Ирина Николаевна Мальцева
Прощай, Медвежья лощина

– А там что? – мотнул головой в сторону реки Греслав.

– Войско Кястаса растет. Правда, порядку у них нет. Да и откуда порядок, – глубокомысленно заметил Макошка, – когда народ негодный к нему прибивается.

– Почему негодный?

– А какой же еще? Своих предают негодные люди, а те, за честь стоят, за посулы и серебро не переметнутся от своего князя к другому.

– Жаль, хороших дружинников потеряли. Как перед Светославом ответ держать буду, как ему в глаза посмотрю? Ведь в моей тысяче предатели оказались.

– Не ты один ответишь, с сотских тоже спросят. А они правду скажут.

– Какую правду?

– Что не ты подговаривал предателей, что ты задержал погоню и был почти убит.

– Но не убит же.

– Мне скажи спасибо да Велене. А то бы еще в то утро твое тощее тело плыло в реке.

– Спасибо, друже. А что тощий я, так с таким весом в бою сподручнее. Был бы я богатырь, разве утянул бы меня в нору, разве вытащил бы обратно?

– Ты моей силы не знаешь, – похвастал Макошка.

– Поможешь на Велену забраться, так и узнаю, – пообещал Греслав.

Когда последний луч солнца утонул в реке, пришло время им отправляться в путь. Идти напрямую к холмам было не резон – могли напороться на Явиловских прихвостней, а давать большой круг состояние раненого не позволяет. Решили схитрить: обойти Турмас крутой дугой, а потом двигаться вдоль реки, хоронясь в камышах и прибрежных перелесках.

– Верст через десять, помнится, река в озеро впадает, – проговорил Греслав, вытирая ладонью кровь с подбородка. – А из озера уже два рукава выходят.

– Ты помолчи, – жалостливо проговорил Макошка. – Я сам буду говорить, а ты поправь меня, если что. Так думаю, что по правому рукаву нам нельзя – слишком близко к холмам, а вот по левому можно.

Греслав кивнул.

– А если очень повезет, так ладью или ушкую встретим и поплывем. До Городища, конечно, не доплыть, но хоть ближе к той местности. Я прав?

Греслав снова кивнул. Что ж, другого пути нет. Если повезет, дней за пять-семь они доберутся до другого озера – Лежного. А там всё на восток и на восток. Доберутся.

Их путь оказался долгим и трудным. Вскачь Велена не могла – Греслав сразу начинал хвататься за грудь, с трудом заглатывал воздух, а потом стирал кровь с лица. Останавливались часто, чтобы передохнуть, поесть. Макошка – рыбак отменный – в любой луже карася мог поймать. Иной раз в лесу птичьи гнезда с кладкой яиц находил или прошлогодние орехи в брошенном беличьем дупле. Голод торопил, а ранение не давало ходу. Правда, у Греслава аппетита не было, обходился горячей водой, приправленной молодыми листочками ягодных кустов, а у Макошки постоянно в животе бурчало.

После озера Лежного, как и было задумано, они повернули вдоль левого рукава, вытекающего из озера, и на свое счастье встретили небольшой караван, состоящих из нескольких суденышек под парусами и пары больших плотов с дюжими гребцами, за которыми тянулись связанные попарно огромные бревна. Вначале сплавщики с опаской отнеслись к всадникам и не думали приставать к берегу. Но Макошка так жалобно уговаривал их взять хотя бы раненого, что, в конце концов, от одного из плотов в сторону берега отчалила лодчонка с двумя гребцами и остановилась метрах в десяти от берега. Сплавщики внимательно разглядывали невесть откуда взявшихся всадников, потом тихо поговорили между собой.

– Коней не возьмем! – крикнули они.

– Добро! – ответил мальчик.

– Я Велену не брошу, – предупредил Греслав.

– И не надо, – Макошка помог старшему товарищу слезть с седла. – Я берегом пойду. Так мы быстрее доберемся. И не бойся, коней я сберегу. И акинак. И остальное оружие. Эй! Гребцы, давай ближе!

Лодка ткнулась носом в берег. Не сходя с места, сплавщики настороженно смотрели на молодого дружинника, который обнимал за шею кобылу, гладил её пышную гриву, и на мальчишку, который ловко управлялся с пятью конями сразу.

– Вот, возьмите, – он протянул гребцам три мелкие серебряные монеты. – Я верхом вдоль берега. И смотрите, берегите моего друга – это тысяцкий самого князя Светослава. Ранен был, когда прикрывал отход своих сотен. Отважный воин!

Мужики уважительно подали руки Греславу, усадили его и через минуту были далеко от берега. Макошка наблюдал, как раненого подняли на плот, а рослая женщина в приволоке (меховой жилетке) усадила его спиной к сложенным мешкам и поднесла чашку с варевом.

– Да-а-а, поесть бы сейчас не мешало, – вздохнул мальчишка, поглаживая тощий живот.

На плоту по команде рулевого дружно опустили весла в воду, несколько взмахов, и плот, подхваченный течением, резво ушел вперед.

– Ну, и нам пора.

За два неполных дня караван добрался до небольшого селения со своей пристанью. Отсюда сплавщики следовали на север, а путникам нужно было на восток.

Макошке с конями пришлось вплавь добираться до противоположного берега, где располагалась пристань. Греслав уже ждал его, тепло распрощавшись с попутчиками, которые улыбались ему, жали руку. Но стоило ему отвернуться, как печально закачали головами: «Не жилец».

Чувствовал себя Греслав плохо, и мальчику пришлось звать на помощь, чтобы усадить того в седло.

– Ку-да сей-час? – с трудом выговорил Греслав.

– Давай туда, – мальчик махнул рукой в сторону построек. – Надо расспросить, как до Городища добраться.

Они медленно двинулись в сторону постоялого двора. Там Макошка устроил своего друга на широкой лавке, коней определил к общей привязи, а сам пошел купить еды. Запах горячей мясной похлебки исходил от большого котла, вделанного в очаг из дикого камня. Разнообразный люд подходил к котлу, отдавал денежку, а дородный мужик щедро наливал подставленные посудины и вдобавок каждому отрезал по большому ломтю ржаного хлеба. Макошка дождался своей очереди, а потом осторожно понёс доверху налитое блюдо, подбородком придерживая ломти хлеба.

– Ох, и вкусно, – закатывал глаза мальчишка, черпая деревянной ложкой горячий, наваристый суп. – Ты попробуй, чего не ешь?

Только две ложки варева и смог проглотить Греслав да хлеба пожевать. Силы его были на исходе. Он понимал, что подкрепиться надо обязательно, но кусочки пищи с трудом протискивались в глотке, а надрывный кашель заставлял и это выплюнуть.

– Жидкого оставь, – попросил он Макошку, – выпью. А ты гущу ешь, совсем истощал.

– Зато в бою, как ты говоришь, сподручней будет, – пытался развеселить друга мальчик. – Боюсь только, сил не осталось меч поднять.

– Тем более ешь. За добавкой сходи.

– Не-е-ет, – похлопал себя по пузу Макошка, – больше не влезет. Пойду овса для коней добуду, а то они, бедные, на траве да на траве. Боевой конь должен зерном объедаться. Побудь без меня, я скоро.

Греслав обессилено вытянулся на широкой лавке, подложив под голову чпаг (мешок). Он понимал, что долго без вмешательства врача не выдержит. Во-первых, он не знает, что с ним. Удар палицей, вероятно, повредил ребра, потому что дотронуться до грудной клетки больно. Во-вторых, кровь изо рта говорит, что повреждено легкое. Но насколько сильно? Хорошо, что нет температуры, а значит, воспаления, иначе без антибиотиков не обойтись. А где их взять в этом времени? Пенициллином, помнится из учебника по истории, где-то во время Великой Отечественной войны начали лечить. Интересно, чем сейчас воспаления лечат местные лекари? Эх, был бы рядом Ярик или Милалика, они бы помогли.

Он задремал и поэтому не сразу услышал взволнованный голос Макошки.

– Греслав, друже, вставай! Я нашел, кто нас доставит в Городище! Пошел овса сторговать да спросить, кто, мол, до Городища плывет. Так один ушкуйник и указал. Завтра на рассвете отплывают.

С помощью Макошки Греслав поднялся с лавки и, опираясь на его плечо, побрел в сторону пристани.

– Вон видишь?

– Нет.

– Не туда гляди, вот сюда, – мальчик вытянул руку вправо. – Ну? Вот эта носатая ладья в сторону Городища плывет.

Греслав вглядывался в строй больших ладей, ушкуй, лодок под парусами, но ничего особенного не замечал. Хотя…Точно! Одна ладья с необычной формой носа, будто задранной к небу, стояла чуть в стороне. Её скрывал раздувающийся на ветру парус соседнего судна.

– А ну, пойдем, – Греслав зашагал в сторону ладьи.

Неужели угорская ладья? Именно такие носы у их лодок и крыши такой же формы на домах. Ах, как было бы хорошо! Может, вспомнят его, и Сизаря, и Стояна, и Ярика.

Если бы он мог, он бы побежал, но приходилось идти медленно, внимательно глядеть под ноги, чтобы не запнуться. Малейшее сотрясение вызывало ужасную боль в груди и кровь на губах. Макошка же не выдержал и помчался к воде.

Пока Греслав добрел до места, мальчишка уже назад брел. Лицо расстроенное, губы обиженно кривятся.

– Не соглашаются, опасаются чужаков.

– Проводи меня.

Он оперся о плечо Макошки и двинулся к перекинутым на дощатый причал сходням. Возле них стоял дюжий парень и от нечего делать кидал крошки хлеба в воду, где их тут же заглатывали юркие рыбки с блестящими спинками.

– Здорово, друже, – хрипло проговорил Греслав. – Позови старшего, переговорить надо.

– Я этому мальцу уже сказал, что чужих на борт не берем, чего ещё?

– А разве я чужой? Не помнишь меня? А я тебя помню. Не тебе ли Веруза ухо пришивала после битвы с торкаями? Дай взглянуть.

Греслав сделал вид, что хочет действительно взглянуть на ухо, но парень дернулся назад.

– Ты..это..откуда?

– Эй, Магут, кто там? – из пристройки на корме ладьи показался рослый мужчина, который внимательно вглядывался в лица подошедших. – Грес..Греслав? Ты ли это, вояка! Глазам не верю! Дай тебя обнять!

Он быстро преодолел разделявшие их сходни и, широко раскинув руки, двинулся к Греславу.

– Стой! – Макошка загородил собой друга. – Он ранен!

Здоровяк застыл на месте.

– Не узнаешь меня, Греслав? Это же я, Петряс! Мы с тобой вместе в отряде Ратибора гнали торкаев! Ну, вспомнил? Я – родной брат Кудри!

– Здорово, Петряс, – Греслав протянул руку. – Видишь, где пришлось свидеться.

Угор с чувством поприветствовал того, кто два года назад наряду с угорами защищал их селение от набега торкаев. Ох, и дрался этот унот (юноша)!

– Магут, что стоишь, веди дорогого гостя на борт! Расскажу Матери Родиве – не поверит! Сколько раз мы вспоминали добром и тебя, и твоих друзей, и скоморохов! Такое разве забудешь!

Слава богам, выдохнул Макошка. Знакомцы без помощи не оставят. Теперь надо коней привести. Спросить что ли?

– Эй, дядя, а у нас кони. Пять голов. Что с ними делать? – Макошка опасался, что ему опять придется вдоль берега пробираться. А как хотелось отдохнуть, поесть, поспать…

– Веди коней, – разрешил Петряс. – У нас судно не чета другим, десяток коней поместим.

– Тогда я мигом! Только овса прикуплю, – обрадовался мальчишка.

– У нас и купишь, коли деньги есть, – сказал Петряс, а потом захохотал: – Не бойся, не оставим коней голодными. Торопись, если хочешь стряпню Сьяны попробовать. Вкуснее кулеша со стерлядью, чем у неё, нигде не попробуешь!

– Я мигом, дядя Петряс!

Вот уже второй день заканчивается, как Греслав и Макошка с комфортом плывут на лодке угоров. Петряс подробно рассказал обо всех событиях, что произошли за время расставания с друзьями Греслава, потом Макошка рассказал, как полк Греслава был отправлен Светославом к Кястасу с предупреждением не начинать войны за Турмас. Как героически повели себя Гонта, Борода и Сорока, сложившие голову той ночью, как они повстречали караван сплавщиков. Греслав помалкивал, пытаясь сохранить последние силы. За ним ухаживала Сьяна, заваривала ему траву, прикладывала горячие камни к груди, стирала кровавые пузыри с лица, а потом где-нибудь в уголке, за грудой мешков, вытирала мокрые глаза, безнадежно покачивая головой в ответ на молчаливые вопросы угоров.

– Держись, друже, – Петряс опустился рядом с раненым. – Два дня и две ночи, и мы в Городище. Потерпи еще немного. Эй, Сьяна, принеси меду!

Женщина принесла две большие чаши с хмельным напитком.

– Ты сегодня ничего не ел, – покачал головой Петряс, – так хоть медом подкрепись. Знатный мед!

Греслав сделал пару глотков. Мед помогал ему хоть ненадолго уснуть и не сотрясаться в надрывном кашле. Выдержит ли он дорогу, пусть и по воде, а не в тряском седле? Хватит ли у него сил пережить еще несколько дней без помощи лекарей? Сегодня утром он уже и не надеялся встать – после очередного кровотечения сил не осталось. Вот и сейчас он почти не чует ног, в голове противный комариный писк, и глаза закрываются. Это от большой потери крови. Он видел раненых, которые засыпали от кровопотери и уже не могли проснуться. Ему сегодня особенно плохо, но он постарается не заснуть. Всю ночь будет сидеть, пить глоточками мед, слушать байки Петряса.

На следующий день они подошли к большому острову, разделившему реку на две части. Из разговора с Магутом Греслав узнал, что они пойдут по правому притоку, который идет к Городищу.

– Вообще-то нам влево надо сворачивать, – сказал Магут и махнул рукой. – Там наше селение. Но Петряс сказал, что вначале вас доставим, а потом домой.

Если бы не ранение, Греслав ни за что бы не допустил, что из-за него… Но, обессилев от потери крови, он не нашел сил возражать. Ладно, мы за угоров стеной встали против торкаев, не считались. Подумаешь, сделают круг, для жизни не опасно. Да и по всему видать, что они не особо торопятся. День раньше, день позже, роли не играет. А вот в его положении каждый час на счету. Надо дотерпеть не Городища. И главное – не спать. А как хочется…Укрыться бы теплой приволокой, приложить нагретый камень к ноющей груди, выпить хмельного меду и уснуть.

Нет, он не поддастся слабости, иначе какой он тысяцкий? Перед Светославом ему еще отчет держать. И пацанов он своих давно не видел. Соскучился. Как там Дизель, как Ярик? С Климом, помнится, они год назад виделись. Давно. Раскидало их. А хорошо бы собраться всем вместе…

Не спать!

…В свете полной луны холмистая местность, поросшая столетними деревьями или молодой порослью после природного пожара, выглядела причудливо. То привидится всадник в треуголке на слоне, то собака на спине дельфина, то ведьма в ступе. Светлые и черные пятна создают живые картины по берегам реки. Во-о-он там, выше обрывистого берега, как будто великан опустился на одно колено и склонил голову. В правой руке дубинка, а левую – протянул вперед, а в ней как будто опрокинутая чашка. А из чашки льется молоко, вон целая речка из молока.

Тут как иглой в сердце ткнуло Греслава – что-то очень знакомое в очертаниях великана и пролитого им из чашки молока…Очень знакомое! Да это же Медвежья лощина! Вот и белая каменистая осыпь, памятная ему по спуску, когда они с пацанами вышли из пещеры, не зная, что попали в другое время. А второй раз по ней же они бежали, сбивали в кровь ноги, плененные лютыми.

Это что же получается: они сейчас плывут по той реке, которая ведет к дреговичам! Надо крикнуть Петрясу. Зачем ему плыть в Городище, если тут, рядом, Ярик!

– Ма-кош-ка, – едва слышно прохрипел раненый. – Проснись.

– Тут я.

– Позови Петряса.

– А до утра подождать?

– Нет.

– Греслав, друже, ты не помирать ли вздумал? – голос мальчика задрожал от подступивших рыданий. – Прошу тебя…Не помирай…

– Если будешь сидеть без дела, помру. Зови Петряса.

Макошку как ветром сдуло. Вскоре показался заспанный Петряс.

– Что? Что? Сьяну позвать?

– Не надо в Городище, – с трудом проговорил Греслав. – Тут близко…

– Я не понял, – Петряс вглядывался в бледное лицо раненого. – Как не надо? Это Магут тебе сказал, что нам по другому рукаву надо было плыть? Вот болтун! Не переживай, доставим и тебя, и твоего ординарца, и твоих коней до Городища! Наше дело плыть, а твое – силы беречь.

Греслав поманил Макошку.

– Скажи ему, – голос раненого совсем ослаб, был чуть слышен, – скоро на правом берегу будет селение дреговичей. Мне туда, меня там лекарь ждет. О-о-ох. Не проскочить бы в темноте. Ма-кош-ка, передай ему и сам смотри в оба. Там берег такой с излучиной, а на берегу сети рыбацкие и лодки. И рощица к самой воде подходит. О-о-о-х. Мы там грибы собирали. О-о-о-х.

Макошка все понял и передал просьбу Петрясу. Тот разбудил всех и заставил вглядываться в правый берег, чтобы разглядеть селение. Но ожидаемое место показалось уже на заре. Вдоль берега плавали две лодки, в рощице щелкали кнутами пастухи, оторвавшись от повседневных дел, женщины с любопытством разглядывали ладью невиданной формы, которая, судя по суете гребцов и спускаемому парусу, решила причалить к их селению.

Через минуту несколько вооруженных всадниц встало строем на берегу, настороженно ощетинившись копьями.

Чтобы переправить раненого на берег, с борта ладьи перекинули сходни. Греслава надо было нести на руках – идти он уже не мог. Приблизившись к сходням, одна из воительниц громко поинтересовались, кто к ним пожаловал и по какому делу. Не успел Магут выговорить: «Греслав», как она спрыгнула с коня и бегом по сходням на борт.

– Греслав!

Где же он?

– Мать…

Взгляд вправо, влево, да где же Греслав?

– Мать…здесь я.

Не может быть, чтобы это был их Греслав! В лице ни кровинки, губы синие, голова чуть держится. Только взгляд темно-карих глаз его, Греслава!

Не говоря ни слова, Общая Мать просунула руки под спину раненого, оторвала его от широкой лавки, на которой он провел все дни плавания, и заторопилась на берег. К ней уже спешили другие воительницы, поставляя плечи и руки. Так, на плечах, как принято выносить воинов, получивших тяжелые увечья в бою, его понесли туда, откуда он ушел давным-давно унотом, молодым дружинником, а сейчас вернулся к родным пенатам опытный воин и, судя по шрамам, прошедший славный боевой путь.

Макошка в растерянности стоял на берегу. Магут помог ему спустить коней, Петряс потрепал по плечу и наказал беречь Греслава, Сьяна сунула в руки целый мешок провизии и поцеловала как маленького в макушку.

– Спасибо! – только и успел крикнуть мальчик, пока ладья угоров разворачивалась в обратную сторону.

Ладья дойдет до острова, а там свернет в левый рукав и через пару дней пристанет у селения угоров. Сколько разговоров будет, сколько раз вспомнят воины, как невесть откуда взявшиеся скоморохи рубились рядом с ними, отбивая атаки торкаев. Жаль, не свиделись с Сизарем, непревзойденным лучником, на чьем счету десятка три вражеских воинов.

Светояр

Для Ярика, которого теперь все стали звать Светояром, появление друга не было неожиданностью. Еще несколько дней назад Мыська прибежала к нему и выложила перед ним окровавленное перышко.

– С той стороны прилетело, – сказала она, – но ветер с другой стороны дул. Значит, гость не сам придет, а с чьей-то помощью. Кто бы это мог быть?

Светояр глянул на подругу: лицо Мыськи бледнее обычного, в глазах тревога, ладошки то и дело в кулачки сжимаются.

– Чего гадать? Увидим. Перышко прилетело – ладно, но окровавленное. Ты тоже думаешь, что с кем-то из моих друзей беда?

– Боги напрасно весточек не подают, – ответила Мыська. – Побегу к Старой Матери, пусть она посмотрит на луну.

– Может, вначале поедим?

– Ты ешь, я скоро.

Вот так всегда, думал Светояр. Заставить Мыську поесть трудно. И чем только её тело живет? Сунет с утра лепешку в карман и целый день отщипывает кусочки, в рот кидает. Или орехи грызет. Ну, точно – белка. А ведь с утра до ночи в делах: приемным родителям помогает, с Милаликой за травами для снадобий по лесам и болотам ходит, за больными и ранеными помогает ему ухаживать.

С тех пор, как два года назад Светояр вернулся к дреговичам, про рыбалку ему пришлось забыть. Новое дело – врачевание захватило парня. Почувствовал, что есть в нем способности исцелять, и занялся этим всерьез. Когда Общая Мать прознала об этом, без разговоров отдала ему большой дом, разделенный на две половины. В одной он теперь жил, а в другой устроил что-то вроде лазарета. На пару с Милаликой лечил больных, но больше помогал раненым. Дреговичи в основном редко болели. Если только кто в хозяйстве поранится, или кого зверь покусает. Были еще ожоги, вывихи, переломы, матери детей приносили, если у тех нарыв случался или живот болел.

Мать гончара Пека, которая была признанной знахаркой и лечила наговорами да нашептыванием, вместе со Старой Матерью наведались к Светояру и передали ему особую повязку на голову. По рисунку, выдавленному на темной коже, всякий мог понять, что перед ним лекарь. Это, по догадкам Светояра, был диплом врача, и ему своим старанием нужно было подтверждать его.

Был ли талант у парня от рождения или помогла встреча с волхвом, теперь никто не скажет. Но день за днем прозорливость молодого лекаря, его чутье, внутреннее зрение и практические умения развивались все сильнее.

Теперь уже никто в селении не сомневался, что Светояр лекарь, а он никому, кроме Милалики, не рассказал о том, как, например, вырезал у Момчила нагноившийся аппендикс, как вправлял кости воинам-угорам в битве против торкаев и зашивал рубленные раны. Слушая его, девушка только руками всплескивала да ахала! Особенно подробно выспросила, все, что касалось аппендицита.

– Мы, конечно, учили в медучилище анатомию человека, и я приблизительно знаю, где находится отросток, но чтобы резать!! Как ты рискнул?

– Бабушка Зарифа сказала, что только я могу помочь Момчилу, а если не сделаю предназначенного, то и Момчил умрет, и мне счастья не будет по жизни. Сказала, что моя жизненная дорога – людей от недугов избавлять. Ну, и что я должен был сделать? Отказаться?

Милалика жалостливо поглядела на парня.

– Страшно было?

– Не то слово. Руки и ноги дрожали, в глазах пелена, сердце того гляди из груди выпрыгнет. Но Момчилу и того хуже – совсем помирать собрался. Я подумал тогда: так и так помрет, но я хоть попытаюсь. А видишь, получилось.

– Но как такую операцию без наркоза делать?

– Тут мне Сизарь помог – Момчила одним взглядом отключил. И без Верузы, конечно, ничего бы не получилось. Вот кому быть врачом, на крайний случай медсестрой.

– И у тебя медсестра будет, – улыбнулась Милалика. – Вот хоть Мыська! Толковая девчонка, все на лету схватывает, боль чужую как свою чувствует, и предвидение у неё дай бог каждому. Даже Старая Мать прислушивается к её словам. И никто, кроме Мыськи, не может разгадать волю богов по перышкам. Ни разу не ошиблась.

Так и повелось у них: Светояр каждый день набирался практического опыта, Мыська помогала ему, особенно по части диагноза. Если рана открытая, тут сомнений не было. А если живот болит у человека или в боку колет, что это? Тут помощь Мыськи просто бесценна. Положит ручку на больное место, прислушается, а потом выдаст: «Кишка воспалилась», или «Тяжелое поднимал», или «Поел негодное».

А уж как ловко она вправляла вывихи или складывала сломанные кости! Светояру только и останется, что шину наложить да как следует перевязать.

Милалика после свадьбы с Ивором своего занятия по собиранию трав и готовке отваров не прекратила. Теперь Светояр называл её фармацевтом. Никто не понимал странного слова, но это не мешало полностью доверять травнице, когда она приносила кому-нибудь из заболевших отвар или настойку.

За короткое время Светояр оснастил свою примитивную лечебницу всем необходимым. Кузнец Догор выковал ему ножи с тонкими-претонкими лезвиями, щипцы-захваты, а иглы, ножницы и катушку шелковых нитей молодой лекарь выменял у ушкуйников. У него была легкая рука, и любая рана, которую он обработал и зашил, быстро затягивалась, а сломанные кости быстро срастались.

Однажды рано утром за ним прибежал мальчонка и передал наказ Старой Матери немедленно прийти к ней. Светояр и не подумал ослушаться. Старая Мать совершала обряд у жертвенного камня, а закончив, поманила парня за собой – «ристай не».

Пришли к Навьей роще, куда ни один человек не ходил ни за ягодами, ни за грибами, потому что здесь срубали деревья для кроды (погребальной лодки). Малых детей пугали, что под каждым кустом их ждут навьи, которые утаскивают живых в мир мертвых. Светояр на сказки о навьях не обращал внимания, но в самой роще ему действительно стало не по себе, словно кто-то наблюдал за ним. Несколько раз парень оглянулся и даже заметил вроде какие-то тени, но заметив усмешку Старой Матери, взял себя в руки и бесстрашно пошел в самую глухую часть рощи. Там меж двух сваленных бурей деревьев лежал мертвец. По одежде и обличию галеч.

– Это прелагатай (разведчик). Стража обнаружила его вчера недалеко в лядине (зарослях). Кераста бых (это змея была), и смерть жде сякого. Яти (возьми), – она протянула ему жертвенный нож с ручкой из оникса. – Аз яти ны (я оставлю тебя). Бдети нутро (рассмотри внутренность).

Она повернулась и пошла прочь, оставив Светояра тупо смотреть на мертвеца. Он понял, что Старая Мать хочет, чтобы он разрезал труп и рассмотрел, какие органы у человека и где они располагаются. Студенты-медики препарируют трупы под руководством патологоанатома, после предварительной теоретической и моральной подготовки. А ему, раз, и пожалуйста – режь, рассматривай! А хоть кто подумал, что здесь, среди деревьев, пронизанных лучами утреннего солнца, ковыряться во внутренностях умершего от укуса змеи он не в силах. Тошнота подкатила к горлу.

Бли-и-и-ин! Вот уж не думал, что придется делать это. Бр-р-р-р, холодный! Лицо раздулось, шея. Куда его змея укусила? Сюда? А вдруг змея еще здесь ползает? Как там у Пушкина: «Мне смертию кость угрожала». Бли-и-и-ин, зачем она меня сюда привела? Значит, и Общая Мать в курсе, если не бросили мертвеца там же, в болоте, а притащили сюда специально для меня. Ну, не хочу я никого вскрывать!!!

Конечно, Светояр понимал, что любой медик проходит через это и не раз. В кино видел: патологоанатом режет, вытаскивает органы, описывает их, зачем-то взвешивает. На экране это не так противно и страшно, а тут…Бр-р-р-р-р! Какая гадость. Еще раздевать его придется.

С другой стороны, без знания внутренних органов ему не обойтись, а то будет лечить печень вместо легкого. Ха-ха-ха!

Ладно, задавим брезгливость и страх, пройдем и через это. Греславу и Сизарю гораздо страшнее, когда они один на один с врагом. Там, в бою, убить запросто могут. А тут что? Ну, лежит мертвяк. Не съест же он меня. Как говорят люди: не мертвых надо бояться, а живых.

Солнце уже клонилось к дальнему лесу, когда Светояр вернулся домой. В изнеможении опустился на ступеньку, обхватил голову руками. Перед глазами стояла страшная картина: вот он проводит острым лезвием от основания шеи до солнечного сплетения, потом разрез вправо, затем разрез влево. Похоже на знак Мерседеса. Кровь не течет. Надо еще пару разрезов сделать от груди к плечам. Та-а-ак, мышцы, ребра. Что под ребрами?

От осмотра внутренностей трупа он оторвался только тогда, когда почувствовал боль в напряженной спине и коленях. Еле разогнулся, встал. Неужели он сделал это? Неужели это он вынул каждый орган, рассмотрел со всех сторон, чтобы запомнить, проследил, как органы соединяются между собой, поразившись мудрости природы, которая смогла уместить на маленьком пространстве все необходимое для жизнедеятельности человека. Трахея, бронхи, легкие – здесь часто возникает воспаление. Крупные сосуды, идущие к сердцу и от сердца – сразу вспомнилась задачка о двух соединяющихся сосудах в бассейне. Печень. Зачем человеку печень? Надо спросить Милалику. Желудок. Фу, там не переваренная еда. Вот с кишками он уже знаком. Так, где у мертвеца аппендикс? Ниже, ниже, вот, кажется, он. Выглядит вполне себе, не воспален. У Момчила был другой – багрово-синий, раздувшийся, сочившийся какой-то гадостью. Почки…

Дело двигалось. Жаль, не было бумаги и карандаша, чтобы все зарисовать. Ладно, понадеемся на фотографическую память.

Солнце припекало. От трупа невыносимо воняло. На свои руки Светояр глядеть не мог. Неужели он сможет этими же руками хлеб взять? А как патологоанатомы всю жизнь работают? Помнится, кто-то говорил, они даже обедают рядом со вскрытым телом. Вранье.

Как прошел остаток дня Светояр не помнил. До следующего утра ни крошки не мог проглотить, только жадно пил воду. Ночью проснулся в холодном поту, вспомнил. Поднялся, зажег жировой светильник и углем начал рисовать прямо на дощатой стене человеческое тело в разрезе. Не сразу все органы заняли свои места, пришлось что-то стирать и рисовать заново. Появились вопросы. Кто на них ответит? Придется ему завтра снова идти к трупу и удостовериться, что все верно запомнил.

Но его планам не дано было осуществиться, потому что на следующий день труп с развороченным нутром бесследно исчез – очевидно, по приказу Общей Матери его закопали где-то в Навьей роще. Хорошо, остался подробный рисунок, который в этот же день увидела Милалика.

– Только не говори, что ты это увидел наяву, – девушка сочувственно глядела на Светояра. – Я чего-то не знаю?

– И лучше тебе не знать, – ответил парень. – Пусть это останется между мной и Старой Матерью.

– Поня-а-а-атно, – протянула Милалика, а потом добавила: – А у тебя талант в рисовании. Мама всегда утверждала, что талантливый человек талантлив во всем. Может, в тебе художник пропадает?

– Пусть. Здесь так часто воюют, что даже посредственный лекарь нужнее хорошего художника. Смешно, вчера мне было плохо от того, что видел это, – Светояр кивнул в сторону рисунка, – а сегодня готов еще раз…Изнутри бы органы рассмотреть.

– Слушай, я где-то читала, что внутренние органы человека очень похожи на органы свиньи. А что если тебе на свинье потренироваться?

– Где я её возьму?

– Вот это не проблема! Наши часто охотятся на кабанов. Скажу Ивору, пусть в следующий раз тебе кабана притащит или свинку. И поможет освежевать. Тогда увидишь, действительно ли мы со свиньями похожи, или придумки это. Ты же человеческие органы уже видел. Да? – Милалика хотела допытаться до правды.

Парень промолчал. Идея Милалики была стоящей. Нужно попробовать. А Старой Матери намекнуть, что не откажется еще раз заглянуть не только внутрь тела, но и внутрь головы. Он насмотрелся на страшные раны на лицах, на черепе. Самое страшное, когда внешних ран не видать, а после удара, например, палицей человек отключается. Бывает, умирает сразу, а бывает, несколько дней мучается от воспаления внутри мозга и невыносимых головных болей. Опыт показывает, что у раненого есть шанс выжить после удара, если через нос и уши кровь отойдет. А если кровотечения нет, то в большинстве случаев человек – не жилец.

Прошло два года, и Светояр с улыбкой вспоминал свой давнишний страх перед вскрытием трупа. За прошедшее время на разных трупах он наизусть выучил не только расположение внутренних органов, но и мог с одного взгляда отличать больной орган от здорового. К нему за помощью приходили из других селений, и молодому лекарю вместе с помощницами приходилось частенько вытаскивать людей с того света. Особенно он гордился спасением Гаврана, дружинника, с которым в свое время Греслав проходил посвящение в воины.