Иван Федорович Горбунов
Лес
Семен.
Испужался?!..
Антон.
Испужаешься! За это ихнего брата не хвалят.
Прохор.
Где хвалить!.. Делать, говорю, нечего, друг мой сердечный, пойдем. – Есть, говорит, на тебе крест? – Есть, говорю. – Крещеный ты, говорит, человек, а своего брата не жалеешь: мне ведь, говорит, наказанье великое будет. – Я этому, говорю, голубчик, непричинен.
Семен.
Как же, сейчас ему лопатки назад и закрутил?
Прохор.
Без этого нельзя… порядок. Завязал это я ему назад руки, повел к становому. – Пусти, говорит, меня, дядюшка: – клад я тебе за это покажу, в купцы тебя произведу. – Сказывай, говорю, где? Коли верно скажешь, помилую. – Стал это мне сказывать приметы, где и что, а ребята ваньковские нам навстречу. – На войну, что ли, говорят, господа честные, идете? Обступили нас, стали допрашивать, да так вплоть до станового и шли. Опосля уж я искал, искал этого места: ровно и похоже найдешь, – станешь копать: нет. Так и бросил.
Семен.
А кабы нашел – ладно бы было.
Прохор (повернувшись на другой бок).
Пущай кто другой ищет. (Продолжительное молчание).
Антон.
Соловьи-то петь перестали. Оченно уж я люблю, коли ежели когда соловей поет.
Прохор (зевая).
Синица лучше.
Антон.
Где ж синице!.. Синице супротив соловья не сделать.
Прохор.
Сделает…
Антон.
Невозможно!.. Да ты соловьев-то слыхал ли?
Прохор.
Где слыхать! У нас их на мельнице тьма тьмущая, и домики для их понаделаны.
Антон.
Это скворцы!..
Прохор.
То бишь, скворцы… Все одно, и скворцы поют.
Антон.
Соловей, ежели теперича, когда петь ему, он сейчас… фиу, фиу. (Подражает пенью соловья; в лесу раздается свист).
Семен (прислушиваясь).
Что свистишь-то?
Антон.
А что?
Семен.
Погоди… молчи… (Все прислушиваются; опять раздается свист).
Прохор.
Разгуляться вышел…
Антон.
Кто?
Прохор (таинственно).
Кто? – Известно, кто.
Семен.
Теперича, ежели табун где близко, весь табун угонит.
