Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Ночь музеев
Глава десятая.
– Какая это еще Варенька? Откуда взялась? Почему мне не доложили? – Вздулся Степан Васильевич, чувствуя, что теряет свою временную власть вместе с приобретенными полномочиями.
– Ее привели сюда еще когда господин начальник был здесь, – отчитывался дежурный, – кажется она пыталась украсть ребенка у одной знатной дамы. Господин начальник велел бросить девчонку в камеру пока все подробности дела не будут установлены.
– Вы знаете эту девчушку? – Нахмурил брови Степан Васильевич, обращаясь к мистеру Фредерику.
– Мне нужно удостовериться… не могли бы вы провести меня к ней?
– Сию минуту…
– Стоять! – Вспылил заместитель начальника, – сперва закрой решетку за Андерсоном, болван.
Высвободив Андерсона и заперев решетку, дежурный повел мистера Фредерика и остальных за собой к другой камере, но то ли память подвела дежурного, то ли его рассеянность проявилась как нельзя некстати, и дежурный ошибся камерой и резко повернул в противоположную сторону. Вскоре увидев женскую фигуру, он остановился против нее, где его нагнали остальные.
Варенька стояла посреди камеры пребывая в горьком смущении и придерживая рукой свой локоть так словно там находилось ранение. Ее женственные глаза блестели от невысохших слез, ресницы и те были влажными. Нижняя губа подтягивалась подбородком к верхней. Только потемневшие от полумрака глаза оставались все так же тверды и взирали без какого-либо страха и робости на каждого стоявшего перед ней человека.
– О, юная душа, неужели то, что о тебе говорят правда? – Спросил мистер Фредерик.
– Кто она такая? – Дернулся Степан Васильевич.
– Я не пыталась никого украсть… Я стояла на мосту и ко мне пристал какой-то мальчик… он увидел, как я плачу и сказал… сказал… я уже точно не помню, но он назвал мне ваше имя мистер Фредерик… его окликала женщина… его звали… кажется Гриша.
– Гришенька! – Повысил голос мистер Фредерик, – но как же так получилось, что ты оказалась здесь?
– Он не хотел идти к этой женщине, называл ее плохой… а я… я спросила его разве он не любит свою мать, а потом я отвернулась от него, но он вцепился мне в руку… а люди… люди подумали будто я пыталась утащить его за собой…
– Какое недоразумение! – Удивился мистер Фредерик.
– Андерсон голубчик как вы себя чувствуете? – Прошептал Михаил Ильич Андерсону.
– Мне кажется эта девушка невиновна господин руководитель. – Сонно вымолвил Андерсон.
– Вздор! У нас здесь каждый второй невиновен. – Произнес Степан Васильевич.
– Послушайте произошло ужасное недоразумение, – начал мистер Фредерик, – я знаю эту девушку и знаю мальчика которого она как будто бы пыталась похитить и все это вышло страшно глупо…, да ведь вы совсем не знаете Гришеньку, он озорной мальчуган, очень чувствительный, проникновенный, но и потому очень непослушный, своевольный… вы должны выпустить эту девушку из заточения, она ни в чем не виновата.
– Ба! Вот тебе на! А может мы тогда каждого выпустим? – Рявкнул Степан Васильевич.
– Да! – Воскликнули заточенные.
– Молчать! Никого выпускать я больше не собираюсь, а будете мне ставить свои паршивые условия я и вас сюда мигом упрячу! – Разозлился заместитель начальника.
– Однако, послушайте… – поднял правую руку с поднятым указательным пальцем дядя Вадим, – все это кажется совершенно немыслимым, если бы не было правдой. Эта девушка, Варенька, нужна нам не меньше, чем Андерсон и вот по какой причине: она поет сегодня арию, разве вы ее не узнали? Она известная певица, чуть ли не лучшая в Европе, мистер Фредерик конечно же упустил это из своего внимания, на его месте я был бы ошеломлен ничуть не меньше, увидев ее в таком неестественном положении…
– Ха! Певица! Какая же она певица, раз в таких обносках ходит? Ну-ка разъясни? – Сделал свой ход Степан Васильевич.
– Все просто, – сказал дядя Вадим, переведя дыхание и чувствуя, что все совсем непросто, – Как вы это сказали, обноски верно? Сегодняшний вступительный концерт посвящен благотворительности и дают его соответственно бедняки. Нам ничего не оставалось кроме как заказать для госпожи Вареньки особенное платье, выкроенное специальными нитками, лучшим материалом, но все оказалось не то. Она выделялась посреди остальных бедняков и перед нами встала непосильная задача. Не может она одеваться как княгиня и стоять с бедняками. Но великолепная Варенька согласилась пойти на уступки, мы заказали ей превосходные обноски сшитые и привезенные прямиком из Парижа, наименование ателье я, пожалуй, утаю, мой Французский никуда не годится. Так наша Варенька облеклась в одежды бедняков!
– Почему же ее платье тогда изорвано? – Интересовался Степан Васильевич.
– Для пущего эффекта!
– Вы мелете чепуху!
– При всем уважении мне не удалось бы выдумать такого даже будь я стоящим болтуном. – Признался дядя Вадим, – вы не оставляете мне другого выбора. Эта девушка, Варенька, является нашим козырем в рукаве. Дело в том, что мы весьма наслышаны как Государь отзывался об ее выступлениях. Государь я бы даже сказал ждет ее сегодня как почетную и общепризнанную артистку и нам совершенно не хотелось бы огорчать его не так ли?
На лице заместителя начальника отразилась внутренняя борьба, это служебный долг давал отпор противоречивым доводам дяди Вадима, которые быть может и не соответствовали действительности, но несомненно были изложены чрезвычайно правдиво и безукоризненно складывались в единую целесообразную цепь, которую трудно было разомкнуть такому тугодуму вроде Степана Васильевича. Принятие жизненно важного решения, а то было вторым по счету за ночь весьма пренеприятно сказывалось на умственных способностях вышеуказанного заместителя. И в столь досадном положении, когда совсем не оставалось сил и мыслей к сопротивлению Степан Васильевич был вынужден пойти на компромисс сдав удерживаемую позицию.
– Отопри ее… – Едва выговорил заместитель начальника и откашлялся.
– Что простите? – Спросил, недоумевая дежурный.
– Отопри ее, чертов ты идиот! – Выпалил Степан Васильевич.
Варенька вышла из камеры и встала подле мистера Фредерика как услужливая, верная супруга, чувствуя себя в безопасности под его крылом. Андерсон внимательно изучал необычную девушку и недоумевал почему впервые видит ее, даже он поверил в восхитительную ложь дяди Вадима и потому никак не мог во всем разобраться. Михаил Ильич задумчиво наблюдал за тем, как дежурный запирает опустевшую решетку, он взял на себя ответственность нарушить сложившееся молчание.
– Мы не знаем, как отблагодарить вас господин заместитель. Услуга, которую вы нам оказали до безграничности благородна…
– Будьте уверенны, – перебил его дядя Вадим, – Государь одарит вас почетным орденом, когда узнает кто спас сегодняшнее представление.
– Нам нужно поспешить друзья мои. Я боюсь мы, итак, задержались. – Вставил не без неудобства мистер Фредерик.
– Стоять! – Чуть не выкрикнул Степан Васильевич к повернувшимся и направившимся к выходу людям, которым он оказал немалую услугу. Степан Васильевич подошел к дяде Вадиму на столь короткое расстояние что вполне мог уловить дыхание своего оппонента. Во взгляде его проглядывала злоба и отвращение, но было и нечто третье: пугающая проницательность, лицезревшая человека насквозь. Каждый затаил дыхание. Казалось, еще немного и раздастся приказ схватить обманщиков и заковать их в наручники. – Заберите свой нож. – Вымолвил заместитель начальника и никто даже под присягой не смог бы объяснить того, как тот оказался у него в руке протягиваемой дяде Вадиму.
– Благодарю вас. – Отозвался дядя Вадим.
– Дежурный! Выпроводи этих господ и даму отсюда. – Указал Степан Васильевич.
– Сию минуту.
Глава одиннадцатая.
Кучер Михаила Ильича по имени Захар встретил выходивших из Петропавловской крепости отважных героев, которые сумели вызволить не только Андерсона, но к тому же еще и Вареньку из заточения, но Захар не спроста стоял в ожидании своего господина и на то было непредвиденное обстоятельство.
– Захар голубчик чего же ты стоишь ждешь, нам нужно поспешить… а куда подевалась карета, где лошади? – Потускнел вдруг Михаил Ильич.
– Прошу не взыщите с меня дорогой князь… – задрожал Захар, – меня ограбили, я кричал, звал на помощь… даже к вам ломился, но никто мне не помог.
– Как ограбили?.. – Прошептал господин руководитель.
– Средь бела дня? – Спросил дядя Вадим.
– Еще и рассвета нет, дядя Вадим. – Подсказал Андерсон.
– Мы ужасно опаздываем друзья мои. – Заметил мистер Фредерик.
– В самом деле ограбили милейший Захар? Вы готовы поклясться? – Не мог поверить Михаил Ильич.
– Трое… трое негодяев, по наречию было ясно что опьянелые школяры… вы ведь знаете, они на что угодно способны. – Оправдывался Захар.
– Трое школяров… плохо дело… – Прошептал Андерсон так что никто не услышал.
– В таком случае ничего не поделаешь. Мистер Фредерик прав, нам нужно поторапливаться. – Решительно произнес Михаил Ильич, утаивая внутреннюю обиду.
– Как вы себя чувствуете Варенька? У вас ранение? Вы держитесь за локоть. – Осведомился мистер Фредерик, стараясь быть учтивым.
– Нет, я… мне порвали платье, мистер Фредерик.
– Захар, а где ваш второй башмак мой дорогой? – Спросил Михаил Ильич.
– Эти школяры унизили меня, они потешались надо мной, вот я им покажу, когда поймаю! – Признался Захар.
– С одним башмаком это вряд ли получится. – Заметил дядя Вадим хохотнув.
– Мистер Фредерик, – обратился Андерсон, – я должен объясниться… но понимаю, что у меня нет оправдания. Мне очень стыдно что вы попали в такое положение из-за меня. Я не должен был напиваться в тот вечер и уж тем более чудить беспорядки. Если бы не я вашу карету бы не украли господин руководитель, мне очень жаль, что я всех подвел.
– Не стоит отчаиваться раньше времени мой мальчик, худшее уже позади, но у нас все еще остались невыполненные обязанности перед людьми. Как ты помнишь мы даем сегодня благотворительный концерт, с нас все начинается мой друг и поэтому нам следует поторопиться. Андерсон послушай меня внимательно, на тебе стоит непосильная задача, сегодня ты будешь дирижировать, но не обольщайся, не принимай близко к сердцу свое положение! Заставь их играть так чисто чтобы в воздухе разлился спирт! Вытяни руку к небесам и прихвати оттуда пару муз и ангелов, они бы нам не помешали. Сорви с ветвей пару дремлющих птиц. Пускай одна рука держит темп, вторая гармонию, а когда придет время соедини свои руки воедино! Так-то мой мальчик, а теперь идем. Нельзя терять ни минуты.
Действительно путники ускорили шаг торопясь навстречу важному мероприятию, и Владислав Романович хромая от усталости преследовал их так же проворно как опытный следопыт, наткнувшийся на верные следы. Ночь светлела. Тусклое оранжевое марево вперемешку с мутной серостью напоминало наложенные друг на друга краски на палитре поспешного художника. Темень небес помутнела и все же становилось светлее. Деревья и здания оставались безучастными и обездвиженными лишь ветерок на подобии легкого сквознячка щекотал некоторые листья. Близясь к Дворцовой площади все оборачивалось вспять. Гул возрастал вместе с количеством людей. Повозки и кареты грохотали о камни. Слышались бранные возгласы. Кто-то свистел. Настраивались скрипки. Давались указания. Служащие отстраняли толпу от музыкантов. Зажигались огни, которые отсвечивали от окон Эрмитажа. Шум становился неприятнее. Представление приступало к началу.
Глава двенадцатая.
То, что предстало перед Владиславом Романовичем на Дворцовой площади было неподвластно описанию и все же пройти мимо обрисовки сего празднества было бы немыслимой небрежностью. Первыми бросались в глаза кучера и извозчики, которые никак не могли проехать, поделить освободившееся место или назначить приемлемую цену. Повсюду сновали торговцы, завернутые в длинные плащи, вмещавшие в себя столько товара что невольно оттягивались вниз и волочились за своими хозяевами по пятам. Выделялись и аптекари что ходили, предлагая чуть ли не каждому свои запатентованные лекарства. Нельзя было не заметить попов, сбиравших милостыню и монахинь, преследующих ту же цель. Здесь были крестьяне, рабочие, военные, мужики, семьи с детьми, няни, слуги, домработницы, врачеватели, больные, чахлые, обездоленные, изгои, художники, писцы и поэты. Каждый счел нужным явиться, каждый отложил дела, сон, любовницу и каждый знал, что теряет, но ночь музеев была особенной ночью, она напоминает ночь, в которой упрятано северное сияние и если присмотреться или прислушаться, то действительно можно было увидеть, услышать, ощутить это незримое великолепие, праздник, расправивший крылья. Каково наслаждение находиться посреди родного города с людьми называвшими себя Петербуржцами! Какого это ждать оглашение начала праздника и тишины, непременно образовавшейся бы после этого оглашения? Сие затишье константно ведет к чьей-то речи, иногда это слова благодарности, но все чаще просто бессмысленная речь, обращенная к народу, жаждущему чего-то большего пустых и томительных речей. В обращении к гражданам как это обычно бывает участвуют несколько человек и по настоятельным просьбам Михаила Ильича мистеру Фредерику также предоставили слово как почетному члену преподавательской организации просвещения, члену Петербургской филармонии, организатору благотворительных концертов и как человеку, посвятившему свою жизнь музыке и благотворительности.
Когда мистер Фредерик занял позицию оратора послышался чей-то слабый голосок:
– Смотри, там мистер Фредерик! Я же говорил, что он сегодня придет! – То был голос юного Гриши.
Тем временем мистер Фредерик откашлялся и произнес короткую речь пользуясь сложившейся тишиной:
– Добрый вечер друзья мои. Я очень рад что мне предоставили возможность принять участие в этом удивительном представлении. Дамы и господа мне хотелось бы сказать вам одну необычайнейшую вещь, но я боюсь, что у меня совершенно не хватит на это отведенного времени, а потому выслушайте не меня, но людей, которые удостоились чести играть для вас замечательную музыку. Позабудьте слова дамы и господа и не переговаривайтесь если в этом нет необходимости. Раскройте грудь и навострите уши, и я желаю вам приятного вечера, спасибо!
Казалось, даже воодушевляющая речь мистера Фредерика не могла пробудить дремлющие сердца людей, к которым он обращался. Ему хотелось, пользуясь случаем напомнить им о том, как важно слушать и вникать в какое бы то ни было произведение. Он жаждал сообщить им значимость всякой мелодии, но был бессилен против времени и невежества, которые точно обратились против него. Одного было недостаточно, второго слишком много и не оставалось ничего иного кроме искренности и благосклонности с его стороны, и он сделал все возможное что мог.
К тому моменту, когда море бессмысленных слов, обращенных к бездушной толпе, иссякло у тех, кто ими был преисполнен, настал черед томительного ожидания, в котором мистер Фредерик давал свои последние наставления ученикам и оркестру, не позабыв предостеречь Андерсона от присущей ему пылкости. И не смея больше задерживать представление мистер Фредерик сошел со сцены и передал свои полномочия людям ответственным за распорядок действий. Итак, концерт начался.
– Гляди Чистоплюй, там же Андерсон палочкой машет! – Заметил Скряга.
– Не говори ерунды, тебе лишь бы выкинуть что нибуть этакое. На кой черт мы сюда явились? – Ворчал Чистоплюй.
– Скряга дело говорит, один в один Андерсон. – Подтвердил слова Скряги Борзый.
– Где? – Спросил Чистоплюй, встав на носочки и выглядывая из-за шляп и париков впередистоящих.
– Гляди в самом центре, зуб даю это он. – Сказал Скряга.
– Зуб даешь? – Переспросил Борзый, – тебе даже похлебку для брата жалко, а здесь вот как запел. – Возмутился Борзый.
– Это не Андерсон. – Заявил Чистоплюй, – я знал, что ты туг на ухо Скряга, но не думал, что к тому же еще и слеп на оба глаза.
– Борзый сказал, что один в один. – Оправдывался Скряга.
– Вот что, – решительно произнес Чистоплюй, – я подойду ближе к сцене и если это не Андерсон, ты Скряга, если нас сцапают, возьмешь вину на себя за карету.
– Идет! – Скряга издал горловой звук и плюнул себе на ладонь, которую протянул Чистоплюю. Чистоплюй проделал ту же замысловатую процедуру и пожал руку Скряге.
– Я скоро вернусь. – Сказал Чистоплюй, пробираясь через толпу вперед.
– Забыл спросить, а что будет мне если это Андерсон? —Спросил Скряга вслед Чистоплюю.
– Отдам тебе свой счастливый рублевый. – Крикнул Чистоплюй.
– Хорошая сделка. – Похвалил Борзый Скрягу.
– Хороша тем, что я прав. – Хвастал Скряга.
Глава тринадцатая.
Все это время Варенька старалась не терять из виду мистера Фредерика, но как только он отдал последние указания и сошел со сцены люди гурьбой обступили его со всех сторон и случилось то, чего Варенька больше всего боялась, она потеряла его, лишившись той опоры, которая вселяла в нее доверие и безопасность. Варенька начала глядеть по сторонам, как потерявшийся ребенок она вглядывалась в невозмутимые лица, которые отталкивали ее и словно бы говорили ей: «чего уставилась девица?». Ей не хотелось снова чувствовать себя брошенной и не хотелось думать будто мистер Фредерик бросил ее, потому что забыл о ней, но порой очень трудно контролировать ход мыслей, находясь в столь волнительном положении. К тому времени, когда отчаяние уже вовсю подобралось к Вареньке, она заметила мистера Фредерика, подходящего к ней, и не успел он подойти поближе как из-за его спины выскочил Гриша, который напугал Вареньку.
– Гриша, ты же знаешь мой мальчик что так нельзя поступать с юной леди. – Наставлял его мистер Фредерик, – прости его Варенька, он такой проказник. Я привел его для того, чтобы он извинился перед тобой, верно мой мальчик?
– Так тебя зовут Варенька? А меня Гриша.
– Гриша что ты должен был сделать? – Настаивал мистер Фредерик.
– Прости меня Варенька, я не хотел, чтобы так вышло, ты извиняешь меня? – Возбуждал сочувствие Гриша.
– Я не держу на тебя зла. – Ответила кротко Варенька.
– Нет, правда-правда мне не стоило так с тобой… я не хотел… я… я не знаю, как объяснить это, но мне очень стыдно, и мне хотелось бы… дружить с тобой.
– У тебя очень длинные ресницы… – заметила Варенька, – ты не похож на других ребятишек, можешь считать меня своим другом. – Улыбнулась она.
– Я очень рад что вы нашли общий язык. – Сказал мистер Фредерик, – а теперь пойдем мой мальчик, мне еще нужно объясниться с твоей нянюшкой.
– Мистер Фредерик не называйте ее моей «нянюшкой» при Вареньке, она… она мне никто. – Рассердился Гриша.
– Как скажешь… – сказал мистер Фредерик и замялся, припоминая что-то существенно важное, – Ах Варенька, ты не против если я ненадолго оставлю тебя?
– Ничего, я буду стоять здесь. – Мужественно ответила Варенька.
– Хорошо, я скоро вернусь. Идем Гриша.
– Пока Варенька! – Сказал Гриша.
– Пока Гриша. – Помахала рукой Варенька.
Как только мистер Фредерик ушел вместе с Гришей, к Вареньке незаметно подкрался тучный господин и произнес:
– Прошу прощения… мисс, кажется вас зовут Варенька? Не пугайтесь, меня зовут Вячеслав. Я слышал о вас от моего друга… офицера 13 полка, – при этих словах Варенька вспыхнула и залилась краской, – прошу прощения мисс, я…
– Ничего… меня с ним больше ничего не связывает. – Сказала Варенька, сдерживая слезы и отводя взгляд на играющий оркестр.
– Собственно по этой причине я и подошел к вам. Он просил передать вам чтобы, как только начнется «Rondo» вы подошли к одному тайному проходу…
– Я не хочу его видеть.
– Вам и не придется… то есть… я имел в виду что там очень темно в такое время суток.
– Тайный проход? В Эрмитаж? Который?
– Как вы знаете такие места бывают многолюдны… если вы действительно желаете этой встречи я попрошу двух друзей провести нас по одному из тайных ходов.
– А он?..
– А он будет ждать изнутри.
– Хорошо… я согласна.
