bannerbannerbanner
полная версияГод гражданской войны

Иван Бочарников
Год гражданской войны

Полная версия

Дело было так: перед выборами один депутат установил на детской площадке красивый фонарь в ретро-стиле с несколькими лампами. Открывали фонарь тоже красиво – с журналистами, с местными мамашками, которые были рады новому освещёнию, потому что теперь здесь будет лучше гулять. А вот после выборов выяснилось, что разрешения на установку фонаря нет, а свет к нему подведен и вовсе незаконно. Чтобы убрать фонарь, вызвали меня и ещё двух парней.

Это было ужасно. Когда мы подъехали и начали убирать фонарь, на нас напали те самые мамашки, проклинали нас, чуть до рукоприкладства не дошло. Одна даже снимала нас на телефон, так что мне пришлось закрываться от нее руками. Теперь там нет фонаря, а я до сих пор вспоминаю этих несчастных женщин, которых обмануло государство. Я даже толком не помню, выбрали того депутата или нет.

А в «бригаде свинчивания» я оказался после того, как открыл свое дело – я предлагал компаниями портить рекламные щиты конкурентов. Но моей главной услугой была работа с вращающимися щитами. Знаете, на них обычно по три постера на специальных «жалюзи». Так вот я ходил по очереди в каждую из трех компаний, предлагая им услугу вывода из строя рекламного щита когда именно их реклама будет лицом. Работа была непостоянная, но кое-что мне перепадало. Вот тогда же меня и арестовали за порчу имущества. Разумеется, я никого не выдал. Мне впаяли… распитие спиртных напитков в неположенном месте. Выяснилось, что у полиции в этом месяце был недобор по пьяным (да, бывает и такое). Так что мы договорились – я подписываюсь под тем, что пил в неположенном месте, а они не обращают внимания на какой-то там щит, тем более, что им на него было положить с прибором.

Примерно тогда же я познакомился с Вагитом. Он ходил в начищенном черном костюме, при галстуке, в хороших туфлях. Я тогда ещё подумал, что он, видимо, кто-то важный. Оказалось, что нет. Так часто бывает.

Вагит занимался различной деятельностью. Время от времени он посещал спецприемники для мигрантов, которых должны были выслать на родину, но содержали по несколько месяцев, потому что уже потратили бюджетные деньги, выделенные на билеты, на дачи чиновников. Вагит заявлялся представителем какой-нибудь диаспорты (со своей «горной» внешностью он мог сойти за члена 4–5 различных диаспор), затем договаривался с мигрантами, чтобы они звонили на родину, просили семьи перевести Вагиту деньги на билеты, а он бы им их купил и все устроил. Разумеется, затем Вагит пропадал.

А встретились мы с ним в милиции. Нет, его не арестовали, меня тоже. Мы заполняли с ним жалобы на действия сотрудников полиции в Европейский Совет по правам человека. Делали мы это, разумеется, под присмотром и под диктовку сотрудников полиции. Таким образом мы заваливали совет липовыми бумажками, каждую из которых они обязаны были рассмотреть, убивая время, которое могли потратить на реальные жалобы на пытки. За каждое обращение мы получали двести рублей. Я, например, изображал жителя Твери, который приехал в Нижний Новгород на заработки, но подвергся нападению со стороны неизвестных мне ментов. Вагит же разыгрывал национальную карту. Такие бумажки мы писали раз в квартал пока организацию, помогавшую жертвам ментовских пыток не прикрыли. Тогда уже наши услуги не понадобились.

Глава 7: Томск

В самолете до Томска я вспомнил, что однажды был на лекции человека, который утверждал, что Нижний Новгород – это центр мира. А точнее – «колыбель жизни». Дело было в библиотеке, где собрались, в основном, пожилые люди. Многие из них держали в руках книги лектора или других похожих писателей, а их оказалось довольно много. Они были плохого качества издания – простая черная обложка с желтыми тонкими страницами внутри.

Лектора звали Михаил Викторович. Он научно доказал в своей книге тот факт, что миллионы лет назад метеорит, убивший всё живое на планете, попал именно туда, где сейчас сходятся воедино две реки – Волга и Ока. Якобы, эта низина образовалась именно таким образом. А колыбелью жизни Нижний Новгород стал благодаря тому, что после падения метеорита, из недр Земли начала вытекать вода, которая заполнила моря и океаны. Как-то так.

Мы приземлились в аэропорту Томска поздно вечером, когда было уже темно. В составе группы был я, фотограф Илья, несколько солдат, две собаки, несколько сотрудников МЧС, а также какой-то важный полковник. Плюс гуманитарный груз. Перед отбытием в Сибирь, я подписал бумагу, в которой за хорошее вознаграждение согласился играть мэра Томска. Да, мне это тоже показалось странным, ведь у меня даже костюма нет. В случае разглашения чего бы то ни было из того, что мне предстоит увидеть, меня лишат не только обещанных денег, но и свободы по статье «Государственная измена». И никто об этом не узнает. Зачем я это подписал? Я до сих пор точно не знаю. С одной стороны, мне нужна была работа. С другой – это был большой проект, частью которого мне хотелось стать. В третьих, меня рекомендовал Юра, так что мне не хотелось его подводить.

Когда я увидел томский аэропорт, я не поверил своим глазам. Он был частично разбомблен – здесь явно шли вооруженные бои. Вот только с кем? Я пока опасался задавать вопросы, но иногда подслушивал переговоры важных лиц. Так, я узнал, что полковника направляют на север области, чтобы он подавил сепаратистов у границы. В аэропорту был небольшой филиал армии – много машин, тяжелая техника, пулеметы, минометы, а также техника МЧС. Никакого гражданского населения я не заметил, зато на полу было много грязи и, почему-то, опилок.

Мы с фотографом Ильей быстро пошли за нашим провожатым по имени Михаил. Нас гнали вперед так, что я толком ничего не успел понять. Он посадил нас в «Газель» и отправил в гостиницу, где меня должен был встретить Юра. Мы ехали по улицам, мимо домов с выбитыми стеклами, со следами взрывов и пуль. На улицах не было никого – комендантский час, объяснил водитель. Периодически он доставал красный пропуск, чтобы нас пропустили через блокпосты. По его словам, здесь была война. Теперь она переместилась севернее, по крайней мере, один из ее очагов. Учитывая, что фотограф даже не пытался снимать, я понял, что нам кранты. В том смысле, что мы стали частью такого серьезного дела, что лучше держаться ниже радаров.

В гостинице сохранился какой-то персонал. Девушки с бегающими глазами проводили нас в наш номер – там было две кровати, кондиционер, небольшой балкон, какой-то куст в углу и неработающий телевизор. Как сказала администратор Лена с желтой ленточкой в косе, телевидение не работает, как и радио, и газеты – все каналы информации перекрыты. Зато есть горячая вода и электричество. Чайник – общий на этаж, стоит там же, где гладильная доска.

– А как там? В стране вообще? – спросила Лена.

– Все так же, – ответил я. Мне хотелось добавить «пьют и воруют», но момент был

неподходящий. – Нормально.

– Скорей бы все это кончилось.

Мы заселились в наш номер на третьем этаже с видом на площадь. Я нашел Юру и Костю этажом ниже. Они курили на балконе. В углу заряжались аккумуляторы для камеры. Их было не узнать. Точнее, Юру. Костю я до этого особо и не знал, а вот Юра изменился. Вся его беззаботность и жизнерадостность улетучились, будто их высосали или содрали, как маску с лица. Он был хмур, молчалив, и много курил. Иногда его потряхивало. На нём был не по погоде теплый свитер с высоким воротом на молнии и тапочки. Он словно только что отыграл нехилый концерт на Грушинском фестивале.

– Прости, старик, – начал он. – Я им про тебя рассказал ещё в Москве, не думал, что

тут вот так все получится. Я же не мог, когда понял, в чем дело, отсюда тебе позвонить, даже в интернет выйти не могу.

– Да ничего, – ответил я. – А что тут творится?

– Да я сам не знаю. Я когда вписался в это, думал лёгкий заработок, а тут вот война

идет.

– Кто с кем?

– Местное население против армии. Вторая гражданская, короче.

– Брат на брата, – добавил оператор Костя, до этого и после этого, молчавший как

истукан.

– А почему никто не в курсе?

– Вот так вот работают, вот почему, – он докурил и выбросил бычок в маленькую консервную банку из-под зеленого горошка. – Я слышал от режиссёра, что когда тут грянуло… все это, руководство страны приказало все отрезать: интернет, телевидение, радио. Никакой информации за границу не выпускать, пока всё не кончится.

– А из-за чего это?

– Я так понял, что местным надоело терпеть то, что все деньги уходят в Москву, и они решили отделиться от страны или организовать Республику с большей независимостью, чтобы нефтяные и газовые деньги здесь оставались. Они тут собрали товарищей, сначала митинги устраивали, а потом их начали в тюрьмы сажать, штрафы выписывать неподъемные, объявлять непатриотами, иностранными агентами, боролись с ними всеми доступными методами, пока они не взорвались – пошли на администрацию, на полицию, на всех. Такой бунт был, как в семнадцатом году. Наверху сказали, чтобы никакого раскола страны. Хотя на самом деле все из-за денег.

– Понятно. А мы тут зачем?

– Вот, формируем новости. Повестку дня, так сказать. Чтобы вся остальная страна думала, что здесь все отлично – коровы дают молоко, матери рожают, мужчины работают.

Илья тут был за фотографа местного информационного агентства, которым руководил некий Аркадий Максимович, «министр связи», как его в шутку тут называли, потому что у него одного был Интернет. Этот Аркадий в Москве был чьим-то пресс-секретарем, да видно хорошо справлялся со своей работой, амбициозный молодой человек, так сказать. Он здесь теперь за главного – руководит телестудией и информационным агентством. За это ему обещали свою медиагруппу в Москве по окончанию операции – федеральный телеканал, информагентство, может газету или ещё какие бонусы. От него требуется работать так, будто здесь всё зашибись, только бы в кадр не попали обстрелянные дома, воронки от бомб, трупы и всё такое.

А я теперь мэр Томска по имени Евгений Кудряшов – член правящей партии, эффективный менеджер, хозяйственник, борец с коррупцией, лучший друг ветеранов и собак. И костюм мне уже купили – синий, дорогой. И я так понял, что имя и биографию – родился в Нижневартовске, окончил техникум, работал на заводе, затем стал директором своей фирмы, затем депутатом и так далее – мне придумали специалисты. Так что имя «Евгений Кудряшов», наверное, что-то значит. Или звучит равно просто и доверительно, чтобы так звали руководителя.

 

На следующий день мне выдали мой костюм и показали кабинет, в котором сразу же прошла моя первая фотосессия с Ильей. За спиной у меня висит фотография лидера страны и флаг России. На столе – какие-то важные бумаги, черная ручка, компьютер, а излучать я должен – по словам Ильи – уверенность, стабильность и честность. Я позирую в костюме почти час, пока Илья возится со светом и набирает кадров для разных новостей или страниц в интернете, где я должен присутствовать, например, в Википедии. Он теперь будет ходить за мной на официальные мероприятия, как и Юра с Костей. Мне также нашли некоторую свиту – я буду ходить с охранником, который будет мелькать на заднем плане с серьезным лицом, а если что говорить «Евгения Семеновича прошу не беспокоить».

Я буду встречаться с фермерами, врачами, учителями, ветеранами, которые будут либо актёрами, либо настоящими людьми, работающими добровольно или за щедрое вознаграждение. Теперь я важный человек, по крайней мере, в местной прессе. Вот только мое лицо отныне будет и на федеральных каналах, чего я всегда старался избегать. Ладно, меня так хорошо одели и причесали, что никто не узнает, даже бывшие одноклассницы. Один только Аркадий Максимович обращается со мной как с куклой Барби или с неодушевленным предметом, который он может наряжать и двигать, как захочет. Но если не обращать на него внимания, а также на то, что в любой момент может начаться артобстрел или мятеж, то работать здесь вполне терпимо.

Хоть я и являюсь мэром, я все равно вхожу в пул журналистов. Нам выделили этаж в здании бывшей телекомпании. Сейчас здесь пусто, никто даже толком не убрался. Какую-то офисную технику забрали с собой журналисты перед закрытием, что-то расхватали мародеры. Так что наш технический директор Иван, большой такой мужик, все поставил и наладил практически с нуля. Главное, он оборудовал эфирную студию, а также комнату для монтажа, где у нас сидит Валерия, режиссёр и монтажер из Москвы – низкого роста, шатенка, в левом ухе сразу несколько колец, работает быстро, но основательно, лишних вопросов не задает, скучает только по интернету и нормальному кофе.

Так как новости мы делаем не для внутреннего рынка, а для федеральных каналов в Москве, нам не нужно делать ничего, кроме 1–2 выпусков новостей в неделю, что нам вполне по силам. Нам также достали чайник и микроволновую печь. Когда все на выезде, Лера может сидеть в целом здании одна в окружении чьих-то фотографий на стенах и перегородках между рабочими местами. По рабочим столам можно сказать, кто на них сидел: девушка-кошатница, парень-автомобилист или девушка-тусовщица.

Как мне объяснил Юра, Аркадий Максимович занимается исключительно пиаром. Военную операцию возглавляет генерал Тимофей Денцов и его штаб, а главным в городе (неформально) является некий Матвей Александрович. Никто точно не знает, откуда он взялся.

– Я не уверен, что у него есть настоящее имя или даже родители, – сказал про него Юра. – Так что он, скорее всего, из ФСБ. Другого руководителя в городе нет. Ну, конечно, можно выбить себе кое-что у военных, но реально всем тут заведует Матвей Александрович, а его лучше не злить. У него здесь абсолютная власть, так что он без суда и следствия может расстрелять тебя на главной площади, и никто ему и слова не скажет. Плюс есть ещё отряд «Русские витязи» – это острие меча нашей армии. Командует им человек с позывным «Монарх». Судя по описанию, он всё время ходит в темных очках, носит бороду и маленький нательный крестик в виде автомата Калашникова на серебряной цепочке.

Этой же ночью мне приснился сон. В нём я был одновременно действующим лицом и наблюдателем. Я снова жил в каком-то фантастическом мире, где действовали свои законы. Главным законом было правило «Жизнь за жизнь». В нашем УК или Конституции, точно не могу сказать, было прописано, что если человек хочет отнять жизнь, он должен дать жизнь. Так, если женщина решилась на аборт, она сначала должна спасти кому-то жизнь или создать ее. Она могла родить одного ребенка, чтобы иметь право убить следующего. Или же пожертвовать орган для кого-нибудь больного, например, отдать почку. То же самое касалось и преступников. Если кто-то совершил убийство, он должен был возместить ущерб, создав жизнь. Это можно было сделать разными способами, включая донорство органов или семенной материал. С третьей стороны были те, кто создал жизни больше, чем другие. Например, пожарный, спасший человека, мог совершить убийство. Это было как бы законно. И людей, которые спасли много жизней, все уважали и даже хотели выкупит у них право лишить кого-нибудь жизни, но закон это запрещал, зато такие люди могли стать киллерами. Только вот им пришлось бы доказывать то, что убийство было их личной целью, а не заказом, иначе плохо было бы всем. Короче, я не до конца досмотрел сон, но понял эти простые правила – если отнимаешь жизнь, тогда должен возместить жизнь.

Глава 8: Пенсионный фонд России

Аркадий Максимович нанял ещё девушку, специалиста по SMM, которая сидела в Москве. Я так понял, что в основном она работала интернет-ботом, а также принимала участие в нашем проекте, создавая профили в социальных сетях и какое-то подобие жизни. А наш дружный коллектив отправился на первую съемку – и сразу в Пенсионный фонд. Как я уже говорил, Евгений Кудряшов – лучший друг собак и пенсионеров, а так как с собаками тут не густо, мы пошли по самому активному электорату, словно у нас скоро выборы. Но ведь нам и нужно было создавать впечатление, что у нас самые обычные новости. А это значит, что нужно одновременно работать и делать вид, что работаешь, и ходить туда, куда все ждут, чтобы ты сходил, иначе могут заподозрить, что ты не настоящий чиновник. Если граждане увидят, что я реально что-то делаю или делаю что-то слишком усердно или правдоподобно, они могут это неправильно понять, а нам нужно было работать, но не слишком, иначе подозрительно.

Директор местного отделения ПФР готов был сотрудничать. Ему и семьям его детей сохранили квартиры, а также предоставили некоторые поблажки. Александр Викторович на вид был словно мумия в твидовом пиджаке. Он был очень худым, казалось, что он и руку мне протягивал с трудом. Но не потому, что я был ему противен (хотя этот вариант я тоже не исключаю), а потому что сил не хватало ее нормально поднять. Его кабинет был обставлен так, как я себе это и представлял – старые советские стены, много мебели из ДСП, шкаф с подарочными сервизами, какие-то несущественные грамоты, отдельный стеллаж с рабочими документами, портреты вождей, ковер и длинный стол для совещаний. В воздухе витал запах Советского Союза, который усиливался, когда ты шел по коридору, внутри которого гулом разлетался звук твоих шагов, словно в старом кино. Не хватало только печатных машинок на столах и кудрявых машинисток, без них ощущение было неполным.

По дороге до Пенсионного фонда я изучал пресс-релиз и свою речь. Мне предстояло сказать несколько слов в рамках пресс-подхода. Забегая вперед скажу, что кроме нашей камеры там никого не было, но Илью попросили подержать какой-то неработающий диктофон, чтобы казалось, будто там несколько журналистов. Информационный повод был выбран самый лучший – повышение пенсий. Согласно релизу, кроме индексации пенсий на инфляцию, правительство добавило ещё по 448 рублей пенсионерам-инвалидам и 224 рубля работающим пенсионерам. Я должен был сказать, что это отличная новость, что наши пенсионеры ни в чем не нуждаются, что уровень жизни растет, что сегодня пенсионеры получают столько, что могут без ущерба для себя помогать своим работающим внукам или ездить на отдых за границу. На мой взгляд, текст был не очень и явно написан каким-то хипстером в Москве, но я пока не знал, насколько я могу вмешиваться в процесс и спорить с Аркадием Максимовичем. Поэтому я просто все заучил. Также нам предстояло снять несколько планов того, как мы сидим за столом и приятно общаемся. Изначально думали ещё пару пенсионеров опросить на улице, но с этим было столько сложностей, что они не стали заморачиваться.

Мы сели друг напротив друга, как и положено в таких случаях. Юра велел нам улыбаться, но так, чтобы обстановка казалась дружественно-рабочей. Александр Викторович заметно нервничал, все время запинался, не знал, куда ему деваться, отвлекался, извинялся, снова запинался. Юра как мог его успокаивал, но от этого становилось только хуже.

– Хорошо, – говорил Юра. – 20 секунд поговорите о пенсиях, что-то рабочее, как вы всегда делали, вы же этим давно занимаетесь.

Через пару неудачных дублей, Юра предложил такой вариант.

– Ладно, вы не уходите со своих мест, а мы с оператором сейчас отойдем в сторону, нам надо кое-что обсудить.

На самом деле Юра оставил камеру включенной, так что я спросил у Александра Викторовича, какие пенсии здесь были раньше, как он тут руководил. Александр Викторович рассказал мне немного о своей работе, заметно ожил, расслабился. Потом Юра набрал достаточно материала, а затем был пресс-подход. Викторович уже немного отошел, так что 20 секунд наговорил. Я с улыбкой от уха до уха рассказал о повышении пенсий. Мне понравился такой стиль. Меня слушали, меня уважали. По крайней мере в моем воображении.

По дороге на телестудию, мы увидели несколько трупов прямо на дороге. Там было двое мужчин, кажется, и одна женщина.

– А полиции у нас нет?

– Есть, – ответил Юра. – Это они и сделали, скорее всего.

– За что?

– Не знаю, видимо, что-то нарушили. Может, пытались уехать, но их поймали, привели на площадь, и вот.

– А это законно?

– Легитимно, – отрезал Юра.

Валерия отлично смонтировала наш разговор с Викторовичем с архивными съемками каких-то довольных пенсионеров. Плюс ещё общие виды улиц города, по которому гуляют люди с детьми, и готов наш сюжет. Юра начитал закадровый текст, получился сюжет на 1:57 для вечернего выпуска по первому каналу. Это был немного волшебный момент – все словно замерли, затаив дыхание, будто мы прошли точку невозврата. В такой судьбоносный момент, будь то объявление о начале Второй Мировой войны или смерть важного человека, каждый должен запомнить, что он делал в ту минуту. Я, например, сидел на табуретке у маленького стола с микроволновкой и чайником, попивая растворимый кофе из пластикового стаканчика.

Запись отдали на флэшке Аркадию, чтобы он по своим каналам передал это в Москву. Он сам, конечно же, тоже отсмотрел материал и остался доволен. Только меня пожурил за то, что «выгляжу не солидно». Он пояснил, что я держусь не как начальник. И что тут удивительного? Мне надо ещё работать в этом направлении. Буду иногда давать указания. Хотя кому? Ладно, сам разберусь. Критиковать может каждый.

Ночью я не мог уснуть, а когда все же сон пришел, раздались взрывы. Здание немного потрясло, но ничего страшного не случилось. Я в трусах выбежал в коридор, где носились другие постояльцы, а также Лена, которая всем говорила лечь на пол у несущей стены. Я решил ей немного помочь, направился к ней, но меня снес какой-то толстый мужчина, наспех надевающий брюки на свои волосатые ноги. Потом взрывы прекратились. Все начали вставать с пола, я тоже.

Некоторые из нас вышли на улицу, чтобы посмотреть, что это было, хотя идея была так себе. Я решил посмотреть на все с балкона и увидел несколько горящих зданий. Как потом оказалось, сепаратисты завладели гаубицей, или чем-то таким, и нанесли удар по военной базе. Для военных это был укол, но зато в сердце. Однако, нашу обстановку это только усугубило. Денцов приказал усилить оборону города. Матвей Александрович увеличил число патрулей и арестов. Люди пропадали буквально с улиц. В такой обстановке, Аркадий выбил нам ещё бюджет, мотивируя это тем, что нам нужны альтернативные сюжеты – о войне. Его идею изначально не поддержали, но если ситуация вышла бы из-под контроля, то надо было оперативно на нее реагировать. И тогда были бы нужны сюжеты, в которых зрители четко бы увидели, кто враг и фашист, а кто освободитель и спаситель. Москва выделила деньги на вторую съемочную группу, но Аркадий решил справляться пока своими силами, хотя деньги лишними не были.

Юра в одночасье стал военным корреспондентом, работающим в мирной и военной редакциях. Каждые два дня мы должны были снимать обычные сюжеты, а раз в неделю – военные. Первые шли в эфир, вторые – в архив.

Первым делом Аркадий разработал таблицу, из которой было ясно, кто и с кем воюет. На стороне сепаратистов, или как их просто называли «сепаратов», были сплошь местные зеки, воры, оппозиционеры, либерасты, педофилы, аферисты и другие представители «пятой колонны». Для удобства их всех окрестили «сепараты», чтобы обезличить и выработать к ним ненависть, не привязанную к конкретным личностям. Против них были герои, мужественные мужчины, парни из простых семей, добрые и сердечные люди, которые не допустят насилия и фашизма. Последнее слово Аркадий употреблял часто, видимо, научился у кого-то.

 

Юре было поручено снять «внешку» – разрушенные сепаратами дома, убитых гражданских, изнасилованных детей (а Аркадий точно в прошлой жизни не был сценаристом?), окопы, воронки и пулевые отверстия. Илья должен был тоже самое сфотографировать, да так, чтобы потом ещё World Press за это получить.

У Аркадия на летучке был явный энергетический и творческий подъём, словно раньше его чем-то ограничивали, а вот теперь он делает то, к чему давно готовился. Девушка-SMM, она же Катя, должна была создать несколько десятков аккаунтов с полным набором друзей и фотографий, которые потом выступали бы против сепаратов, репостили новости про наши победы, выступали бы против сепаратизма вообще и фашизма в частности.

Вот только была одна проблема – у Аркадия не было главного злодея. В нашем случае это было не так важно, тут сама война и сепаратизм выступали достаточными злодеями, но для драматургии не хватало персонифицированного зла, которое Аркадий возжелал найти или выдумать. Он обязательно должен был быть фашистом, атеистом и гомосексуалистом. Тут же Илье поручили фотопроект «Разрушенные церкви Сибири» про церкви, которые приказал разрушить или взорвать наш пока ещё не существующий злодей.

– А мне что делать? – спросил я.

– Ты мэр.

– Нет. Я мэр, если нет войны. Какой может быть мэр на войне? Это же другой сценарий. Тогда нам целый кабинет чиновников нужен. В мирное время один мэр может ходить туда сюда. А в военное время всем руководят генералы, штаб, Москва. Допустим, все откроется, и нам понадобиться план Б – что будет с Евгением Кудряшовым?

– Я подумаю. Возможно, мы его оставим. Но надо прикинуть, что делает мэр на войне.

– Надо подумать.

Кажется, я отвлек Аркадия от действительно важных задумок своей жалкой персоной, но события принимали неожиданный оборот. Мы даже ещё на ноги не встали, а нам уже подбрасывают такие вызовы, с которыми ВВС бы не справились.

Глава 9: Генеральская дача

Я сижу на каком-то пеньке посреди поля, хочу закурить, но вспоминаю, что не курю. Я думаю о том, как давно здесь шли бои. Я вижу несколько воронок от мин, брошенные на дороге искореженные машины с разбитыми стеклами, словно в фильме про зомби-апокалипсис. И посреди этого как бы естественного пейзажа, стоит съемочная группа нашего телеканала. Словно инопланетяне высадились на поле и стали снимать шоу о своем приземлении. Только вот прилетели они аккурат под зомби-апокалипсис. Плохой сценарий для фильма.

Аркадий лично руководил съемками, попутно набрасывая что-то в своем планшете или играя там в игры. Юра брал интервью у местной жительницы, которая сбежала от ужасов войны. Ее Аркадий нашел в местном театре, который, по понятным причинам, уже закрылся. В первый раз, когда оператор Костя начал съемку, она очень уж переигрывала, словно ее только что пытались изнасиловать сепараты. Даже Юра смекнул, что это перебор и уговорил ее умерить энтузиазм. Актриса, а ее кажется звали Юлия, настроилась и сократила старания вдвое.

– Ой, они пришли, разграбили все магазины, запретили людям выходить на улицу, а тех, кто выходил, убивали на месте, дома сжигали. Я взяла в охапку детей и сбежала, чтобы просить помощи у армии. У меня мама – инвалид, пришлось её пока оставить, но я за ней вернусь, если они её не затравят газом.

И это была ещё умеренная версия её речи! Я уже говорил, что видел людей, которые слишком стараются. Как та актриса, которая играла на митингах. И эта в поле тоже актриса. Может, это одна и та же? Надо бы запомнить ее лицо. Затем наши ребята сняли внешку, а потом мы погрузились в «Газель» и отправились в расположение нашей армии.

Командующий войсками генерал Денцов в съемках участия не принимал. Нас встретил сержант Попов, который проводил нас в палатку, где нас ждал Матвей Александрович. Я до этого о нём только слышал, а вот теперь на секунду увидел. Прежде чем он выставил из палатки всех, кроме Аркадия, я успел заметить, что он был гладко выбрит, носил черную рубашку с красным галстуком, зачесывал волосы назад, постукивал ручкой по столу и смотрел на всех исподлобья. Я так понял, что между ним и Аркадием были некоторые противоречия. Ему не нравилось, что Аркадий получает поддержку из Москвы в обход его интересов. Их сферы влияния были различны, но Матвей был из тех, кто предпочитал держать все под личным контролем. И когда Аркадий звонил в Москву, выпрашивая что-нибудь для нашего дела, а потом Матвей узнавал, что он должен содействовать Аркадию, то очень злился.

Мы с Юрой, Костей и Ильей присели на какие-то ящики с угрожающими надписями. На секунду мне захотелось стукнуть по ним молотком или чем-то таким, чтобы раздался большой взрыв и нас разнесло, как в мультфильме. Юра и Костя тут же взялись курить, Илья просматривал на экране фотоаппарата снимки, сделанные на поле брани. А я смотрел, как лысенькие солдатики перетаскиваются какие-то ящики, мешки и вообще все, что прикажут. Лица у них были несчастные. Я представил себе, что где-то в небе летает дрон, который смотрит на нас беспристрастно, но может убить в любой момент, если ему что-то не понравится. Прямо как…

Аркадий вышел из палатки изрядно на нервах. Раунд закончился либо победой Матвея, либо ничьей. В этот момент я понял, как мне получить роль, которую я заслуживаю.

– Как прошло, – спросил я, заранее прогнозируя ответ по лицу Аркадия.

Нам разрешили снимать, выделят пару ребят, которые, правда, ещё не были в бою, но мы с ними поработаем, текст разучим, и нормально будет.

– А что вам сказали?

– Ничего не сказали, я со всем разберусь.

Аркадий отошел в сторону, а я за ним. Встал рядом и говорю:

– Да что он понимает в нашем деле. Вы это все организовали так, как он бы не смог. Вот он и быкует.

– Точно. У нас есть все права быть здесь, так что его слово тут не главное. Он сам всего лишь функционер, так что если ему скажут – он сделает.

– Давайте за работу?

– Ага.

Конечно, это была прямая лесть, но я не собирался вставать с ним на одну ступень, мне нужно было держаться на одну ступень ниже. Это достаточно доверительная ступень, сохраняющая рабочие отношения. А кто не любит небольшую лесть, когда он трудится и добивается результатов? Всем приятна маленькая похвала. Аркадия некому было похвалить сверху, как ему бы хотелось, поэтому он вынужден был общаться с нами.

Мы встали на краю базы, спиной к туалетам, поэтому некоторые бойцы, прежде чем зайти по нужде, десять раз оглядывались на нас и нашу камеру, не снимаем ли мы их. Нам выделили какого-то парня, который быстро доложил об успехах пехоты и достаточном количестве единиц техники. Мне было очень скучно, потому что я весь день не участвовал ни в чем. Один раз помог штатив понести, но это не великий повод для гордости. Скорей бы мы разделались с этим сюжетом, отправили бы его в архив Аркадия, а затем взялись бы за репортаж про работу мэра.

Едва я начал скучать, как к нашей съемочной группе подошел лысенький солдатик в очках, который уведомил нас, что генерал Денцов очень занят, но хочет пригласить нас к нему в гости. Явиться положено в семь часов вечера по такому-то адресу. Приглашена вся съемочная группа. Юра, в отсутствии Аркадия, вышел вперед и любезно принял приглашение. Молодой человек, похожий на хоббита, быстро удалился. Юра только развёл руками.

Рейтинг@Mail.ru