Иван Карасёв
Я жгу Париж
Бунтовать так бунтовать!
Не следует думать, что все протестующие – сплошь арабы и негры из бедных пригородов. Вовсе нет. Да, их много, наверное, больше всех, но кто же считал? Однако есть там и коренные французы и не только из депрессивных районов. Они очень молоды, это не отягощённые семьями и автомобилями «жёлтые жилеты», их средний возраст 17-18 лет, встречались даже двенадцатилетние. Они возмущены, как они считают, убийством ни в чём не повинного семнадцатилетнего Наэля. И они посредством погромов хотят быть услышанными. Потому что иначе государство их игнорирует, не внимает им, не слушает, не слышит. Общество тоже. А у них есть претензии к существующей системе, есть требования и только так, ломая и круша созданное другими, они хотят быть услышанными. Говорят, иначе их не замечают.
Неужели? Вправду так всё непросто? С одной стороны, да. Французское общество сильно структурировано: бизнесмены предпочитают общаться с бизнесменами, учителя и врачи с такими же, как они, «белые воротнички» с другим офисным планктоном и так далее. Долгое время страной управляли (и сейчас в какой-то мере тоже) выпускники наипрестижнейшей Национальной школы администрации (ENA), они могли принадлежать к разным партиям и группировкам, публично демонстрировать разные политические взгляды, но вечерами встречались за одним столом в дорогих парижских ресторанах и вели доверительные разговоры о политике, о стране, о Европе и, конечно, о себе любимых.
Дядя моей первой супруги лет пятнадцать (с момента открытия ресторана и до выхода на пенсию) работал в элитном заведении «Ciel de Paris» («Небо Парижа») на 56-ом этаже пятидесяти девятиэтажной «Tour de Montparnasse» («Башня Монпарнас»), получившей свое название району, где она находится, рядом с одноимённым вокзалом.
Работа была тяжёлая, публика требовательная, в свои пятьдесят-шестьдесят лет дядя носился по залу не как угорелый, нет, нужно было передвигаться быстро, но с достоинством. Клиентов нельзя заставлять ждать. Поэтому покупку рабочей обуви он всегда считал чуть ли не главной «инвестицией» в свой нелёгкий труд. Туфли должны были быть приличными и в то же время лёгкими и удобными.
Дело в том, что ресторан очень быстро стал одним из самых, если не самым престижным в Париже. Имелись, конечно, более укромные и настолько же дорогие местечки, где можно было обделывать свои дела вдали от любопытных глаз (французские бизнесмены и политики частенько используют рестораны не только чтобы вкусно поесть, но и с целью поговорить с пользой для своих начинаний). А ресторан в башне котировался очень высоко, 56-й этаж помогал. И дяде нужно было соответствовать. Кроме топ-менеджеров компаний, обосновавшихся на пятидесяти трёх этажах здания, заведение любили посещать политики всех мастей. И там уже не было жарких политических споров. «У вас, в СССР, – говаривал мне дядя Рене, – они внешне во всём согласны, а так готовы глотку друг другу перегрызть, а у нас наоборот – на людях они спорят, одни левые, другие правые, третьи вообще Бог знает какие, а там, в ресторане – чуть ли не лучшие друзья». Вот что значит люди одного круга по-французски. Они действительно живут в своём мире и между собой. Конечно, бывали исключения, и главное из них – де Голль. Но это отдельная тема.
Такая закрытость социальных страт не способствует пониманию между ними, тем более не открывает окон для дискуссий. Потребности простого народа знают, стараются понять, но обычно игнорируют, ставя их куда-нибудь вниз шкалы сиюминутных ценностей. Куда важней – макроэкономическая стабильность, еврокооперация, евросолидарность (финансирование менее богатых стран Евросоюза), роль и влияние Франции в мире, противодействие России, наконец. И, конечно, ещё в большей степени это касается запросов молодёжи из бедных пригородов. Нет, о них, естественно, проявляют заботу – строят школы, спортивные залы, зоны отдыха. Но людям всегда хочется ещё больше. И вот тут-то и находится главная загвоздка. Французское общество приучено требовать (что несомненно правильно, от государства должна быть хоть какая-то польза), оно считает, что сильные мира сего недостаточно понимают их нужды, но в своих требованиях французы порой, а, правильней сказать, очень часто теряют всякое чувство меры. Они считают, что имеют на то право. Как заметил один англичанин, проживший немало лет во Франции: «Даже совершая нечто незаконное, антиобщественное либо очевидную глупость, француз непоколебимо уверен: правота на его стороне. (Стефан Кларк «Наблюдая за французами», М., 2009, стр. 13) Правда, справедливости ради, уважаемому британскому автору следовало заметить, что не одни французы страдают такой непогрешимостью. Но простим ему это. Ведь даже соломинку в чужом глазу видеть всегда приятней. А тут такое бревно!
Значит, протестующая летом 2023 года молодёжь просто на свой лад повторяет модель поведения, манеру борьбы старших товарищей. Чему удивляться – на авансцену вышло компьютерное поколение с клиповым сознанием, твёрдо усвоившее, что убить полицейского стоит 500 баллов – всего-то! А сжечь чужую машину – ещё меньше. Как уже упоминалось выше, в некоторых городах это вообще рождественская традиция, их там поджигают десятками.
Так почему бы не следовать примеру более зрелых товарищей? Во Франции так принято. А уверенность в своей правоте придаёт силы. Ты прав, значит имеешь право крушить, громить, ломать, сжигать. И ничего, что ты, в отличие от них, ещё ничего в жизни не совершил, ничего не создал, ты только потреблял, только получал. Тебя вырастили, выкормили, с трёх лет бесплатно принимали детские учреждения, потом с шести лет – школа, тебе дали опять же на безвозмездной основе неплохое образование (то, что не все используют его себе во благо – другой вопрос). Ты лишь получал, но ничего не давал, и ещё имеешь наглость требовать больше? Да, вас не слышат порой, а кто слышал мэров, которые регулярно получают угрозы физической расправы? С 2020 года 1293 мэра ушли в отставку, 40 в месяц, обычно из-за тяжести, невыполнимости задач и запугивания, вплоть до фразочек: «Мы тебя закопаем!» И поджог дома мэра города с милым названием, описанный выше, далеко не единственный. И мэры не одиноки. Какие только проклятия не сыплются на головы народных избранников разного уровня, только за вторую половину двадцать первого года зафиксировано 250 письменных угроз, порой от них стынет кровь: «Ты будешь обезглавлен прямо на дороге, твоя кровь растечётся по асфальту. Твоя голова скатится в канализационный люк. Когда тебе отрежут голову, я с удовольствием расшибу её об асфальт!»
То есть, повторюсь, так принято. Надо бить, крушить, делать больно. Пока до убийств не доходит. Но это пока. И эти безумные дети, осыпающие стражей порядка градом огненных залпов, не одиноки. И не они первые. Французский протест порой бывает жесток, правда, до такой степени ожесточения он доходит редко.
Если не углубляться в историю девятнадцатого века, например, то можно вспомнить 1968 год. Это было время, когда накопилась критическая масса недовольства. Страной правили люди старой формации, а на авансцену выходило послевоенное поколение, поколение раскрепощённых независимых людей, поколение хиппи, битлов и свободной любви без правил. Тогда, вроде бы из ничего, взорвался сначала Париж, затем почти вся страна. Первыми вышли на улицу студенты. В этом нет ничего удивительного, на моей памяти во Франции бастовали даже старшеклассники (!!!). И студенты в мае 1968-го требовали всего и вся, их поддержали рабочие и служащие. Далеко не все, конечно, часть французов со страхом наблюдала за происходящим и кляла самыми непотребными словами бунтовщиков. Но за очень короткий срок страна оказалась на грани коллапса, стояли заводы, не работал транспорт, не было бензина на заправках. Казалось, ещё немного и капиталистическая система рухнет. В Кремле потирали руки. И ожидали прихода к власти коммунистов в развитой европейской стране. Какая реклама для мирового коммунистического движения! Ещё вчера такое и присниться не могло!
Но коммунисты были уже не те, что в 1917-м. Да и молодёжь им не очень доверяла после тридцать седьмого года в СССР или пятьдесят шестого в Венгрии. Зато во главе страны был твёрдый лидер – генерал Де Голль, спасший честь Франции в 1940-м. В один день, заручившись поддержкой расквартированных в ФРГ войск (последствия второй мировой ещё не были стёрты с политических карт), он обозначил наличие сильной власти. И негодующие в один миг присели, осознали, что дело может плохо кончиться. В кратчайшие сроки порядок был наведён. В Москве приуныли, не получилось развалить одну из старейших буржуазных демократий.
Кое-какие выводы были сделаны. Де Голль, кстати, вскоре ушёл в отставку. Страна потихоньку обновлялась, и даже мировой экономический кризис 1973 года, когда в европейских странах народ массово пересаживался с автомобилей на велосипеды, никак не всколыхнул страну. Но тем не менее, французы усвоили твёрдо: чтобы насолить государству, бунтующая (бастующая, протестующая, выбираем термин в зависимости от ситуации) должна насолить всем без исключения. Бунтовать так бунтовать!
После некоторого затишья этот принцип обрёл особенно много последователей в девяностые годы. Осенью 1995-го страну почти парализовали забастовки железнодорожников. Они боролись за свои, обретённые в былые годы права. Или, выражаясь без экивоков, за привилегии. Потому что некоторые категории путейцев выходили на пенсию, например, чуть ли не в пятьдесят лет. Но их поддержали другие. Встали железные дороги, улицы городов заполнили демонстранты, начались проблемы с горючим. Французы с пониманием отнеслись к требованиям бастующих, граждане Пятой Республики терпели. А как же иначе, их товарищи борются за свои завоевания! То, что при этом нарушаются права других, право на труд, например, мало кого беспокоило. Ведь во Франции в отличие от соседней Италии нет гарантированного минимума услуг, предоставляемого государственными монополиями. Бастовать так бастовать. Правда, железнодорожники заявляли, что они – просто самый организованный отряд трудящихся, и своей борьбой добиваются справедливости для всех. Однако, получив своё – правительство им уступило, они тут же забыли об остальных.
Но пример был показан. И понеслось. Причём теперь определённая часть потенциальных забастовщиков усвоила твёрдо – просто бастовать нельзя, тебя могут не услышать. Ну кому, к примеру, помешает забастовка фермеров: зерно, как и молоко с мясом можно купить в других местах. И если отсутствует возможность остановить движение поездов, то, чтобы тебя услышали, нужно использовать другие методы.
Какие же? Ответ опять-таки лежит на поверхности – доставлять неприятности всем, чтобы все почувствовали. Но возможностями железнодорожников обладает далеко не каждая протестная группа. Поэтому нужно совершать какие-нибудь действия против назначенного врага, которые вызовут общественный резонанс. А враг у фермеров – крупные продовольственные компании, сети супермаркетов, которые скупают, скажем, картофель за 50 сантимов, а продают в розницу за пять франков. Ещё лучше – выбрать самого видимого из них и дальше показать себя во всей красе.
Почему бы не побить стёкла и прилавки какого-нибудь Макдональдса. Симпатии французских бюргеров обеспечены – еда эта вредна, а дети всё время просят, к тому же американская, тоже плюс в данном случае – французы не очень жалуют своих заокеанских союзников. Да, зачинщиков и лидеров беспорядков подержат в комиссариате сколько-то, а потом, возможно, и дадут условный срок, зато основная масса уйдёт довольной содеянным. Был во Франции один политический хулиган – Жозе Бове, сам фермер, к тому же возглавивший целое движение своих коллег. Он организовал не один погром сетевых заведений. Посадили его не с первого раза. Но Бове страдал в застенках недолго и в итоге стал евродепутатом. Оказывается, путь в Европарламент может лежать через погромы!
Но, конечно, не всем французам понравились такие методы, и в обществе стала проявляться некоторая враждебность к труженикам сельского хозяйства. «Какую бы ещё гадость сделать нашим фермерам, – сказала как-то одна хорошая знакомая, обгоняя еле ползущий по дороге трактор, – вот, надо бы запретить им езду по национальным (по-нашему федеральным) трассам!»
И это при том, что к труду крестьян во Франции всегда (как минимум, с конца девятнадцатого века) относились с уважением. Ещё бы – они не только кормили страну, но и отправляли часть продукции на экспорт. Однако на рубеже веков что-то стало ломаться. То ли крестьяне своими непрекращающимися эксцессами восстановили против себя часть населения, то ли ещё что. И это явилось одним из признаков внутреннего раскола общества.
Внутренний раскол
Занятие сельским хозяйством – историческая база общества и основа его благосостояния. Золотые, нефтяные лихорадки приходят и уходят, а земля-кормилица остаётся. Так считалось всегда и почти у всех народов. Французы – не исключение. Но в нынешние времена что-то меняется в умонастроениях людей.
Во-первых, потребитель стал осторожней относится ко всем продуктам сельского хозяйства. Виной тому интенсивные земледелие и скотоводство, основанное на сверхсовременных технологиях. Население планеты растёт, прокормить его без них трудно. Всевозможные монсанты и каргиллы монополизировали часть производства до такой степени, что уже некоторые природные культуры (сою, например) вроде бы невозможно найти в негенномодифицированном виде. И запреты не помогают, контроль не может быть всеобъемлющим. Это рождает недоверие ко всему сельскому хозяйству, и, естественно, бросает тень на всех производителей, используют они ГМО, или какую другую дрянь, или нет – неважно.
Во-вторых, и это вытекает отчасти из первого, неимоверно выросли роль и влияние экологических организаций. Они, конечно, видят своими основными врагами не простых крестьян, но, так получается, что именно они чаще всем попадаются под руку защитникам природы и примкнувшим к ним «мирным жителям». Последние заодно могут решать свои узкоэгоистические задачи.
Почему, например, не потребовать, чтобы фермеры отодвинули свои поля от зоны частной застройки. Мол, убирайтесь подальше! Во Франции новые законы обязывают крестьян соблюдать дистанцию от пяти до двадцати метров. Однако иные мэры, желая угодить своим избирателям и привлечь новых, поднимают планку до ста. Воняет, видите ли. Несомненно, не всегда там благоухает. Вот только земли эти возделывают из поколения в поколения (и свободные участки, куда двигаться, есть далеко не всюду), а жилища рядом с ними стали расти как грибы годов с семидесятых. И их всё больше, и это хорошо, многие желали бы жить не в квартирах загазованных городских кварталов, однако, переезжая, следует мириться и с некоторыми минусами. А то получается, что со своим уставом в чужой монастырь. Выходит, земледелец, человек, который обеспечивает страну продовольствием, крайний! Его нужно пинать всеми возможными способами. И не только пинать. Участились случаи нападений на фермы, которые мешают жить, портят сельхозтехнику, громят (слово стало очень распространённым) постройки. Они могут вытворять всё, что угодно, а бороться с ними трудно. В ответ на жалобы жандармы (сельские полицейские) могут посоветовать хранить трактора в закрытых на замок ангарах. Крестьяне лишь плечами пожимают – всегда бросали их на хоздворе. Так это было всегда. А большой гараж – это инвестиции, какие инвестиции, когда и так бывает еле сводишь концы с концами!
Ведь действительно в современной системе ценностей производство сельскохозяйственной продукции отходит на второй план, уступая первое место модным экологическим соображениям. Во многих районах южной части Франции для сельского хозяйства создаются резервуары воды. В период участившихся засух они помогают крестьянам орошать плантации. Вполне грамотный и продуманных ход. Но это вызывает возмущение «зелёных» – страдает очень модное нынче в Европе биоразнообразие. Иначе говоря, жучкам не хватает воды. В марте 2023 года протестное мероприятие против сооружения такого бассейна в местечке Сен-Солин вылилось в настоящую баталию с силами правопорядка – 28 правоохранителей ранены, двое из них в критическом состоянии доставлены в реанимацию. Министр внутренних дел попытался распустить организацию зелёных, ответственную за беспорядки, но либеральная юстиция не позволила. «Как такое возможно в демократическом государстве, – возмущались зелёные, – закрывать общественную организацию!» И на самом деле, как такое возможно, как возможно вытворять такое! Но этим вопросом задаётся гораздо меньше людей, во всяком случае публично.
Воюют экологи и с каналами, питающими посадки фруктовых деревьев. И, в отличие от борьбы Дон Кихота с мельницами, они опять-таки побеждают в суде. Один пожилой крестьянин, комментируя эту ситуацию, выразился просто: «Мы в двадцать первом веке ходим на головах».
Именно так, за примерами далеко ходить не надо. Французская счётная палата, посчитав и пересчитав всё и вся, выносит вердикт – поголовье крупного рогатого скота надо сокращать – от них слишком много выбросов СО2». Так и хочется спросить: кушать что будете? Или введите налог на отрыжку, рыгнул, плати один евро. Французам вторят голландцы, их правительство вообще предлагает уменьшить количество коров на 30%. Может, лучше для начала проехаться по флоту круизных кораблей? Они производят просто космическое количество выбросов. До 90 процентов некоторых вредных веществ в портовых городах попадают в воздух именно из такого рода судов! Но нет, как же наслаждаться красивыми видами избранным дамам и господам? Да, круизные компании обещают стать экологичными к 2050 году, правда, пока никто не знает как.
Или заняться морем пластика в Тихом океане? Это мусорное пятно покрывает воды на поверхности, в два с половиной раза превышающей территорию Франции. Так нет же, об этом даже не говорят, а зачем? Далеко! Не является нашим приоритетом. Лучше душить крестьян, их коровы нам вредят. Точно – далеко, но, очень похоже, что человечество в лице европейской цивилизации, во всяком случае, выбирает странные, просто безумные приоритеты.
Да, безумные, потому что, оказывается, что в борьбе за «Зелёную планету» все средства хороши. Порой разворачиваются настоящие боевые действия, ну, или почти: потасовки с фермерами или с сельскими полицейскими-жандармами, погромы транспортов с «неправильными» и «вредными» компонентами сельхозпроизводства. Порой видишь кадры, достойные нашей Гражданской войны. Так, весной 2022 года борцы с агроиндустрией остановили товарный поезд и вывали из вагонов фуражное зерно на 600 тыс. евро. Всё аккуратно засняли с земли и с воздуха. В репортаже об этом ужасном акте вандализма по государственному телеканалу звучали, скорее, сочувственные нотки. Только сочувствие выражалось почему-то больше не пострадавшим. И в дальнейшем – ни слова о том, что кто-то понёс наказание за содеянное. Вероятно, сошло с рук. Замариновали в судах, пока, во всяком случае. А как же иначе? Ведь боролись за правое дело!
В этой странной системе ценностей крестьянин становится едва ли не лишним. Он живёт в другом мире, другой жизнью, исповедует другие ценности. Газета Le monde diplomatique приводит слова одного бретонского фермера, живущего в десяти километрах от морского пляжа. Человек не помнит, когда там был в последний раз: «Я работаю всё время, у меня нет времени (свободного – И.К.), никогда нет отпуска, – и добавляет, – мы из другого мира». (Le monde diplomatique. Апрель 2021, стр.18)
Кажется, они теперь действительно из другого мира, они не понимают его, он не понимает их. А посему и те, и другие считают себя вправе крушить чужое. Крестьяне – «Макдональдсы», «зелёные» – вагоны с фуражом. И если им можно, то почему другим нельзя? Иногда складывается впечатление, что и тут до кровопролития недалеко: уже мало вывалить навоз на дом какого-нибудь защитника окружающей среды, можно и повесить на доске объявлений его фото с надписью «WANTED».
Но и «зелёным» палец в рот не клади. Их мишенью, стали не только крестьяне. Насолить одному фермеру – это несерьёзно. Чтобы привлечь внимание публики нужно большее. Например, устроить погром цементного завода, как это случилось в пригороде Марселя в 2022-м году. Бить, крушить, ломать всё, что под руку попадётся, полиция приедет, но почему-то как всегда поздно. На это представление будут смотреть лишь рабочие завода, и то безучастно.
А как относиться к тому, что какие-то рьяные экологические активисты спускают воздух из колёс джипов – слишком дорогая машина, много потребляет горючего – не езди на ней! Глупо ведь, у каждого есть насос в багажнике, и опасно, если не заметит водитель спущенную камеру, но снова явный признак того, что в обществе растёт озлобление. Да и вообще – это чистой воды хулиганство. Вопрос об отношении к этому кажется риторическим. Ан нет, сие только кажется, в репортаже по госканалу, скорее, звучит понимание. В нём же о том, как зелёные активисты заливают раствором поля для гольфа. Они, дескать требуют слишком много воды для полива. Очень «экологичный» метод борьбы за экологию. Но прокатывает. И никого не наказывают. Пострадавшие только матерятся.
Вообще список резонансных акций так называемых экологов можно, наверное, составлять очень долго. Здесь я ограничиваюсь лишь некоторыми, общеизвестными на национальном уровне, фактами. Они получили освещение лишь во французских СМИ (слишком часто с благожелательными интонациями), но, похоже, не вызвали никакой адекватной реакции правоохранительных органов.
Иногда складывается впечатление, что у борцов за «Зелёную планету» главные враги – люди. Вот конкретная иллюстрация. В девяностые годы в Европе было модно селить медведей в лесах. Человечество истребило или выгнало их с насиженных веками мест, значит, экологическое сознание и стало таким образом просить у этих живых тварей прощения. Плюс так требует современная идеология борьбы за биоразнообразие. Симпатичных зверушек заселяли в Пиренеях – на юге Франции, на севере Испании и в предгорьях Альп на северо-востоке Италии. Вспоминаю умилительные репортажи по телевизору – вот там-то выпустили на волю медведицу, а там-то медведя. Как здорово! Как мило! Какое благородство со стороны людей! Я, выходец из тоталитарной страны с остатками тоталитарного сознания, не очень понимал. Но относил это за счёт своей культурно-идеологической отсталости.
Прошло время, милые картинные очаровашки расплодились и стали хозяевами лесов. К удивлению сторонников зелёной повестки, едят они не только малину, но и домашний скот, а то и людей. Во всяком случае нападают на них.
В итальянском регионе Трентино уже сто двадцать мишек. Очевидное перенаселение для столь небольшой территории (6000 квадратных километров, всего четыре Петербурга по площади). В результате медведи в поисках пищи заходят в города, пугают жителей, а порой и убивают беспечно прогуливающихся итальянцев.
Власти бьют тревогу: «Программа заселения лесов медведями оказалась неудачной!» Нападавших на людей животных выслеживают и отлавливают (убивают лишь в случае крайне необходимости). Но природозащитные организации стеной стали на сторону медведей. В стране проходят демонстрации под лозунгами вроде этого: «Оставьте в покое мать двух медвежат!».
А мамаша эта напала на одинокого физкультурника на пробежке. Но нет, медведи – суть биоразнообразие и национальное достояние Италии. Так считают итальянские зелёные. Ну, пока сами не стали жертвой этого достояния.
Вообще-то, конечно, биоразнообразие – это важно. Позволю себе напомнить, что оно – одно из условий устойчивости природных экосистем. Но разве экосистемы хуже себя чувствовали в Альпах или в Пиренеях в те почти сто лет, что они провели без медведей? Что-то не слышал про то, что мишки спасли природу в тех краях. В данном случае – это просто идея, родившаяся в чьих-то больных мозгах.
Я помню, как псковские егеря однажды выразили свое отношение к волкам (тоже ведь живые твари и довольно редкие): «Тут либо мы охотимся, либо они». И дичь в тех лесах имелась, и козы местных бабушек паслись спокойно.
Однако в Европе, кажется, так не считают. Там ведь все сознательные, продвинутые господа, не то, что тёмные егеря из затерянных в лесах псковских деревень. Медведи важнее, ведь чего не стерпишь ради столь важной борьбы за сохранение биоразнообразия! Ради идеи, повторюсь. Волки и медведи тоже имеют право на жизнь, кажется, даже порой больше, чем люди! До чего мир дошёл! А если наука сможет (и это уже, кажется, не за горами) воспроизводить из ДНК динозавров, что будет тогда? Тут уж людям прятаться придётся по лесным чащам, куда громадное чудовище пролезть не сможет. Наконец биоразнообразие победит!
Во Франции, кстати, медведи жрут овец. Пастухи возмущаются и сами боятся, свыше 300 случаев нападений медведей на овец в год, пока на овец. А ещё там берегут волков, их мало. Ничего, что они на кусочки раздирают крестьянских коз, и фермеры разгневаны, главное – дикая природа!
И вообще: чего только не придумают изобретательные головы экологических активистов: их безнаказанному самоуправству нет границ: под камеру, выключать, перерубив провод, ночные вывески магазинов, портить установки по искусственному нанесению снега на горнолыжных курортах, перепиливать трубы водоснабжения какого-нибудь бассейна или запасного резервуара воды для фермерских полей («Они берут себе общую воду!»). От мирных акций, демонстраций, пикетов и так далее защитники окружающий среды явно переходят к действиям, что будет дальше, если эти безобразия не пресекать, остаётся лишь догадываться.
И никто, повторюсь, не торопится наказывать таких экологов, ещё бы, они ведь борются за зелёную планету! И то, что подобная безнаказанность сокращает правовое поле в стране, подрывает основы правового государства, никто или почти не замечает, либо не хочет замечать. И этот процесс идёт.
И если бы только крестьяне воевали с экологами, а экологи с крестьянами! Даже манифестации и беспорядки, спровоцированные «жёлтыми жилетами» по мнению многих – это не столько конфликт обычного потребителя благ с государством, сколько противостояние двух Франций – Франции, которая считает деньги каждый месяц, чтобы хватило, и Франции зажиточной, богатой, которая свысока смотрит на неудачников, не сумевших добиться в жизни хорошего достатка. Неслучайно «жилеты» громили магазины люксовых товаров. Но линия раскола проходит не только тут. В стране демонстранты дерутся с полицейскими, крайне правые – с крайне левыми, студенты воюют – с системой образования, безбилетные – с контролёрами (в 2021 году только зафиксированных фактов нападений на контролёров 615 штук), список можно продолжать очень долго, даже профессия водителя общественного транспорта во многих городах становится опасной. В 942 случаях агрессия против них привела к уходу жертвы на больничный в 2022 году. И это не считая самый опасный Парижский регион! В новых трамваях теперь стали устанавливать тревожную кнопку. Есть причина, в 2020 году двое явно неуравновешенных психически «новых» французов избили до смерти шофёра автобуса только за то, что он настаивал на правильном ношении санитарной маски.
Не лучше мэрам и депутатам, им, как уже упоминалось, тоже иногда приходится почувствовать «народный гнев» на себе, причём обычно за то, что выполняют свои обязанности. Ведь, что нравится одному, необязательно нравится другому. Особенно когда в обществе зреют силы, которые вступают в конфронтацию не с какими-то конкретными узкопрофессиональными или идеологизированными группами населения, а со всем институтом государства. Речь идёт, несомненно, об иммигрантах из стран Азии и Африки и их потомках, как минимум, в первом поколении. Именно здесь проходит главный водораздел, здесь больше всего ненавидят полицейских, чиновников и просто других французов.
В районах компактного проживания арабо-негритянского населения есть понятие «мы и они». Там знают, кто больше всех усердствовал в уличных беспорядках лета двадцать третьего года, но сообщать властям, «закладывать» своих никто не собирается. Классическое противопоставление «мы» и «они». А это значит, что летние бунты двадцать третьего года способны повториться в любой момент, солома тлеет, огонь может вспыхнуть каждую секунду. И затушить его будет всё тяжелее и тяжелее. Но пока только взаимное недоверие, неприятие и тихая, почти молчаливая война. Вы бунтуете, так мы вам зрелищ, например, не дадим. Поэтому муниципалитеты отменяют различные летние развлекательные мероприятия, официально под предлогом экономии средств для восстановления после погромов, а неофициально – в порядке наказания бунтовавших кварталов, вы не выдаёте даже зачинщиков, значит, вот вам. Так СМИ объясняют отмену в городском парке парижского пригорода Блан Мениль известного на всю округу «летнего пляжа» со всякими развлечениями. Не хотите стучать, получайте!
А они, скорее, начнут «мочить» полицейских, нежели «стучать» на своих. Бывает и такое.
Есть в пригородах (с преимущественно арабо-негритянским населением) крупных городов кварталы, куда полицейские вовсе стремятся не совать нос. Потому что не дай Боже их узнают, тогда уж надо либо открывать стрельбу на поражение, либо поскорее уносить ноги. Из преследователей полиция превращается в преследуемых. В 2016 году страну шокировала история, происшедшая в одном из пригородов Парижа.
Там группа из девятнадцати парней в балаклавах внезапно атаковала две полицейские машины. И авто были без классической окраски, и полицейские в штатском, но их опознали. Заметьте, термин какой. Бандиты опознали полицейских. Дело происходило опять-таки в квартале, в котором стражи порядка стараются не выходить из машины. В автомобиле безопаснее. Не тут-то было! Глазом моргнуть не успели копы, как нападавшие, выросшие словно из-под земли, стали бросать в окна машин булыжник, а в образовавшиеся дыры – бутылки с горючей смесью. Из заднего «ментовоза» полицейские успели выскочить и легко отделались, а тем, кто был в переднем, досталось не по-детски. Женщина-офицер полиции, выбравшись из автомобиля, пыталась сбросить вспыхнувшую одежду, удавалось это с трудом, тем временем её продолжали забрасывать камнями (повезло, что ещё не поймали и не изнасиловали). Бедняжка даже стала умолять: «Помогите мне, у меня же дети!» Её напарник не сразу смог покинуть горящий автомобиль, похоже, дверь заблокировали. В итоге все получили ушибы и лёгкие ранения, даже переломы, двое были госпитализированы с ожогами, один из них с 30% обожжённой кожи впал в кому, из которой, к счастью вышел.
