Ирвин Уэлш
Клей
Тут из клуба выходит Каролин Уркхарт со своей подружкой Эмми, с ними Терри и этот чувак из Лейта Саймон Уильямсон. Он вроде как дружок Рентона, и Томми, и Мэтти, а также братца Джо Бегби. Терри смеется, его рука лежит на ее талии, а Каролин глядит на меня, как будто я… хуй знает… ничто.
Тут я услышал крики, и все обернулись туда, где начался махач. Это дало мне предлог, чтобы съебать, и я пошел туда. Билли схватил меня за руку и говорит:
– Не суйся, Голли, это Дозо Дойл разбирается с чуваками из Клери. К нам это не имеет никакого отношения.
– Отъебись!
Я вырвался, вытащил перо, и вот он я. Тут я остановился и подумал: чего это я здесь делаю? Дозо мочит одного из Клери, а его дружки, заметив нож, поспешили удалиться. Перо сработало! Полмонт стоит себе, ничего не делает. Тот парень из Клери уже на земле, а Дозо пинает его ногами. Полмонт кивнул мне и потянулся за ножом, а я возьми и отдай. А он наклонился и разрезал этому чуваку щеку до скулы. Сердце у меня колотится, я вижу, как расходится кожа, и секунду ничего не происходит, потом рана заполняется, кровь течет.
– В Клери все гребаные мудаки! – кричит парню Дойл.
Парень сжимает свое лицо и говорит бред, без всякого смысла, а я стою и смотрю на него. А ведь это должна была быть драка один на один… Дозо и этот парень…
Я стою, как к месту прирос, а Полмонт сует мне в руку нож. Я беру его, не знаю зачем. Потому, наверно, что он мой. Полмонт посмотрел на меня и скорчил рожу, а Дозо покачал головой. Они заржали и пошли себе спокойненько.
Двое парней подошли ко мне, посмотрели на меня, на парня, на кровь. Ушли. Один из них что-то сказал, но я ничего не слышу. Парень, все еще сжимая свою щеку, посмотрел на меня и увидел в моей руке нож. Он посмотрел на меня с отвращением, как будто я зверь какой-то.
Я повернулся и дал деру через парковку, по аллее, на главную дорогу. Я бежал и бежал, останавливаясь, только чтоб перевести дыхание. Потом я выбросил нож в один из больших мусорных баков. Какое-то время я соображал, где нахожусь. Бежал я, оказывается, не туда. Я пошел обратно окружным путем, избегая больших дорог, пробираясь переулками и дворами домой.
Пошел дождь. Уличные огни отражались в иссиня-черном тротуаре, отчего у меня закружилась голова и стало подташнивать. Я застегнул свой «Харрингтон» и поднял воротник. Кишки с каждым шагом обжигает, как огнем. Каждый раз, услышав сирену или заметив полицейскую машину, мне кажется, что это за мной. Сердце выпрыгивает из горла, в жилах стынет кровь. Я вижу, как меняется город: за большими магазинами пошли особняки богатеев, потом многоквартирники, потом долго вообще ничего, потом двухполосное шоссе и за ним огни спальных районов.
Солдатская песня (девственника)
В воскресенье с утра мы шатались по магазинам на Стенхаус-Кросс. Я не люблю воскресенья, чем они дольше, тем херовей. Кроме как перетирать события субботы, делать нечего, и ты чувствуешь, как подкрадываются страх и депрессия, и так до утра понедельника. Однажды я спросил своего дядю Дональда, который работает на стройке в Рентокиле: «А когда заканчиваешь школу и идешь на работу, лучше становится?» Он просто покачал головой и рассмеялся надо мной, как будто говоря: да, становится просто охуенно.
Теперь, однако, еще утро, и субботние победы еще свежи в памяти. Особенно у вконец оборзевшего Терри. Он такой:
– От этой малышки, нашей однокашницы, у меня до сих пор залупа огнем горит. Ох, какая она мягкая телочка. – Он развел руки и медленно покачал бедрами.
Ничего он от нее не добился. Кто угодно, только не Каролин Уркхарт. Все он пиздит, этот гондон.
– А что же ты выступал, типа: «Пальцем ее не трону»? – говорю.
– Ну, – улыбнулся Терри, – я подумал, что теперь я работаю и неплохо было бы время от времени натягивать телочку из школы.
Билли явно поражен его брехней, и видно, Терри прямо упивается этим. Биррелл выступил на футболе, как настоящий пацан, собственно, он-то всех и сделал, ну, он и еще Джент, и не важно, что забрали Терри. При этом он никогда не подмазывается к Дойлу, как Терри. Думаю, что Билли запал на Каролин Уркхарт и Эмми Коннор. Как, впрочем, и все, что бы они там ни говорили, как Терри.
– Она же гуляла с этим взросляком, разве нет? – спросил он.
– Не, этот чувак ее прокинул. Он теперь с другой телкой гуляет. Так что я был как раз вовремя, полон сочувствия, чтоб она могла сесть на ухо… – осклабился Терри, – а также с полным сочувствия прибором, – засмеялся он и снова сделал несколько выпадов бедрами. – Мне бы отблагодарить этого взросляка, он научил ее делать в постели все, что надо. Я думал, она будет дергаться, зажиматься, как маленькая девственница, – он сплюнул «девственница», как «проказа», – но нет, чувак, видать, выбил из нее все это, дал ей наесться досыта, а тут и я подтянулся. Сучка сосет отменно. Ох уж это она умеет! Чуть всего меня не высосала!
Пиздеж.
Не стала бы она брать в рот грязную шишку потного ублюдка.
– А кто это свалил с ее подружкой? – спросил Билли.
Терри глотнул из бутылка «Айрн-Брю».
– Пацана зовут Саймон. Хороший парень. Он просунул Эмми Коннор меж сисек. Он друг брата Джо Бегби, этого упыря Франко, которого забрали вместе со мной. Надеюсь, я ничего не подцепил от малютки Каролин, ведь сегодня у меня воскресный ужин у Люси, а уж что после – известно!
– Она разве не рассердилась на тебя, что вас прихватили? – спросил Карл.
– Да этот мудила, ее папаша, пытается настроить ее против меня. Но дело в том, что это без понта. Если у девчонки случилось с Теренсом Генри Лоусоном, она уже испорчена, ей ничего больше не нужно, только самое лучшее. Им просто не насытиться! Стопудово!
Головастый упырь передал мне бутылку. Я замотал головой в отказ, он передал ее Карлу, тот сделал глоток. Тот весь такой собой довольный. Может, он таки присунул этой рыжей толстухе. Надеюсь, нет, потому что тогда получится, что я здесь единственный, кто еще не фачился. Билли давали Катлин Мюррей и сестренка Терри, Ивон.
Мэгги Орр, из парадной Билли, идет по улице, с ней еще та девчонка в очках. Симпатичная. Остановились возле забегаловки.
– Терри, давай сюда. – Она машет ему, чтоб он подошел.
Терри, однако, стоит на своем:
– Нет уж, давайте вы сюда, – наглый весь из себя.
– Не, – симпатичная в очках кивнула на Мэгги и скорчила рожицу, мол, Мэгги не хочет встречаться с Карлом или Билли.
Билли пофиг, он читает газету, а Карл просто смотрит в сторону, руки по швам. Билли скрутил газету и треснул его по голове. Карл сказал что-то, типа – мудило. Терри пожал плечами и пошел к девчонкам.
Та, классная, с длинными черными волосами и в очках, посмотрела на меня и засмеялась. Сердце у меня упало. Она просто чудо как мила, не то что другие. Тут Терри на меня обернулся, потом засмеялся вместе с ней, толкнул, схватил и стал вроде как щекотать. Она смеется и говорит, чтоб он перестал. С какой стати он так ведет себя с этой милой девчонкой. Прихватывать всяких шлюх – это пожалуйста, но не таких вот девочек. Мэгги это тоже не нравится. Терри заметил, подошел к ней и давай щекотать ее, схватил ее на руки, она кричит: «ТЕРРИ!» – нам видны ее трусики. Он опустил ее, она густо покраснела. Они пошли, и та, что побольше, симпатичная, смеется, а Мэгги красная, как помидор, и глаза на мокром месте. Но вот она уже тоже смеется. Терри подбежал к нам.
– Вот парочка неразлейвода, всегда рады потрахаться, – смеется он, смотря им вслед. Тут он заметил, что я на них смотрю. – Вау, – это он мне, – та, здоровая, Гейл, ты ей понравился, Голли. Она такая: «А что это за пупсик с большими глазами?»
Хитрый гад: все пиздит. Карл и Билли смеются, и Билли щиплет меня за щеку. Я не обращаю внимания на этого мудилу Терри, вообще ни на кого.
– Ну да, – говорю, – конечно.
Билли снова открыл «Санди мейл». Терри – гребаная знаменитость, сам чуть не обосрется от счастья. Они так раздули эту херню на матче. Мудацкие глазговские газеты: когда их шелупонь устраивает погром здесь – им похуй. Дурацкая Террина харя с дурацкой прической. На всю полосу. Он-то думает, что он пиздец какая звезда. Хуйня все это.
СТАЛО ИЗВЕСТНО ИМЯ ГОЛОВОРЕЗА «ХИБЗ»
Эта ухмыляющаяся без тени раскаяния физиономия головореза, который опозорил Истер-роуд, принадлежит продавцу газированных напитков Теренсу Лоусону (17 л.). Миллионы болельщиков смотрели по телевидению популярную программу «Спортсцена», где «Хибз», воодушевленные Джорджем Бестом, вырвали победу у «Рейнджеров». Однако матч омрачили серьезные беспорядки на стадионе и вокруг него. «Таких людей нельзя назвать поклонниками футбола, – говорит инспектор полиции Роберт Тол. – Настоящие фанаты должны отмежеваться от тех, кто любой ценой хочет помешать игре».
Нахальная ухмылка Лоусона, которого уводили с места спровоцированных им же столкновений, для многих истинных болельщиков стала последней каплей. Говорит Бил Маклин (41 г.) из Пеникуик: «Это первая игра, на которую я пришел за много лет, она же последняя. Слишком уж много теперь хулиганов на стадионе».
МАФИЯ
Лоусон предположительно один из главарей пресловутой банды футбольных хулиганов из Эдинбурга, известной как «Изумрудная мафия». Кроме своей принадлежности к ф/к «Хибз», они известны крайней безжалостностью.
НАСИЛИЕ
Насилие для Лоусона не в новинку. В прошлом году мускулистый головорез с химической завивкой был обвинен в жестоком нападении на молодого человека возле городского кафетерия. Мы также располагаем информацией, что у него имелись приводы за вандализм: он разгромил телефонную будку и злонамеренно поцарапал кузов дорогой машины связкой ключей. Машина принадлежала эдинбургскому бизнесмену Артуру Ренни.
УСТАЛОСТЬ
Вчера мать Лоусона, миссис Эллис Ульрих (38 л.), выступила в защиту своего сына: «Мой Терри, может, и дурной, но он никакой не головорез. Он просто связался с дурной компанией. Я уже устала от всего этого». Вместе с Лоусоном были арестованы еще двое подростков шестнадцати и пятнадцати лет, имена которых мы не имеем права разглашать. Слушания по этому делу пройдут через две недели в областном суде Эдинбурга.
– Да не завивка это, – заладил Терри, – бля буду.
Конечно, свое говно не пахнет. Скользкий выебистый водовоз.
– Это потому, что твой старик – ниггер гребаный, – говорю.
Лучше б я этого не говорил. Терри не видится со своим отцом. Я ожидал, что он полезет в залупу, но он даже не рассердился.
– Что ж, хоть кожа у него была хорошая, – ответил он, указывая на мое лицо. – Такая кожа и ебля с телочками не вяжутся, старичок, – подмигнул он, и все чуть не обоссались от смеха. – Понятно, почему ты В. Е. Д.
Тут он сделал серьезное лицо, а я задумался, о чем это он.
Билли решительно посмотрел на Терри:
– Это еще что?
– Все еще девственник.
И они давай надо мной смеяться. Они тряслись, прямо заходились. Когда уже они вроде бы остановились, когда наши с Терри взгляды пересеклись и в его глазах я заметил нечто похожее на извинение, его тут же смыла вторая волна ослиных криков. Я машинально прикрываю прыщ на лице. Свести его мне так и не удалось. А тут еще один набухает. Они, конечно, смеются пуще прежнего. Карл срулил с этой рыжей жабой и думает, что он последний герой-любовник, потому что ему дала какая-то овца, которую никто больше и трахать бы не стал. Биррелл, который и целоваться-то не умеет…
– Иди ты на хуй, мудак, – слышу я себя как со стороны, но я так завелся, что у меня аж дыхание сперло.
Терри.
Суки.
Да пошли они все. Какие они друзья…
– ИДИ НА ХУЙ, ЛОУСОН, ПИДОР!
– Может, ты меня и нагнешь? – сказал Терри и вперился в меня.
Я отвернулся и думаю, он догадывается, что я боюсь не того, что сделает он, а того, что могу сделать я.
– Да не лезь ты в залупу, как ребенок прямо, Голли. Ты сам первый начал пиздеж про ниггера.
– Да я, бля, пошутил.
Джус Терри. Взросляк, на хуй. Таскает по районам фруктовую воду, мудак…
– Ну а я шутил о твоих прыщах, – говорит он, а Юарт и Биррелл опять давай ржать.
Уроды…
Я делаю шаг вперед и грудь в грудь к Терри. Ни хуя я его не боюсь. И никогда не боялся. Конечно, они все считают, что теперь он весь из себя взрослый и крутой, но мне виднее. Сучонок забыл, что мы выросли вместе. Он не сдвинулся с места, но чувствуется, что осторожничает.
Билли встал между нами.
– Хватит наезжать друг на друга. Мы вроде как друзья. Вы двое вконец обурели.
Мы все еще пялимся друг на друга через Биллино плечо.
– Я говорю, харе наезжать. Ясно? – сказал Биррелл, упершись ладонью мне в грудь.
Сука, он меня нервирует почти как Терри. Я был не прав, так говорить нельзя, но он должен был принять это за шутку. Я чувствую, как пру на Биррелла, так, чтобы он либо уж отпихнул меня нормально, либо ослабил руку. Он кивает мне и отступает.
– Харе, Голли, – говорит он строго, но по теме.
– Да хватит вам выпучиваться, пацаны, – сказал Карл и прихватил Терри за шею, потянул его, отчего тому пришлось отвести глаза.
Терри недоволен, но Карл начал в шутку бороться с ним и заставил того вступить в игру.
– Юарт, отъебись, сучка белобрысая…
Тут я говорю:
– Я это в шутку сказал. Не надо думать, что ты пиздец какой охуевший только потому, что тебя приняли на стадионе, Терри. Не стоит, – говорю.
Терри оттолкнул Карла и посмотрел на меня.
– Ты тоже не думай, что пиздец какой охуевший только потому, что у тебя нож в кармане.
Нож.
Лицо того пацана.
Мне холодно. Я чувствую, что остался один, что все меня ненавидят.
Биррелл подхватил:
– Да-да, спрячь подальше это говно, если не хочешь серьезных заморочек, это я тебе говорю, Голли. А говорю я тебе это, потому что мы друзья. Ты совсем уже стал обуревать.
Это он мне говорит
И белобрысый туда же
Лицо того пацана. Полмонт сука. На футболе ни разу не саданул, ссыкло гребаное. Ныл там в одно жало, как девчонка у директора. Не вписался за Дозо, когда пацаны из Клери уже готовы были вступить, пока не увидели меня с ножом. А то, что он сделал с этим парнем, это же полный беспредел, ни в какие ворота не лезет. Дозо уже пинал его ногами. Никакой нужды в том не было. А я стоял как истукан и позволил ему вложить мне перо обратно в руку. И я взял его, как хуй в руку. Мне пиздец как страшно. Я повернулся к Карлу.
– О чем это вы?
– Ты не в себе, Голли. – Карл показал на меня пальцем. – Что за перья?
Юарт, сука, болеет за «Хартс» и говорит, что я не в себе. Ну да. Конечно.
Билли тоже уставился.
– Вчера, когда ты сделал ноги, приходили полицаи. Всех расспрашивали, что произошло.
Я смотрю на них. Они пялятся на меня, как будто это не они, а какой-нибудь Блэки или еще какой-нибудь урод из школы. Друзья называется.
– Ну и что вы им сказали? Небось сдали меня, сучары!
– Ну да, конечно, как иначе, – сказал Биррелл.
Терри посмотрел ненавидящим взглядом, а Карл отошел немного и качает головой.
– Ничего вы не знаете, – говорю, поворачиваюсь и ухожу.
Карл кричит:
– Да брось, Голли!
Билли:
– Да бог с ним.
А мудила Терри вопит тоненьким голоском с американским акцентом:
– Пи-ро-жо-чек… пи-ро-жок… приходи ко мне, дружок…
Кровь у меня закипает. Сука, он свое получит.
Я прошел мимо церкви и парадной Биррелла и прямиком в наш квартал. По дороге я увидел старика Пендера, он спускался по дороге из «Улья», и крикнул ему «привет», но он быстро отвернулся и сделал вид, что не заметил. Что с ним такое? Я ему ничего не делал.
Проходя мимо парадной Терри, я заглянул в окно, посмотреть, дома ли Ивон или кто-нибудь из ее подружек. Удивительно, как это Терри получился такой мудак, а Ивон такая милашка.
Ивон – чудо.
Но там никого, я зашел в свой подъезд и поднялся по лестнице. И как раз вовремя, из подъезда я увидел большую тусу пацанов «Хартс». Топси с дружками шли в нашу сторону. Топси нормальный чувак, друг Карла, но некоторые из них просто обязаны были докопаться, увидев меня одного. А я сейчас совсем не в настроении, чтоб до меня кто-нибудь докапывался. На стене в подъезде красным фломтиком написано:
Лин Холкорн
+
Терри Лоусон
Вместе навсегда
Сучара, сам, наверное, это и написал. Я плюнул и смотрел, как краска стекает по стене. Дешевые чернила. Терри, сука, решил, что он пиздец какой крутой, с его ниггерской прической, а маму его жарит гребаный фашист. Охуевший жирный пидорас. Типа, он отфачил всех телок и побил всех пацанов на районе. Хуй там был. Крутой пацан. Пиздеж. А эти Биррелл и Юарт… за него… суки.
Я пошел в комнату и поставил первую купленную лично мною пластинку. Это «Джем», «This is the Modern World».[24] В комнату зашел Кропли, и я стал гладить его дрожащей рукой, и слезы закапали ему на голову. Слезы, которые никто не увидит. Никогда.
Я не закончу школу. Меня не возьмут на работу. Мне не даст ни одна девчонка.
Меня заберут.
«Материалы Рокфорда» или «Профессионалы»
Воскресный вечер. Скучно до смерти. Я тяну желтое резиновое кольцо из пасти Кропли. Он рычит сквозь ноздри. Вцепился в кольцо, оно уже все в его слюнях.
– Хватит, Эндрю, – говорит мама, – ты сейчас вытянешь из животного все зубы! У нас нет таких денег, чтобы платить ветеринару за вставную челюсть, или что там им делают. – Она засмеялась, и я, и Шина тоже, представив Кропли с протезами.
Я отпустил кольцо. А он принес его мне обратно, чтоб я снова с ним тягался.
– Кольцо твое, Кропли, все, отвали, – говорю.
Собаки на самом деле не такие уж и умные. Эта Барбара Вудхаус по телику – полный кал. Она бы не смогла выдрессировать такого пса, как Кропли, какую-нибудь дворнягу из тех, что нападают на тебя в парке по дороге в школу. На прошлой неделе Биррелл дал одной такой ногой по шее, и та срыгнула с воем. Он говорит, что собаки, они как люди, некоторые не такие крутые, как о себе думают. Карл говорит, что скоро станет носить с собой духовой пистолет, чтоб защищаться. Я сказал ему, чтоб он не пристрелил мою собаку, а то я пристрелю его, похуй, что друзья.
Кропли надоело или он забыл, в общем, он бросил кольцо. Правда, маме пришлось шлепнуть его как следует, когда он пристроился к ноге Шины, которая встала сходить в тубзик. Она смеется и говорит:
– Отстань, Кропли, успокойся!
Шина, может, и не знает, что это собачка делает, а может, и знает. Но мама знает наверняка, и она стала лупить его тапком, пока тот не отпустил Шину.
Я смеюсь как псих, и мне тоже достается по затылку. Затрещина что надо, у меня даже в ушах зазвенело.
– Ничего смешного, – закричала мама.
У меня пульсирует там, куда пришелся удар, а я все равно смеюсь, хоть меня и мутит и одно ухо не слышит ни фига.
– За что, мам?
– За то, что ты дразнишь собаку, Эндрю Гэллоуэй. Так бедное животное совсем одичает.
Ну да. Я просто потер репу и открыл газету на странице с программкой. Барабанная перепонка вроде как вытянулась на место, и мне снова все слышно. Вот что меня по-настоящему бесит, так это когда в воскресенье вечером одновременно показывают «Материалы Рокфорда»[25] по Би-би-си и «Профессионалов»[26] по Эс-ти-ви. Суки, совсем с катушек съехали, могли бы планировать получше.
Мама садится со мной рядом на диван, обнимает меня, треплет по голове и чуть уже как будто не плачет.
– Прости, дорогой… прости, малыш, – говорит.
– Да все в порядке, ма, мне совсем не больно, держи себя в руках! – смеюсь, а сам чуть не плачу. Когда она так делает, я как будто снова становлюсь маленьким мальчиком.
– Непросто мне бывает, сынок… – она смотрит на меня, – понимаешь?
У меня ком в горле, сказать ничего не могу, поэтому просто киваю.
– Ты хороший мальчик, Эндрю, и всегда таким был. Никаких с тобой проблем не было. Я люблю тебя, сынок. – Она снова всхлипнула.
– Ох, мама. – Я обнял ее.
Из тубзика пришла Шина, и мы с мамой отпрыгнули друг от друга на диване, как молодая парочка: целовалась украдкой, и их застукали.
– Что случилось? – перепугалась Шина.
– Все в порядке, дорогая, – сказала мама, – так просто болтаем. Иди сядь к нам на диван. – Она похлопала рукой рядом с собой, но Шина села на пол у нее в ногах. Одной рукой мама приобняла меня, другой стала гладить Шину по голове и давай молоть: – Детки мои маленькие… – И мне и хорошо и стыдно одновременно, я все-таки староват для такой фигни, да ладно, мама расстроилась, так что я молчу. Шина схватила ее ладонь и держит обеими руками, а я радуюсь, что друзья меня сейчас не видят.
Мы усаживаемся перед телевизором, вскоре в дверь позвонили, и это Карл.
– Пойдем, может, ко мне, посмотрим «Профессионалов»? – говорит, а глаза прям блестят.
Я смотрю на него, как будто колеблюсь минутку. Он уже решил, что я не хочу никуда идти. Но я не хочу, чтоб он думал, что это оттого, что я не хочу сейчас оставлять маму. Поэтому я переключился на происшествие с Терри.
– Терри совсем охуел. По еблу получит, это точно.
– Да-да, – говорит Карл усталым голосом. Он-то знает, что мы с Терри – лучшие кореша, хоть и докапываемся друг до друга иногда. – Пошли ко мне «Профессионалов» смотреть.
– Ладно, – говорю.
Я думал посмотреть «Полицейского из Рокфорда» с мамой и Шиной, да фиг с ним, из дома тоже выбраться не вредно.
Я сказал маме, что пойду к Карлу, и сразу почувствовал себя немножко неловко, что оставляю их с Шиной одних. Да все с ними будет в порядке! Это ж всего лишь женщины, как говорит мой дядя Дональд. Моя мама не в претензии, она и слова не скажет, если я собираюсь к Карлу или Билли, но ей не нравится, когда мы ходим к Терри. Бывает, мы собираемся у Терри нюхнуть клея или бухнуть, а я говорю маме, что мы были у Карла или Билли и это всего лишь сидр. Хотя, думаю, что и мама, и миссис Юарт, и миссис Биррелл знают, когда мы у Терри.
В общем, пошли мы к Карлу. Мне нравится его хата, там как будто теплее, чем у нас, но я думаю, это оттого, что у них от стенки к стенке проложен ковролин. Ну и кажется, что помещение вроде как загерметизировано. У нас вот только старые ковры, еще моего дяди, и от стенки до стенки они не доходят. У них новая мебель и все такое, такие большие удобные стулья светлого дерева, в которых просто утопаешь. Карл говорит, они из Швеции.
– Так-так, еще один футбольный хулиган!
Это старик Карла, но он, конечно, шутит. Такой у Карла отец – всегда у него хохма наготове, он никогда не хмурит бровь, как другие взросляки.
– Мы тут ни при чем, мистер Юарт, это все Терри, правда, Карл? – не смог удержаться я.
– Этот парнишка рано или поздно нарвется на неприятности, помяните мое слово, – сказала миссис Юарт.
Карл посмотрел на нее и говорит:
– Я тебе уже говорил, ма, Терри не виноват. Он вообще здесь ни при чем.
У Карла есть одна черта: он всегда всех покрывает.
– Видела я его по телевизору, он шел по стадиону и широко так улыбался, как дебил. Бедная Элис, как ей, должно быть, стыдно, – сказала миссис Юарт, отправляясь на кухню.
Мистер Юарт крикнул ей вслед:
– Немножко глупо смотрелось, но ведь он всего лишь смеялся. Когда выйдет закон, запрещающий смех, – считай, что Третий рейх победил, – сказал он, но миссис Юарт ничего не ответила.
Я посмотрел на него и, понизив голос, спросил:
– А вы когда-нибудь попадали в переделку на футболе, мистер Юарт?
Отцу Карла можно задавать такие вопросы, хоть я и ждал, что он скажет: «Ни стыда ни совести, в мое время ничего такого не было».
Он только улыбнулся и подмигнул.
– Да, было дело, – говорит, – вы думаете, это ваше изобретение, а сами и половины не знаете.
– А с кем «Килмарнок» бился, с «Айр юнайтид»?
Он покачал головой и засмеялся.
– «Айр» и «Килли», конечно, соперники, но они не так часто играют в одной лиге. Так что самые заварухи бывали на больших юниорских матчах. Я болел за «Дарвел», и на матчах за кубок с такими командами, как «Килуиннинг» и «Камнок», стычки случались до, во время и после игры. Иногда дело принимало нешуточный оборот. И если их бывало больше, то даже «Рейнджеры» и «Селтик» объединяли усилия!
Миссис Юарт приготовила чай и прикатила на тележке.
– Молчи, Дункан, нечего ребят подбивать! – И все равно она смеется.
Мистер Юарт ухмыльнулся, как будто решил ее подзавести:
– Это всего лишь социальная история. Не знаю, что там у них теперь происходит, но тогда это были шахтерские городки. Тяжелая работа, нищета. Людям нужна была отдушина. В этом была гордость за свой город, даже село, за то, кто ты есть и откуда родом.
– Нашим-то отдушина ни к чему. Загремят все за решетку в один прекрасный момент, этим все и кончится, – предостерегла она.
Карл улыбается, а я стараюсь отвести глаза, чтобы не раздражать миссис Юарт. Я знаю, что о маме друга такого говорить не следует, но мне очень нравится миссис Юарт. У нее классные сиськи. Мне ужасно стыдно признаться, но я однажды даже дрочил на нее.
Начались «Профессионалы», и мы все устроились перед теликом. Я все смотрел на ноги миссис Юарт, как она качает тапочком. Она поймала мой взгляд и улыбнулась, а я покраснел и уставился на экран. «Профессионалы» – классный сериал. Я б стал Дойлом, а Карл – Боди, хоть у Дойла и прическа, как у Терри.
Дойл.
Полмонт.
Нож.
Парень из Клери.
Я уперся в экран. И хотя все вроде было зашибись, мерзкое ощущение воскресного вечера пробралось в меня, и мне было неуютно, как никогда.
