верой? Вы же православный.
– Так православные – это же христиане. Все христиане признают загробную жизнь.
– Но не прямые разговоры с мертвыми.
– Почему же? Им даже молятся.
– А, ну может быть, может быть, – согласился Дин. – Я атеист, поэтому могу путать. Продолжайте.
– Кажется, у меня всё, – сказал Элеш, и сразу пожалел о невольно сорвавшемся "кажется".
– Не очень густо, если сравнить с другими, – мягко улыбаясь, сказал Дин, и его улыбка не сулила допрашиваемому ничего хорошего. – Тут такое рассказывали, вы не поверите. Может есть что-то противозаконное, м-м?
– Нет, – сказал Элеш. – Мог забыть какую-то мелочь, тогда простите. Но больше ничего.
– Ладно, тогда напомню. Просто начну, а вы продолжите, если сочтете нужным. Хорошо?
"Черти бы тебя драли! – с досадой подумал Элеш. – Знает ведь".
– Последний ваш курс в университете. Двадцать пятое марта. Вы уже снимали квартиру на Княжеской улице, но часто приходили в гости к друзьям в общежитие на Университетской. Эх, как я завидую вам, Элеш! Приключения, веселая учеба, мне не довелось испытать, – Дин говорил совершенно искренне. – И вот весна, вы в гостях у Кости Шепелева, шестой этаж, если помните. Вы слышите шум в коридоре, выходите пьяненький, смотрите из холла на балкон, а там… Что там и кто там?
– Ладно, – вздохнул Элеш, – там стоит человек с банкой воды и кричит вниз.
– Назовем его Алексей дэ Вон. Условно. Надо же как-то назвать персонажа этой выдуманной истории, – с широкой, доверительной улыбкой сказал Дин.
– Обратите внимание, я не называл имени, – цеплялся Элеш.
– Дальше, прошу вас.
– Он что-то кричит кому-то внизу, ругается. Видно, что перепил. Затем бросает банку вниз, убегает с балкона и натыкается на меня. Мы были шапочно знакомы, он меня узнал, начал что-то бессвязно объяснять, смеялся, но через минуту осознал что наделал и попросил его спрятать. Прямо в рубашку вцепился.
– Вы в тот момент знали, что он кинул банку в полицейскую машину?
– Нет.
– Кстати, в банке была не только вода… Не спрашивайте что там было, – засмеялся Дин и замахал руками. – Что дальше? Куда вы повели Алексея?
– Выше на этаж, в комнату одной знакомой. Ее не было дома, но у меня был ключ. Мы заперлись, не включали свет и сидели тихо. Тогда он мне и сказал, что внизу были полицейские. В здании начался переполох, ругань в коридорах, стучали по дверям, это полиция пыталась его найти. Грозили, якобы начнут ломать двери по очереди, но это, конечно, наивный блеф. В нашу дверь тоже стучали, и я окончательно протрезвел от того стука.
– И что, вас не нашли? – смеясь, спросил Дин.
– Как видите, – сострил Элеш.
– По тем временам Алексея могли притянуть за теракт, а вас привлечь за укрывательство террориста, – Дин погрозил пальцем.
– Знаю. Я еще год ходил и озирался. Там пострадала только машина, как я слышал. Даже не завели дела.
– Молодость, истинная молодость, беззаботность, – с завистью сказал Дин. – Господин дэ Вон рассказал об этом еще пять лет назад. Он сейчас в Пренсе, готовится на крупную должность в мэрии.
– Рад за него. Мы больше не виделись. А зачем он признался?
– Да просто среди коллег разболтал с пьяных глаз. Посмеялись и всё, никаких последствий.
– Ну и слава богу! – облегченно выдохнул Элеш.
Если бы ему тогда, в юности, рассказали, как государственные органы легко относятся к шалостям молодых юристов, он бы не поверил. С возрастом он стал умнее, но всё-таки этот случай с порчей городского имущества и укрывательством преступника не давал ему покоя до сегодняшнего дня.
– Ну всё, господин Маслов, больше не буду вас терзать неудобными вопросами, – сказал Дин. – Только упомяну один мелкий эпизод из вашего детства и хватит на этом.
– Какой эпизод?
– Мелкий, ничего серьезного. Просто вы забыли рассказать о еще одной тайной организации, в которой состояли. Секундочку…
Дин встал и подошел к коробке, которую Элеш полчаса назад убрал со стула. Кряхтя и охая, Дин поднял ее и принес на стол. Старые, изрисованные каракулями листы бумаги, торчащие оттуда, ничего не пробудили в памяти Элеша, он понятия не имел, о чём ему хотят напомнить.
– Вот. Мелочь, – сказал Дин, садясь обратно. – Про тайную организацию – это я громко сказал. Но, если подойти формально, то мы имеем группу из двух человек, которая осознанно хранит тайну. Вам, как юристу, что уж объяснять. Итак, господин Маслов, призываем на помощь вашу память, разгоняем ее на полные обороты. Москва, Преображенская улица, лето, вам семь лет… Мало кто из взрослых помнит себя в этом нежном возрасте, но бывает всякое, да, бывает всякое: иной случай не вытравить даже из пропитой столетней памяти. Помните Машу Суресприту?
Элеш наморщил лоб, поводил глазами, будто и вправду разгоняя память наподобие мотора, но никакой Маши Суресприты припомнить не мог.
– Нет, совсем не помню, – сознался он.
– Верю, почему нет, – согласился Дин, – вы могли забыть имя, а фамилию скорее всего вообще не знали. Ваша ровесница, соседка по двору Мария Хоркина, если по мужу. Сейчас она живет в Архангельске, и уверен, передала бы вам самый теплый привет, если бы знала о нашей встрече. Она запомнила вас и вашу общую тайну. Прекрасная женщина, у нее всё хорошо. И как тесен мир, представьте: она четыре года назад сидела передо мной в этом кресле, – Дин показал на трон.
Элеш молчал, не в силах вспомнить, и ждал, что же ему поведают о какой-то Маше. Дин полез в коробку, стал перебирать исчирканные листы и разный мусор, потом вынимал и бросал их на стол.
– Да где же… – досадовал он, – а, вот!
Со дна коробки он достал два мелких предмета, аккуратно положил их на ладони и протянул Элешу как редчайшее сокровище: