bannerbannerbanner
полная версияЧёрный дым

Ирина Якубова
Чёрный дым

– Ну конечно, заедем, звёздочка моя! – улыбнулась Лариса.

Вадим Яранский вёл машину и прокручивал в уме всю историю, которая произошла с его семьёй. Теперь у него есть маленькая дочь. Он не чувствовал ничего к ней. Но ведь отцовский инстинкт – не материнский. Он вспомнил, как забирал из роддома новорождённую Анжелу, и тогда он тоже ничего особенного не ощутил. Это мама носит ребёнка под сердцем девять месяцев, в нём течёт её кровь. А отцы – другое. Чувства просыпаются позже, когда постепенно привыкаешь к своему малышу… И сейчас, наверное, будет так же. Он обязательно Альфию полюбит. Главное, что Лариса её любит, и у них появился снова смысл жить.

Глава 19.

Утром следующего дня семья Яранских завтракала на своей просторной кухне. Альфиюша играла в детской, которая не претерпела пока никаких изменений в связи с появлением новой хозяйки. Рамиль, сидевший во главе стола выглядел сегодня усталым, но умиротворённым. Вечером он сам, вроде как по-сестрински, искупал и уложил спать девочку, на ночь рассказывал сказки, а потом, всю ночь просидел у кроватки, гладя по головке свою малышку.

– Ну вот и всё, – произнёс он.

– Что? – встрепенулась Лариса, сидящая напротив.

Яранский встревоженно повторил:

– Что всё?

– Я снова слышу зов.

– Какой ещё зов? – спросили Яранские хором.

– Ну помните, я вам рассказывал, что слышал зов, когда умер. Что-то вроде призыва идти туда… Тяга непреодолимая.

Вдруг раздался звонок в дверь. Яранский открыл не глядя в глазок, потому что был уверен, что снова нагрянул следователь или кто-то ещё из третьего отдела. За последнюю неделю они были частыми гостями у Яранских, работали по делу Садыковых.

В квартиру статно вошла профессор Юлия Викторовна Карпенко. В коридоре сняла по-свойски шпильки, поздоровалась со всеми, и, не дожидаясь приглашения, уселась на свободный табурет. Лариса вскочила как по команде и загремела чашками. Карпенко в первую очередь оглядела Анжелу с ног до головы и сказала:

– Ух ты! Какая Анжелочка выросла большая. Ведь девчонкой помню…

– Здравствуйте, – поздоровался Рамиль, испытав некую неловкость за свой растрёпанный вид, клетчатую рубаху навыпуск, широкие джинсовые шорты (обрезанные бывшие брюки) и непричёсанные после сна волосы.

– Итак, – начала Юлия Викторовна, строго посмотрев на Яранского, – это правда, что я слышала сегодня по новостям?

– Мы сегодня телевизор не включали ещё. А что Вы слышали? – спросила Лариса.

– О том, что арестовали Роксану Садыкову, которой предъявлено обвинение в убийстве мужа-бизнесмена. Отца девочки, которую по просьбе Вадима я помогла извлечь, так сказать, из семьи… Умолчу чего мне это стоило… Вот, кстати, деньги привезла ваши оставшиеся, – сказала Юлия Викторовна, копошась в сумке. – А что слышно о малышке? Как она там у родни деревенской живёт?

Яранские начали говорить хором, перебивая друг друга. Вадим:

– Спасибо, но деньги возвращать не надо. Отдайте там кому-нибудь, Вы же благотворительностью занимаетесь. То есть ты…

– Спасибо, что помогли нам, Юлия. А девочка здесь, у нас. Играет. Мы её удочерим с согласия стариков Садыковых. Да-да. Они сами предложили, им трудно с ней… Альфия! Иди сюда, на минуточку. Доча! – крикнула Лариса.

У Карпенко глаза на лоб полезли, когда она своими глазами увидела свою недавнюю пациентку, с важным видом вошедшую в кухню в цветастых трусиках и маечке, толкающую перед собой пластмассовую розовую коляску, набитую плюшевыми зверями, укрытыми маленьким вязанным одеяльцем. Девочка поздоровалась, назвав профессора по имени отчеству. От этой картины Ларису Яранскую захлестнула волна умиления и гордости. А её супругу показалось, что Лариса настолько привязалась за месяц к девочке, что похоже забыла, что не она её родила. Юлия Викторовна немного помолчала, переваривая увиденное и услышанное и произнесла, наконец:

– Так. Вадим. Обращаюсь к тебе. Я пришла сюда не только за тем, чтоб вернуть деньги, но и за тем, чтоб узнать правду. Ты обещал, что потом расскажешь мне всё. Заметь, я свою работу выполнила на отлично. Я действовала вслепую, просто доверяла тебе. И теперь не уйду, пока ты мне всё не расскажешь.

Все трое Яранских переглянулись. Юлия перехватила их взгляды друг на друга. У Вадима вообще глаза забегали. Профессор сказала:

– Не пойму, в чём дело? Вы меня не уважаете?

– Что ты, Юль… – ответил Яранский, – дело не в этом. Просто ты не поймёшь. Это настолько нереально, что просто не поверишь.

– А я всё ж попробую.

– Ну хорошо. Только обещай, что выслушаешь не перебивая. И обещай, что не станешь считать нас сумасшедшими, ладно? Если не поверишь, это твоё право… Просто распрощаемся и всё.

– Яранский, хватит запугивать. Я же в бога верю. В того, которого никогда не видела и не слышала. Смогу поверить и в вашу историю.

– А пойдёмте в зал, – предложила Лариса.

– А я, пожалуй, прогуляться выйду, – сказала Анжела, поднявшись с табурета. – Переоденусь только.

– Возьми Альфиюшу с собой, – попросила Яранская.

Но девочка идти гулять без мамы не захотела, и через пять минут Рамиль-Анжела вышел из квартиры своих названных родителей и друзей навсегда. Вышел тихо, спокойно, чмокнув только на прощанье Альфию Садыкову в смуглую щёчку с ямочкой.

Примерно через час рассказ был окончен. На журнальном столике перед профессором Карпенко были аккуратно разложены доказательства: две просроченные путёвки в Египет, кредитная карточка Рамиля Садыкова, ноутбук с открытой интернет- страницей бизнесмена в соц.сети, карта города с обозначенными на ней маршрутами к пляжам, досье на врача-эксперта Рахмана, собранное Рамилем, телефон Анжелы с смс- сообщениями от её бывших друзей и молодого человека. Не хватало только пистолета Макарова, который Рамиль после визита к патологоанатому отвёз обратно туда, где тот был куплен, и незаметно подбросил местному авторитету Грозному Ивану. Юлия Викторовна, конечно, была в шоке от услышанного.

– Ну, что скажешь, Юль? – спросил Яранский.

– Господи… Чтоб переварить такое, нужно время…

– Ты обещала поверить.

– Я сказала, попробую.

– Ты сказала, что веришь в бога, которого не видела и не слышала. А тут смотри, сколько доказательств!

– Юлия, мы не заставляем Вас нам верить. Просто спасибо Вам за помощь, – добавила Лариса.

– Я думаю, девочку надо будет психологу показать. После всего пережитого… – сказала наконец Юлия что-то здравое. – А ещё… Вы, Яранские – святые. Вот что.

Внезапно в дверь позвонили. Так резко, что взрослые вздрогнули, а маленькая Альфия прибежала в зал и схватила мать за руку. Она прижалась к Ларисе так сильно, будто боялась, что пришли за ней. Вадим открыл дверь, все вышли в коридор. На пороге стояли соседи по подъезду, человек пять. Вид у всех был встревоженный, и один из пришедших, парень с первого этажа, сказал, немного запинаясь:

– Там это… Ну… Во дворе ваша Анжела. Её же паспорт это?

Вадим взял из рук соседа паспорт, раскрытый на первой странице с фото его дочери.

– Да, её паспорт… А откуда он?

Пока Яранский "тормозил", соображая причем тут паспорт Анжелы, и зачем все эти люди толпятся на лестничной площадке, Лариса с Юлией опрометью кинулись на улицу. Вадим схватил на руки малышку и побежал следом. Соседи гурьбой последовали во двор.

На лавочке возле детской площадки под раскидистым клёном, в кроне которого кое-где проглядывала пожелтевшая листва, полулежала в неестественной позе молодая девушка с широко раскрытыми стеклянными глазами. Светло-русые густые волосы закрывали половину лица и подбородок, от чего труп не выглядел ужасающе. На вороте рубашки и оголившейся сбоку шее виднелись следы белой пены, которая, видимо, вытекла изо рта. Рядом стоял участковый. Он констатировал смерть девушки, проверил карманы брюк, обнаружил паспорт, вызвал "скорую" и отослал соседей за родителями Анжелы Яранской. Теперь он отошёл в сторонку и закурил. Увидев подбежавших отца и мать он решил прояснить ситуацию и обратился к Юлии Викторовне, которая ему показалась более уравновешенной из двоих женщин:

– Вот… Соседи обнаружили. Наглоталась таблеток девушка. Я их собрал под скамейкой. Штук десять рассыпано было, на анализ отдам. Примите мои соболезнования… Вот ещё записка, рядом с паспортом лежала.

Юлия Карпенко с Яранским склонились над листком бумаги, переданным им милиционером. Там было написано: "Спасибо всем вам. Я ушёл счастливым. Берегите дочь". Лариса Яранская безудержно рыдала, упав на колени перед телом Анжелы. Вадим, попытался мягко взять её под локоть. Он прошептал её в ухо:

– Милая, не надо. Ты же понимаешь, что это не Анжелочка наша ушла…

– Знаю, – проплакала горько Лариса, – я прощаюсь с телом дочери. С телом! Ведь теперь и его у меня н-е-е-е-т… Ни-че-го не осталось… Доченька моя-а-а-а… Доченька моя-а-а-а!

Вдруг Яранская почувствовала детские ручонки, крепко вцепившиеся в шею. Маленькие ноготки впились в кожу с такой силой, что казалось останутся царапины. Она с трудом повернула голову назад и сквозь пелену слёз увидела родное детское личико с большими мокрыми, как и у неё, глазёнками и упрямо поджатыми губками. Малышка шмыгнула и громко прокричала ей лицо:

– Я твоя доченька! Я!!!

Эпилог

Профессор Карпенко закрылась у себя в кабинете. Она никак не могла расстаться с пагубной привычкой курить. И прятаться, ещё с молодости. Сначала она скрывалась от своих родителей, потом от детей и коллег. Ну не могла она никак взять и закурить прилюдно! Каждый раз она покуривала втихаря за закрытыми дверями в щёлочку открытого окна. Потому что, если открыть окно настежь, дым пойдёт в комнату, и долго не выветрится. Так она делала и сейчас, зная, что все доктора ещё минут пятнадцать будут на утренней конференции (на которую она иногда позволяла себе не ходить), и никто её не потревожит. Но в дверь внезапно постучали. Юлия Викторовна аж вздрогнула от неожиданности, воровато оглянулась на дверь и резко затушила сигарету, выставив миниатюрную пепельницу за окошко на карниз. Затем она быстро брызнулась дежурными духами, положила в рот мятную жвачку и пошла открывать. На пороге стоял мужчина среднего роста с накинутым на плечи белым халатом. Лицо его было ничем не примечательно, самое простое. В руках кожаный портфель. На глазах очки. "Чей-то родитель", – подумала Юлия.

 

– Здравствуйте, Юлия Викторовна. Я прибыл. Как и договаривались в девять часов.

Карпенко села за стол, ничего не понимая. Никого она, вроде, не ждала.

– Добрый день, – ответила она нерешительно. – Подождите минуточку.

Доктор раскрыла свой ежедневник на пятом сентября. Просмотрела тщательно страницу. Потом шестое сентября и четвёртое. Никто к ней на утро не был записан. Затем внимательно посмотрела на посетителя.

– Вы извините, но ко мне по записи никого нет. Может, Вам не ко мне.

– Как это нет? Я – Павел Федышин. Президент благотворительного фонда "Дыхание". Вспоминайте! Вы же сами мне на сегодня назначили встречу.

– Но когда? Я Вас, простите, не знаю. И не помню… У меня на час дня сегодня назначено выступление на конференции в онкодиспансере, где я сижу в президиуме, к тому же!

– Да Вы смеетесь надо мной? – забеспокоился мужчина. – Вы же сами мне прислали электронное письмо на почту. Неделю назад. Вы переписывались со мной, обещали, что на шестое сентября примете пятерых детишек с моего фонда на стационарное лечение и обследование в детское отделение.

– Кого приму? Скольких детей? – профессор была настолько обескуражена, что чуть дара речи не потеряла.

Федышин вскочил и стал ходить по кабинету взад-вперёд. Видно было, что он сильно нервничает.

– Ну как Вы могли забыть? Я уже пациентов подобрал и родителей сориентировал. Документы подготовил. Вот смотрите! – сказал Павел и открыл портфель.

На столе перед Юлией оказалась кипа бумаг. Она медленно открыла первую папку. Федышин подошёл ближе и встал за спиной доктора. Он стал заглядывать в документы через Юлино плечо. Он так приблизился, что ей стало не по себе. Она в этот момент думала о двух вещах: что за чертовщина, и как бы незаметно вынуть изо рта жвачку. Первым ей в руки попалось "дело" мальчика четырёх лет с наследственным тяжелым заболеванием муковисцидозом. Она бегло пролистала десять страниц печатного текста, просмотрела анализы. Федышин что-то комментировал через плечо.

– Можно без комментариев? – раздражённо попросила Юлия. – Вы меня отвлекаете.

Федышин замолчал. Только после этого он почувствовал нежный лавандовый запах в смеси с тонким ароматом дорогого табака, исходившими от волос доктора. Ему захотелось вдохнуть глубже, и он поймал себя на том, что отвлёкся от дела. Пока Юлия Викторовна просматривала бумаги, Павел молча разглядывал тонкие пальцы женщины, отметив, что обручального кольца нет. Минут через десять он всё-таки решил нарушить молчание:

– Юлия Викторовна, как видите, детки все очень тяжёлые. Четверо из них из области и только один ребёнок городской, годовалая Машенька с синдромом Дауна и тяжёлой бронхиальной астмой. У вас ведь найдутся места и для ухаживающих родителей тоже?

Карпенко встала изо стола, налила себе воды и залпом осушила бокал. Она решила проявить твёрдость. А то получается, из-за какого-то недоразумения она вынуждена оправдываться и чувствовать себя виноватой перед каким-то мужиком, которого впервые видит.

– Павел, Вы меня извините конечно, но помочь Вам я не смогу. Мест в отделении нет. Очередь на плановую госпитализацию на месяц вперёд. Все квоты на этот год почти израсходованы.

– Как же так? Зачем тогда обещали?! Люди "на чемоданах сидят!"

– Да не писала я Вам писем! Это ошибка.

– Хорошо! Я покажу.

Федышин достал из портфеля маленький нетбук и подошёл вплотную к доктору. Открыв его, быстро вошёл на страницу своей электронной почты и тыкнул пальцем на список входящих писем:

– Вот, читайте!

Юлия уставилась в дисплей. Она внимательно прочитала переписку Федышина с кем-то, кто писал от её лица. Якобы, она предлагает помощь в лечении пациентов фонда, обещает на шестое сентября обеспечить пять мест для детей и родителей с тяжелой наследственной патологией, которых просит подобрать самостоятельно, и назначает встречу с президентом фонда, то есть с ним самим, чтоб обсудить детали пятого сентября в девять утра.

– Обалдеть… – заключила поражённая Юлия Викторовна.

– А Вы мне не верили!

– Так ведь не я это писала!

– А кто?

– Откуда мне знать? Это не мой электронный адрес. Моя почта: YuliKarpenko1965! Понимаете? 1965 – это год открытия нашего отделения. Других почтовых ящиков у меня нет! Вот, идите сюда и смотрите!

Карпенко включила свой рабочий компьютер, показала свою страницу в интернете и свою электронную почту. Теперь очередь Федышина пришла удивляться:

– Ч-чёрт… Кто же мне писал?

– Не я. И нечего на меня наезжать!

– Простите меня ради бога. Но как же быть теперь?

– Как, как? Не знаю.

– Юлия Викторовна! Вы должны мне помочь.

– Да что за тон? Не должна я Вам ничего.

– Извините… Я прошу Вас помочь мне. Ну не могу я, поймите, взять и объявить теперь родителям, что всё отменяется. Они так ждут, надеются…

Юлия Викторовна решила обнаглеть и закурить в открытую. Павел Федышин, она заметила, не посмотрел на неё осуждающе, а даже сам попросил сигаретку. Юлия почувствовала облегчение от того, что перед этим человеком не надо строить из себя интеллигентную даму и можно вести себя естественно. Она включила электрочайник и насыпала кофе в две чашки. Потом подумала, что надо было бы спросить, пьёт ли Федышин кофе, но было поздно. Он сам взял кипящий чайник и наполнил бокалы.

– Жалко, конечно, детишек, – сказала Юлия, глубоко и с удовольствием затянувшись.

– Может придумаем что-нибудь, а? Доктор, я в долгу не останусь.

– Уф, – вздохнула Юлия и взялась за трубку телефона.

В течение целого часа профессор Карпенко звонила разным людям в министерство, вызывала каких-то своих коллег и давала им поручения, сама куда-то выходила. И снова потом звонила. После пятой выпитой чашки кофе у Федышина уже трещала голова, и он не знал, будет ли конец этим многочисленным переговорам. Наконец, Карпенко вынесла вердикт:

– Итак, Павел. Для четверых детей с родителями я места выбила. Завтра могут приезжать к восьми утра. С собой иметь страховые полиса. Документы эти оставим у меня до завтра. Ещё надо заказать лекарства и средства ухода, но это уже завтра, когда сама всех увижу. Ещё надо обзвонить всех, кто записан на сентябрь, так как очередь на госпитализацию теперь подвинется…

– То есть четыре места, да?

– Пока да. Ничего, пятого ребёнка в октябре возьмём. Вот, к примеру, малыш с фенилкетонурией, Серёжа, кажется. Там прогноз вполне благоприятный для жизни.

– Ну хорошо. Тогда я сейчас же свяжусь с родителями и подтвержу наличие мест. Я Вам так благодарен, доктор…

– Ой, блин!

– Что?

– Да что, что! 12.30, вот что!

– А, Вам на конференцию же надо.

Юлия не ответила. Она быстро стала складывать свою сумку, наскоро покидала туда какие-то бумаги, одновременно снимая халат и прихлёбывая остывший кофе.

– Я Вас подвезу, не волнуйтесь, к 13-ти успеем, – приговаривал Федышин, счастливо улыбаясь от того, что его детки пристроены.

– Да у Вас реактивный самолёт, что ли? Пробки кругом!

Юлия Викторовна выскочила на улицу. Федышин схватил её за руку и потащил к своей белой ладе-калине. Он усадил её чуть ли не силой на переднее сиденье, сам пристегнул. Перед тем, как включить зажигание, Павел взял с заднего сиденья бумажный пакет, достал оттуда хот-дог в белой салфеточке и протянул доктору:

– Вот, ешьте. А то в голодный обморок упадёте прям в аудитории.

– Да быстрее же!!!

Машина тронулась. Юлия не без удовольствия съела угощение, запив колой из бутылки, которая лежала в бардачке.

– А до скольки конференция будет? – поинтересовался Павел, когда автомобиль уже въехал на территорию онкодиспансера без пяти час.

– Шесть докладов. Потом обсуждение и фуршет.

– Ну, я тогда за Вами к четырём заеду. Подожду, если что. Я ведь перед Вами в долгу.

– Успеете долг вернуть. Мне сегодня детей к бабушке везти, некогда.

– Ну вместе и отвезём.

– Ладно, – кинула Юлия через плечо, уже хлопая дверью машины.

Она почти бегом вбежала в зал заседаний научного общества детских онкологов, пригладив волосы рукой, заняла место в президиуме справа от главного онколога области, и оглядела притихший зал. Человек двести, не меньше. Всё. Надо сосредоточиться на работе. Перед тем, как уйти с головой в науку, Юлия Викторовна вспомнила странное начало сегодняшнего дня. "А неплохой мужичок этот Федышин", – подумала она, открывая блокнот с текстом своего выступления.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 
Рейтинг@Mail.ru