Иван Александрович Мордвинкин
Притворная искренняя улыбка
Но Фёдорыч тягостно вздыхал, опуская руки от безысходной тоски.
И каждую исповедь батюшка предлагал задуматься, что именно вызывает печаль. Фёдорыч задумывался, и причины отыскивались, но всякий раз иные: дети далеко живут, участок маленький, машина сломалась, лето слишком жаркое, осень слишком холодная. Да мало ли?
Батюшка молодой. Не так, чтоб юноша, но даже до сорока ещё жить да жить. И чувствовал, что нечего ему предложить пятидесятилетнему мужику, попробовал уже всё, что мог. В ход пошли эксперименты.
– А давайте попробуем, – задумывался батюшка перед прописыванием очередного рецепта, как это делают в сельских поликлиниках – наугад почти. Дальше следовал совет.
Фёдорыч внимательно выслушивал, задавал наводящие заинтересованно, дома скрупулёзно исполнял. А на следующей исповеди снова вздыхал:
– Вы меня простите, батюшка…
– Что, не помогло? – вздыхал и батюшка.
– Не помогло.
Батюшка снова вздыхал, но уже о себе: сам-то он не печалился, любил он жизнь, нравилось ему всё. И Земля, и страна, и семья его, и эта сельская церковка, и приход, и Фёдорыч. А как помочь?
В одну из таких суббот батюшка снова возложил на непокойную главу Фёдорыча свою неопытную епитрахиль.
