Ирина Ярич
Под маской фантастики
Усердие стажёра, или Несколько капель крови
I
Под гулкий грохот мчащегося поезда метро Петя размышлял о превратности судьбы. Нет, не своей, а вообще. По дороге с работы он беседовал с Виктором, новым приятелем из оперативно-розыскного отдела. Тот жаловался, много заявлений поступает о пропажах людей. Попробуй, найди! Ни отпечатков пальцев, ни особых примет. А если ещё и проблема с памятью. Будет где-нибудь рядом с домом, а не доберётся. Или к бомжам прибьётся… Был нормальный человек, и всё – не ведает, кто он…
Хотя молодости не свойственно вникать в проблемы старости и философствовать, но, когда ежедневно узнаёшь о человеческих трагедиях, насилии, о безудержных страстях и пороках, о губительной слабости, поразительной жестокости, о невероятной глупости, о странных поворотах в жизни людей, то поневоле потянет на философские размышления.
И ещё Петя думал о том, что ему катастрофически не хватает опыта. Когда учился то, много было понятно и удавалось. А на практике стало ясно, что именно на службе начнётся настоящая учёба, а пока это только азбука криминалистики. И Петя хватался за любую возможность, чтобы поскорее набить руку. Всегда носил с собой то, чем можно взять и куда положить пробу, отпечаток и так далее.
Незаметно и внимательно Петя следил за пассажирами, развивая наблюдательность. На очередной остановке вышло много людей, стало свободнее, хотя осталось ещё довольно и все сидячие места заняты. Вошло в вагон немного. Рядом с Петей стали трое парней. Он сразу определил – приезжие и не только потому, что у них были две большие дорожные сумки, а и по манере держать себя и по выражению лиц и по более обветренной коже.
Ребята положили на пол светлую громадную прямоугольную сумку, а на неё поставили чёрную, поменьше вдвое, но тоже достаточно вместительную. Через несколько остановок молодые люди вышли. Петин взгляд скользил по вагону и споткнулся… на маленьких бордово-бурых пятнышках на месте, где стояла светлая сумка. От группы пятен несколько вели к дверям. «Кровь? – удивился Петя. – Наверное, приезжие ребята везут мясо из дома в гости или для себя, здесь цены, видимо не то, что в провинции… Интересно свинина это или говядина, или, быть может баранина? Надо потренироваться». Петя достал из сумки маленький пакетик и палочку-«пробособиратель», встал, подошёл к пятнам. Взяв пробу, положил в сумку и на следующей станции вышел, записал номера вагона и поезда, так на всякий случай, тоже для тренировки.
II
– Палыч, по-моему, зря ты затеял.
– Квартирантов? Миша, с одной стороны, конечно, беспокойство, а с другой – всё ж не один. Иногда поговорим, хотя я их не всегда понимаю и дело тут не в разнице возраста. Знаешь, мне их даже порой жаль.
– Ну, Митрий Палыч нашел, кого жалеть! Они у тебя, у дипломата, как говориться «обуются и разуются», особенно эта «девица», которая давно уже не девица, – Михаил Григорьевич хихикнул.
Дмитрий Павлович долил старому другу и себе водки. Из-за туч выглянуло слепящее солнце, сверкнула седина в поредевших волосах гостя, высветились крупные волны серебристо-белой шевелюры хозяина квартиры. Бывшие сотрудники дружат уже более тридцати лет. Дмитрий Павлович был начальников у Михаила Григорьевича, да и старше его на восемь лет, потому тот по привычке и называет его по имени и отчеству или по отчеству. Хотя одному под семьдесят, а другому идёт восьмой десяток, стариками их не назовёшь. Оба подтянуты, стройные, всегда чисто и аккуратно одеты, несмотря, что оба вдовцы и одиноки.
Михаил Григорьевич не особо страдает, что у него нет детей, а для Дмитрия Павловича это единственная несбывшаяся мечта. Ещё давно они с женой хотели усыновить ребёнка. Да, так и не удалось, только вернуться из многолетней командировки из-за границы, а вскоре опять направляют в другую страну. Они работали почти во всех испаноязычных странах Латинской Америки. А раньше, ведь для усыновления приходилось тратить месяцы, а то и ждать годами. Так до пенсии и не успели. А потом и силы и здоровье уже не те, чтобы воспитывать ребёнка.
А, когда жена умерла стало одиноко. Нет, конечно, Дмитрий Павлович мог перетерпеть, но подумал, почему бы не пустить квартирантов, всё ж рядом будет молодая жизнь.
Агентство недвижимости направило к Дмитрию Павловичу девушку и юношу, которые хотели снять недорогую комнату. Парень тихий, похоже, не скандальный, девчонка его красавица, побойчее, шустрая. Дмитрий Павлович подумал, что с ними ему будет веселее. Плату он с них брал раза в два меньше, чем обычно принято в этом районе, ведь он не ради денег. Запросы у него скромные и пенсии ему вполне хватает.
III
Уже редко в просторной кухне Дмитрия Павловича за большим круглым столом собирались его прежние сослуживцы-приятели. Они вспоминали что-то со смехом, что-то с огорчением, по привычке рассуждали о политике, о международном положении, о причинах нынешнего состояния в нашей стране, давали характеристики мэрам, губернаторам, депутатам, лидерам политических партий, их несостоятельности, и ещё о многом другом. Ольга и Валентин, если в это время были дома, то затихали, жадно вслушиваясь. Подслушанные разговоры совершенно не похожи на разглагольствования на эти же темы их знакомых и родных. Гости Дмитрия Павловича, и он сам казались квартирантам, чуть ли не каким-то тайным политическим советом. Настолько эти разговоры производили на них впечатление своей серьёзностью, точностью характеристик, уверенностью собеседников, чёткостью объяснений. А воспоминания о работе заграницей, как сказка наяву!
Иногда Ольга и Валентин ужинали одновременно с Дмитрием Павловичем. Их поражала ловкость пенсионера управляться левой рукой с вилкой, несмотря на то, что он правша. Дмитрий Павлович замечал их удивление и с улыбкой говорил:
– Ребята, это многолетняя привычка, столько лет приходилось бывать на банкетах!
– А, сейчас зачем, – искренне удивлялся юноша, – вы ведь дома, почему не по-простому?
– Я же говорю, Валентин, привычка, до автоматизма. И потом так удобнее.
– Жалеете, небось, – не утерпела Ольга, – что не можете ездить в Европу, Америку?
– Отчего же, Оленька могу.
У той красивые голубые глаза стали ещё больше от удивления.
– Можете?
– Да, а зачем, я там бывал раньше. Теперь же ни надобности, ни желания в этом не испытываю. Итак, большая часть жизни прошла за рубежом. Хочется побыть дома, насладиться родиной, почаще ездить на природу. Родное всё же милее.
– Дмитрий Павлович, – не унималась Ольга, – не ужель так совсем не жалеете?
– Оленька, конечно, раньше жизнь у меня была интересной, насыщенной, хотя и чрезвычайно трудной, а сейчас – старость, болезни, как у любого пенсионера.
– А, чем трудно? – Ольга недоумевала. – Так клёво жить за границей! Банкеты, приёмы! Шикарные магазины, казино! И разное всякое! И, наверное, ихних «шишек» видели, как их там называют?
– Высокопоставленные лица, – подсказал Дмитрий Павлович. – Не только видел, Оленька, но и говорил с ними. Но, ведь это не туристическая поездка, а работа. Понимаете, ребятки, при подобных встречах свои условности и правила, которые, как теперь говорят, напрягают. Действительно приходилось быть в постоянном напряжении. А какая ответственность! Ведь за нами держава! Строжайшая самодисциплина. А язык? Знание его доводилось до совершенства! И ещё масса различного рода сложностей, нюансов.
– Ну, да, Дмитрий Павлович, – Ольга задумчиво подпёрла ладонью щёку и слегка барабанила по скуле пальцами со стёршимся лаком на разных по длине ногтях, – похоже везде свои заморочки… Но работа у вас была классная.
– Можно сказать и так, – Дмитрий Павлович снисходительно улыбнулся.
IV
Тусклое солнце лениво тащилось по бледному небу. Сегодня выходной и Ольга с Валентином лежали на диване. По их мнению, вернее так считала Ольга, а Валентин с ней соглашался, что выходные дни на то и даны, чтобы повалятся в безделье перед телевизором.
– Вот везёт же людям! – в который раз воскликнула она. – Столько лет прожить заграницей! Вот бы туда устроиться, а Валь?
– Чтоб туда устроиться, твоих курсов и моего ПТУ мало, – уныло возразил юноша.
– У тебя не ПТУ, а колледж…
– А, только поменяли название…
– Бухгалтера и маляры везде нужны!
– Да, там своих, Ольгуш, как собак нерезаных.
– Мог бы кому-нибудь словечко замолвить, вон у него какие знакомые! Наверняка и детей и внуков пристроили!
– Мы же ему не родственники.
– Валь, что ему жалко?! Зато, как это – соотечественники, – засмеялась Ольга и тут же с досадой, – горбишься на этом… рынке, покупатели, чтоб их… То яблоки им усохли, а на витрине свежие, то маленькие, а на витрине крупные, то пятна сбоку… Спрашивается, а гнилые куда дену, сама, что ль буду есть?! А витрина?! Она и нужна, чтоб лохов заманить, если я туда положу то, что в сумки им кладу, никто ничего покупать не захочет! И вот так каждый день трепишь нервы! Это не то, что у тебя на стройке, малюешь и малюешь… Иди, принеси пива, – и спихнула Валентина с дивана.
– Приходи, Ольгуш к нам, я тебя научу, – сказал Валентин, направляясь к холодильнику.
– Ты, что рехнулся! Из одной помойки в другую.
– Ну, какая у нас помойка, нормальная стройка, – оправдывался Валентин.
– Нет, я хочу работать в каком-нибудь офисе, – Ольга мечтательно завела глаза, будто на плитках потолка выискивала этот желанный офис, – что я зря курсы бухгалтеров заканчивала, – взяла, протянутую Валентином банку пива.
– Сколько полтора года прошло или больше? – Валентин уселся в кресло у окна. С карниза ниспадали бледно-жёлтые волны дневных штор. – Ты уж, Ольгуш забыла, что учила.
– Я тебе дам забыла! Ну, если и забыла, всё равно на работе надо переучиваться, вот на месте и научат.
– Очень надо кому-то тебя уч… – Валентин увернулся от летящего в него тапка, чуть не перевернул кресло. Но тапок пролетел чуть правее, попал в подоконник и отскочил, качнулись бледно-жёлтые волны.
V
Дмитрий Павлович сочувствовал своим постояльцам, не от хорошей жизни, он считал, люди вынуждены ехать в Москву на заработки, ютиться по чужим углам, оплачивая временное жильё, отрывая из небольших средств. Тяжело и без родных. Он знал это, потому что сам много лет назад мальчишкой после семилетки добрался до столицы. Далеко позади трудные годы работы на заводе, учеба в вечерней школе, рабфак, институт, полуголодная юность, выматывающая работа. Теперь ему есть, что вспомнить, но с каждым годом всё меньше с кем вспоминать.
Дмитрий Павлович хотел, чтобы у него с квартирантами сложились хорошие, а ещё лучше дружеские отношения. Но, к сожалению, с работой им помочь не получилось. Намекал, а потом откровенно говорил, что если есть желание получить высшее образование, то он им поможет, не в смысле приобрести диплом, а освоить предметы и испанский. Но молодая пара никакого интереса не проявила. Зачем им на институт время и силы тратить?! К чему? Да и неохота.
Ну, хорошо, Дмитрий Павлович соглашался, все с высшим образованием быть не могут, и способности, и наклонности, и интеллект у всех разный. Но считал своим, если не долгом, то почти обязанностью как-то их просветить. И при случае рассказывал об экспонатах, об архитектуре, об истории стран, где бывал. Но к своему огорчению не замечал интереса с их стороны. Сначала приписывал усталости, всё же работа у них не лёгкая, потом понял им это не нужно, не зачем, более того, у Ольги даже портилось настроение, она становилась раздражительной.
VI
Дмитрий Павлович на кушетке в холле просматривал газету «Коммерсантъ», остановился на разделе Культура, его заинтересовала статья о премьере спектакля «Ричард III» в Сатириконе. «Нет, эти современные постановки не для моих нервов», – подумал он, отложив газету и переваривая содержание. Мимо него из «своей» комнаты на кухню прошла Ольга. Промелькнуло что-то нелепое. Вспомнив, что пора принять таблетку от сердечной недостаточности он направился туда же.
– Не помешаю? – спросил, входя.
– Не-а, – с одолжением ответила девушка. – Вот смотрите, у меня обнова! – гордо заявила она, выходя на середину кухни, поставив руки на талию.
Дмитрий Павлович, скрывая отвращение, взирал на юбку и снисходительно на чёрную водолазку, которая обтянула её выпирающие складки рано располневшего тела.
– Водолазку купили?
– Не-ет! Юбку!
– Это, наверное, что-то сверхмодное? – выдавил Дмитрий Павлович, поражаясь вкусу модельера и покупательницы.
– Отхватила на нашем рынке!
– Простите, Оленька, и куда в ней можно ходить?
– Куда угодно! Я – на работу, куда же ещё!
– Ну, да, конечно.
Дмитрий Павлович грустно смотрел на образчик современной моды. Его жена не надела бы подобной безвкусицы. Юбка состояла из двух частей: верхняя, длиной до колена из тёмно-голубой джинсовой ткани со светлыми полосами спереди и сзади, как бы протёртой на ногах. Нижняя часть, тоже прямая, как и верхняя, была то ли из трикотажа, то ли ещё из чего-то неопределённого на первый взгляд, блёклого коричневатого цвета с рисунком – белёсоватыми размытыми цветочками. Ни по цвету, ни по фактуре и структуре ткани обе части юбки совершенно не подходили друг другу. И Ольга в ней выглядела уродливо.
– Я думал на вашем рынке только продукты.
– У нас всё есть, как в Греции, – засмеялась Ольга.
– Оленька, а хотелось бы побывать в Греции?
– Кто ж не хочет заграницу?
– А, что бы вы там посмотрели?
– Говорят там шикарные магазины и шубы дешёвые…
– Недорогие, даже весьма есть и в ЮАР, а, как смотрятся…
– Вот или туда съездить, как-нибудь летом.
– Оленька, – улыбнулся Дмитрий Павлович, – когда у нас лето, в ЮАР – зима.
Лицо Ольги вытянулось от удивления, она скорчила гримасу.
– Нет, в морозы я не хочу.
– Там нет морозов. А, как у нас, когда летом холодает, или поздней весной или ранней осенью. Всего лишь прохладно.
– Да-а?! А летом?
– Тепло, хорошо, бывает жарко, но не долго, в основном температура комфортная.
– Вот туда бы жить! Было бы море, тогда совсем был бы класс!
– Есть, есть там море, – засмеялся Дмитрий Павлович.
– Хочу в ЮАР! – серьёзно сказала Ольга.
– На песчаный берег под пальму? – улыбаясь, добавил Дмитрий Павлович, – а рядом красивые молодые мужчины-официанты, массажисты, бармены.
– Именно так! – твёрдо заключила Ольга.
VII
Большой желтоватый шар восходящей полной Луны завис в белёсой слоистой дымке среди тёмной синевы, пронзённой мерцающими искрами звёзд.
Дмитрий Павлович шёл по тротуару и смотрел на небо и Луну. Он любил бывать на природе, наблюдать, созерцать. Это его успокаивало, отвлекало от различного рода проблем. Но сейчас, на ночь глядя, за город не поедешь. Пришлось ограничиться прогулкой по прилегающим к дому улицам и любоваться прекрасным видом Луны и звёздного неба в просветах между домами. Дмитрий Павлович не уходил далеко от дома, сердце покалывало и давило, под языком таяла уже вторая таблетка валидола.
Дмитрий Павлович смотрел на Луну, абсолютно круглую и золотисто яркую в окружении подсвеченных перистых облаков и восхищался красотой и соразмерностью Божьего творения. Если бы ещё под этим прекрасным небом раскинулся луг с рекой и дальним леском, вот тогда картина выглядела бы не только замечательной, но и естественно, а тут высотки, как гигантские зубы дракона загораживают часть неба, искажают изумительный вид, перечёркивая его своими прямоугольными телами. Такое сочетание выглядит нелепым несоответствием.
Дмитрий Павлович не мог успокоиться, а вывела его из равновесия бурная сцена, буквально говоря, драка между Ольгой и Валентином. Вернее даже не драка, а нападение Ольги, при котором Валентин защищался слабо. Дмитрий Павлович пришёл из магазина с полным пакетом продуктов. Ещё на лестничной площадке услышал грубую брань, доносящуюся из его квартиры. Дмитрий Павлович в истеричном голосе с трудом узнал Ольгины интонации. К воплям прибавился глухой звук, будто-то что-то крупное падало и ударялось. Дмитрий Павлович поспешил отпереть дверь. Матерные крики и визги перемежались приглушенным стуком.
– Что здесь происходит? В чём дело? – сурово спросил Дмитрий Павлович, открывая дверь, где жили квартиранты.
Он даже отпрянул. Никогда в своей жизни не видел женщин такими злобными и агрессивными, как в тот момент Ольга. Она с остервенением и упоением била Валентина шпилькой каблука, крепко зажав в кулаке туфлю, и с размахом наносила удары в разные места, а Валентин пытался увернуться, закрывая лицо окровавленными руками, сдавленно приговаривая «не надо, Оленька». Но та, словно не слышала, продолжала его оскорблять и поносить, лупить изо всей силы, толкать и пихать. Валентин с грохотом падал, пытался отползти, Ольга настигала его и била, он снова полз, кое-как поднимался, а Ольга снова его толкала и колотила.
Дмитрий Павлович в ужасе. Бросился к Ольге, пытаясь её остановить. Та с гримасой злости замахнулась на хозяина квартиры. Но он умел обезоружить нападающего. Ольга опешила, туфля её валялась далеко. Удивлённо и ненавидяще смотрела на Дмитрия Павловича, возмущаясь тем, что он вмешался. Но Дмитрий Павлович понял, что запал буйности истёк. Ольга повалилась на диван.
– Валь, – позвала она властно и капризно, – я устала, принеси чего-нибудь пожрать.
Валентин с помощью Дмитрия Павловича поднялся.
– Иди в ванную, обмой кровь, смажь йодом, – сказал ему хозяин квартиры.
– После, вот только руки смою, – тихо ответил ему Валентин и поплёлся на кухню.
Дмитрию Павловичу стало противно, он вышел на улицу прогуляться и успокоиться и решил на следующий день им объявить, чтоб искали другое жильё. Так и быть до конца месяца могут остаться, а потом уезжают. Зачем ему на старости лет такие сюрпризы. «И кот расхворался, надо в лечебницу отвезти», – вспомнил Дмитрий Павлович и грустно пошагал дальше.
VIII
За окном автобуса вдоль шоссе мелькают дачные домики и домины, взбирающиеся на пригорок и исчезающие за ним. За высоким забором показался коттеджный посёлок и скрылся за лесопосадками. Проносятся мимо стройные стволы сосен, разлапистые ветви елей, меж ними на земле жёлто-бурые пятна листвы берёз, тополей и осин.
Приближается остановка с одинокой фигурой. Автобус остановился, входит дачник с рюкзаком за плечами и корзиной, полной грибов. Ольга дёрнула осунувшегося Валентина. «Выходим». Тот с дорожной сумкой протиснулся мимо грибника к выходу. Они с Ольгой сошли с автобуса и направились по тропинке в лес.
Ветер бушевал в кронах деревьев, неистово их гнул, осыпая округу листопадом. Скрип ветвей походил на стон, то жалобный, то злобный. Лес шумел пугающе. Ольга свернула с тропинки, за ней последовал Валентин. Они прошли глубь, пробираясь сквозь густой подлесок и поваленные отсыревшие и покрытые мхом стволы.
Ольга остановилась возле старых елей, их корни выпирали, как огромные пальцы, воткнутые в рыхлую почву из перегнивающих хвоинок. Рядом росли молоденькие дубки с трепыхающейся, будто в испуге бурой листвой.
– Копай здесь, – сказала Валентину, и пошла дальше.
– Не уходи, – жалобно попросил юноша, раскрывая сумку. Достал небольшую лопату с короткой ручкой.
– Я тут недалеко, посмотрю, может, грибы попадутся.
Валентин копал. Ольга весело крикнула откуда-то слева, что нашла пень, облепленный опятами. Юноша вырыл ямку неглубокую, но весь вспотел. Дрожащими руками положил туда объёмный пакет и стал засыпать землёй.
– Ну, ты скоро? Посмотри сколько грибов! – Ольга раскрыла пакетик, наполненный опятами.
– Уже почти всё, – прерывающимся голосом ответил Валентин, – заравнивая горку. – Я сейчас.
Он срубил молоденький дубок, срезал все веточки, разрубил его на две неравные части: подлиннее и покороче, соединил их в виде креста, связал их тоненькой гибкой веточкой и воткнул в свежий бугорок.
– Это ещё зачем? – возмутилась Ольга.
– Пусть будет, Оленька. Ладно? – умоляюще попросил Валентин.
– Ну, ладно, – после недолгого размышления уступила Ольга и с безразличием махнула рукой.
IX
Михаил Григорьевич недолюбливал квартирантов Дмитрия Павловича, с первого взгляда они ему не понравились. Вроде бы особо и не придерёшься, а чем-то отталкивают. Вначале Михаил Григорьевич, который частенько заходил к своему другу себя поругивал, что к старости стал сварливым. Но потом в беседах с Дмитрием Павловичем тот признался, что разочарован в своих молодых соседях, как он называл квартирантов. Неинтересные какие-то они. Все их разговоры сводятся к одной теме: вот повезло такой-то или такому-то, потому что у него или у неё есть то-то и то-то, может позволить себе это, а вот у них такой возможности нет и, когда ещё представится.
Явным лидером в этой паре была Ольга, а её парень Валентин… Дмитрий Павлович даже удивлялся, как можно быть таким безвольным, не иметь собственного мнения. Как не жалеть человека, кого природа обделила, но не только Валентина, Ольге, похоже, не дано чувство любви, доброты и сострадания. И её Дмитрий Павлович тоже жалел, жалел их, как убогих, лишённых, по его мнению, наиважнейших человеческих качеств. Такие выводы он сделал из общих с ними бесед и случайно услышанных фраз, да из наблюдений их взаимоотношений.
Михаил Григорьевич сочувствует своему другу, тому всю жизнь хотелось детей. Искал родственников, помнил, что в детстве слышал о двоюродных и троюродных братьях и сёстрах, хотел пригласить к себе кого-нибудь из племянников. Но так и не нашёл, их разбросало время. Теперь эта неотвязная идея с квартирантами.
