Был прекрасный день… нет, не так. Был невыносимо жаркий день в пригороде Шарлотты, что в Северной Каролине, когда плавится асфальт, воздух над ним дрожит раскалённым маревом, птицы прячутся в тень, и только неугомонные цикады звенят в кронах деревьев. В самый полдень, когда нормальные офисные работники носу не кажут из кондиционированных офисов, я сидел под навесом в летней столовой и смотрел фотографии весенней регаты. Синее море, белые паруса, азарт гонки и брызги волн – кажется, что в душном воздухе повеяло морской солью. И, похоже, не один я это услышал.
− Привет, Иван, ты не занят?
− Нет. Вот, фотки смотрю. Ты подсаживайся!
Шрини – истинный ариец. Самый настоящий, из Арьяваты. Сухой, остроносый, жилистый. Точен и пунктуален настолько, что с непривычки ввергает в испуг. Мы, впрочем, уже привыкли. Очень лёгок на подъём – я его уже звал однажды походить со мной под парусом. На Рождество, в Сан-Францисской бухте. Хорошо, что он не смог – в тот день дуло за шесть баллов с порывчиками, а под знаменитым мостом вообще свистело, как в трубе. Но тогда он, по своему обычаю, подготовился и теперь фотки рассматривает осмысленно. Задаёт вопросы, я отвечаю, на бумажной салфетке раскладываем по векторам движущую силу ветра, я увлекаюсь, рассказывая о штормах и приливах, и в какой-то момент с удивлением замечаю, что нас за столом уже четверо. Все наши, кто был на проекте, сидят вокруг, внимательно слушают и смотрят на схемы.
− Ты не отвлекайся, ты продолжай! – говорит Суданш – Нам всем очень интересно, я, например, уже согласен.
Вот так схемка, нарисованная на бумажной салфетке, стала тем, что один пилот когда-то назвал рисунком № 1. И нам четверым уже легко было говорить «об удавах, и о джунглях, и о звёздах». В отличие от остальных, благоразумно просидевших в офисе в тот жаркий день.
До конца недели идея похода успела обрасти деталями. Мы составили план, по дням и островам, с точным временем на каждый переход (а что вы хотите, Шрини иначе не может!). Я читал и слышал в отдалении гулкий смех дядьки Посейдона, большого любителя такого рода пунктуальностей. По крайней мере, было ясно, куда и зачем мы идем, чего стоит ждать и к чему готовиться. Это я так, в наивности своей, полагал.
Немного смущало отсутствие опыта: все мои компаньоны никогда не ходили под парусом и двое даже ни разу не были в море. Это вообще типично для детей индийского среднего класса: с детства их готовят к избранной специальности, за недостатком времени и денег отметая «не нужное в жизни», такое как спорт и плавание. Срочно надо было найти хотя бы одного опытного матроса, о большем я уже и не мечтал. К моей радости, нашелся в нашей рабочей группе один индус, Шаши, который по его словам много ходил под парусом, в основном, по озёрам, но это даже потруднее, чем в морях. Я пригласил его в команду, он согласился и дальнейшие планы мы обсуждали с ним вдвоём.
Теперь каждый день я находил в почтовом ящике письмо, а то и два, с просьбой принять в команду. Через неделю, когда в списке кандидатов было восемнадцать человек, я понял, что ситуация вышла из-под контроля. При взгляде на список у меня холодело внутри: я повидал этих людей в разных ситуациях, и при всех их достоинствах, некоторых просто не представлял на швартовке, на камбузе или на кокпите в волнение. Я поделился опасениями с Шаши, он сказал, что мы возьмём всех(!), просто яхта нужна побольше. «Насколько больше?» – он отвечал, что берёт всё на себя.
После этих слов я преисполнился уважения к такому бывалому марсофлоту. Я сам был не настолько крут, чтобы шкиперить что-то больше сорока футов, а в словах Шаши чувствовался опыт. Я с нетерпением ждал его выбора, мне рисовались огромные катамараны, на которых можно путешествовать ввосемнадцатером, океанские яхты и прочие длинномеры. Каково же было мое удивление, когда я открыл посланный Шаши линк и обнаружил на странице что-то калошеобразное.
− Это что? – спросил я.
− Это – отвечал он с гордостью – парусник. Средиземноморский, называется «гулета». Мы все там уместимся, в нём тринадцать кают! Вот эти занимаем мы, а здесь будет команда.
− Какая еще команда? – я начал что-то подозревать.
− Обычная, парусная. А еще стюард и кок.
Тут я понял, что идею отдыха под парусом мы понимаем слегка по-разному. Оказалось, что все путешествия по озёрам Шаши проделал в качестве пассажира на таком вот паруснике. Естественно, все манёвры он только наблюдал с борта, и ни разу не держал в руках штурвала, не говоря уже о линях и швабре. Да и кто бы ему дал? Вот так и рушатся надежды.
Пришлось мне отписывать всем в списке кандидатов, что им самим, с достаточно большой вероятностью, придется вязать кранцы, ставить и убирать паруса, а кроме того (сугубо по желанию, но всё же) стоять у плиты на камбузе, так как специалистов-коков по индийской кухне мы вряд ли найдём. Ну и драить палубу, квантум сатис.
Подумав, я еще напомнил, что на море бывает волна, в которую иногда придется спать. Прямо так, на якоре. Через день в списке осталось восемь человек. Среди прочих отсеялся незадачливый Шаши, и еще несколько хороших ребят отказались из-за морской болезни.
Итак, нас осталось восемь: ваш покорный слуга, шесть индусов и одна индийская же девушка. Во всей команде я один имел какой-то опыт, ещё трое бывали в море (пассажирами), и умели плавать целых пять человек. Мы собирались пройти, согласно утвержденному маршруту, сто восемьдесят миль, побывать в пяти маринах (а это минимум пять швартовок), и одну ночь провести на якорной стоянке… Вам уже смешно, дорогой читатель?
«Ничего-ничего» – уговаривал я свою паранойю – «вот у Джерома Джерома, к примеру, офисные хомячки из Сити знай себе гребут по Темзе по двадцать миль в сутки. И бечевой идут, и шлюзуются, и всё им в кайф!»
Паранойя мне цитировала на память строки об ирландском рагу и разыгрывала в лицах бессмертное: «Нос, смотрите, ваш нос!» – «Харрис, у меня на носу что-нибудь есть?» В общем, тут было о чём подумать.
В конце концов я решил, что без приглашённого шкипера не обойтись. В этом качестве был взят один знакомый, который вообще ничего не боялся, ни толпы чайников на борту, ни даже своего «инглиш» как средства общения. Зато у нас с ним был общий русский, а насчет разговора с командой, я возлагал большие надежды на учёбу методом погружения. Дальнейшие события показали, что погружение сработало на всех, и в итоге к концу путешествия мы изъяснялись на непредставимой смеси наречий, этаком попурри из английского, греческого и хинди с лёгкой примесью русского боцманского.
«Как же так?» – спросит внимательный читатель – «Боцманский, при даме?» Может быть, она повлияла бы на нас в лучшую сторону и мы стали бы учтивыми и галантными, но, увы – именно такой вопрос задали себе, а потом и друг другу, еще до начала похода Родственники Бедной Девушки.
«О, ужас!» – подумали они – «Наша дочь (племянница, внучка) – одна, в компании неотёсаных мужчин! Они научат её пить водку, ругаться СЛОВАМИ!» То, что она уже была в компании с нами на многих проектах, что участвовала во всяческих посиделках и ничего с ней не случилось – это, конечно, не довод. То, что все мы уже женаты – само собой, не аргумент. Как известно всем, девушке в окружении архитекторов ничего не грозит, а вот в окружении МАТРОСОВ – пусть это одни и те же люди – ужас, ужас, ужас!
Что ж, мы утешились сакраментальным «фройляйн на корабле – плохой примета». Зато ничто больше не мешало нам пить водку, ругаться словами и… нет, к девушкам мы не приставали, потому что мы, всё-таки, были женатыми, а некоторые даже не по одному разу.
О, как волнуют сердце дорожные сборы, иногда не меньше, чем само путешествие! Твой путь еще предстоит, он лежит в будущем, непройденный, манящий, а ты собираешь себя в дорогу, заранее предвосхищая события и готовясь к ним. Охотник и тангера, пилот и дайвер – когда они готовятся в путь, один и тот же огонь горит у них в глазах. Они знают цель, они идут к ней, готовясь встретить ее во всеоружии.
… Фильтры, широкоугольник, телевик…
… Две обоймы, накидка, вибрамы…
… Колье, туфельки, перцовый спрей…
Не случайно такие великие путешественники, как Джонатан Свифт и Карл Май, посвящали дорожным сборам своих героев не менее четырёх страниц. Я не претендую на их лавры, и всё-таки…
Мы в команде привыкли странствовать, это – часть нашей работы. Нам легко одну неделю провести в Денвере, а потом лететь в Тулон. Мы работаем вместе, звоним, переписываемся, но видимся вживую только в залах ожидания, если пересекаются рейсы, да еще сдавая друг другу проекты. Поэтому столь многие обрадовались идее провести неделю вместе. Как цинично, но верно, сказала одна молодая особа: «Вы просто на работе друг другу не надоели».
Где еще мы можем показать другим свои таланты, как не здесь, где море, простор и свобода? Играешь на флейте – возьми с собой флейту, любишь готовить – будь коком, еще и других научи. Ждешь практики в яхтинге – перчатки на руки, и вперёд! Хочешь быть в команде казначеем? Что, действительно хочешь? Феноменально!
Коками вызвались быть двое. Это хорошо, в походе всегда нужна смена. Остальных тоже предупредил, что будут на подхвате. Коки, посовещавшись между собой, выкатили список необходимого из девяноста шести пунктов. Одного только риса заказали восемнадцать килограм, плюс шесть кур. Остальная часть списка дешифровке не поддавалась. «Тёртый амчур, аджвайн или каром, хинг… Асафетида! (какая угодно, только не красная!!)». Шкипер уверил меня, что «в Греции всё есть». Я спросил про асафетиду (обязательно не красную) – он ушел посовещаться с женой и исчез из сети надолго. Коки тем временем всё поняли и сказали, что пряности возьмут с собой. Я представил себе ужас аэропортовской наркополиции при виде множества разноцветных ароматных пакетиков в сумке, и посоветовал им купить что можно на месте. Они в свою очередь заверили меня, что не мальчики, что всё будет подробно задекларировано и тщательно спрятано.
Забегая вперёд, скажу, что им удалось всё привезти. Специи всю неделю приятно разнообразили наши блюда, а также рассыпались при качке и летали тонкой взвесью по салону, отчего вся яхта пропахла ими как индийская лавка пряностей. Еще долго после нашего чартера потенциальные клиенты, заходя на яхту, загадочно принюхивались и просили кальян.
− Алё! Аллё! Иван, это я!
− Ты где, Сатьян? Билет купил? Когда прилетаешь?
− Иван, я в Дели! Сижу в посольстве! Мне визу не выдают!
Представляете, каково такое услышать? В три часа ночи! Перед чартером!! И для этих людей я старался?! Расписывал что брать и что не брать, составлял планы, посылал залог за яхту… Каждый день рассылал по письму: «Не соблаговолит ли Многоуважаемый отодрать-таки [нрзб] от кресла и послать, наконец, документы в посольство». ПОЛТОРА МЕСЯЦА ПОДРЯД!!!
Кажется, я ему что-то сказал. Посоветовал куда-то пойти, и чтобы с ним там что-то сделали. Честно, не помню – я был сонный и взбешенный, только прилетевший с проекта и слегка не в себе после долгого рейса. После чего бросил трубку и рухнул спать. До пяти утра оставалось всего ничего.
Аэропорт встретил меня необычной тишиной. За конторкой регистрации пассажиров скучала одинокая девушка, которая и объяснила мне, что рейс откладывается на неопределённое время из-за забастовки в Афинах. Конечно, про забастовки и протесты я и слышал, и смотрел по телевизору, но шкипер авторитетно заявлял, что «Все беспорядки происходят на площади Синтагма» и «В субботу греки не бастуют. Они смотрят футбол».
В пустом зале ожидания у огромного, во всю стену, окна дремал Рави (тот самый казначей-доброволец), сложившись на узкой сидушке вчетверо. Я опустился рядом и только хотел вздремнуть, как телефон, заранее вывернутый на полную громкость, заголосил сумасшедшим набатом. От дикого трезвона проснулся Рави, и даже привычные к рёву двигателей голуби за окном ссыпались с карниза. Звонил всё тот же Сатьян.
− Спасибо, Иван – кричал он на весь зал ожидания – Я сделал всё, как ты сказал. Всё получилось, визу дают, мы с Суданшем прилетаем завтра!
Хорошие новости… только я по-прежнему не помнил, в чём заключался мой совет.
Потом объявили посадку, но сразу же отменили, и мы продолжили ждать. Я принимал звонки ото всей команды, мы все, казалось, зависли в воздухе. Франкфурт-Афины – отменён, Майк срочно меняет билеты на Лондон. Дубай-Афины, отменён – но есть прямой рейс из Дели. Наконец нас пригласили на посадку. Ремни застегнулись, двигатели взревели, рейс начался.
В гудящем людьми аэропорту им. Венизелоса я рассмотрел-таки забастовщиков. Люди в аэропортовской униформе сидели вокруг стола, на котором были живописно расставлены стаканчики с кофе, банки с фисташками и телевизор с традиционным футболом. Им было хорошо. «Если Партия велит, они так и неделю пробастуют» – подумал я.
Мы приезжали в марину, поодиночке и группами. Мы оставили за спиной дела, офисы и тысячи миль морозной синевы стратосферы. Мы сменили клевер и вереск Лондона, полынь Техаса, магнолии и смог Бангалора на кипарисово-пряный воздух Греции. Наши часы показывали какое угодно время, но это было уже неважно. Подготовка к отплытию захватила нас целиком.
Перед отплытием каждому находится дело. Коки проводят время в магазинах, в попытках разобраться, чем загадочное «неро» отличается от не менее загадочной «раки». Казначей заполняет бумаги в пластиково-реечном «офисе» чартерной компании, и сердце его разрывается между страховым залогом и возможным ущербом. Будущие матросы вытаскивают шмотки из чемоданов (а ведь говорили им, берите сумки!) и уже выучили шикарное греческое слово на букву «М», которым, похоже, обозначается здесь любой вид деятельности. Покорный ваш слуга идёт принимать яхту.
Представитель чартерной компании обрадовался мне как родному брату и объявил, что лодочка наша уже вымыта, вычищена и ждёт у второго пирса. Оставив вещи в офисе и взяв только документы, я пошел (а хотелось бы побежать!) искать её. Уже конец сезона, но яхты всё еще стоят у пирса вплотную, касаясь друг друга бортами. От обилия звуков и запахов кружится голова. На яхтах работают люди. Вот эти, белокожие и неловкие – идут в чартер, эти, загорелые и охрипшие – возвращаются.
Где же, всё-таки, наша яхта? Неужели я её пропустил? Попробуем еще раз. Катамаран… не наш… узкий длинный полугоночник… какая-то драная лайба… мотояхта… – что-то не видно нашей лодочки. Постой-постой, неужели… Нет, не может быть!
Увы, зрение не обманывало меня. На корме лайбы, полустёршееся, но различимое, виднелось гордое имя владельца (он все свои яхты называл по-скромному, в честь себя, снабжая только порядковым номером). И за это убожество мы платили??? Оказавшийся рядом шкипер тоже в недоумении. Он знал и господина судовладельца, и его нежелание вкладываться в ремонт, но то, что мы видели, по его мнению, было уже чересчур. Тут же был отловлен и привлечён представитель чартерной компании, но он только развёл руками: все лодки в разгоне, заменить нечем. Буква договора выполнена, все судовые части в порядке.
Что оставалось делать? В присутствии достопочтенного г-на Судовладельца принялись составлять акт, не спеша обползая лодочку от носа до кормы и аккуратно отмечая всё, что на ней было потёрто, поломано и отвинчено. На пятьдесят седьмом замеченном дефекте он зарычал, проклял всё, схватил ящик с инструментами и с грохотом низринулся в салон чинить неполадки. Я тем временем продолжил осмотр, громко зачитывая новые записи и слыша в ответ из салона бряканье ключей и рычание судовладельца.
Постепенно начали собираться наши. Опасливо пробуя ногой тоненькую доску сходен, шли на борт, перегружали свои вещи и добычу коков из машины. Как обычно, в салоне и на кокпите выросла гора из вещей и припасов, и даже не верилось, что всё это без следа рассеется по рундукам и каютам. Тут же начали собирать на стол, открыли по бытылочке «неро» и «раки» (надо же понять, чем они отличаются!). Под шумок исчез судовладелец, оставив нам, как потом выяснилось, ящик с инструментами и непочиненный гальюн.
Под руководством шкипера все концы и шкоты, заскорузлые от морской воды, тщательно мылись из шланга. Текущие иллюминаторы заклеивались монтажной лентой (настоящей, из Техаса). Старая лайба приобретала мореходный вид. Еще чуть-чуть, и можно будет завести дизель, отдать кормовые и превратиться из живых – в плывущих по волнам.