Ирина Владимировна Щеглова
Амриты
Пролог
Человек уверенно шагал вверх по горной тропинке. Несмотря на крутизну склона, человек даже не запыхался. Если бы кто-нибудь мог увидеть его, то, наверное, предположил бы: спортсмен тренируется… нет, скорее, турист… от группы отбился? Да, выглядел человек именно, как бывалый турист. Молодой, лет двадцати пяти, высокий, сильный, длинноногий, в подходящей одежде и удобной обуви, длинные черные волосы забраны в хвост на затылке. Правда, за плечами вместо вместительного туристического, болтался тощий рюкзак. Как будто человек выбрался в горы просто погулять, вот только далековато он забрел…
Но никто человека не видел, да и не мог увидеть. Потому что до ближайшего поселения был не один десяток километров, некому было задаваться вопросом: кто он такой и откуда.
Между тем, человек добрался до пересохшего речного русла и, прыгая с камня на камень, пересек его.
Он остановился и поднял голову.
Перед ним почти вертикально вверх вздымался каменистый склон. Человек присмотрелся. Он что-то заметил. Кивнул удовлетворенно и начал карабкаться по скале.
Наверху его ждали двое: мужчина и женщина.
Он добрался до плоского уступа. И мужчина, наклонившись, подал ему руку.
Человек, ухватившись за нее, без труда выбрался на площадку.
– Вы уже здесь, – сказал он, разглядывая мужчину и женщину, – мне следовало догадаться.
Эти двое представляли собой довольно странную пару. Русоволосый молодой гигант и смуглая изящная, невысокая девушка с иссиня черными волосами. На гиганте кроме коротких полотняных штанов и свободной рубахи ничего не было. На девушке была надета белая короткая туника и легкие кожаные сандалии со сложным переплетением ремешков.
Уловив недовольство в голосе пришедшего, гигант слегка нахмурился, девушка лишь безмятежно пожала плечами:
– И тебе легких дорог, Габриель, – почти пропела она.
– Благодарю, Амита, – словно нехотя ответил тот, кого она назвала Габриелем. – Давно вы здесь?
– С самого утра, – отозвался гигант.
– И? – Мгновенно напрягся Габриель.
– Он ушел, – просто ответил гигант.
– Ты уверен, Думуз? – прищурился Габриель.
– Я был там. – Гигант махнул рукой в сторону зарослей на склоне, тропинка, начинавшаяся прямо от обрыва, скрывалась в этих зарослях.
– Возможно, он отлучился… – предположил Габриель, глядя мимо Думуза; казалось, он обшаривает глазами густой кустарник и тропинку.
– Исключено. – Покачал головой Думуз.
– Значит, все-таки, ушел? – Переспросил Габриель.
– Я уверен.
– Кто-нибудь еще знает?
– Я, – нарушила свое молчание девушка.
– Это понятно! – Габриель явно нервничал, – Кто-нибудь еще?
– Думаю – да, – девушка была все так же безмятежна, – уход все чувствуют.
– Чувствовать – не значит знать, – заметил Габриель.
– Так, проверь, – предложил Думуз.
– Что!? – почти крикнул Габриель, но сразу же осекся и взял себя в руки.
Думуз и девушка переглянулись.
– Габриель, – мягко позвала Амита, – Думуз хотел сказать, что путь открыт.
Габриель все еще хмурясь, взглянул на нее, кивнул и, развернувшись, шагнул прямо за край обрыва.
Гигант и девушка не пошевелились.
За краем обрыва клубился густой туман.
Процессия с ящиком
(пять лет спустя)
– Бабушка, бабушка! Смотри! Что это там!
Настя прильнула лицом к оконному стеклу, во все глаза уставившись на странную процессию: сначала медленно проехал грузовик с длинным красным ящиком, в котором Настя ясно разглядела лежащего человека. Ящик и сам грузовик утопали в цветах, за грузовиком шагал оркестр, оглашая улицу заунывными трубными звуками и звоном блестящих золотых тарелок. За оркестром тянулась вереница людей. Почти все они были одеты в черное, шли с опущенными головами, поддерживая друг друга под руки. Некоторые женщины плакали.
– Бабушка! Это что? Праздник какой-то? – нетерпеливо перепрашивала Настя, не отрываясь от окна.
Бабушка вздохнула:
– Какой же праздник, нет, не праздник… ты бы отошла от окна…
– Почему?
– Не надо смотреть, – неопределенно ответила бабушка.
– А что у них в ящике? Там человек?
– Человек… тело, – поправилась бабушка.
– А что с ним? Почему он в ящике?
Бабушка быстро подошла и потянула Настю от окна.
– Не смотри, это плохая примета.
– Какая примета? – не унималась Настя, – куда они едут? Почему музыка? Ну, бабушка!
– О, Господи! – не выдержала бабушка, – да похороны это, хоронят кого-то.
– Что делают? – не поняла Настя.
Бабушке удалось оттащить ее от окна. Но Настя требовала объяснений. Звуки заунывной музыки постепенно затихали. Бабушка прислушалась, покачала головой и мягко казала:
– Умер человек, Царствие Небесное! – И перекрестилась. Настя вытаращила глаза:
– Умер? Это как? Что это значит?
– Значит, что он больше не живет. – Бабушка старательно подбирала слова. – Помнишь, мы ездили на похороны твоей прабабушки? Дедушкиной мамы?
Настя задумалась. Честно говоря, помнилось плохо. Её привезли куда-то, в другой город, там был дом с высоким забором, узкий двор, в котором было некуда деться, только ходить туда-сюда. А в доме были чем-то озабоченные взрослые и такой же длинный ящик, в ящике кто-то лежал, Настя тогда так и не поняла, кто. Она еще не знала тогда, что впервые в своей жизни столкнулась со смертью.
– Нет, не помню, – она отрицательно тряхнула головой. – Зачем человека кладут в ящик?
И бабушка стала рассказывать о смерти. Она старалась рассказывать не страшно. Но все, что услышала Настя, весь смысл рассказанного заключался в длинном ящике – это гроб, в который кладут неподвижного человека. Человек ничего не чувствует, не видит, не слышит, и даже дышать не может. И вот такого человека, точнее, его тело, закапывали в землю и оставляли там навсегда. Настя испугалась. Каково это, очутиться в наглухо заколоченном ящике под землей? Оттуда же невозможно выбраться! Даже если кричать, никто не услышит!
– Человека нельзя в ящик! – воскликнула она.
Бабушка вздохнула:
– Так положено, деточка. Мертвое тело надо зарыть в землю.
– Кем положено? Почему положено!? – волновалась Настя, – Ба, а почему этот человек умер? Он сильно болел? Его, что, нельзя оживить?
– Может быть и болел, а может, просто, пожил-пожил, состарился и умер, все умирают, – сказала бабушка.
– Что?! – ужаснулась Настя, – как это все?! – она вцепилась в бабушкину юбку, и, подняв голову, посмотрела ей в лицо, такое доброе, любимое бабушкино лицо, – ты же не умрешь? – допытывалась она.
Бабушка погладила ее по голове.
– Все когда-нибудь умирают.
– Нет! Это не правда! – закричала Настя. Она замахала руками, заплакала навзрыд и уткнулась в бабушкин живот. – Ты не умрешь! – рыдала она, – я тебе не разрешаю! И никто не умрет! Я вообще никогда не умру!
– Хорошо-хорошо, – пыталась успокоить ее бабушка, – мы не будем умирать.
Настя крепко обхватила ее руками и зажурилась:
– Умирать нельзя, это неправильно!
И еще несколько дней она твердила всем вокруг, что никто из них не смеет умирать. И ей все обещали. Смеялись даже, как будто в смерти есть что-то смешное.
А дед даже купил ей книжку-сказку. В сказке маленький царевич все время плакал, и его отец пообещал ему, что когда тот вырастет, он подарит ему молодость без старости и жизнь без смерти. Царевич успокоился. Но когда он вырос и потребовал у отца обещанного, царь не знал, что ответить, не было у него молодости без старости и жизни без смерти. «Я пошутил, – признался он. – Ты был мал, часто плакал, и я придумал для тебя сказку». Царевич не смирился и отправился искать источник вечной молодости. После многолетних поисков он нашел то, что искал. Вернулся домой и едва успел спасти от смерти своих одряхлевших родителей.
Сказка Насте очень понравилась. Она давала надежду.
Став старше, Настя убедилась в том, что люди действительно смертны. И она страшно боялась потерять родителей, бабушку, деда, родных. Она следила за ними, чтоб успеть предупредить признаки, приход смерти. И ей везло. Никто не умирал среди близких. И тогда Настя решила для себя, что уж в ее-то семье никто не умрет. Потому что ученые скоро изобретут лекарство против смерти. А если не изобретут, то его откроет сама Настя.
Три года спустя (Подтверждение)
– Бабушка, я не хочу!
Бабушка, не отпуская Настину руку, тянула ее за собой и ласково уговаривала:
– Надо, Настенька. Ничего страшного, доктор просто проверит твои глазки.
Настя изо всех сил упиралась. Бабушка вынуждена была то и дело останавливаться:
– Ну, пожалуйста, деточка! – просила она, – идем скорее, у нас же время назначено.
– Ну и пусть! – не сдавалась Настя, – а я не хочу!
– Настя, ну сама подумай, – умоляла бабушка, – это же не я так решила, а врачи. Что мама скажет, если мы с тобой не попадем на прием? Ведь мне влетит от нее.
– Ей надо, пускай и проверяется, а я не хочу! – Настя сделала вид, что готова заплакать. Она начала всхлипывать, морщить нос и кривить губы, – Вы все меня мучаете! – воскликнула она.
– Что ты, деточка, что ты! – бабушка испуганно огляделась по сторонам. Вдруг, кто-нибудь услышит! Что люди подумают?
Но улица была пустынна в этот летний послеполуденный час.
Бабушка воодушевилась:
– Мы почти пришли, – сообщила она, – смотри, какой красивый дом!
Настя дернула плечом, но сама незаметно покосилась в сторону невысокого особняка, с прятавшегося в глубине двора за густыми деревьями. Бабушка остановилась у чугунных, в завитушках ворот и облегченно вздохнула:
– Ну вот, мы и пришли.
Настя, упрямо наклонив голову, ковыряла носком сандалии потрескавшийся асфальт.
– Идем, Настенька, – шепнула бабушка, – а то неудобно, увидит кто-нибудь, как ты капризничает и подумает, что ты плохая девочка.
– Я не плохая!
– Конечно, ты очень хорошая, – согласилась бабушка. – Идем!
Настя угрюмо посмотрела на ворота, на особняк в глубине двора, и поняла, что идти все равно придется. Можно, конечно, устроить скандал. Но тогда вокруг соберутся взрослые, набегут врачи, все станут уговаривать ее, и все равно заставят войти в особняк.
Врачей Настя терпеть не могла. Они только притворяются добрыми, а на самом деле, стоит только отвернуться, поверить и расслабиться, как появляется шприц, или такое металлическое перышко, которым колют палец, чтоб взять кровь. А еще доктора имеют обыкновение больно мять пальцами твой живот, заставляют открывать рот, а сами лезут туда с ложкой. Вообще они ведут себя бесцеремонно, хотя Настя никому из них никогда не разрешала так себя вести. Это все мама. Ее выдумки. Это она, почему-то считает, что Настя больна. Это она называет Настю «недоношенным ребенком». И всякий раз, при посещении врачей, Настя слышит и видит одно и то же. Мама рассказывает о «недоношенном ребенке», врачи важно кивают и озабоченно посматривают на Настю. Потом начинается ставшая привычной, пытка. И главное: всякий раз, по завершении осмотра и сдачи анализов, эти самые врачи разводят руками. Они говорят маме, что Настя здорова. Но мама не унимается.
А все почему: у Насти иногда болит голова. И, хотя, Настя в последнее время никому не признается в этом. Но мама-то знает! И еще маме кажется, что Настя плохо видит и слышит. Вот уж неправда! Отлично она слышит и видит. Получше многих. Просто, иногда, когда она очень занята, а мама зовет, Настя не откликается. Но ведь это не потому, что она не слышит, а потому, что ей некогда. Но как это объяснить маме? Однажды, Насте было лет пять, наверное, она заигралась в дедовом саду. Забралась в кусты смородины, и нашла там, на земле цветное стеклышко. Настя протерла его пальцем, а потом поднесла к глазам и посмотрела сквозь него. Мир изменился, стало так красиво! Как будто вокруг сказочный лес, такой зеленый, совсем не похожий на запущенный дедов сад. Насте так понравилось в лесу, что она, забыв обо всем, решила остаться и поиграть в нем. Потом она вернулась домой, конечно. А там на нее набросились заплаканная мама и испуганная бабушка. «Где ты была! Мы уже в милицию звонили!». Настя уставилась на них, ничего не понимая. Она указала на сад, на кусты смородины. Но ей не поверили. Мама заявила, что она до хрипоты звала Настю и прочесала сад и палисадник. Настя отвела маму в кусты и в доказательство своего присутствия, показала припрятанное стеклышко. Вместо того чтоб успокоиться, мама испугалась еще сильнее. «Выходит, ты тут сидела и не слышала, как я тебя зову?» – спросила она. Настя пожала плечами. С тех пор, за Настей закрепилось еще одно прозвище «странный ребенок». А мама с удвоенной силой бросилась по врачам.
И некому защитить Настю. Все против нее. Даже бабушка! Они сговорились!
Бабушка склонившись, быстро поправила Настины волосы, кофточку, юбку и шепнула:
– Будь умницей!
Нет, бабушка, конечно, добрая, она любит Настю. Но бабушку тоже заставили. Обманули и заставили.
Что ж, ладно! Настя решилась:
– Только глаза! – заявила она. – Больше ничего! А если кто-нибудь попробует меня лечить, я не дамся! Так и знай!
– Деточка, я же не буду тебя обманывать! – подхватила бабушка, – вот, читай, это областная детская глазная клиника. Вот же, написано на табличке.
Настя подняла глаза и прочитала надпись. Она немного успокоилась. Позволила бабушке ввести себя в прохладный пустой вестибюль.
Пока Настя рассматривала ромбики двуцветной плитки у себя под ногами. Бабушка спросила о чем-то у женщины за стойкой. Женщина шелестела бумагами:
– Вход со двора, – ответила она бабушке.
– Спасибо…
Бабушка снова взяла Настю за руку. Они вышли на улицу, обогнули угол здания.
– Наверное, здесь, – предположила бабушка, остановившись у двери, обитой черной кожей. Она открыла дверь, и Настя спустилась следом за бабушкой по ступенькам: одна, две, три…
Она увидела короткий коридор, две кушетки вдоль стены. И еще одна закрытая дверь. На одной из кушеток сидели мальчик и пожилая женщина. Тоже, наверное, бабушка.
Настина бабушка поздоровалась, бабушка мальчика тоже. Мальчик с любопытством посмотрел на Настю. Настя сделала вид, что ей совершенно наплевать на него. Она с гордым видом уселась на кушетку и принялась ждать. Больше делать-то нечего. Не будешь же скандалить с бабушкой при посторонних.
Сидеть просто так скучно. Бабушки потихоньку переговаривались. Настя начала болтать ногами и незаметно рассматривать мальчика. Мальчик, как мальчик, беленький чубчик, розовые уши, обыкновенный. Только чистенький очень.
Мальчик тоже начал болтать ногами и посматривать на Настю.
– Тебя как зовут? – внезапно спросил он.
Сначала Настя хотела показать ему язык, но вспомнила о бабушке и о том, что надо быть вежливой.
– Настя, – но она все-таки не удержалась и высунула кончик языка. Мальчик почему-то обрадовался, улыбнулся широко:
– А меня – Миша. – И сразу же задал странный вопрос:
– У тебя сколько минус?
– Что? – не понимает Настя.
– Зрение у тебя какое? – попытался объяснить мальчик.
– Нормальное, – ответила она.
Он недоверчиво покачал головой, и с гордостью сообщил:
– А у меня минус полтора!
Настя не поняла, что значит «минус полтора», она подумала, что этот мальчик просто задается, строит из себя.
– Глупости! – заявила она. Мальчик собрался что-то ответить, но в этот момент дверь открылась, и выпустила девочку в очках, а за ней маму.
Они быстро направились к выходу. Бабушка мальчика поспешно поднялась, и мальчик встал. Она подтолкнула его к двери. Настя следила. Вот, дверь приоткрывается, бабушка спрашивает у кого-то «можно?», и, видимо, получив утвердительный ответ, мальчик и бабушка исчезли за дверью.
– Ну вот, мы следующие, – шепнула Настина бабушка.
– Бабушка, что такое минус полтора? – спросила Настя.
– Это значит, что у человека зрение не очень хорошее, близорукость у него. – Объясняет бабушка.
Настя задумалась: выходит у этого мальчика близорукость, выходит, у него близкие руки, что ли? Странная болезнь. Вот у Насти с руками все в порядке. Она украдкой рассматривает свои руки, пошевелила пальцами. У нее вообще все в порядке. Правда, иногда голова болит, и еще, взрослые утверждают, что у нее зрение плохое. Но это не правда! Настя все прекрасно видит. Это они не видят…
Настя посмотрела на дверь, на бабушку, на потолок. На потолке нет ничего интересного. А время течет медленно. Тихо, сумрачно и пусто…
– У меня хорошее зрение! – убежденно говорит Настя.
– Вот, сейчас доктор и проверит, – пообещала бабушка.
Дверь, наконец, открылась, выпуская мальчика Мишу. Его бабушка раскланялась с Настиной. Мальчик поднялся по ступенькам, оглянулся. Настя тоже оглянулась. Они встретились взглядами, Миша улыбнулся. Улыбка у него хорошая, открытая и глаза… у него такие хорошие глаза, жаль, что больные. Настя улыбнулась в ответ.
Приоткрытая дверь ждала.
Настя шагнула.
Она увидела маленькую комнату без окна. Здесь тоже полумрак, одинокая лампочка не дает достаточно света. За столом слева сидела женщина белом халате и смешной круглой шапочке. У женщины ослепительно белые волосы с искорками, как у Настиной куклы. Женщина подняла голову посмотрела на Настю, улыбнулась, на щеках сразу появились ямочки. Настя окончательно успокоилась. Женщина вовсе не страшная. Настя вежливо поздоровалась.
– Здравствуй, здравствуй, – почему-то обрадовалась женщина. Бабушка рылась в сумке, наконец, она достала Настину карточку, протянула женщине. Та сверилась со своими записями. Бабушка, склонившись к ней, что-то сказала негромко, но Настя уловила, снова бабушка назвала Настю «недоношенным ребенком». Докторша на секунду замерла, потом кивнула и:
– Вы подождите, – велела она бабушке, – а ты, Настя, проходи сюда, – она открыла еще одну дверь, а за дверью оказался плотный черный занавес. Настя оглянулась на докторшу. Та кивнула: смелее! Настя отодвинула занавеску, за ней густой полумрак. Настя вступила в него с опаской. И сразу же вспыхнул свет.
Эта вторая комната очень большая, заставленная неизвестными Насте приборами. Посередине комнаты – кабина с круглыми стенами. Настя остановилась и стала рассматривать кабину с интересом.
– Хочешь войти? – спросила доктор.
– И что будет? – недоверчиво уточнила девочка.
– Я тебе кино покажу, – рассмеялась женщина. – Не бойся, мы просто проверим твое зрение.
Настя недоуменно оглядывала стены. Зрение проверяют не так, Настя знала. На стене должен висеть плакат с буквами разного размера. Доктор показывает на буквы, а ты отвечаешь. Но никакого плаката с буквами не наблюдалось.
Настя заглянула в кабину, решилась и с неохотой уселась на круглый стул внутри.
– Садись удобнее, – посоветовала женщина, – клади сюда подбородок, так, смотри на этот экран, ты будешь видеть картинки и рассказывать мне о них, договорились?
– Да…
Настя внимательно смотрела на экран, и действительно, вскоре на нем появились картинки: сначала самые простые, похожие на рисунки малышей, потом картинки становятся сложнее, они мелькают, Настя едва успевает говорить о том, что она видит. А видит она очень яркие пейзажи, цветы, деревья, животных. Картинки вспыхивают и гаснут, сменяя друг друга. Настя увлекается. Она забывает о том, Где она находится, забывает о докторше, бабушке, о своем плохом настроении. Так бывает, когда смотришь очень хороший фильм в кинотеатре.
Но вот, она слышит голос:
– Спасибо, Настя, ты отлично справилась!
Экран гаснет. Настя с сожалением отодвигается от него.
– Устала? – спросила доктор.
– Нет, – ответила Настя, сползая со стула.
– Завтра придешь?
– Приду, – пообещала Настя.
– Прекрасно! – улыбнулась доктор.
И снова приподнимается занавес, свет гаснет за спиной, на несколько секунд наступает почти полная темнота. И Настя оказывается в первой маленькой комнате.
Доктор передает Настю бабушке. Назначает время следующего сеанса. Она так и говорит: «сеанс». Потом они тепло, почти по-родственному прощаются, и Настя с бабушкой выходят на улицу.
– Ну, что там с тобой делали? – спросила бабушка, она казалась слегка испуганной. Бабушкино беспокойство удивило Настю.
– Картинки показывали, – она пожала плечами.
Бабушка успокоилась:
– Вот, видишь, ничего страшного, – сказала она.
– Ба, а зачем завтра приходить?
– За результатами, – ответила бабушка.
– А-а-а, – протянула Настя.
* * *
Девочка с бабушкой ушли, двор вокруг особняка пуст.
Обитая дерматином дверь открылась, выпустив беловолосую медичку, она спустилась с невысокого крыльца, огляделась, и, удостоверившись в том, что рядом никого нет, быстро поправила крохотную сережку в левом ухе.
– Это она… – негромко произнесла беловолосая.
Восемь лет спустя
Страница из дневника одиннадцатиклассницы Насти Афанасьевой
Вы думаете, что человечество еще не открыло «эликсир жизни»? Помилуйте! Бессмертные давно существуют среди обычных людей и активно участвуют в нашей жизни.
В бессмертии, как таковом, сложного-то и нет ничего; наши организмы, точнее, их клетки, запрограммированы на смерть, иначе не будет развития, эволюция прекратится. Есть и проблема перенаселения. Представьте себе, что произойдет, если люди перестанут умирать?
Вы спросите: «А какое нам дело до всяких там преемственностей поколений и эволюционного развития!? Мы жить хотим! Мы не хотим, чтобы наши тела были столь подвержены разрушению; мы боимся болезней, старости, немощи и смерти!» Конечно, вопросы вполне правомерные, человек, благодаря своему инстинкту самосохранения, не желает исчезнуть, оставив после себя лишь пыль и прах. В бессмертие человеческой души и вечную жизнь после смерти верят немногие, а умирать страшно всем, ой как страшно смириться с конечностью себя любимого. И никакие уговоры здесь не помогут, только безграничная вера, или полное равнодушие ко всему. Это я так, предполагаю…
Бунт против смерти и вечная жизнь вечного тела – золотая мечта человечества, (прошу прощения за избитую метафору).
Мне было лет тринадцать, когда отец рассказывал о научной гипотезе, якобы, вычитанной им в какой-то брошюре. Там говорилось о запрограммированности клетки на смерть. Так вот, клетка тоже бунтует против смерти, и этот бунт выражается во всем нам известном заболевании – раке. Раковые клетки – не что иное, как восстание против смерти. Вам никогда не приходило такое в голову? А кому-то пришло. Если предположить, что та гипотеза, вовсе не гипотеза, не научное предположение, а уже свершившееся открытие, страшно засекреченное, но все-таки просочившиеся в печать. Хотя, возможно, эта случайная информация вовсе не была случайной, скорее, наоборот.
Итак, продолжаю допускать: бессмертные существуют! Для того чтобы получить бессмертие, оказалось достаточным перепрограммировать генетический код, и клетки организма перестали стареть, то есть: процесс регенерации и деления клеток может продолжаться бесконечно долго, а раз идет постоянное обновление, то нет ни старости, ни смерти.
Конечно не для всех. Нельзя всем, пока… Я думаю, что и дальше всем нельзя будет.
Они – бессмертные, отбирают тех, кому «можно». Отбор – одна из главных задач у бессмертных. Ведь надо выбрать самых лучших и достойных. А, может, наоборот, тех, кто больше заплатит.
И еще, я думаю, у бессмертных существует определенная проблема. Эдакий пунктик: у них не может быть потомства. То есть, конечно, в свое время все репродуктивные функции у них работали, а затем, когда они переступили эту черту человеческого возраста – все. Организм молод, здоров, прекрасно регенерирует, борется с любыми вирусами, но он абсолютно стерилен.
Именно поэтому мы им еще нужны. Человечество поставляет новых бессмертных.
Для отбора существуют наблюдатели, это те из бессмертных, которые работают в школах, детских учреждениях, институтах. Выбирают лучших, или наиболее подходящих, не знаю. Следят, конечно, и за научными лабораториями: «как бы чего не вышло…».
Почему отбирают детей? Да потому, что ребенка проще «исправить». Бессмертие – это не просто пилюлька на ночь, это довольно длительный комплекс процедур, после окончания, которого ваш организм полностью обновляется. Можно сказать, что бессмертный, это уже не человек, это некое сверхсущество с довольно широкими возможностями. Представьте себе, что ваше тело все время живет в том же ритме, в каком вы жили в детстве, или ранней юности. Выпал зуб, не беда, на его месте тут же вырастает новый; никакого отложения солей, варикозного расширения вен, никаких камней в почках, холецистита, мигреней, и вообще, никаких других гадостей, подстерегающих человеческое тело на каждом шагу. Заманчиво, не правда ли?
Настя еще раз пробежала глазами написанное, кивнула удовлетворенно и потянулась всем телом. Все. Она опустила крышку ноутбука и, откинувшись на спинку стула, оттолкнулась, и отъехал от стола. Лет с двенадцати у нее появилась привычка записывать свои мысли. На ноутбук Настя заработала сама. Летом занималась переводами. Отец приносил ей с работы груды документации на английском и немецком языках. Настя без труда справлялась с этой работой. Языки ей давались легко. Ей вообще все легко давалось. Ей не надо было заучивать параграфы, стихи и правила. Вся информация после первого же прочтения аккуратно укладывалась у Насти в голове и не терялась.
– У тебя память хорошая, – говорила мама.
Мамины страхи относительно Настиного здоровья давно были забыты. У Насти появился маленький брат. Малыш часто болел, и все мамино внимание теперь было обращено к нему. Но Настя не обижалась. Да и на что обжаться? В свои шестнадцать Настя не знала, что такое высокая температура, не понимала, как это, когда болит горло. Иногда, если очень не хотелось в школу, она симулировала болезнь. Ей верили, жалели, разрешали не ходить на уроки. Она же довольно долго считалась слабенькой. Еще бы: недоношенный ребенок!
Теперь Настя знала историю своего рождения. Мама очень рано вышла замуж. После школы она поехала учиться в другой город, познакомилась с Настиным будущим отцом, влюбилась без памяти. Что там между ними произошло, Настя толком не разузнала. Взрослые упорно избегали разговоров на эту тему. Но после того как Настины родители поженились, мама вернулась домой. А потом родилась Настя, раньше положенного срока. Бабушка говорила, никто не верил в то, что Настя выживет. Семимесячный ребенок весом девятьсот грамм, да еще и без левого уха.
Но Настя выжила, и ухо у нее выросло.
– Мы тебя потому и назвали Анастасией, что значит – воскресение, – объяснила бабушка.
И еще бабушка говорила, что на Насте все заживает, как на собаке. Правда, серьезных травм Настя не получала. Носилась, сломя голову, но почему-то не падала. А если и падала, то синяки и шишки сходили на глазах. Ссадины мгновенно затягивались. Настя думала, что так и должно быть, что ту нет ничего особенного. Но однажды, она увидела, как подруга порезал палец. Из небольшой ранки хлынула кровь, девочка испугалась и заплакала. И Настя, чтоб ее успокоить, тут же тоже порезала себе палец:
– Смотри, ничего страшного, – уговаривала она подружку. И ранка на пальце затянулась на глазах. Правда, подруге это не помогло. Пришлось обрабатывать ранку антисептиком и бинтовать.
Настя не боялась вида крови. Она вообще ничего не боялась, кроме, пожалуй, смерти.
Став старше, она больше не прилипала к окну, услышав звуки похоронного марша. Она старалась избегать встречи с тем, чего не понимала и не принимала.
Ее детские «странности» прошли, как и головные боли. Настя больше не уходила в себя, не «исчезала», она выросла и превратилась в обычную девочку, а потом и девушку, симпатичную, спокойную, общительную.
Своего родного отца Настя так ни разу и не увидела.
Она привыкла считать отцом отчима. Звала его папой и не задумывалась. А чего задумываться, ведь это он водил маленькую Настю в детский сад, он купил ей первый велосипед и учил на нем кататься, он дарил ей кукол, читал книжки и вообще, вел себя как самый настоящий отец.
Перед тем, как Настя должна была пойти в первый класс, ее семья переехала в другой город, «поближе к родным», как объяснила бабушка.
Насте на новом месте понравилось. Дед с бабушкой поселились в доме с чудесным запущенным садом, доставшимся им по наследству. Настины родители купили квартиру почти в центре города.
Потом Настя пошла в школу.
И, в общем, все было хорошо. Можно казать, Настя была почти счастлива. Почти…
Если бы не сны.
Точнее, один и тот же сон, который повторялся почти каждую ночь, с тех самых пор, как Настя себя помнила.
Серая равнина до горизонта, над равниной такое же серое небо, низкое, бессолнечное. На равнине стоят люди, неподвижно, молча, напряженно. Застывшие, как статуи. Но они не статуи, Настя знает. Потому что они ждут. Ждут ее, Настю.
Лиц не разобрать. Настя видит их как будто издалека. Как будто она наблюдает за ними откуда-то верху, словно она стоит на холме, а они внизу.
Настя знает, что их там около сотни: мужчин и женщин в длинных, до земли одеждах.
Насте не хочется к ним подходить.
Ей не нравится равнина, небо, напряженные человеческие фигуры. Она хочет поскорее убраться оттуда, и всякий раз просыпается среди ночи, долго лежит с раскрытыми глазами, не дает себе уснуть, чтоб не провалиться в тот же сон.
