Ирина Юльевна Енц
Тайна Урочища Багыш-Хана
Ребята слушали меня, как завороженные. Когда стало понятно, что я закончила рассказ, Танька вздохнула с некоторым сожалением и пробормотала:
– Вот это любовь…
А Юрка задумчиво пробурчал:
– Урод этот хан… – А потом, с прищуром глянул на подругу и, почти возмущенно, проговорил: – Так это урочище названо именем этого колдуна? И ты не придумала ничего лучше, как тащить нас именно туда?! Тебе что, в других местах урюка мало?!
Татьяна в долгу не осталась, и у них опять началась перепалка. Слушать мне все это надоело, и я рявкнула:
– Хватит!!! Все, привал окончен, пойдемте дальше. Хотелось бы засветло дойти до места и успеть урюка набрать. Переночевать спокойно, – выделила я интонацией последнее слово, – и счастливыми, и довольными вернуться домой!
Не дожидаясь ни от кого ответа, я сложила остатки еды в рюкзак, закинула его за плечи и зашагала вверх по течению.
Глава 3
Дальше по ущелью подниматься стало труднее. Людские тропы закончились, дальше шли только звериные. А зверям, как известно с их небольшим ростом, лапками и копытами, пробираться под зарослями по каменистой почве намного легче, чем неповоротливым людям. Наконец, уже после обеда, мы добрались до того места, где кончалось ущелье. Небольшой водопад низвергался с приличной высоты, разбрасывая радужные блики преломленных солнечных лучей. Присели на камни немного передохнуть, а заодно и провести небольшой совет. Юрка первый выступил с предложением. Внимательно оглядывая горные склоны, он проговорил:
– Предлагаю, перейти перевал, и остановиться на ночевку на склоне. Спокойно переночевать, а утром спуститься в урочище, набрать урюка, и сразу отправиться в обратную дорогу. Не хочется мне что-то в урочище имени этого колдуна на ночь оставаться.
Татьяна было открыла рот, чтобы, как обычно возразить другу, но я ее опередила. Торопливо проговорила, глядя на подругу со значением:
– Целиком поддерживаю. Мне тоже как-то не хочется провести в том месте ночь. Можете считать меня кем угодно, но спать я буду спокойнее подальше от того места. – И сурово сдвинула брови, чтобы дать понять Татьяне, что я не шучу.
Подруга, к моему величайшему изумлению, возражать не стала. Подозреваю, ей самой было бы не по себе провести всю ночь в этом урочище. Сказки-сказками, но, как мы знаем из нашего детства, сказка – ложь, да в ней намек… В общем, в этот раз мы проявили завидную солидарность по поводу места нашей будущей ночевки.
Дальнейший путь у нас занял намного больше времени и сил, чем мы предполагали. Овечьи тропы, коими здесь был испещрен весь склон, подходили больше для овец, а не для людей. Правда, наш ослик шел довольно бодро, и, похоже, не испытывал наших трудностей. Хотя, кто его на самом деле знает? Он ведь с нами своими ощущениями не делился. Юрке мне следовало сказать спасибо за него. Потому что, мой рюкзак на перевал тащил тоже ослик. Танька из упрямства несла свой рюкзак сама. На самом деле, она должна была испытывать к нашему четвероногому другу родственные чувства, так как характером они были очень схожи.
Наконец, взойдя на самую седловину, мы остановились на отдых. Солнце здесь, по-прежнему, светило, не замутненное ни одним облачком. Только свет его был более яростным, что ли. Но его лучи уже не грели так, как грели в ущелье. Здесь ему на помощь пришел ветер, которого не было внизу. Сначала, он приятно холодил наши вспотевшие тела, но через некоторое время, приятным его у меня бы язык не повернулся назвать. Я, было, полезла за теплой курткой, но Юрка предложил, плюнув на усталость, здесь не задерживаться и спуститься ниже по склону. Отдых пришлось сократить до минимума. Да и какой может быть отдых, когда от холодного ветра зуб на зуб не попадает?
Мы стали спускаться в распадок между двумя склонами. Татьяна, оглядев местность, проговорила:
– Вот, вдоль распадка чуть наверх поднимемся, за ту горку заглянем, там и урочище уже начинается…
Я кивнула головой, а внутри у меня как-то все сжалось. Наверное, от холода, а может от каких-нибудь предчувствий. Хотя, какие предчувствия, когда тебе семнадцать, и впереди вся жизнь, наполненная интересными открытиями, и новыми дорогами?! И я постаралась отогнать все тревожные мысли и ощущения, возвращая свое состояние вновь к беззаботной радости. Спускались вниз мы тоже не очень быстро. Спуск, как известно, всегда тяжелее подъема. Мысленно я благодарила подругу за ее «пятиутренние» пробежки. Без подобной подготовки мне сейчас бы пришлось намного хуже.
К тому времени, как мы оказались на самом дне распадка у куртин диких яблонь, рядом с которыми из-под камней бил небольшой родник с ледяной водой, солнце уже скрылось за горами. Юрка покрутил головой, и озабоченно проговорил:
– Здесь и на ночевку остановимся. В горах темнеет рано.
Подруга по-деловому посмотрела на свои часы, и пробурчала:
– Какая ночевка… Время еще только шесть часов…
Я тоже огляделась по сторонам. То радостное состояние, которое не покидало меня всю дорогу, пока мы были в ущелье, да и на подъеме, куда-то незаметно испарилось. Стоило только солнцу спрятаться за ближайшей вершиной, как сумрак стал окутывать горы, словно невесомой голубовато-сизой дымкой. И мир изменился, изменился в один момент, превратившись из радостного и светлого, в суровый, таящий в себе неведомую пока, но уже очень хорошо ощутимую угрозу. Некая угрюмость проглядывала в нависших скалах, по зарослям кустарников и деревьев притаились, словно зверь в засаде, тени, будто только ожидающие чьей-то команды, чтобы выскочить и заполнить собой все пространство. Хотя, небо над головами все еще оставалось чистым и прозрачно-ясным, но как раз-таки эта бесконечная, бездонная синева небесного купола, очень контрастно разделяла мир на две части. Один, подвластный только птицам, существующий где-то на недосягаемой для человека высоте, где все еще царили свет и тепло, который еще продолжали согревать лучи дневного светила. А другой, уже покинутый солнечным светом, был здесь, на земле, вокруг нас. Я невольно зябко передернула плечами, и в голову пришел дурацкий вопрос, почти по классику: «Отчего люди не летают?»
Я не первый раз оказывалась в горах в такое время, но почему-то именно в этот раз, резкая контрастность неба и земли заставили меня пожалеть, что я сейчас здесь, а не в спокойном, защищенном от всего мрака собственном доме, и рядом со мной не мурлычет знакомо и уютно мой кот Маркиз. Но это чувство было мимолетным, как порыв ветерка, который взметнул пыль с прогретой солнцем дороги и умчался дальше.
Но с Юркой я была согласна. На ночевку следовало останавливаться здесь и сейчас. Чтобы не создавать лишней темы для дебатов между Татьяной и другом, я проговорила спокойно и внушительно, глядя на подругу:
– Сама знаешь, в горах темнеет быстро, оглянуться не успеешь, а уже кругом будет темнота, хоть глаз выколи. А мы сейчас, пока еще есть немного времени, соберем дрова для костра, сварим каши, расставим палатку, и ночь нам будет не страшна…
Думаю, Татьяна была со мной и так согласна. Просто немного вредничала перед Юркой. Нет… Точно, влюбилась, не иначе. В общем, мы занялись подготовкой к ночевке. Юрка достал из своих тюков спальник, и сказал, что он предпочитает спать под открытым небом у костра. Думаю, он просто проявил деликатность. Палатка-то была двухместной. И это его заявление, почему-то Таньку огорчило. Думаю, ей тоже захотелось провести ночь под открытым небом. Я только усмехнулась про себя, глядя на ее хмурую и немного разочарованную физиономию.
Ночь напрыгнула на нас, словно притаившийся за углом бандит, неожиданно и резко. Еще мгновение назад, заснеженные пики гор горели алым закатным светом, словно маяки, указывающие дорогу усталым путникам, и вдруг, в одночасье, сумрак затопил все вокруг, словно внезапно нахлынувший потоп. Прохлада окутала нас своим плащом, но возле жарко горящего костра, это было не очень чувствительно.
Я занялась приготовлением каши. Для этой цели Юрка вырезал мне из ветки яблони палку, наподобие ложки с большим черенком. Ослика на ночь разгрузили, и привязав его к длинному поводу, пустили пастись. Без привязи эту упрямую скотинку оставлять было нельзя. По своей бродяжьей привычке он мог убрести Бог знает куда. Ищи его потом по всем горам! А мы уже (точнее, я) привыкла, что часть поклажи он тащит на своей спине.
Каша была готова, и мы сели ужинать. Почему-то, то ли от усталости, то ли окружавшей нас плотной стеной непроглядной тьмы, разговаривать как-то не хотелось. Противный осел, учуяв запах каши, плюнул на жиденькую травку и колючие кустарники, росшие вокруг, приплелся к костру и прямо у нас над головами принялся истошно орать. Мало того, что он напугал нас своими воплями до полусмерти, так еще, горы подхватив его крик, раздробили его на множество осколков и по склонам понеслось «А-а-а-а…». Словно в ответ, где-то далеко завыл шакал. Этот вой подхватило еще несколько его сородичей. В общем, какофония началась еще та, и эффект получился незабываемым. Чтобы утихомирить как-то животину, Татьяна, изредка опасливо поглядывая в темноту (хотя, с чего бы это?), выгребла из котелка остатки каши и выложила ее на ближайший камень. При этом, она недовольно ворчала:
– Все ослы, как ослы, травку едят, ну, в крайнем случае, кустики, а тебе, вишь, каши подавай!! Гурман, блин, нашелся…!
На самом деле, Танька была доброй, и всех бездомных кошек-собак привечала, кормила, лечила и все в этом духе, за что дома ее даже стали называть «кошачья мама». А на осле она просто вымещала свое недовольство собой, не более того. И, разумеется, ей не было жалко для животинки каши. Когда мы поели, Юрка взялся за гитару. Тихие переборы струн заставили нас забыть обо всех шакалах, сумраках, непроглядных мраках вместе взятых. И мы замерли, и почти не дыша, внимали (именно, что внимали, а не слушали) каждое слово песни. Простой песни о дружбе, о верности, о чести и преданности, о бесконечно-изумляющем мире, в котором мы живем. Слова были простыми, и вряд ли кто мог бы их назвать изысканными, но в сочетании с музыкой, они проникали в самое сердце, заставляя… Мечтать? Думать о чем-то несбыточном, но таком желанном? Не знаю, мне трудно было ответить на эти вопросы. Я просто наслаждалась моментом, не думая ни о прошлом и не загадывая в будущее. Вот есть здесь и сейчас: костер, кидающий снопы искр куда-то вверх, ночное иссиня-черное бархатное небо над головой, усыпанное огромными лохматыми звездами, мерцающими призывно и загадочно. А главное, вот они, мои друзья, рядом со мной! И я чувствую их эмоции, слышу, как в такт с моим бьются их сердца, вижу блеск их глаз, и от этого простого, накатывает такое огромное, совсем обычное счастье, что от его избытка, переполняющего душу, почему-то хочется плакать.
Сколько времени мы просидели у костра, слушая Юркины песни, я не знаю. Да и кто его считает, время в такой-то обстановке. Просто, я почувствовала, что еще немного и я нырну головой прямо в костер, не сумев побороть сонной усталости. Помню, только Юрка, все еще теребя струны на гитаре, бросил мне снисходительно- насмешливо вслед:
– Спите, девчонки, я посторожу…
Помню, я только в ответ кивнула головой (причем, моего кивка никто не увидел. Получается, я сама себе кивала), да успела добрести до своего верблюжьего одеяла, как все вокруг меня провалилось в сонное небытие. И ни вой шакалов, ни перебор гитары, ни тихие разговоры подруги с Юркой, не вторгались в мой сон.
Я проснулась резко от того, что кто-то дергал меня за ногу, и голосом Таньки надсадно с нескрываемым раздражением и досадой шептал:
– Нюська… Нюська…!! Вставай, соня!!! Да, просыпайся же ты!!!
В первый момент, я удивилась. С чего бы вдруг Татьяна стала звать меня Нюськой? Но сонную одурь с меня сдуло в один момент, когда Татьяна, с некоторым облегчением, выдохнула:
– Ну, наконец-то!!! Тебе бы в пожарники… Вставай, там такое творится…
Торопливо выпутавшись из теплых объятий одеяла, я выползла из палатки, и слегка обалдела. Действительно, в горах что-то творилось и именно, что «такое». Цепочка огней, напоминающая тушу ползущего огненного змея, бравшая начало у самого подножья небольшой горы, ползла, извиваясь по склону. Добравшись до самой вершины, она стала свиваться спиралью, начало которой было на земле, а верх уходил далеко в небо. Затем, эта спираль как будто сжалась в плотный ком, зависая над самой вершиной, а затем, огненной лавиной обрушилась за гору. Раздался далекий хлопок, словно одновременно лопнуло несколько тысяч бумажных пакетов, накачанных воздухом. По ушам резанул тонкий пронзительный визг, затем последовала оранжевая вспышка над горой, и… все закончилось. Через мгновение окружающий мир вновь погрузился в темноту и тишину.
Если кто-то решил, что мы испугались, то он ошибся. Мы просто остолбенели, обалдели, офонарели (и еще много каких подобных слов можно было назвать, чтобы выразить наше в тот момент состояние), продолжая глядеть в ту сторону, где еще мгновение назад был весь этот фейерверк. При этом, кажется, забыв, что нужно дышать. Даже наш осел стоял молча, не подавая никаких признаков жизни, не издавая ни звука. В общем, впечатление на всех эта феерия произвела неизгладимое, незабываемое, и еще много чего с приставкой «не». Не знаю сколько мы так стояли, будто памятники сами себе, пока Юрка первым, на шумном выдохе, произнес:
– Ни хрена себе… И что это было?
По понятным причинам, ответа он от нас не дождался. А я, медленно повернув голову к подруге, с намеком на возмущение, спросила:
– И это ТУДА мы идем за урюком?
Татьяна, все еще пребывающая в изумленно-восторженном состоянии, никакого намека на это самое возмущение в моем вопросе не расслышав, продолжая глядеть в ту сторону, где угасло зарево, восторженно выдохнула:
– Точно…! Туда…!
И тут, наконец, подал голос наш осел. Он заорал истошно (впрочем, как обычно), перепугав нас до полусмерти, но при этом, заставив несколько очнуться от того ступора, в котором мы еще продолжали пребывать. Танька сердито гаркнула, не уступая животине по громкости:
– А ну, заткнись, Кеша, без тебя хватает…! – Осел на ее крик, как-то сдавленно икнул и затих. Вот что значит сила слова! Причем, не абы какого, а Танькиного.
Я даже сумела удивиться:
– Что еще за Кеша?
Татьяну мой вопрос почему-то смутил. Как-то не очень решительно, будто оправдываясь, она промямлила:
– Ну… Мы так решили его назвать. А то, как-то не по-человечески получается. Как-никак, он член нашей экспедиции. Вот и придумали ему имя, Иннокентий. А что, тебе не нравится?
У меня хватило силы тихонько хмыкнуть, и ответить подруге с легкой насмешкой:
– Отчего же? Хорошее имя для члена экспедиции.
Но, если Татьяна думала, что это ее «мы» останется мною незамеченным, то она очень ошибалась. Даже шок от увиденного не помешал мне этого подметить в ее короткой фразе. Но, сделала я это как-то мимоходом, напомнив себе, что обязательно нужно потом поговорить с Юркой. Потому как, если этот балбес разобьет моей подруге сердце, то я с ним церемониться не стану. Оборву и отрежу все чувствительные для него органы. Но все это как-то само собой отодвинулось на второй план. А на первом было… Понятно, что было сейчас главным. Один единственный вопрос, который Юрик озвучил первым: ЧТО ЭТО БЫЛО?
Постояв еще немного, ну уже как-то более осмысленно, что ли, мы присели к потухающему костру. Юрка подбросил несколько кривых палок в рдеющие угли, все еще поглядывая в сторону горы. Вид он при этом имел весьма задумчивый. Татьяна смотрела на разгорающийся огонь с отсутствующим видом, мол догадайтесь, о чем я думаю. Осел, вновь нареченный заковыристым именем Иннокентий, тоже, кажется, задумался. Опустил морду к земле, и вяло хрумтел там какой-то колючкой, едва помахивая своим понуро опущенным хвостом. И этот несчастный вопрос, похоже одной мне жег язык. Не выдержав этой всеобщей задумчивости, я, изображая бодрую деловитость, спросила:
– Ну, и…? У кого какие мысли на этот счет? – И не дожидаясь ответа от друзей, поспешно добавила: – Только не убеждайте меня, что все, что мы тут видели, все это было общей галлюцинацией. Никаких травок мы с вами не пили, не курили. Я вообще ярый противник подобных гадостей! Так что… Кто первый?
Юрка, оторвавшись от подбрасывания дров, дал, на мой взгляд, самый правдивый и конкретный ответ. Пожав плечами, он проговорил:
– А хрен его знает…
Татьяна, отлепив свой взгляд от огня, посмотрела на друга, потом на меня, и промямлила:
– Какие-нибудь огни Святого Эльма…
Я, чуть прищурившись, глянула на нее с усмешкой:
– Напомни, подруга, что у тебя было по физике?
Танька, фыркнула, и ответила с вызовом:
– Пять у меня было! И что?
Я только головой покачала.
– Тогда какого лешего ты нам про огни Святого Эльма тут толкуешь? Они могут появиться только в сильно наэлектризованной атмосфере в начале или после грозы. Это – во-первых. Где ты тут грозу увидала? Небо чистое, звезды ясные. Так что, не морочь голову. Я полагаю, ты тоже не можешь дать всему увиденному толкового объяснения. Впрочем, как и я, как и Юрик.
Юрка глянул на меня с хитрецой, и произнес нараспев:
– А у меня по физике трояк всегда был… Так что, умных ответов от меня не ждите…
Татьяну мои слова немного рассердили. И она запальчиво произнесла:
– Ну и что это, по-твоему, было? Привидения вылезли из-под горы? Или овцы по горам с лампочками в зубах бегают?
Я миролюбиво ответила:
– Ну чего ты? Я же тоже не вижу никакого разумного объяснения произошедшему. Значит что?…
Друзья уставились на меня. Я понимаю, что любой здравомыслящий взрослый человек при первом проблеске зари, схватил бы жечи на плечи, и вместе с ослом, плюнув на весь урюк вместе взятый, рванул бы домой. Но мы-то не были здравомыслящими. Поэтому, на вопросительные взгляды ребят, я с улыбкой проговорила:
– Значит, нужно пойти и посмотреть, что там такое!
Татьяна испуганно вскинула на меня взгляд:
– Сейчас?!
Я замахала на нее руками.
– Ночью, в потемках? Да мы там все ноги переломаем… Конечно, это надо сделать утром. Ведь мы и так собирались туда идти. Разве нет?
Подруга на мгновение задумалась, а потом, эхом протянула:
– Собирались… – И, вдруг, озорно подмигнула.
А Юрка расхохотался, приговаривая при этом сквозь взрывы смеха:
– Ну девчонки…! Ну вы даете…!!!
Не стоит и говорить, что спать уже никто не лег. Весь остаток ночи мы просидели у костра разговаривая обо всем и ни о чем, изредка поглядывая в сторону горы, за которой лежало загадочное Урочище Багыш-Хана. Но о чем бы мы не говорили, время от времени кто-нибудь из нас задавал вопросы, наподобие: «А существуют ли на свете колдуны?»(это Юрка), или «Что истина, а что выдумка в легендах?»(это Татьяна). Не конкретно в этой самой, про Иссык и Тянь-Шаня, а вообще, во всех легендах? Я, в отличие от подруги, не была столь ярым материалистом, хорошо понимая, что в этом мире еще много всякого, которое просто невозможно впихнуть в рамки наших куцых знаний. Не наших с друзьями конкретно, а вообще, в рамках всего человечества (эк, я хватила!).
Так, за разговорами, мы не заметили, как небо начало светлеть. Верхушки гор вспыхнули розовым светом, но в распадке все еще царствовал сумрак, не желающий уступать свое место новому дню. Мы сложили палатку, набрали свежей родниковой воды в бутыли, а Юрка загасил костер. Трава, покрытая обильной росой, словно девичья покромка1 мелким речным скатным жемчугом, склоняла свои стебли до самой земли. Ноги моментально промокли, но мы не обращали на это внимания, не до того было. Словно Ромео, спешащий на свидание со своей Джульеттой, мы спешили покинуть наше ночное пристанище, чтобы поскорее оказаться на склоне горы, где вчера заметили светящиеся огни. Страха, почему-то не было вовсе. А была какая-то страсть, граничащая с лихорадочным безумием, что можем не успеть. Куда не успеть, а главное, зачем? Подобные вопросы даже не приходили нам в голову. На лицах друзей читалось точно такое же нетерпение, какое ощущала и я сама, поскорее добраться ТУДА. Это напоминало какую-то болезнь, которой мы разом все заболели в одночасье. Но разум при этом оставался вполне себе здравым, голова мыслила четко и ясно.
Но горам до нашего нетерпения не было никакого дела. Дорог здесь не было. Не было даже и овечьих троп, которыми можно было бы пробраться. Сплошные развалы камней от самых маленьких до довольно крупных булыжников, между которыми росли пучки мятлика с сиреневатыми метелками колосков. Иннокентий их, кстати, очень охотно поедал. И ему, кажется было, так же, как и горам, глубоко безразлично наше стремление побыстрее оказаться на том склоне. Юрка с ним уже извелся. Он применил к ослу все возможные способы и степени уговоров и угроз, чтобы заставить упрямую животину идти хоть чуточку побыстрее. Но все его старания разбивались, словно морские волны о непреступные скалы ослиного упрямства. Тогда за дело принялась Татьяна. Она как-то изменилась после сегодняшней ночи. Не проявляла больше раздражения, не кривила презрительно губ и не отпускала едких ехидных замечаний в адрес друга. Молча подойдя к лютующему от негодования Юрку, она забрала повод у него из рук, подошла к Иннокентию, и, глядя тому в глаза, внушительно проговорила:
– Кеша, я считала тебя умным животным. Но если ты продолжишь и дальше себя вести подобным образом, мы бросим тебя здесь одного. А ночью тут полно шакалов, ты сам слышал их вой. Так что выбирай, чья компания тебе больше нравится, наша или шакалячья.
Я, было, хотела ей ехидно напомнить, как она, совсем недавно выговаривала мне за мое обращение с котом. Но, только я успела открыть рот, как тут же его и захлопнула. Причиной такой моей сдержанности послужило поведение осла. Он, вдруг, бросил облюбованный им кустик, и рванул вперед, чуть ли не волоча Таньку на поводе за собой. Видимо, наша компания его устраивала больше. Я только в восхищении выдохнула:
– Тебе надо не в медицинский поступать, а в цирковое училище, на дрессировщика…
На что подруга только неопределенно хмыкнула мне в ответ и проговорила, со значением глядя на Юрку:
– Любая женщина уже немного дрессировщик, от рождения, можно сказать…
А я подумала, что очень славно, что Юрок не заметил этого взгляда. Да, кажется, между этими двоими что-то намечалось. И не факт, что в этот раз мне предстоит обрывать (или отрезать, не помню, чем я там уже грозилась) что-то у Юрика.
До интересующего нас склона мы добрались, когда солнце, наконец, заглянуло в наш распадок. При солнечном свете нам вообще стало спокойно. Все тревожащие мысли, кои я старалась спрятать вглубь своего сознания, совсем как-то потускнели и растворились под ласковыми лучами светила. Дойдя до середины горы, мы остановились, и принялись оглядываться по сторонам. Татьяна проговорила несколько озадаченно:
– Кажется отсюда начали свой подъем эти огни. Смотрите на земле ребята, должен же был остаться какой-то след!
Мы с ней принялись рыскать, словно две ищейки, чуть ли не носом нюхая землю. Наверное, этому занятию мы бы предавались до самой темноты, если бы нас не окликнул Юрка.
– Смотрите… – Он указывал на небольшой, сантиметров в тридцать-сорок, камень, торчавший наполовину из земли.
В первый момент, мы с интересом уставились на кусок гранита, утопающего в земле и уже обросшего понизу кружевом из разноцветных лишайников и мха. Но, ничего интересного в этом экземпляре мы, увы, не заметили, и обе, вопросительно, ожидая пояснений нам бестолковым, воззрились на Юрку. А он, не замечая наших взглядов, с огромным интересом изучал ничем не примечательный, на наш взгляд, булыжник. Танька не выдержала первой. Без какой-либо доли язвительности, что вызвало у меня очередной всплеск изумления, она спросила:
– И чего такого в этом камне? Что ты там обнаружил?
Юрка, несколько удивленный нашей несообразительностью и невнимательностью, тут же ответил:
– Да вот же, глядите…
Мы поглядели. На внутренней стороне камня, обращенной к вершине, поперек поверхности, блестела на солнце глубоко выплавленная в твердом гранитном боку борозда. Именно, что выплавленная! Не выжженная, не выбитая, а выплавленная!!! Она ярко сверкала на солнце стеклянным блеском, который не оставлял никаких вариантов для фантазий или вариаций по поводу способов, каким она была сделана.
