Ирина Владимировна Шестакова
Линия жизни

Глава 1

Март 1988 год

Галя долго рассматривала ладонь Любы. И наконец изрекла.

– Хоть убей, но линии сходятся в одной точке и преобразуют букву "М".

– И что это означает? – с любопытством спросила Люба. Она была из верующей многодетной семьи, но всякая мистика была ей тем не менее интересна.

– Да мучиться будешь всю жизнь – отозвалась Тамарка. Девушка снимала бигуди и бросала их в целлофановый мешочек.

– Почему сразу мучится-то? – тут же возразила Галя, заметив в глазах Любы страх за своё будущее. Девушка прижала руку к груди и переводила взгляд то на одну подружку, то на вторую.

– А что ещё можно подумать? Мучится и точка. Ладно, некогда мне с вами, спешу на свидание! – Томка быстро расчесала свои локоны, залила их лаком и подкрасив губы, выскочила за дверь комнаты.

– Не обращай на неё внимания. Всякую чушь как скажет – отмахнулась Галинка и толкнула Любу в бок – ну как там насчёт практики? Отпускают тебя в Золотовку?

Алёнка пожала плечами. Слова Томки всё равно не выходили из головы.

– Пока не знаю. Мать ругается, отцу некогда вникать. День и ночь работает, чтоб такую ораву прокормить. Сама знаешь вместе со мной ещё восемь ртов. У нас Колька в армии, Маринка как Максимку родила, так на мать его и повесила. Сама вечно больная, то не могу, сё не могу. Мы трое самых старших, остальные ещё в школу бегают. Мать крутится, как белка в колесе. Самые младшие в шестом классе, Савка и Аринка. Щас лето начнётся, а вместе с ним огороды, покос …

– Так! У твоей сестры Маринки муж есть, вот из армии придёт и пусть сваливают отдельно жить. Хоть к свекровке, а то хорошо твоя Мариша пристроилась. Сама спит до обеда, а вы все по очереди с Максимкой должны нянчится – Галя нахмурила светлые брови. Их в семье было всего трое: Наташка, Лёнька и она – по любому в Золотовку поедем. Нас уже там места ждут! Не практика будет, а рай для души! Там парней знаешь сколько? Вот найдём себе и замуж выскочим, свои семьи заведём. Тогда мать твоя от тебя отстанет.

Люба промолчала, зная, что мать не отстанет. Галинка могла бы пройти практику и в своей деревне, у её матери были везде связи, но она предпочла свободу и настояла чтоб непременно быть рядом с лучшей подружкой Любкой, которую мать всё же отпустила в Золотовку. Спорить против решения руководства техникума, она не посмела.

– Глядай там у меня, чтоб скромно себя вела – бухтела Нина Игнатьевна, набивая сумку соленьями, чтоб дочь на практике не голодовала.

– Помни Любка, что Господь каждую мысль твою уразумеет. Молиться не забывай, утренню да вечерню читай – наставлял отец, Максим Алексеевич. Люба помалкивала и родителям ни в чём не перечила, лишь бы уехать поскорее и ощутить свободу. В Бога она верила и боялась, только стеснялась. Ещё в школе прилипла к их семье кличка, баптисты и Люба ужасно комплексовала по этому поводу, вспоминая как на школьной линейке заставляли снять крест и вступить в комсомол. Чего только не было .... Школьные годы хотелось забыть, как страшный сон.

Галька ждала её уже на вокзале. Грязный пазик был в набиток, но девчонкам удалось занять себе места в самом конце. Всю дорогу они болтали, шутили и смеялись, пока не прибыли в Золотовку. Весь путь от их райцентра занял полтора часа. Из автобуса вывалились уставшие, вдохнули весенний мартовский воздух и осмотрелись. Деревня встретила чернющими подтаявшими сугробами и грязью до колен.

– Чувствую погрязнем мы здесь по уши – произнесла Люба, растерянно рассматривая свои чистенькие резиновые сапожки.

– Тю! Где наша не пропадала, пошли Любаш! – Галинка подхватила свои сумки и двинулась вперёд. Они должны были остановиться у какой-то бабуси, та сдавала небольшую комнатёнку. В другой комнате уже жили девчонки практикантки, которые приняли новеньких с показным высокомерием.

– Сапоги-то в сенцах сымите – пробурчала хозяйка дома, баба Нюся – щас натопчете, как лошади. А мыть кто будет? Вон ваша опочивальня – кивнула она на запертую дверь – парней не водить, под окнами с ими не оголять. Отбой в десять, исть готовить будете по очереди. У меня окромя вас, ещё три постоялицы. Всё понятно?

– Да, баб Нюсь – бодро ответила Галка, давясь от смеха и незаметно толкая Любу в бок. Бабуся в шерстяных чунях, гигантского размера и вязаной кофте, которая была вся в заплатках, выглядела по мнению Галки уморительно.

– Вот баба-яга костяная нога нам досталась, а? – подмигнула она Любе. Девушки обустраивались в своём новом жилище. Разбирали вещи, заправляли в своё постельное бельё, железные кровати. Завтра предстоял первый день практики в кондитерском цеху, так как учились они в городском техникуме на кондитеров. Почему Люба выбрала именно эту профессию, она и сама не смогла бы объяснить. Ей тогда казалось это престижным, выпекать пирожки, торты и пирожные. Всё время сыта и домой кой-чего перехватишь. Знала бы она, что потом по жизни, её профессия ей совершенно не пригодится…

Практика пролетела весело, с шутками и задорным смехом. Люба и Галинка все животы надорвали, придумывая различные истории и развивая свою бурную фантазию. Но работали они слаженно и ответственно, никто не мог к ним придраться и директор цеха к окончанию практики с сожалением произнёс:

– Хорошие вы девчонки. Мне бы работниц таких в цех. Молодые, энергичные. Может как экзамены сдадите и диплом получите, к нам махнёте? – Александр Валерьянович смотрел на девушек из под своих огромных очков, то и дело, протирая свою потеющую лысину. Стоял конец душного мая и работавший в его кабинете вентилятор, от жары не спасал.

– Не знаю, мамка меня навряд ли пустит сюда. У нас в райцентре свой кондитерский цех и перспектив побольше – неуверенно ответила Люба. Галинка не преминула её пихнуть в бок и улыбаясь Александру Валерьяновичу, заявила:

– Конечно, приедем! Нам у вас очень понравилось. Природа глаз радует, коллектив отменный. Я когда ехала сюда, думала захолустье беспросветное! Ан нет, деревня развивается, колхоз один чего стоит!

Александр Валерьянович обрадованно рассмеялся и стукнул по столу ладонью.

– Тогда жду вас, девочки красавицы. Всё сделаю по трудовой, стаж пойдёт. Ну а жить будете всё там же, у бабы Нюси. Слышал я краем уха, что вроде как довольна она вами.

Всю дорогу до дома Люба сопела в две ноздри. Какова, а! Хоть бы её мнение спросила!

– Ты чего сопишь-то? Сама же восторгалась, как здорово в Золотовке! Или я что-то не так поняла? – допытывалась Галинка.

– Да, восторгалась. Но жить бы там я не хотела. Мне в городе больше нравится, неужели мы бы там себе места не нашли?

– Ну ищи – психанула Галинка, отвернувшись к окну – а я диплом получу и в Золотовку вернусь. Там меня Егорка будет ждать, уже договорились.

– Ах вот оно что! – возмутилась Люба – это тебя есть кому ждать. Меня, некому. Так зачем я туда потащусь, пятую точку твою прикрывать? Знаю, что тётя Нюра твоя тебя не пустит во второй раз.

Галинка решила сменить гнев на милость, зная гордый нрав подружки. Уж очень ей хотелось с Егоркой поближе сойтись.

– Ну Любаш … давай вернёмся? Если не понравится тебе, всегда уволиться можешь и уехать. Подсоби хоть на первое время, а я в долгу не останусь. Между прочим мой Егорка похвастался мне, что из армии скоро его друг приходит, Вадька Прудников. Он мне его как описал, так я сразу про тебя подумала. Он только тебе подойдёт! Такой же скромный и малообщительный!

Люба зарделась чуть розоватым румянцем. Девушкой она была очень симпатичной, видной. Женихи до дома провожали, не один раз. Только всё того, единственного не было. От которого сердце зашлось бы.

– Ладно, уговорила. Посмотрим, что за фрукт ваш Вадька Прудников. Но учти, что уеду сразу, если почувствую себя там не в своей тарелке – предупредила Люба, раздумывая как теперь мать уговорить. Ведь опять хай поднимет, упрекнёт что совсем не помогает ей с хозяйством. А она одна что ли? Вон младшие пусть подрастают и учатся трудиться.

Вот уже и экзамены позади, получен диплом. Вся группа радостно размахивая заветной картонкой, направилась в ближайшее городское кафе. Люба с Галинкой отказались, у них автобус через час. Какое кафе! Девчонки ринулись собирать свои пожитки и планировали в конце недели направится в Золотовку. Уже в качестве работниц кондитерского цеха.

– Не пущу! – заявила Нина Игнатьевна своей дочери Любе. После старшей Маринки и Кольки, Люба была третьим ребёнком по счёту. Остальные шли потом подряд, Митька, Петька, Санька, Володька, Савка и Аринка, самая младшая. За всех у неё болело сердце и всех она собирала около себя, как цыплят. Ругалась, поколачивала часто. Но оторвать от себя, не могла. Такой уж она была, её не исправить.

Глава 2

Люба продолжала уговаривать мать, чтобы та отпустила поработать в Золотовку.

– Мам, я там опыта наберусь. Если что, в город вернусь и устроюсь в любое место! С опытом меня везде возьмут – настаивала Люба.

– Знаю я какого ты там опыта наберёшься. Подстриглась вон как курица общипанная, где косы твои? "Опыт" – передразнила Нина Игнатьевна. У неё была вечерняя дойка. Корова их Зорька, должна была скоро отелиться через два месяца и хлопот прибавится.

– А тётя Нюра Галинке разрешила всё лето в деревне поработать.

– Ага, тётя Нюра разрешила – усмехнулась Нина Игнатьевна – твоя Галинка наврала ей с три короба теперь. Вертихвостка твоя подружка, ей всё равно где ховстом крутить.

– Мам, я зарплату буду получать. Каждые выходные сюда ездить и тебе помогать – привела последние аргументы Люба. Но спор разрешил неожиданно отец. Он работал по калыму, везде где придётся и последняя его работа завершилась удачно. Ему хорошо заплатили. Максим Алексеевич вместе со своим другом и напарником Ильёй, решили отдохнуть немного, выпить по стопочке. Заслужили.

Нина Игнатьевна стопочки на особо приветствовала, но куда деваться. Да и супруг её выпивал редко, повторяя, что вино дурманит разум и отвлекает человека от молитвы. Женщина быстро нажарила картошечки, окрошку сделала, достала огурчиков малосольных с помидорами и оставила мужиков расслабляться после тяжёлой трудовой работы. Детей разогнала на улицу, сама стирку затеяла в железном тазу во дворе.

– Калина красная, калина вызрела – завёл отец. Люба отдраивающая пригоревшую кастрюлю после пшённой каши, прислушивалась к мелодичному голосу Максима Алексеевича. Она любила, когда отец запевал песню, а эта была одна из его любимых.

– А что Максим, давай ещё по одной. Эх, грехи наши тяжкие – вздохнул дядя Илья, послышалось звяканье стаканов и Люба решила, что это самый подходящий момент. Отец уже созрел.

– Пап, а меня на работу пригласили. Сам директор кондитерского цеха, где мы практику проходили – сообщила Люба и вздрогнула. В дом вошла мать и посмотрела на неё грозным взглядом.

– Ну что ж, езжай, раз пригласили. Ты уже взрослая, тебе и решать – Максим Алексеевич тихонько рассмеялся. Он в отличии от матери вообще был добрым и мудрым, многое знал и интересно рассказывал всегда. Люба удивлялась, как его такого городского и культурного занесло в ту глушь, где жила тогда её мать? По характеру они такие разные! А сошлись и живут уже двадцать лет!

– Будет тебе Максим с пути девку сбивать. Вот в подоле принесёт нам, тогда будешь по другому говорить – Нина Игнатьевна демонстративно начала собирать пустую посуду со стола. Смущённый дядя Илья, побаивающийся Нину Потапову, встал из-за стола.

– Пойду я, Алексеич. Поздно уже, ребятёшки ваши прибегут скоро на ужин – промямлил он. Максим Алексеевич при нём с женой спорить не стал, проводил друга до ворот.

– Тогда на неделе свидимся. Ещё один калым есть, в соседней деревне, там строится кто-то собрался. Цену обмозговать надо.

Илья кивнул и поплёлся по улице, что-то негромко напевая себе под нос.

– Ты мать, при посторонних людЯх-то язык свой попридержала бы – упрекнул Максим алексеевич свою жену, Нину Игнатьевну, которая разогревала большую кастрюлю щей для их большой оравы.

– Илья не посторонний, почитай как свой давно – упрямо заявила Нина Игнатьевна – иди Любка, зови братьев и сестру на ужин. Мне ещё Маринкиному Максимке молоко вскипятить надо.

– А она сама что, без рук? – вырвалось у Любы. Марина у них была неприкосновенной. Она родилась слабенькой и больной, с неправильно расположенными внутренними органами. Мать с ней даже в Москву ездила, к какому-то профессору. Сказали лишь, что до двадцати лет доживёт дай Бог и всё. Отец тогда день и ночь молился на коленях, как мать рассказывала. И вот Маринке уж двадцать два, замуж вышла, да сына родить смогла. В семье её никто не тревожил, тяжелее кружки она ничего не поднимала.

– Зараза какая, а! Иди отседова! Что наказала, то и делай. А то ни в какую Золотовку не поедешь – прикрикнула мать.

Люба больше пререкаться не стала. Теперь всем сердцем желая уехать, как можно скорее. От матери ей доставалось больше всех и иногда Любе казалось, что из всех девяти детей, именно её она не любит. Ведь когда Нина Игнатьевна была беременна Любой, то у неё умерла мать, которую она очень любила. Нина Игнатьевна была у неё единственным ребёнком и мать Прасковья Солодова держала подле себя свою кровиночку до последнего, пока в их деревню не приехал искать себе невесту Потапов Максим Алексеевич. Нине тогда уж двадцать пять стукнуло, чуть ли не старой девой считалась.

Когда Люба вышла, Максим Алексеевич тихо произнёс:

– Любку не трожь. Пускай едет, девка она у нас не глупая. В подоле по твоим словам не принесёт, скорее замуж выйдет – знал бы в ту минуту Максим Алексеевич, что слова его пророческими окажутся.

Нина Игнатьевна хоть и с большой неохотой, но дочь отпустила. И вот Люба со своей подружкой снова трясутся в пыльном пазике. Что их там ждёт?

– Меня уж Егорка теперь заждался. Как бы другую не нашёл себе паразит – всю дорогу переживала Галя.

– Если любит, то дождётся. Неужели серьёзно прям у вас? – Люба ехала без энтузиазма. Её никто не ждал, просто захотелось на лето вырваться из дома. Из её большого родного дома, который построил когда-то отец, своими трудовыми руками для их большого семейства.

– Ну не скажи – протянула Галя – с глаз долой, из сердца вон. А нас долго с тобой не было, целый месяц пока экзамены в техникуме шли! В конце мая уехали, а сейчас уж июль. Это я серьёзно настроена, он не знаю как. Вот и переживаю – Галя вдруг покраснела и опустила глаза.

– У вас было что ли уже! – удивлённо спросила Люба, догадавшись о причинах такого беспокойства подружки.

– Было! А что? Нотации читать начнёшь? – с вызовом произнесла Галя и отвернулась к окну, не желая продолжать далее разговор. Люба и не лезла. Это личное дело Гали. У неё самой будет всё по другому. Только в браке и по большой чистой любви, а не повинуясь срамной похоти.

Прибыв в деревню, девчонки быстро помирились. Снова заселились у бабы Нюси. Соседки только уже другие были, ещё высокомерней чем предыдущие.

– Где наша баба-яга их берёт таких? – удивлялась Галя, заправляя свою койку.

– Галь, не называй ты её так! Хорошая ведь бабуська, добрая. Шутить умеет – улыбнулась Люба, доставая припасы, которые ей мать навертела в дорогу. Чтоб дочь не голодовала.

– Да ну её! Парней не водить, отбой в десять и свет как зря не жечь. Пластинка заезженная, бее! – Галя скорчила гримасу.

Утром они с Любой ни свет, ни заря отправились в цех. Александр Валерьянович им очень обрадовался и определил на старые места. Тесто месить, да пирожки выпекать. По вечерам девчонки приспособились ходить на местный пятачок, где деревенская молодёжь собиралась. Парни жгли костерок, пели песни под гитару. Кто-то вино пил, кто-то курил. Любу с Галей приметили двое парней, Игорёк и Костян. Они приезжали на мотоциклах "Восход" и разбавляли монотонные вечера похабными шутками.

– Хочешь прокатнуться? – как-то раздалось над ухом расслабленной Любы. Ей такие тихие вечера под гитару нравились и она всё повторяла потом целый день в цеху:

"Изгиб гитары желтой ты обнимешь нежно,

Струна осколком эха пронзит тугую высь.

Качнется купол неба, большой и звездно-снежный…

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!"

– С тобой что ли? – насмешливо спросила за Любу, её подружка. С Егором она поругалась и теперь была в поисках нового парня.

– Со мной. А что?

– Любка скорости боится, а я – нет – Галя открыто флиртовала с незнакомым парнем, накручивая на палец свой рыжий локон. Краем глаза она увидела, что к компании присоединился Егор.

– Чего это я боюсь? – возмутилась Люба. У её старшего брата Кольки был мопед и она прекрасно на нём гоняла.

– Тогда поехали, обе – скомандовал Игорёк. Они с Костиком усадили девчонок на своих железных коней и рванули с места. Сердце Любы ухало где-то в груди. Ветер свистел в ушах. Она стеснялась крепко прижиматься к незнакомому парню. Сама поездка произвела выброс огромной дозы адреналина в кровь. Люба совсем было расслабилась, как на огромной скорости мотоцикл обо что-то сильно тряхнуло и он полетел в овраг. Люба непроизвольно расцепила руки и отлетела в другую сторону.

– Жива? – к ней со всех ног бежала Галя. У неё были бешенные глаза и животный испуг за подружку.

– Жива … вроде – растерянно ответила Люба, пытаясь подняться – коленку только ушибла. Хромать теперь буду.

– В рубашке родилась – заявил Игорёк, показывая глазами куда-то в сторону. В метре от Любы лежал каменный столб и она чудом не треснулась об него головой. Они вернулись домой, а на следующий день их ждали разборки с соседками.

Глава 3

– Эй, баптистка – раздался насмешливый голос Светы, соседки Гали и Любы.

– Это ты кого сейчас так обозвала? – развернулась к ней Галя. Они стояли возле дома бабы Нюси и собирались отправиться на работу.

– Её! – Света ткнула пальцем в Любу – она вчера с моим парнем каталась на мотоцикле. Ещё раз узнаю или увижу тебя возле него, все космы пообдираю. Всё поняла?

– Игорёк что ли? Так не нужен он мне, просто сам предложил покататься. Я согласилась – пожала плечами Люба и хотела пойти, как Света подлетела к девушке. Сначала влепила пощёчину, а потом за волосы вцепилась так, что у Любы слёзы брызнули из глаз от неожиданности.

– Ты чего? – Люба пыталась освободить свои волосы. Галя рвалась к ней на помощь, но её удерживала подруга Светы, Валя.

– А ничего! Я тебя в первый и в последний раз предупреждаю. Поняла спрашиваю? – Света ещё раз больно дёрнула за волосы и оттолкнула от себя Любу. Девушка упала прямо в болото, образовавшееся после ночного ливня. Света и Валя громко рассмеялись и пошли в противоположную сторону. Они устроились работать на хлебопекарню.

– Дуры – бормотала Люба, глотая слёзы. Так унизительно, так обидно ей ещё не было. Даже когда в школе обзывали баптисткой и сдирали с шеи крестик.

– Ну я им вечером покажу. Ещё прощения просить будут – погрозила им кулаком Галя. Вид у Любы был не презентабельный и она вернулась переодеться. Не идти же на работу прям так!

В конце рабочего дня к Гале и Любе, как всегда забежала Алёна Сидоренко. Она заговорщически сообщила, что у них намечается небольшой шашлычок по поводу дембеля её соседа Вадьки Прудникова.

– Я с ним с детства дружу и с Егоркой – Алёна подмигнула покрасневшей враз Гале – так что жду вас к восьми и никакие отказы не принимаются!

Алёна убежала, а девчонки стали наперебой обсуждать, что им надеть. Вечера прохладные, да и местность здесь болотистая, комары, как озверевшие до сих пор всё ещё атакуют. Они даже забыли, что хотели отомстить Свете и Вале за утреннее унижение.

– Интересно, что этот Вадим из себя представляет – Люба волновалась, ведь ей прочили его в женихи, как он из армии придёт. Семья у Вадьки тоже многодетная, семь детей. Отца нет, он умер как только Вадька ушёл в армию. А мать, по словам Алёнки, всю жизнь нигде не работала. Она была из детского дома сама и выскочила за Вадькиного отца замуж совсем девчонкой.

– Да чтобы не представлял, тебе что? Или принца на белом коне всё ждёшь?

– Да нет. Отец учил главное чтоб верующий был и работящий – пожала плечами Люба. Они с Галей пришли к назначенному времени и Люба, увидев Вадима глубоко разочаровалась. Парень был абсолютно не в её вкусе. Кучерявый, как цыган, с чёрными глазами и одет не по моде. Какие-то брюки-клёш и ботинки с острыми носами.

– Прям как у старика Хоттабыча туфли – давясь от смеха, шепнула на ухо Галинка. У неё то было всё в ажуре. Егорка прифрантился, где-то букет ромашек раздобыл и торжественно вручил, при этом виновато опустив голову.

Вадим сразу стал уделять внимание Любе. Потихонечку так, ненавязчиво. Он действительно оказался скромным и молчаливым. Любе было с ним тяжеловато, гнетущая тишина между ними напрягала.

– Можно я тебя провожу до дома? – спросил он.

Любе ничего не оставалось, как согласиться. Галя и Егор шли впереди, о чём-то оживлённо болтая. То и дело слышался Галкин смех. Люба и Вадим еле плелись за ними, молча.

"Да с ним со скуки умереть можно!" – мысленно возмущалась Люба, мечтая поскорее завершить столь тягостное знакомство. Но Вадим напросился встретить девушку после работы и не понимая зачем она это делает, Люба согласилась и забежала в дом. От бабы Нюси они с Галинкой получили нагоняй, за то что пришли ближе к двенадцати.

– Вот не спится ей, а! – посетовала Галя, рьяно расчёсывая свои рыжие волосы. Свет в комнате они включать не стали, чтобы не получить очередную порцию недовольства от хозяйки. Обычно баба Нюся спала крепким сном и совершенно не контролировала во сколько приходят домой её постоялицы. А тут как на грех не спала.

– Мне этот Вадим совсем не понравился – заявила о наболевшем Люба.

– А кого же тебе надо? Хороший и скромный парень. Армию отслужил, не пьёт, не курит. А красавец какой! Брови чёрные, волосы чёрные …

– Да цыган одним словом! – Люба взбила подушку и улеглась наконец. Завтра вставать чуть свет и обсуждать внешние данные Вадима было совсем не интересно. Ведь насильно мил не будешь! И сердцу не прикажешь!

– Дура ты Любка, счастья своего не знаешь – вздохнула Галя и через секунду захрапела.

Вадим пришёл ровно к концу рабочего дня у Любы. Они с Галей как раз переоделись и собирались выходить из цеха, как услышали громкую музыка из транзистора, которым гордо размахивал Вадим. Одет он был так же, как и вчера.

– Слышь, о чём поют-то? "Белые розы, белые розы. Беззащитны шипы…" – пропела Галя и покатилась со смеху – чем тебе не жених?

Люба вышла из цеха и смущённо улыбнулась Вадиму. При дневном свете он и вправду был очень красивым. Что-то было в его цыганской внешности такое, что цепляло с первого взгляда. То ли взгляд серьёзных тёмно-карих глаз, то ли какая-то девственно-чистая манера общения. И Люба сдалась. Они стали встречаться с Вадимом. Гуляли по вечерам, держась за ручку, как два школьника. Слушали песни "Ласкового мая" и смотрели на звёзды, не смея даже поцеловаться. На выходных Люба, как и обещала, ездила домой. Мать, словно чувствуя произошедшие перемены в дочери, срывала на ней свою злость и припрягала к домашней работе по полной программе. Люба так и не решилась рассказать ей о своём парне, опасаясь, что мать вообще запретит ей возвращаться в Золотовку и насилком вернёт домой.

Словно на крыльях летела Люба в полюбившуюся деревню. Ведь её теперь ждал Вадим, который стал более разговорчивым. В его движениях появилась уверенность, он уже смело прижимал к себе Любу и пару раз поцеловал в губы. Обоим хотелось большего, но они стеснялись друг другу признаться.

– Только после свадьбы – предупредила Люба – а если нет намерения жениться на мне, то не порть. Я порядочная девушка и берегу себя для одного, единственного.

– Может я и есть твой единственный, а? Люб … Любушка, Любовь – бормотал Вадим, целуя девушку сначала в нос, щёчки, добрался до губ.

Они как всегда сидели на своей любимой поляне, постелив на влажную от росы траву пиджак Вадима. Всё близилось к тому, чего Люба опасалась, но в глубине души давно ждала. Испугавшись, что дело может зайти слишком далеко, она оттолкнула Вадима и убежала. Он не стал догонять её, слишком был разгорячён. С того вечера парень больше не делал таких попыток. Галинка с Егором, посмеивались глядя на них. Сами они вовсю уже планировали свадьбу на весну и Галя частенько оставалась у Егора ночевать.

В одну из таких ночей, когда Люба не вернулась в дом бабы Нюси, раздался тихий стук в окно.

– Ты чего? – Люба испуганно всматривалась в лицо Вадима. Стояла уже глубокая сентябрьская ночь и холод ворвался в распахнутое окно.

– Люблю я тебя – выдохнул Вадим и вцепившись в подоконник проскользнул в комнату. Люба почуяла от него слабый запах вина.

– Ты пил что ли? Хозяйка проснётся сейчас и устроит ругань. Уходи домой Вадик, не подставляй меня – шептала Люба. Но парень не двинулся и с места. Он рассматривал девушку в просвечивающей ночнушке, облепившей её тело и напряжённо молчал.

– Я не уйду. Сегодня ты будешь моей и не только сегодня, а на всю жизнь.

К ноябрьским праздникам назначили дату свадьбы. Люба была беременна и предстояло знакомство с родителями с обеих сторон.

Глава 4

Знакомство с родителями решили начать с семьи Вадьки. Люба нервничала, собираясь к нему. Галя, как могла оказывала моральную поддержку, тоже собираясь на свидание к Егору.

– Да плюнь и разотри! Вадик тебя любит? Любит. Как бы тебя не встретила его мать и сёстры с братьями, на ваше решение пожениться это никак не повлияет. Ты беременна. Для Вадьки это железный аргумент.

– Всё равно трясёт – призналась Люба, зуб на зуб не попадал от сотрясающего всё её тело, озноба.

– Выпить бы, граммулечку. Но нельзя тебе, может чай на мяте заварить? Пойду у бабы Нюси спрошу – Галя вышла из комнаты. Они остались единственными квартирантками. Света быстро окрутила Игорька и они расписавшись в сельсовете, умотали в город. Работа на хлебопекарне не устраивала её, к тому же после того, как Игорёк покатал Любу н своём мотоцикле, Света страшно взревновала его.

Валя без Светы жить у бабы Нюси не стала. Тоже уволилась и вернулась к себе, в соседнюю деревню. К матери. В окно раздался стук, заставивший Любу подскочить на стуле. Сердце бешено забилось.

– Что ты рано так пришёл? – Люба приоткрыла створку и уставилась на Вадима, продолжая трястись.

– Да мать с сёстрами собирается в поле. Они по выходным всегда уезжают туда, давай пораньше до нас дойдём – Вадька тоже нервничал. Характер у его матери был сложный и ей мало кто мог угодить, а тем более понравиться.

Люба достала из под кровати новенькие резиновые сапожки и не дожидаясь подругу, перелезла прямо так, через подоконник. Проходить мимо бабы Нюси ей не хотелось. Старушка начнёт вопросы задавать, ума вкладывать. Хотя уже вся Золотовка знала, что Вадька и Люба, пара. Да и заявление на женитьбу уже лежало. Вадим был настроен решительно. Не может же он бросить своего ребёнка? А если сын родится? Это ж радость-то какая будет!

Мария Васильевна Прудникова встретила будущую сноху, поджав губы. Сёстры Вадима все три, расположились на деревянном сундуке и не сводили глаз с Любы. Четвёртая сестра у Вадьки вышла замуж за городского и в деревню не приезжала, двух братьев дома не оказалось.

– Мам, вот, познакомься – Вадька смущённо подвёл Любу к матери – невеста моя, Любаша.

Мария Васильевна молчала, ковыряясь в клетчатой сумке. Клава, Настя и Ольга начали шептаться между собой. Обстановка была до того напряжённой, что Любе захотелось сбежать и больше никогда в этот дом не возвращаться.

– Невеста, говоришь? – наконец раздался голос Марии Васильевны. Она вскинула свои тёмно-карие, какие-то совершенно невыразительные глаза на Любу и заявила – пусть покажет что она умеет. А потом я посмотрю, знакомиться с ней или нет. Благословлять ли вас на брак иль погодить.

Мария Васильевна была в курсе, что сын собрался в скором времени жениться. В деревне даже разнесли уже слух, что невеста Вадьки тяжёлая. Видел кто-то, как выворачивало её наизнанку.

– Что делать нужно? – ожила Люба и как можно доброжелательнее улыбнулась.

– Вон матушку на половики разрезали, подшей, чтоб не махрились – приказала Мария Васильевна и кивнув дочерям, вышла из дома.

– Ну, Вадька … – недовольно произнесла Клавдия. Все три сестры были уже замужем и детей успели народить. Вадька в семье был самым младшим и потому на него возлагались большие надежды, что найдёт он себе невесту побойчее, да побогаче.

Люба попросила у своего будущего мужа иголку с ниткой и до самого поздна, усердно подшивала половики. Для неё это не было в диковинку, дома такие же были настланы. Она с интересом посматривала по сторонам. Ведь первое время жить ей предстояло со свекровью, что-то другого Вадим предложить не мог.

Девушка успокаивала себя, что это по первой так. Потом когда Мария Васильевна получше узнает её, то примет более благосклонно в свою большую семью.

– А братья тоже у тебя уже женаты? – поинтересовалась Люба. Вадим принёс дров и затопил печку. Она в семье Прудниковых была не такая, как дома у Любы. На такой печи и поспать можно было, наверху. Даже занавесочки висели.

– Васька женат, сын у него и дочка. А Славка разведён, жена укатила к себе на родину и двоих детей забрала. Славка даже не может увидеться с ними. Она напрочь вычеркнула его из жизни своей и детей.

– Разве так можно? – задумчиво произнесла Люба. Она считала, что если у мужа и жены не сложились отношения, то дети страдать не должны. Отец вправе принимать участие в воспитании детей. Ночевать Люба вернулась к себе. Вадька, провожая её, всё выспрашивал про её семью. Отца, мать и братьев.

– Мои, считай, с тобой познакомились. Завтра я с матерью серьёзно поговорю, скажу что заявление мы с тобой уже подали и ребёнок у нас будет. Твои вот как?

– В следующие выходные к моим поедем – Люба поцеловала Вадьку и забежала в дом. Наконец-то можно расслабиться и отдохнуть. С началом беременности Любе всё чаще хотелось подольше поспать и понежиться под тёплым одеялом, а не гулять холодными октябрьскими вечерами, грязь месить.

Вадим, склонив свою кучерявую голову, сидел за круглым кухонным столом. Над ним висел красный абажур и стояла тарелка с давно остывшими щами из щавеля. С одной стороны мать зудела, с другой сёстры и братья присоединились.

– Они говорят, баптисты. Семья мал мала и меньше. А мать вообще бреховка, как собака со всеми лается – старшая сестра Клава успела съездить в село Любы и разузнать про её семью.

– А говорят в Москве кур доЯт – Вадька отодвинул от себя тарелку, чуть расплескав её содержимое. Аппетит пропал напрочь.

– Ты как заговорил-то! Ремня всыпать? – старший брат Васька начал расстёгивать свой ремень.

– Ну давай! Давай, бей! – вскричал Вадик, вскочив и опрокинув под собой стул. Братья встали друг против друга.