Ирина Николаевна Мальцева
Камская обитель

Андрей не раз бывал у Зыбков, но каждый раз испытывал такое неприятное чувство, словно проходил мимо входа в ад. Когда страшное место оставалось позади, чувствовал, что он весь в поту, а руки и ноги дрожат, будто его внезапно поразила болезнь Паркинсона. Андрей пытался успокоить бешено стучащее сердце, вспоминая, что похоже оно стучало, когда его взвод попал в засаду в афганских горах.

Если женщина пришла по старой колее, то ей крупно повезло, потому что одна сторона колеи имеет уклон, а прошедшие в сентябре дожди, наверняка, сделали его еще круче. В том состоянии, в котором была женщина, оступиться и шагнуть в Зыбки было проще простого.

Ни документов, ни каких-либо вещей у женщины не было. На ней было модное кашемировое пальто, изодранное по подолу и на рукавах, под ним черный костюм из шелковистой ткани и кремовая, украшенная кружевами майка на тонких лямках. Такие штучки, помнится, его жена называла топами. Белье под костюмом было дорогим, белоснежным.

Когда Андрей раздевал нежданную гостью, находящуюся без сознания, он обратил внимание, что кожаные сапожки были без каблуков, а на их месте явно обозначались места, где они были раньше. Не мудрено в таком лесу потерять каблучки. Хорошо, только их, а могла бы и жизнь потерять. Спасибо собакам, привели к дому, не то лесное зверье быстро бы растащило мертвое тело, и никто никогда не нашел бы следов.

Андрей сел рядом с Шахом, свистом подозвал Зулу. Зула тут же появилась из-за угла. Она, как облюбовала себе место у стожков, так и не изменила своей привычке. Шах же предпочитал валяться у крыльца или на крыльце под дверью.

– Ну, кто мне скажет, откуда взялась здесь эта дамочка? Явно городская, к нашей жизни не приспособленная, одетая, можно сказать, не по сезону?

Собаки разом вздохнули, но свои мысли оставили при себе. Скоро начнется сезон охоты, а хозяин, озабоченный состоянием здоровья женщины, и не думает готовиться к этому важному делу. Зула нервно прогнулась, клацнула зубами по шерсти. От хозяина пахло лекарством, а она до сих пор помнит с таким же запахом жалящие уколы, после которых она поднялась на ноги. Но ей тогда понадобилось всего два дня. Видимо, собаки более живучи, чем люди, и женщина, несмотря на лечение, мечется в жару до сих пор.

Ранние осенние сумерки окружили лесную поляну, размыли картину подступающего леса. Теперь казалось, что это не лес, а ровная высокая стена окружает крепкий дом с высоким крыльцом, баньку, длинный навес с аккуратно уложенными в десять рядов дровами.

До крыльца долетает слабый шум леса, готовящегося к смене дневной жизни на ночную. Слышится, как устало выталкивает из земли свои кристальные воды родник, от которого до дома проложена труба, идущая в специально оборудованную емкость. По всем признакам, завтра опять простоит погожая погода. Самое время поохотиться. Но как бросить женщину, думает Андрей. Если та до утра не придет в себя, ему придется идти в Колыванов, просить помощи. Разумеется, нужно будет давать объяснение, каким образом в лесу оказалась эта городская гостья.

Жилин устало поднялся, пошевелил мощными плечами, подвигал затекшей шеей.

– Пойду, – сказал он собакам. – Пора укол делать. А не поможет, завтра в Колыванов пойду. За помощью.

Шах и Зула внимательно прислушивались к словам хозяина, и хотя значения некоторых слов им было непонятно, но общий смысл они уловили. Но главное, за короткими фразами явно звучало нежелание хозяина избавиться от гостьи, не узнав, по какой причине она здесь оказалась. Это сильно обеспокоило собак, потому что они помнили, чем кончилась история, когда их хозяин вот так же не хотел расставаться с Региной, из-за которой чуть не лишился жизни.

Зула обеспокоено взвизгнула и помотала головой, Шах вскочил, бросил взгляд на оконце, за которым металась в горячке женщина и, сделав вокруг себя три круга, снова улегся на широкие доски крыльца, обреченно закрыв свои умные глаза.

Как ни странно, Андрей понял, чем взволнованы собаки. Он потрепал по загривку Шаха, провел ладонью меж ушами Зулы.

– Зря волнуетесь, – сказал он тихо, – такого, как с Региной, не будет. Слово даю.

Собаки никак не отреагировали на его слова, и Андрей, постояв в задумчивости еще минуту, открыл дверь в темные сени. Через несколько секунд в доме загорелся свет настольной лампы у постели больной. Смотреть, как плавно входит блестящая игла в тело женщины, собаки не стали. Они дружно поднялись и бесплотными тенями растворились в темноте. Им следовало позаботиться о свежем мясе для себя и хозяина. Кроме того, ночная охота захватывает, реализует древний охотничий инстинкт прародителей собак. Такая охота будоражит кровь, обостряет чувства, закаливает тело. А жирная тушка пестрого петуха будет лучшей наградой за труды.

Скользнувшие между деревьями тени приостановились на мгновение, отметив, как замер вдруг лес, уловив присутствие серых охотников, а затем исчезли, не потревожив лапой ни тонкой веточки, ни засохшего листика.

Всю ночь Андрей не отходил от больной. Он не был медиком, но за десять лет рядом с Жанной кое-чему научился и знал, что существуют кризисы в болезни, после который или человек идет на поправку, или ему становится совсем худо, вплоть до летального исхода. Именно такой кризис и наблюдал он этой ночью.

Еще два дня назад Андрей догадался, что горячка его гостьи вызвана не столько простудой, сколько нервным потрясением. Он мог предположить, что женщина переохладилась, тем более в такой не по сезону легкой одежде. Ну, скажите на милость, как не замерзнуть, когда подошвы модных сапожек чуть толще бумажного листа? А белье и вся прочая одежда, которая вполне годится для теплого помещения, а никак не для предзимнего леса! Вот уж истинно: форс морозу не боится! А ему теперь мучайся, вытаскивай её из горячечного бреда, прислушивайся к длинным тирадам. Вон опять заговорила.

– Кира…нельзя так…я ничего не успеваю…где моя ручка? Бориса нет дома…ну сколько тебе говорить…мне пора…

Женщина продолжала жить той жизнью, из которой её вырвали, но она еще не знала об этом. Она не догадывалась, что стала дальше от Москвы, чем была до того момента, как решилась сократить пусть до железнодорожной станции, пройдя через глухой угол. Не догадывалась, что её разыскивает не только милиция, но и друзья, знакомые, родные. Кому придет в голову искать её за тридевять земель, в чаще леса, в доме лесника? Еще один без вести пропавший человек, прозвучало в милицейской сводке, а родным и близким оставалось надеяться лишь на чудо.

Под утро жар заметно спал, женщина покрылась сильной испариной, бред прекратился, и Андрей, успокоенный тем, что кризис миновал, а больная стала ровно дышать, решил поспать хоть часик. Но когда он проснулся и испуганно подскочил с лавки, где спал на старом байковой одеяле, в окна уже вовсю били лучи солнца.

Жилин на цыпочках подошел к постели. Ресницы больной чуть трепетали, подергивались губы, словно хотели улыбнуться или сказать что-то веселое, пальцы теребили край одеяла.

– Как вы себя чувствуете? – чуть слышно спросил Андрей, чтобы не испугать женщину.

Ресницы дернулись сильнее и медленно разошлись, открывая светло-серые глаза. Первое, что они увидели, было заросшее бородой лицо, густые широкие брови, три глубокие бороздки на широком лбу и седой ежик на голове. Сосредоточившись на лице, женщина отметила длинный шрам, идущий от внутреннего уголка левого глаза через переносицу, а дальше через правую щеку до самого уха. Шрам был старый, заживший и заметить его можно было, лишь внимательно приглядевшись, да на близком расстоянии. Под густыми бровями обнаружились темно-карие глаза, вокруг мелкие морщинки, а среди густой поросли бороды крепко сжатый рот с чуть оттопыренной верхней губой.

– Как вы себя чувствуете? – снова повторил бородач.

– Нормально, – разлепила губы женщина и улыбнулась. – Здравствуйте.

– Здравствуйте.

Глаза женщины забегали по потолку, по стенам, по залитым солнечным светом окнам.

– А где это я?

– У меня, – ответил бородач.

– А вы кто?

– Я лесник, Жилин Андрей Степанович.

Женщина опять улыбнулась.

– Здравствуйте, Андрей Степанович…

– Зовите меня просто Андрей.

– Неудобно, – смутилась женщина, – вы все-таки…пожилой человек…

– Мне всего-то сорок, – ответил бородач и погладил себя по лицу. – А бороду я к зиме отращиваю, чтобы теплее было.

– Как мило!

– А как вас зовут? – спросил Андрей.

Женщина открыла улыбающийся рот, готовясь произнести свое имя, но замерла.

– Меня зовут…ой…ха-ха-ха! Я что-то растерялась, просто голова кругом! – засмеялась женщина, но видно было, что ей не смешно. – Черт возьми! Я что свое имя позабыла?

Андрей внимательно поглядел на гостью. Она нахмурила лоб, как человек, пытающийся припомнить нечто важное, закусила в досаде губу и даже стукнула кулачком по постели.

– Помогите мне, – попросила она и протянула Андрею руку. – Я хочу подняться!

Мужчина взял маленькую ручку в свою огромную ладонь и тихонько потянул к себе. Женщина поднялась, но тут же со стоном закрыла глаза.

– Ой, – пискнула она и крепко сжала пальцы Андрея.—Голова кружится.

Жилин осторожно уложил женщину снова на подушку, сунул руку в глубокую миску с водой, достал оттуда тряпку, отжал её и положил на лоб больной.

– У вас, наверное, сотрясение, – предположил он, глядя в побледневшее женское лицо. – И не мудрено: на затылке кожа рассечена. А такое возможно от удара чем-то тяжелым и довольно острым. Например, молотком.

– Меня ударили молотком? – простонала женщина, не открывая глаз.

– Не знаю, но удар был сильным, и рана довольно глубокая.

Женщина потянулась рукой к голове, но Андрей перехватил её, с силой уложил назад.

– Не трогайте, – предупредил он. – Рану я промыл, наложил три шва и перевязал. Сегодня сделаем перевязку.

Больная решилась открыть глаза. Было видно, что ей нехорошо, наверное, голова кружится или тошнит.

– Попейте, – предложил Андрей. Он приподнял её немного и поднес к губам кружку с травяным отваром. Та сделала несколько глотков и жалобно посмотрела на него.

– Голова кружится, и в ушах звон. И комната качается…Мне пло-о-о-охо!

– Сейчас, сейчас, – опустил Андрей женщину на подушку. – Полежите спокойно, не разговаривайте и не открывайте глаз.

Он зашарил по столу, нашел ампулу с нашатырем, отломил кончик и смочил ватку. Сначала женщина не среагировала на резкий запах, но потом сморщилась и отвела лицо в сторону.

– Вот и хорошо, – заговорил Жилин. – Вам сейчас надо отдохнуть, а я пока сделаю вам укол.

– Укол?

– У вас все эти дни была высокая температура, и я вам колол антибиотики, – отчитывался Андрей. – Сегодня пятый день пошел…

– Пятый?

– Да, пять дней назад вас нашли в лесу мои собаки.

– В лесу? А…

– Не открывайте глаза! – предупредил Андрей. – И не говорите ничего. Я вам сам все расскажу.

Но прежде чем начать говорить, Жилин зарядил очередную порцию антибиотика и вколол женщине в мягкое место. Она никак не отозвалась на это, хотя тонкие пальцы так крепко сжали край одеяла, что костяшки побелели.

– Ну, вот и хорошо, – похвалил то ли себя, то ли больную Андрей. – Сейчас измерим температуру, попьем целебного чайку, и вы будете отдыхать.

– Вы обещали рассказать…

– Да, конечно, но это терпит.

Жилин встал со своего места, прошел к стоящей посередине печке-голландке, где на чугунной плите грелись эмалированный чайник и маленькая кастрюлька с отваром. Он налил в кружку отвара из кастрюльки, добавил кипятку и вернулся к столу. Из пол-литровой банки на столе Андрей добавил в кружку столовую ложку меда, тщательно размешал питье и наклонился над больной.

– Я вас немного подниму, а вы глаза не открывайте. Вот попейте, вам станет легче.

Жилин поднес кружку к губам женщины. Та сделала несколько глотков.

– Спасибо. Очень вкусно.

– Вряд ли, – хмыкнул Андрей. – Но зато полезно: считай, такой же антибиотик, только внутрь надо принимать. Любую заразу убивает.

Женщина вдруг подняла руку и потрогала повязку на голове.

– Болит? – забеспокоился Андрей. – Может, обезболивающий укол сделать?

– А у вас тут целая больница? – в свою очередь спросила гостья, не открывая глаз. – Странно…

– Что странно?

– Странно, что я с вами разговариваю, а слова против моей воли выскакивают.

– Как это?

– Не знаю, говорю, а сама пытаюсь вспомнить, как меня зовут. Причем, говорю, не думая, а то, о чем думаю, никак не приходит.

Андрей сел у постели больной, взял её за руку.

– Ничего, все будет нормально. Просто вы еще слабы, да и удар по голове…

– Вы считаете, что был удар? А может, я сама упала?

Мужчина на мгновение задумался, а потом убежденно проговорил:

– У меня большой опыт в таких делах…Служил в Афганистане, сколько лет в лесу живу, насмотрелся всякого. И могу отличить, где человек сам ударился, а где его ударили. Вашу голову разбили, и я бы предположил, что удар был нанесен со всей силы, можно сказать, профессионально. Убивать вас не хотели, но вырубить, это да.

– Зачем?

– Ну-у-у-у, вам лучше знать.

– Конечно, лучше, – печально произнесла больная и вздохнула, – но я не знаю. Даже вспомнить не могу, как меня зовут.

Женщина открыла глаза и посмотрела на Андрея.

– Мне память отбили. Такое может быть?

– Не знаю, – честно ответил Жилин. – Я в Афгане контузию получил, так две недели не говорил, только мычал. Врачи подумали, что таким и останусь, а я заговорил. Правда, иногда забывал простые слова, заикался как-то. Но потом все прошло. Вот и у вас пройдет.

– Правда? – с надеждой поглядела Андрею в глаза женщина.

– Без проблем.

– Тогда расскажите мне, как я здесь очутилась, – попросила женщина и добавила, – мне сесть хочется.

– А может, не надо, вдруг голова закружится.

– А мы потихоньку.

– Ну, давайте.

Андрей осторожно приподнял женщину, подсунул ей под плечи подушку, чтобы было удобно. Сам он устроился на широком табурете, не рискнув сесть на кровать, на которой расположилась больная.

– Меня дома не было, когда вы появились здесь, и я голову ломаю, откуда вы здесь. Случайно в этот лес не попадешь. Не с самолета же вы свалились?

Женщина потерла забинтованный висок.

– Я смутно помню какой-то поезд. Это было очень важно для меня. Мне кажется, я ехала на поезде.

–Ну, это вряд ли, – с сомнением в голосе проговорил Андрей. –Ближайшая ветка железной дороги в пятнадцати километрах отсюда, а до ближайшей станции все тридцать наберется. Не выпрыгнули же вы из поезда на ходу.

– Не на ходу, – уставясь в одну точку, проговорила женщина. – Поезд стоял, а мне хотелось пить. Точно! – воскликнула она. – Я хотела пить, а вода была рядом. Я потянулась…

– И что? – затаив дыхание спросил Жилин.

– Не помню, – оживление на лице женщины погасло. – Мне стало очень одиноко. Я это помню. И я пошла.

– Куда?

– Туда, куда ушел поезд.

В комнате повисло молчание. Андрей не мог поверить, что она приехала сюда на поезде, вышла среди леса и каким-то образом оказалась здесь.

– Не может такого быть, – высказал он свое сомнение.

Женщина молчала, но было видно, что она пытается вспомнить хоть что-то.

– Я припоминаю, что шла вначале вдоль рельсов, потом появился такой прогал в лесу, ну…как просека что ли. Там были огромные опоры высоковольтной линии. Провода надо мной так пели…Ы-ы-ы-ы-ы-ы…

– Опоры?

Андрей знал, где проходит линия, но и оттуда тоже далеко до его дома в лесу – километров семь-восемь будет.

– А дальше?

– Дальше? – задумалась женщина. На её лице вдруг возникло выражение страха. – Дальше было очень страшно. Кто-то шел за мной. Я много раз оглядывалась, но никого не видела. Вначале мне показалось, что за мной крадется человек. Он так вздыхал…Потом я подумала, что это зверь, например, волк. Здесь волки водятся? – зябко передернула она плечами.

– Угу, – ответил Андрей, но при этом улыбнулся. – Они тут смирные.

– Да-а-а-а? – не поверила женщина. – А я тогда очень испугалась. Какие-то тени преследовали меня, не давали передохнуть. Они требовали, чтобы я двигалась вперед, сворачивала…Я все бежала и бежала. Вот здесь,—женщина приложила руку к груди, – было так больно, распирало. Я не могла остановиться ни на минуту…

Андрей догадался, что преследовали, вернее, вели женщину, его собаки. Где было ей знать, что волкодавы никогда не показываются чужому, но приведут того именно туда, куда надо. Однажды в лесу заблудился охотник и запросто погиб бы, но Шах, обнаруживший его, вывел на старую просеку, откуда охотник и добрался до жилья. Причем, Шах так ни разу и не показался охотнику на глаза. Заблудившийся потом рассказывал, что какой-то зверь перегораживал ему путь, пугал из зарослей и заставлял поворачивать в нужную сторону.

– Если бы не зверюга, я не знаю, что со мною было бы, – рассказывал после всего случившегося горе-охотник. – Вел меня как несмышленыша. А ведь я не первый год в этих местах охочусь.

Андрей знал о способности своих собак выводить людей поближе к жилью, поэтому не видел ничего особенного в рассказе гостьи.

– Я совсем не помню, как оказалась здесь, – морщила лоб женщина. – Наверное, инстинкт самосохранения вел меня. А я действительно в лесу? – повернула она голову к оконцу. – Ой!

С той стороны окна на неё смотрел и скалил зубы в улыбке темно-серый зверь. Заметив реакцию женщины, зверь смущенно отвернул морду, но потом снова уставился на неё.

– Шах, – укорил пса Андрей. –Ты нашу гостью напугаешь.

– Это ваша собака?

– Это Шах, а есть еще Зула. Это они вели вас сюда. Наверное, решили, что сюда ближе, чем до деревни. Тут деревенька недалеко, километров пятнадцать будет, Кошиха называется. Жилых домов там мало, зато есть прямая дорога до райцентра.

– Значит, я зря боялась? – улыбнулась женщина Шаху за окном. – Какой он огромный!

– А еще умный и преданный, – серьезно сказал Андрей. – Настоящий друг.

– А вторая…как её? Зу…

– Зула? – Андрей поднялся, поглядел в окно. – Два с половиной года назад я спас Зулу от смерти. С тех пор она с нами. Иногда мне кажется, что она человек в образе собаки. У Шаха хоть что-то есть собачье в характере, в поведении, а Зула только шкуру собачью носит.

Женщина внимательно глядела на лесника. Если вначале он ей показался почти стариком, то теперь она заметила, что тому действительно не больше сорока. Она отметила его высокий рост, мощные плечи и руки, седину и то особое выражение лица, которое бывает у людей, много видевших и много испытавших. Но в то же время она не могла не заметить, что Андрей не похож на отшельника, скрывающегося в лесной глуши. Выражение его глаз, мягкий голос и бережные движения рук, когда он делал ей укол или поправлял подушку, говорили о том, что хозяин дома в лесу человек добрый, открытый. Интересно, что заставило его поселиться здесь?

– Только благодаря собакам вы окончательно не заблудились в наших лесах. Здесь много очень опасных мест, да и встреча с хищником была бы не в вашу пользу.

Женщина снова зябко поежилась, натянула повыше одеяло.

– Как же я оказалась здесь? – снова и снова задавала она себе этот вопрос. – И, в конце концов, как меня зовут?

Последние слова она почти выкрикнула. Было заметно, что свою физическую беспомощность она еще как-то воспринимала – с кем не бывает? Но позабыть свое имя?!

– В бреду вы называли несколько имен, – стал вспоминать Андрей. – Чаще всего Кира. Может, так вас зовут?

– Вряд ли, – задумалась женщина. – Обычно люди не обращаются к себе в третьем лице, а говорят: «Я, мне, моё». Черт возьми, какая незадача!

Она надолго замолчала и всё хмурила лицо, словно гримаса могла помочь оживить ей память. Андрей поднялся, чтобы заняться повседневными делами. Во-первых, пора затопить печь, приготовить еду для себя и собак. Да и прибраться не мешает. Последние дни ему было не до того.

– Куда вы? – вскинулась женщина.

– Пора хозяйством заняться, – ответил Андрей. – Да и гостью надо покормить.

– Но вы не рассказали мне, как вы меня нашли, – напомнила она.

–Так будет еще время. Вы отдыхайте, сил набирайтесь.

– Нет-нет, – не отпускала его больная, – пока не расскажете, я вас никуда не отпущу. Может, я сумею что-нибудь вспомнить важное.

– Хорошо, – вернулся на прежнее место Андрей. – Только вы лягте и глаза закройте, а то снова голова закружится.

Женщина без слов исполнила приказание.

Глава шестая

В тот день Андрей поспешил вслед за Зулой, заражаясь её беспокойством. В голове мелькали мысли о несчастье с Шахом, о хищнике, пробравшемся в дом, о раненом животном, ищущем помощи у человека. Но как он удивился, когда в темных сенях обнаружил женщину, мечущуюся в горячечном бреду. В первый миг он растерялся, не мог сообразить, что нужно делать. Потом скинул рюкзак, стащил с себя верхнюю одежду и поднял с пола женщину. Втащив её внутрь дома, уложил на скамью, идущую вдоль задней стены, начал раздевать. Дойдя до шикарного нижнего белья, кинулся к сундуку, где хранилась его одежда, нашел тельняшку. Переодевание заняло несколько минут. Уже укладывая нежданную гостью на постель, Андрей обнаружил слипшиеся от крови волосы на затылке. Пришлось греть воду, чтобы смыть кровавую корку, под которой обнаружилась рана. Обработав рану спиртом, Жилин вытащил специальную хирургическую иглу с прикрепленной ниткой. Ему однажды пришлось зашивать подобной иглой рваную рану на лапе Шаха. Шить тонкую кожу на голове было не в пример легче. Понадобилось три шва, чтобы стянуть края раны, после чего Жилин перевязал голову женщины по всем правилам, изученным им в Афганистане.

Уложив женщину на постель и хорошенько укрыв, Андрей в первую очередь занялся лекарствами. На несколько дней он превратился в медбрата: строго по часам делал уколы, тщательно обрабатывал рану на голове, обтирал тело водой с уксусом, когда температура поднималась к сорока градусам, на свой страх и риск сделал больной успокаивающий укол, после которого та перестала дико вскрикивать и пытаться сорвать с головы повязку.

– Не знаю, – виновато посмотрел на гостью Андрей, – правильно ли я сделал, что не позвал врача. Только кто же попрется в такую даль? Сюда нет подъездной дороги, и вряд ли врач согласился бы пробыть здесь несколько суток…

– Вы все правильно сделали, – успокоила его женщина. – Я не умерла, чувствую себя сносно, вот только с головой непорядок. Но ведь это пройдет, верно?

– Конечно.

Мужчина поднялся.

– Отдыхайте, а я делом займусь,– сказал он. – Вам надо сил набираться, хорошо кушать. Да и подтопить нужно. Отдыхайте, – дотронулся он до руки больной.

Чуть слышно скрипнули половицы под ногами хозяина, потом открылась и снова закрылась дверь, откуда потянуло сквозняком. Не открывая глаз, женщина слушала как Андрей, говорил с собаками, которые в ответ радостно скулили, щелкали челюстями. Через минуту застучал топор по дереву, потом послышался звук наливаемой в ведро воды.

Дверь снова открылась, и в проеме показался хозяин с огромной охапкой сухих дров в одной руке и эмалированным ведром в другой. Стараясь сильно не шуметь, Андрей свалил дрова у печки, стоящей посередине избы, потом налил воды в большой чайник и поставил на плиту, вделанную в печь. Встав на колено перед печью, Андрей запихал внутрь дрова, с краю пристроил щепочки для растопки и чиркнул спичкой. Маленькое пламя вмиг охватило сначала щепочки, потом дрова и весело загудело в трубе. Лесник поднялся, прошел в дальний угол, где у него располагалась маленькая кухонька, обустроенная крепким, покрытым клеенкой столом с двумя табуретами, холодильником «Минск», навесными полками для посуды и шкафом, в верхнюю часть которого Андрей налил воды из ведра. В нижней части шкафа вместо ожидаемого ведра, куда бы стекала вода, стоял обычный сифон, трубка которого была вставлена в чугунный раструб, уходящий под пол.

Жилин тщательно вымыл руки, вытер полотенцем и только после этого снял с полки кастрюлю, налил воды и поставил на плиту рядом с чайником. Из холодильника он достал разрубленную тушку птицы, придирчиво осмотрел, нет ли чего на желтой кожице, и опустил в кастрюлю. Прикинув, сколько времени будет вариться мясо, Андрей снова вышел на крыльцо, где в ящике у него хранилась морковь и картошка.

Пока хозяин готовил обед, его гостья осматривалась. Со своего места она могла разглядеть практически все помещение, кроме той части, которая пряталась за печью, сложенной из красного кирпича, не штукатуренной и не беленной. Большая комната имела три окна спереди, одно боковое окно выходило на крыльцо и еще одно на противоположной стороне как раз в том месте, где располагалась кухня. Кроме лежака с периной, на которой сейчас отдыхала гостья, в комнате был стол, четыре нехлипких стула с высокими спинками, в проемах между окнами были набиты самодельные, но тщательно ошкуренные книжные полочки. Как ни пыталась женщина разглядеть названия книг, ей это не удалось. Перпендикулярно к противоположной стене стоял трехстворчатый одежный шкаф, у которого, правда уцелела только одна из створок. Поэтому женщине была видна развешанная на плечиках одежда: куртки, короткий шубняк, теплый костюм из маскировочного материала, пара пиджаков. На отдельной вешалке две пары брюк, а сверху две или три светлых рубашки.

Внизу шкафа, под одеждой стояли туфли, ботинки и шикарные кроссовки, но, судя по их почти неизношенному виду, можно было предположить, что хозяин предпочитает более практичную и более приспособленную к лесу обувь.

Оставалось разузнать, что скрывалось в той части шкафа, которая была прикрыта створкой.

Шкаф служил перегородкой и отделял кухню от остального пространства комнаты.

Вдоль задней стены, где находилась дверь, была прибита широкая скамья, на которой сейчас лежала свернутая в рулон постель хозяина. Самого Андрея не было видно – его скрывала печь. Но женщина слышала характерные для кухни звуки: стук ножа по доске, хруст картошки, скрежет моркови по терке. До неё дошел запах мяса, и она почувствовала, насколько голодна. Желудок моментально отреагировал на аппетитный запах жестоким спазмом и громким урчанием. Женщина сглотнула горькую слюну и с надеждой воззрилась в тот угол, где кашеварил Андрей. А тот, словно почувствовав её состояние, выглянул, заговорщески подмигнул.

– Немного терпения и будем обедать.

Женщина в ответ улыбнулась и, чтобы скрыть голодный блеск в глазах, повернулась к стене, разделенной пополам шкафом. На толстых гвоздях, набитых на бревна, висело два ружья, ножи в чехлах и патронташ. В центре этой немудреной композиции находилась довольно крупная фотография, на которой женщина разглядела группу вооруженных людей, то ли солдат, то ли охотников.

– Это мы с ребятами в Афгане, – пояснил показавшийся из-за печки Андрей, вытирающий на ходу руки. – Восемьдесят третий год. Из тех, кто тогда фотографировался, половины нет. Одни погибли еще там, другие здесь…Вернее, умерли потом кто от ран, кто от пьянства. Вот этот в середине, с гитарой, мой дружок Серега Ичигов. Живет сейчас в Нижнекамске, мы с ним хоть редко, но встречаемся.

Андрей глянул на будильник, приткнувшийся на книжной полочке, потом, словно не поверил часам, поглядел в окно.

– Пока суп на плите доходит, я пойду баньку затоплю. Сегодня суббота, – смущенно проговорил Жилин. – А вы пока вот это выпейте,—он поставил на стол кружку с темно-красным отваром. – Там внизу ягоды, так вы их съешьте, чтобы желудок заработал, настроился на пищу.

В ответ женщина лишь грустно улыбнулась: муки голода становились все сильнее, а обед откладывался на неопределенное время.

Когда хозяин покинул комнату, она попробовала сесть удобнее, но мягкая перина держала её в крепких объятиях, и единственное, что ей удалось, так это приподняться чуть выше. Взяв в руки кружку и отхлебнув пахучее варево, женщина по второму кругу начала оглядывать место, где она провела пятеро суток.

Стены были бревенчатые, мастерски протыканные светлой паклей, потолок и пол из широких досок, тщательно пригнанных друг к другу. Потолок покрашен белой краской, пол – темно-коричневой.

На окнах занавесок не было, но одно окно между книжными полками сверху было закрыто плотным картоном, по-видимому, таким образом хозяин, читая за столом, защищался от яркого солнца.

Итак, это было спартанское, довольно чистое жилище одинокого мужчины, с минимумом мебели и без расчета на большую семью. Но удивительное дело: все в этой комнате женщине нравилось! И эта печка посередине, и своеобразный уют дома, где каждая вещь знает свое место и находится здесь только потому, что в ней нуждаются. Ей нравился запах, исходящий от дров в раскалившейся печке, и дробный стук крышки закипевшего чайника, отставленного чуть в сторону от основного пламени. Какой-то родной ей казалась стена, составленная из окон и книжных полок, а боевой арсенал на больших гвоздях рождал чувство защищенности.

На плите зашипело, и первым порывом гостьи было вскочить и предотвратить выливание бульона из кастрюли. Но в последнюю секунду она поняла, что рискует, вставая с постели: голова тут же отозвалась острой болью на резкое движение тела. Снова зашипело, и по комнате поплыл обалденный запах чуть припаленного мяса.

– Как есть хочется, – вздохнула гостья и уставилась взглядом на то место, откуда слышалось шипение. В промежутке между печкой и шкафом с одеждой она разглядела часть окна, стол под ним, а на столе какой-то кухонный агрегат. Чем дольше женщина смотрела на него, тем активнее отзывалось на её взгляд сознание. Этот агрегат напомнил ей другой, похожий. Из полного беспамятства вдруг выплыла картина: оголенные руки в цветастых прихватках вытаскивают из чрева агрегата металлический поднос с кусками запеченной рыбы. Женщина на секунду почувствовала запах рыбы, специй и майонеза из своего воспоминания. Но кто это был? Чьи руки вытаскивали запеченную рыбу из чудо-печки?

– Чудо-печь, – вслух произнесла женщина и внимательно поглядела на свои руки. Царапины, кровоподтеки, на левой ладони рваная рана от основания указательного пальца и до запястья. И сбитые в кровь пальцы с обломанными ногтями и остатком розового лака на них. Нет, эти руки не похожи на те, из воспоминания. А может, они стали такими только недавно? Ведь она совершенно не помнит, что произошло с ней, почему она здесь оказалась, откуда разбитая голова и ободранные руки. И, в конце-то концов, как её зовут?!

На крыльце послышались шаги, в окне, выходящем площадку перед входной дверью, мелькнул профиль Андрея.

– Порядок! – сообщил он гостье и задвигал посудой на плите. – М-м-м-м, как вкусно пахнет, – словно поддразнивал он её.

Но к чему её дразнить, если она готова сейчас слопать все, что только можно. Пытка голодом продолжалась, а ягоды из кружки только поспособствовали бурному выделению желудочного сока.

– Может, попробуем сесть к столу, – предложил Андрей.