Иван Андреевич Вилесов
Чёрный
– Я теперь всё поняла… Мои глаза видят так ясно, как никогда.
Маша набрала Паше сообщение:
«Я теперь всё знаю. Это не случайности. Это всё Чёрт, которого мы вызвали. Он забрал всех, кто совершил обряд. Прости Пашенька… Я очень тобой дорожу. Я хочу, чтобы ты жил. Чтобы мама и папа жили. Вы все, живите, за нас, за всех нас, кто ушёл. Прости, что не со мной тебе придётся связать всю жизнь. Надеюсь, меня и мама с папой простят. Прощай»
Отправив это сообщение, девочка тут же выключила телефон. Она взяла кусок бересты со своим последним не зачёркнутым именем.
– Все мы с самого начала были обречены. Вот эти слова… Ты… Проклятый! Это ты написал их в книге! – обратилась девочка, глядя в черноту, в которой стояло нечто ещё более тёмное. Оно стояло и трепетало. Его шерсть вставала дыбом.
– Я не дам тебе больше никого забрать! Ни родных, ни близких, никого ты больше не получишь! Я последняя! Но мной тебе не владеть! – проговорила девочка в пустоту.
Маша не стала даже одеваться. Она взяла крестик, бересту, несколько свечей из церкви и иконку. Одну из свечей она поставила перед фотографией друзей, перекрестилась и ушла. Девочка знала куда идти. Туда, где её не станут искать. Началась сильная метель. Девочке она оказалась на руку. Маша услышала шумы, обернулась и увидела вдали мальчика, бегущего в сторону её дома. Маша поспешила.
– Замети мои следы, метель. Скрой звуки шагов моих, ветер. Накрой меня тьмой, ночь. Не должен меня никто заметить.
Маша краем глаза видела то тут, то там проскальзывающее очертание чёрта. Оно пугало её. Хотя мысли, что оно заберёт её самых близких, страшили поболе любого кошмара.
Глава 5 – година
Прощение
С тех пор прошёл год.
– Мы все впервые собираемся вместе. Я сейчас выгляжу совсем по-другому. Оно и к лучшему, новую жизнь начинаю. Моё лицо буквально по кусочкам собирали после аварии. Со счёта сбился, сколько было операций. А из-за проблем со спиной мне некоторые движения тяжело даются. Хорошо, что вообще не парализовало. Я тогда… Попрощался со всеми и до сих пор не знаю, как людям в глаза смотреть. На меня что-то нашло, я жить не хотел… Решил уйти, но не получилось. Пролежал в коме несколько недель. А очнулся совсем другим человеком и словно от кошмарного сна. Отец перевёз меня в хорошую клинику. Я думал, что он заботиться обо мне, но ошибся. Меня готовили для операции, зная, что я долго не проживу. А после ещё что-то хотели сделать. Вот только я пришёл в сознание, и при свидетелях ответил: «Ты растил меня на убой! Но я не твоя вещь! И останусь жить с бабушкой. У меня нет больше родных, кроме неё». Конечно, у него возникли проблемы. Это не то, о чём я мечтал и просил. Вернулся, в ноги своей бабушке упал и прощения просил. Она столько доброго сделала, а я так по-скотски с ней. Короче, я хочу исправить все. Я не надеюсь ни на чьё прощение. Хочу жить по совести и больше не прятаться за масками. Всё же второй раз родиться дано не каждому, – выпалил накипевшее Серёжа.
– И вы меня простите, пожалуйста, ребят. Меня тоже какое-то безумие накрыло. Не хотела ничего ни видеть, ни слышать. Всё в душе пылало, и я лишь думала, как сделать так, чтобы ничего не чувствовать. Надеюсь, меня Егор с Леной простят, что я встала между ними. И Лена, за то, что с парнями заигрывала, что тебе нравились, и за историю с братом Егора. Неважно, кто виноват. Я… заставила страдать, может, и сама того не понимая… Глупая! Совсем боль тогда захлестнула, и я не могла ни о чём думать. Пошла дурная, сама не зная, куда. Ноги отморозила, спину застудила… Но меня нашли и долго отогревали. Говорят, я до деревни по соседству дошла прямиком через несколько полей и перелесок. А я и не помню. А потом неделю – другую бредила. В больнице долго лежала. Ох… Заставила родителей же поволноваться. Зато сейчас всё хорошо. Я отпустила всё от себя и стало легче. Кстати, и Катя нашлась! Я просыпаюсь как-то утром, а в постели Катька спит! Я бегом звать маму. Катя проснулась и говорит, что не пропадала ни куда. Спрашивает про Новый год, а мы ничего не понимаем. Для нас столько времени прошло, а она словно одну ночь только проспала. Мы ничего не поняли, но теперь у неё на шее всегда мамин подарок с меткой на случай, если она снова захочет пропасть, – Аня вздохнула и продолжила: – Простите меня…
– Ань, ты чего! – перебила Аню Лена. – Это я виновата! Я завидовала тому, как у тебя всё хорошо… У меня же… Я не говорила. Меня отчим избивал, а матери было всё равно. Я всегда лишь мешала ей. Меня тогда машина сбила. Я в реанимацию попала. Из-за путаницы долго не могли связаться с родителями. А они и искать не собирались. Но потом меня мама увидела прикованную к больничной койке, и в ней что-то сломалось. Она, не задумываясь, бросила своего… В общем, она, лишь почти потеряв меня, изменилась. Никогда не забуду, как она сидела с моим телефоном в руках и сообщением, которое так и не отправилось. Плакала и извинялась… А ведь она никогда у меня не просила прощения, а тут такое… Вот я и завидовала тебе, Нюточка… Завидовала, как у тебя всё хорошо, и как у меня всё было плохо, и даже не понимала, как я поступаю с тобой. Тварь такая, выплеснула на тебя всю боль, что скопилась… Прости, пожалуйста… Я знаю, как Егор любит тебя, а ты его. Я хочу вам, друзьяшечки мои, лишь счастья! Люблю вас всех… Не могу без вас, дураков!
– Не ты одна делов натворила… – втиснулся в разговор Егор. – Я-то как виноват перед вами! Что же натворил… Наговорил лучшему другу такое… Я ведь всю злость, всю желчь, что в душе скопилось, вылил… На кого? На совершенно беззащитного человека, которому нужно было услышать слова поддержки. А я ещё больше его в грязь втоптал. Его и его чувства. А перед тобой, Аня, мне никогда не получить прощения за своё предательство… Прости… Я правда искренне полюбил тебя. И мне очень было хорошо с тобой. Прости, Лена, что не говорил об этом, скрывал и боялся. Я ведь, девчат, вас обеих люблю! Странно это, но люблю.
– А я знала, – улыбнулась Лена. – Что с тобой-то тогда случилось, ты-то куда пропал?
– Проблемы у меня были, о которых я никогда не говорил. Банда тут была местная. И меня они за вещь держали и угрожали, как могли, деньги вымогали. Ни за что, просто так. Хочешь жить – плати. А потом стали намекать, что так же будут и с Леной и Аней поступать, и я уже не смог это переварить. Я уже давно планировал и подготовил всё. А тогда просто сработал пусковой механизм. Я сломался и… – Егор замолчал, вспоминая те события.
– Если не можешь, не говори, – взяла его за руку Аня.
– Скажу… Я взял отцовское ружьё в ту ночь и пошёл в школу. Там эти скоты накинулись на паренька. Потом как в тумане всё. Но мне сказали, что нашли меня ещё живого. А тех нет. Паренёк сказал, что я защищал его и себя, а после выстрелил в себя. Но тут произошла странность, я жив. Хотя травм получил немало. В общем, чудо, в рубашке родился. Свет, а с тобой что случилось?
– А у меня отказал один из органов. А у родителей проблемы с деньгами. У меня не гастрит был, Даш, как я говорила. Я постоянно терпела нескончаемую боль… Но душа болела больше. У нас денег не было ни на что, даже на еду. Я приходила домой и врала, что поела у Маши… Или ещё у кого из друзей. Чтобы… родители могли перекусить. Они всё тратили на лечение, а денег на пересадку всё равно не было, и я уже устала и не могла терпеть и так жить. Мне в любом случае оставалось не долго, так что какая разница, днём раньше или позже. Я наглоталась таблеток. Но перепутала и выпила не те. Так что меня спасли. А потом, как оказалось, отец получил очень крупную сумму за свой проект, да и родственники помогли, кто чем смог, и друзья. Мне сделали операцию по пересадке. Даша… Прости что не говорила тебе. Ты моя лучшая подруга. Не хотела тебя расстраивать.
– Света, ну зачем ты так! А я-то ведь думала, тебя родители бьют! Я видела синяки. Теперь понимаю. Это просто твой организм уже переставал справляться… А у меня… Я упала с обрыва, – улыбнулась Даша. – Но осталась жива. А мои родители… Они пили, не переставая, пока чуть не похоронили меня. С того момента за весь год ни капли. Это даже пугает. Я ведь столько раз пятый угол искала! Столько раз по ночам не спала! Сколько ругани было! Я сейчас не могу смотреть адекватно на выпивших людей, меня трясти начинает. А тогда мне уже жить не хотелось… Даже не думала, что так моё желание исполнится.
– Не понимаю я только, куда из моей жизни целая неделя исчезла между тем, как я ушла и тем, как меня нашли… – поделилась Аня, но тот же вопрос и остальных ребят.
– Паша, а Маша-то где? Когда придёт? – спросила Аня.
– Сидите вот тут вы все у неё дома и не знаете, что с ней было? Неужели всё это время было неинтересно, с кем что случилось? – спросил ответом Паша.
– Ну, меня тут не было, я только вчера приехал, – оправдался Серёжа.
– Что-то как наваждение какое-то. Ведь и правда, почему-то мы ни разу за всё это время не пересекались даже случайно на улице… – подумал Егор.
– Похоже, каждый из вас так был рад своим исполнениям желаний, что они оказались важней вашей дружбы… – укорил Паша, от чего все ребята поникли.
С кухни к ребятам пришла мама Маши и принесла выпечку. Паша помог ей принести чай для ребят.
– Скажите, где Маша! Что с ней? – забеспокоились ребята спрашивая Маму Маши.
– А что тут говорить…
Трагедия
Год назад…
Уже давно встало солнце, и весело пели птицы. Сторож увидев, что калитка ограды открыта пошёл проверять и искать причину.
– Ох да когда же кто-нибудь что-то сделает с этой стаей псов?! Они же совсем дикие. Снова ждут, пока кого порвут. Так… Вот, – мужик взял в руку стальной прут, чтобы при случае было чем отбиться.
– Странно, не похожи на собачьи, – подумал он, разглядывая переметённые следы. – Они таких не оставляют.
Сторож дошёл по следу до вырытых могил. Он смотрел на могилы не с удивлением или непониманием. Его пробрал страх. Ведь вчера их не было. Ни следов, ни ям, лишь заметённая земля. Он подошёл и стал заглядывать в них.
– Как же это так? Кто и когда мог их вырыть? Не бродячие же собаки… Ведь не было их! И не просил никто копальщиков. Кто-то лежит что ли?! – сторожа пробрала дрожь.
Он спрыгнул в первую яму и стал разгребать нападавший за ночь снег. Но это оказался лишь сугроб. Сторож вылез и пошёл осматривать другие ямы. И в одной он увидел укрытую снегом фигурку девочки. Снег лежал на ней так, словно одеяло, скрывая всё, кроме лица.
– Ох, господи! Что же это! Как это?! – бормотал он, спускаясь в яму.
– Господи… Это же девочка! – он стряхнул снег и прикоснулся к ней, её тело было ледяное и окоченевшее. – Мертва… Совсем юная и такая красивая… Что же такое-то… Почему? Надо в скорую! Не, в полицию! Ох, как же, как же так, как же так! – сторож позвонил и в скорую, и в полицию.
Стоял он в могиле и смотрел на застывшую навеки прекрасную девочку. В изголовье иконка и несколько свечей. В руке мёртвой хваткой пальцы держат старую книгу, на груди лежит кусочек бересты, чуть ниже крестика. Сторож взял и развернул бересту. На ней были семь строк на непонятном языке, и только последняя зачёркнута. А в самом низу ещё одна надпись, только уже написана не углём, а кровью: «Жертва принята». Сторож выронил бересту из рук.
– Кто же такое мог с тобой сделать! Изверги! – сторож перекрестился, зажёг свечи над головой девочки и стал читать молитву за упокой.
Ранее, прошлой ночью…
Маша тихонько прокралась через ограду и проскользнула на кладбище. Началась сильная метель. Девочке стало совсем трудно идти. Но её худенькие ножки делали шаг за шагом в самый дальний конец кладбища. Руки и ноги уже совсем замёрзли и еле шевелились. Наверное, попади она сейчас в тепло, то от согревания всё тело бы заныло под сотнями игл. Но она уже никогда не почувствует тепла. Не услышит тёплых слов. Для неё наступит небытие. Её больше не будет. Так она решила и, пока шла, не думала о себе. Она думала о тех, кого любит и тех, по кому скорбит.
Продрогшая, отморозив ноги, она остановилась на краю кладбища.
– Что же это такое? Тел ещё не нашли, а могилы уже выкопаны! Одна, две, три… их семь! Совсем недавно, ещё снегом почти не замело.
Маша могла бы и заплакать, но слёзы уже все выплаканы. Она хотела было закричать, но голос осип, да и сил не осталось. Давит лишь тяжкий груз на душе не камнем, а огромной горой и никак от него не избавиться.
– Вот… Эта будет моей… – глубоко дыша, прошептала и даже улыбнулась Маша. – Колыбелью.
Она тихонько скинула бересту с иконой и свечи. Затем спрыгнула сама. Девочку всю трясло от холода. Она с трудом смогла поставить и зажечь свечи, а рядом поставила иконку. После Маша легла и расслабившись стала смотреть в небо.
– Какой красивый снег, и даже не холодный.
Её трясло от холода и ломило кости, но она лежала и терпела. Вскоре девочку перестало трясти.
– Как вдруг стало тепло, жарко. – Но она продолжала дальше лежать. – Матушка метель, укрой меня своим пуховым, белоснежным одеялом. Какое оно тёплое. Теперь можно и заснуть. Я так устала… – Маша прикрыла на мгновение глаза.
Когда же раскрыла их, увидела своих друзей. Они все тут, рядом. Маше стало легко и тепло на душе, она улыбнулась.
– Я не одна. Скоро буду с вами… – едва слышно прошептала Маша, и закрыла глаза.
Реквием
В доме Маши больше нет раскиданной после занятий одежды. Мать больше не готовит ужин с запасом, зная, что ночью кое-кто шастает к холодильнику. Отец никого не возит в бассейн. Тут больше не живёт девочка, что улыбается с фотографий вместе с родителями. На её страничке больше не появляются новые посты кроме тех, что оставляют те, кто её знал со скорбными текстами. Мы часто узнаём всех, кто нас помнил лишь тогда, когда нас не станет. Но нам тогда уже это не нужно.
Паша пришёл сегодня к Маше в дом. Он не мог и не желал её забывать. Для него время остановилось. Для него жизнь – это ожидание встречи с ней. Он не мог ничего делать, не думая о ней. Его чувства к ней никогда не изменятся. Может, он и будет встречаться и даже испытает тёплые и нежные чувства к другой. Но уже никогда и никого не полюбит так как её.
– Желания ваши… – процедил сквозь зубы. – Достались вам ценой жизни МАШИ! – Паша вскочил и перешёл в крик. – Так что помните теперь, кому вы этим обязаны! Все вы просили смерти, но получили жизнь! Да ещё какую! А что получила она? Она отдала свою жизнь, чтобы жили вы! Её нашли замёрзшую насмерть в одной из семи вырытых для всех могил! Она не хотела умирать! Она хотела жить! Она так скорбела по вам, за несколько дней выплакав все слёзы! Я долго думал почему все, кроме неё, живы остались, почему все, кроме неё, получили желаемое… Потому что с самого начала ему нужна была лишь одна душа! Все наши жалкие жизни в сравнении с её душой… Да, настолько наши душонки ничтожны! Она готова была и пожертвовала всем и своей жизнью, и своей душой, чтобы спасти вас… На дне валялся кусок бересты… На ней ваши имена и лишь Машино зачёркнуто, а снизу надпись!!! ЖЕРТВА ПРИНЯТА!!!
Никто из ребят об этом не знал. Все молчали. По щеке Паши поползла слеза. Он обессиленно плюхнулся на стул.
– Я видел её бездыханное тело… Такое хрупкое и прекрасное, но в деревянном ящике… Нет, смерть не похожа на сон. Сон живой, и наполнен теплом. А лежащее бездушное тело – это совсем иное… Я никогда это не забуду… – Паша немного помолчал, а потом продолжил: – Теперь я понимаю, почему чёрт был изображён без кончика хвоста. Этот конец растворяется в воздухе. Он врастает в сам воздух и поглощает свет. Он погружает мир во тьму и разум человека во мрак и гнёт. Все ваши случаи и случайности, это не случайности. Это то, чем пользуется то, чего лучше никогда не касаться. Ту книгу Маша держала в руке. Хотя никто не может сказать, как она там оказалась, ведь она хранилась в церкви в специальном месте. Да и кто могилы вырыл, тоже непонятно. Маша так и не отпустила книгу. Настолько крепка была её хватка. Они словно слились и стали единым целым. Было решено оставить книгу с ней. Таково желание Маши, унести её с собой и не дать больше чёрту власти через книгу. Так что больше никто и никогда ей не воспользуется.
– Не далась она чёрту! Не получил он её! Чувствую я, что сейчас она с нами. Стоит где-то тут и радуется за нас. Радуется и смеётся что живы мы, что всё у нас хорошо, что счастливы мы… Ко мне она каждую ночь во сне приходит. Утешает так меня.