Ирина Мельникова
Дрянь такая!

Глава 3

Я открыла дверь, и Галина Филипповна просеменила в кухню. В руках она сжимала пластиковый пакет. И я с тоской подумала, что она пришла с очередной просьбой. Тогда она называет меня Аннушкой или Анютой. И считает, что имеет на это полное право. Давным-давно Галина Филипповна была моей учительницей. Первых три года учебы в школе. Когда мы переехали в поселок, она меня не узнала, но главный непарнокопытный дернул меня за язык, и я напомнила о себе. И даже показала фотографию, где мы были сняты всем классом. Галина Филипповна – в центре в белой блузке с огромным кружевным жабо и в черной юбке ниже колен, ей уже тогда было под пятьдесят, если не больше, и она казалась мне глубокой старухой. А вокруг нее тридцать мальчиков и девочек. Мальчишки с одинаковыми стрижками и в темных форменных костюмчиках, девочки в темных платьицах с белыми фартуками и огромными белыми бантами в волосах… Я сама с трудом нахожу себя среди одинаково лупоглазых физиономий и обилия капроновых бантов, но Галина Филипповна, удивительное дело, не узнав меня взрослой, тотчас обнаружила, что я стою во втором ряду третьей слева… Не зря говорят, что профессиональная память у учителей ничуть не хуже, чем у разведчиков.

Правда, с тех пор она прониклась ко мне светлыми чувствами, и теперь весь поселок знает, что благодаря ей я научилась читать и писать и вообще всем хорошим во мне я обязана исключительно педагогическому таланту Галины Филипповны. Еще она считает своим долгом при всяком удобном случае поучать меня, делиться со мной местечковыми тайнами и давать поручения, от которых я не смею отказаться. Первая учительница, как первая любовь, иной раз изрядно докучает, но выбросить ее из памяти нестерпимо жалко.

Дети и внуки ее до сих пор живут в Таймырске, работают на комбинате, но, по слухам, в скором времени намереваются перебраться в наш поселок. Галина Филипповна живет одна в огромном доме и, конечно, радуется любому случаю поболтать с соседями. И я не осуждаю ее за это. Но только не сегодня! Сегодня она заявилась некстати.

– Как у тебя мило, Анечка! – прощебетала Галина Филипповна, оглядываясь по сторонам. – У тебя новые занавески?

Новым занавескам уже месяц, но я покорно киваю головой. Убеждать старую учительницу в обратном себе дороже станет.

– Славненькие! Славненькие! – Галина Филипповна подмигнула мне. – У тебя хороший вкус, Анечка. – Все это было произнесено таким тоном, словно мой хороший вкус тоже ее заслуга.

Гостья водрузила пакет на стул, сама, не дожидаясь приглашения, опустилась на соседний. «Все! Надолго!» – подумала я. И тут же одернула себя. Галина Филипповна не виновата, что у меня скверное настроение! Сейчас нельзя ни с кем портить отношения. Не хватало еще прослыть грубиянкой и старушконенавистницей.

И вместо того, чтобы сразу спросить у Галины Филипповны, по какой причине она ко мне пожаловала, я предложила ей выпить чаю.

Старушка оживилась.

– Ты сегодня пекла печенье? – поинтересовалась она и быстро развернулась к столу.

Сегодня я не стряпала, но в холодильнике нашлось несколько пирожных, свежее малиновое варенье, а в вазочке конфеты. Галина Филипповна с удовольствием оглядела стол. Ест она как мышка, с одной конфетой может выпить чашки три чая, но за разговорами это может растянуться на час… Я включила чайник… Что ж, я сама загнала себя на галеры. Ну и дурацкий характер. Стоило только спросить, что ей от меня надобно, и, возможно, тогда не пришлось бы злиться на собственную бесхребетность.

– Анюта, милая… – Галина Филипповна выбрала конфетку, отхлебнула чайку и многозначительно посмотрела на меня.

У меня перехватило дыхание. На мгновение мне показалось, что она сейчас скажет: «Ты нипочем не догадаешься, что я слышала сегодня про твоего мужа», но она всего лишь спросила:

– У тебя все в порядке? Мне кажется, что ты устало выглядишь!

Я с трудом проглотила застрявший в горле комок.

– Сегодня я целый день на ногах. Перед отъездом много работы.

– Ах, как я тебя понимаю! – вздохнула Галина Филипповна и мечтательно закатила свои блекло-голубые глаза. – Греция! Колыбель мировой цивилизации… Как мне всегда хотелось там побывать! Но когда были силы и здоровье, мы жили в другом государстве. Железный занавес, Берлинская стена… – Она опять вздохнула, откусила конфетку и сделала новый глоток. Теперь ее взгляд подернулся ностальгической дымкой. – Но зато на мою скромную зарплату я могла каждый год ездить в отпуск к маме на Украину и даже на море. А где сейчас вы найдете учителя, который сумел бы себе позволить съездить на море?

Она хотела что-то добавить, но тут ей попался на глаза рюкзак, который я неосмотрительно оставила в прихожей.

– О! – Галина Филипповна, казалось, обрадовалась, что можно покончить с темой Греции и учительских отпусков. – Твой муж опять уезжает в командировку?

Я пожала плечами. Эту тему мне совсем не хотелось продолжать. Но она уже попала соседке на язык.

– Да, – произнесла она многозначительно. – Сергей Николаевич занимает высокий пост. Но эти командировки… – Она покачала головой. – Постоянные разъезды… Мужчинам нельзя подолгу бывать вне семьи… Это их развращает.

Будь это сказано часом раньше, я бы непременно заступилась за Сережу, но сейчас только кисло улыбнулась. «Знала бы ты, как развращает, – подумала я. – И как бы ты сейчас выглядела, если бы услышала, что я нашла в его карманах».

– Да, на днях я видела Сергея Николаевича в городе. Я еще в библиотеке хотела тебе рассказать, да вылетело из головы. Когда это было? Дай бог памяти… – Галина Филипповна возвела очи горе. – Ах да! В пятницу на прошлой неделе. Я ездила в сберкассу и как раз их увидела…

– Их? Что вы имеете в виду? – спросила я как можно равнодушнее, подливая соседке чайку, но сердце свалилось в область желудка, и я почувствовала приступ тошноты.

– О! – Галина Филипповна многозначительно усмехнулась и погрозила мне пальцем. – Сергей Николаевич вышел из машины вместе с интересной брунеткой (она так и сказала – брунеткой). Они оба зашли в ресторан, знаете, на улице Чернышевского, «Оазис», кажется… На месте бывшей столовой. Я там раньше жила, хорошо все знаю…

Я прикинула в уме, где находится офис представительства и где улица Чернышевского. Сама я в том районе ни разу не бывала, тем более ничего не знала про ресторан «Оазис». Странное название, если учесть, что это почти окраина города, вдали от караванных путей.

– А, это Любаша, – сказала я как можно равнодушнее, – юрист комбината. Она приехала сюда в командировку на прошлой неделе, и у них была важная встреча в «Оазисе» с иностранными партнерами. – Врала я вдохновенно, тем более что никакой Любаши-юриста в природе не существовало. – Я ее хорошо знаю. Сорокалетняя брюнетка с тонкими губами. В прошлом году мы вместе отдыхали в Испании.

– Нет-нет, – замахала руками Галина Филипповна. – Не сорокалетняя. Совсем молодая девица. Сергей Николаевич бережно так поддерживал ее под локоток. Яркая очень, высокая… И плечи, знаешь ли… Шея… Посадка головы. Мне показалось, что она балерина или танцовщица. – Старуха поджала губы и подозрительно посмотрела на меня. Похоже, она готова вынести свой вердикт?

Но я ее опередила.

– Так это Светлана! – воскликнула я с восторгом. – Референт Сергея. Молодая брюнетка с полными губами. Она еще увлекается темной помадой. Честно сказать, я люблю более естественные тона.

– Полностью с тобой согласна, – кивнула головой Галина Филипповна. Взгляд ее потеплел. – Чересчур яркая косметика придает женщине вульгарный вид. Референт Сергея Николаевича – весьма красивая девушка, но мне показалось, что в ней не хватает интеллигентности, а это очень важно для референта, ты не находишь? И потом, ее платье! Ярко-красное, с абсолютно голой спиной, и разрез сзади почти до талии. Женщины теперь стараются выставить все напоказ, словно на конской ярмарке, а где легкий флер таинственности, интрига, загадка?.. Все кануло в прошлое. Сейчас все оголено до неприличия… На, бери меня! Покупай! – Галина Филипповна сердито шлепнула ладошкой по столу. – В наше время если учительница приходила в школу в брюках, ее не допускали до уроков. Не разрешали носить золото и другие украшения…

Она перевела дыхание, и я поспешила перехватить инициативу:

– Светочка – очень хорошая девушка! (Если б Галина Филипповна знала, как мне хочется свернуть шею этой «хорошей девушке»!) Я уже говорила, что в «Оазисе» они проводили важную встречу, а после был банкет…

– А почему Сергей Николаевич был на банкете с референтом, а не с тобой? – Блеклые глазки, казалось, пробуравили меня насквозь. – Или теперь не поощряется ходить на банкет с женами?

– Почему же? – Я весело улыбнулась. – Но Сережа проводит столько важных совещаний, встреч, приемов, что мне пришлось бы забросить дом, если их посещать все до единого. Сами понимаете, женщине требуется гораздо больше времени, чтобы подготовиться к встрече. Поэтому я посещаю только особо важные мероприятия. – И, мысленно похвалив себя: «Молодец, как ловко вывернулась!», продолжала в том же духе: – А референт там присутствует всегда в силу своих обязанностей. И вечернее платье для нее вместо униформы.

– Ну да, да! – закивала головой Галина Филипповна и вдруг лукаво погрозила мне пальцем. – А ведь я пришла по другому поводу. Не стану отрывать тебя от дел, просто хотела предупредить, что к тебе скоро пожалует гость.

– Шутите? Какой гость? – поразилась я. Гостей мне еще не хватало. Тем более неожиданных.

– Клим! Я его встретила сегодня возле аптеки. И сначала не узнала его. Он сам окликнул меня и спросил про тебя. Не уехала ли из города? – Галина Филипповна уставилась на меня. – Неужто забыла? Вы сидели с ним за одной партой в третьем классе. Ты все время жаловалась, что он дергает тебя за косы.

Я застыла с открытым ртом. Нет, меня поразили не закрома учительской памяти. Я чуть не упала со стула, когда услышала это имя. Клим! Клим Ворошилов! Самая первая и самая большая ошибка в моей жизни.

– Клим? – переспросила я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. – Нет, не помню. Наверное, он рано перевелся в другую школу.

– Что ты! – всплеснула руками Галина Филипповна. – Как ты могла его забыть?! Вы учились вместе девять классов, но в десятом он ушел в техникум. Черный такой, волосы до плеч. Его часто вызывали на педсовет. Он постоянно пропускал уроки, ввязывался в драки и гонял на мотоцикле. Он еще мне доставлял массу хлопот, а в старших классах в него словно бес вселился.

– Теперь вспомнила! – Мне нелегко далось это признание. Но не могла же я признаться Галине Филипповне, что я не только помню Клима, а очень часто его вспоминаю. Он доставил мне много неприятностей, он изводил меня постоянно, и я никак не могла объяснить его такую стойкую неприязнь ко мне. Но в девятом классе он застал меня в пустом классе и запер дверь на швабру. Я чуть не выпрыгнула из окна от ужаса, но Клим успел схватить меня за косу (после этого я от нее избавилась), повалил на стол и принялся целовать. Так целовали меня впервые в жизни, но я живо сообразила, чем это грозит, тем более что Клим полез мне под юбку. Я заорала, вырвалась и опрокинула на него аквариум. Все случилось в кабинете биологии, где я поливала цветы. После я схватила швабру и огрела его по голове и еще раз по спине.

Клим упал на колени, из рассеченной головы текла кровь. Он стоял передо мной мокрый, жалкий, весь в порезах. Я занесла швабру в третий раз, меня трясло от ярости, и тогда он тихо, глядя в пол, сказал:

– Я давно хочу с тобой дружить!

– Пошел вон! – заорала я как бешеная. Слезы текли по щекам. Но я достала в лаборантской аптечку и как могла забинтовала ему голову. На следующий день мне учинили нехилую разборку в учительской за разбитый аквариум, погибших рыбок и устроенный разгром в кабинете биологии. Все бы обошлось, ведь я была лучшей ученицей в классе, а родители хоть и выругали бы меня, но купили бы школе новый аквариум. Но вмешался Клим. Он ворвался в учительскую. Не помню, что он кричал. Он вытолкал меня в коридор, а сам остался на съедение педагогам… До конца учебного года оставалась неделя, но в класс он больше не вернулся.

Несколько лет мы не виделись. Говорили, что он поступил в речной техникум и уехал из города. Через год я отправилась в Москву. Окончила факультет журналистики МГУ, работала в газете… Я и думать забыла о Климе. И вдруг он напомнил о себе… Заявился в редакцию, отыскал меня. Я не поверила своим глазам! В приемной главного редактора меня ожидал высокий загорелый красавец в форме речника. В руках он держал букетик анютиных глазок. И я потеряла дар речи. Сколько лет подряд я находила эти букетики то на подоконнике своей комнаты (при том, что мы жили на третьем этаже), то в почтовом ящике, а то воткнутыми в дверную ручку.

Я перебирала в уме всех своих знакомых, кого-то просто припирала к стенке, кого-то уговаривала признаться, но ни один из них все равно не подходил под образ романтического влюбленного, способного на подвиги ради своей любимой.

И вот…

– Анечка! Милая!

Что-то мягкое коснулось моего лица, и я вздрогнула.

Галина Филипповна махала перед моим лицом платочком.

– Что с тобой? Ты так побледнела!

– Нет, все хорошо! – Я улыбнулась. – Столько забот!

– Я понимаю! Ох как понимаю! Такая семья! Но ты держись! – Галина Филипповна поднялась на ноги и засеменила к выходу. На пороге остановилась и послала мне воздушный поцелуй. – Спасибо за чай! – И игриво подмигнула. – Пока, пока, радость моя! Как-нибудь забегу, поболтаем о школе!

– Конечно, конечно, – вежливо бормотала я. – Буду очень рада!

Я шла следом за Галиной Филипповной, и мне казалось, она никогда не покинет мой дом. И тут я увидела, что она забыла свой пакет. О боже! Сейчас вспомнит, вернется, и все начнется сначала!

– Галина Филипповна! – Я себе не поверила, что могу так истошно орать. – Ваш пакет! Вы забыли свой пакет!

Моя первая учительница обернулась. Лицо ее прямо-таки лучилось счастьем.

– Голубушка! Там книги! Замени их, пожалуйста, на новые. Что-нибудь из любовных романов. – Она шутливо погрозила мне пальцем. – Но я полагаюсь на твой вкус. Никаких откровенных сцен.

И, держась за перила, Галина Филипповна стала медленно спускаться по ступенькам крыльца.

Я прислонилась головой к косяку. Ноги дрожали и подгибались. Она пришла для того, чтобы я заменила ей книги в библиотеке! С ума сойти, а я подумала, чтобы меня прикончить!

Итак, Клим Ворошилов вернулся. Человек с самым нелепым именем из всех, какие я знала. Кто-то мне сказал, что Климом его назвала бабушка или, кажется, прабабушка, чей муж когда-то служил в Первой конной. Сейчас мало кто помнит о герое Гражданской войны, настоящем Климе Ворошилове, но для меня это имя связано только с одним человеком. И вот он появился. Да еще собирается завалиться ко мне в гости.

Я с трудом отлепилась от косяка и поплелась домой. В прихожей под ноги попался рюкзак, и я изо всех сил пнула его ногой, вместив в этот удар всю свою нерастраченную злость.

Черт возьми, только накануне жизнь радовала меня и ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что я самая счастливая женщина на свете, и вот все полетело вверх тормашками. Сначала я нахожу весомые улики Сережиного предательства, а теперь еще Галина Филипповна подлила масла в огонь! Зато сейчас я на сто процентов уверена, что Сережа встречается с этой девкой.

Одно успокаивает, что Галине Филипповне она показалась вульгарной, значит, из той категории, которую называют «девочками для удовольствия». Б-р-р! Я почувствовала, как моя кожа покрылась мурашками. Когда их Галина Филипповна видела? В пятницу… Я опять передернулась от отвращения. Сережа вернулся во втором часу ночи. Я не беспокоилась, он и впрямь что-то говорил о важной встрече с иностранными партнерами. От него слегка попахивало хорошим коньяком, но он никогда не переступал ту грань, когда человек становится откровенно пьяным.

Я помню этот день еще и потому, что он привез мне огромную розу. Говорил, что стащил ее из официального букета. Я хохотала, представив, как он крадется к этому букету… А он показывал мне свой исколотый палец, я дула на него и целовала, чтобы быстрее затянулись ранки. После этого он принес из холодильника бутылку шампанского. И мы ее распили, заедая мандаринами Зининого мужа. А потом… Меня затошнило. После этой девки он спал со мной и говорил, что я самая лучшая, самая сладкая, самая любимая… Выходит, есть менее сладкие и менее любимые, если он после них бежит ко мне. Но это слабое утешение!

Тут я вспомнила, как мы славно провели субботу и воскресенье. Сережа вывел из гаража свой джип, которым он не пользуется в городе. Миша и Таня страшно огорчаются по этому поводу. Вся местная крутизна ездит по городу на внедорожниках, со сверкающими «кенгурятниками» и массой прочей блескучей дребедени.

Сережа этого не признает. Внедорожник не создан для города, говорит он, и как любая полноприводная машина с ручником приносит массу неудобств. Медленно разгоняется на светофорах, бензин жрет, как свинья. Если ребята наседают на него, он обычно отшучивается, а мне сказал, что большими машинами мужчины пытаются компенсировать маленькое достоинство. Я поняла и не стала докучать ему просьбами позволить мне прокатиться на джипе до кафе, где мы обычно встречаемся с Людмилой.

Но в субботу мы загрузили в джип все наше семейство. В него входит даже Риммина коляска, и отправились в горы. Погода стояла чудесная. Мы весь день провели на берегу горного озера. Языком к нему спускается длинный, километра полтора, снежник. Сережа и Миша катались на горных лыжах, потом Миша выделывал пируэты на сноуборде. Мы с Танькой демонстрировали чудеса храбрости, спускаясь с горки на кусках клеенки. Римма снимала этот взрыв восторга на видеокамеру.

Ярко светило солнце, снег блестел так, что мы весь день оставались в солнцезащитных очках. Темно-зеленые пихты тянулись к небу, громко журчали ручьи, и глухо рокотал неподалеку водопад. Мы остановились в деревянном домике для особо важных персон, но от остальных домов турбазы он отличался только тем, что подходы к нему были вымощены щебенкой. Вечером мы парились в бане. Сережа и Миша выскакивали из парной и с мостков бросались в ледяную воду. А мы с Риммой хохотали до упаду и закрывали Таньке глаза: хоть и родня, но пялиться на голых мужиков ей еще рановато…

У меня опять перехватило дыхание, а кожа покрылась пупырышками. И я выругалась. Во весь голос, чего давно себе не позволяла. Но это было единственное на данный момент средство не впасть в истерику. Не хватало довести себя до нервного срыва. Я сжала кулаки и прошла на кухню. Решимость переполняла меня и плескалась через край.

Первым делом я должна приготовить ужин. Никто – слышите? – никто не заставит меня потерять уверенность в себе!

Глава 4

Надо бы сходить на огородик и нарвать свежей зелени. Я выглянула в окно. Татьяны не видно. Я вспомнила, что за собственными переживаниями совсем забыла о ребенке. Но с голоду она не умрет, Римма в любом случае заставит ее пообедать. Впрочем, если она с Мишей, то с едой вообще проблем не будет. Танька готова съесть слона, если Миша попросит. Чтобы попасть в огород, надо выйти из дома, а мне этого страшно не хотелось, здесь мой бастион, мой редут. И мне казалось, что стоит покинуть его, как вокруг сразу соберется толпа. Все будут показывать на меня пальцем и шептаться: «Вот она! Она! Та, которой изменяет муж!»

Я открыла окно и облокотилась на подоконник. Внизу раскинулись мои роскошные клумбы, вовсю зеленели газоны. Благоухали цветы, над ними сновали пчелы, бабочки, стрекозы. В ближнем лесу стучал по дереву дятел. Мир не перевернулся, и все находилось на своих местах – кирпичный забор и стальные ворота, затянутая хмелем беседка, где мы любим по вечерам пить чай всей семьей, синий велосипед дочери, а рядом – сверкающий деталями Мишин спортивный красавец. Вероятно, они снова собрались на рыбалку.

Тут я увидела прислоненный к крыльцу чехол со спиннингом и удочками, лежавший рядом мешок с резиновой лодкой и поняла, что моя догадка верна. Значит, до ужина наших детей можно не ждать. У всех свои дела, свои заботы, и только я стою здесь одна, стою на трещине, которая расколола мою жизнь на две неравные половинки.

Мне стало нестерпимо жалко себя. И, видимо, эта непомерная жалость отрезвила меня окончательно. Я представила себя со стороны. Растрепанная, с заплаканными глазами, я рву на себе волосы, катаюсь по полу. Словом, веду себя как героиня дурацкого телесериала. Обычно они так и начинаются – с глупого недоразумения, которое любой идиот разведет одним пальцем.

Затем на протяжении десятка недель и сотни часов эфирного времени герои грызутся между собой, строят козни и орут друг на друга, вместо того чтобы спокойно обсудить свои проблемы, как взрослые разумные люди. Но буквально в последние пять минут они договариваются, все разъясняется и благополучно заканчивается, а на экране появляется очередной рекламный ролик. Как все смешно и нелепо. И я хочу опуститься до подобного непотребства? Нет, все, что нужно, – это предъявить Сергею, когда он вернется домой, презерватив и шоколадную обертку. А ключи я ему покажу напоследок, чтобы навсегда поставить точку в этом вранье.

Дальние горы и близкий лес вдруг подернулись серой пеленой и, дрогнув, поплыли у меня перед глазами, а содержимое желудка подступило к горлу. Только теперь я осознала, что несколько секунд не дышу. Я втянула полной грудью свежий после дождя воздух и ощутила, как в ушах застучала кровь.

«Думай! Прекрати паниковать!»– приказала я себе. Кое-что я могу сделать немедленно – например, не позволить вновь обмануть себя. Уже завтра я подам на развод. Я кивнула собственным мыслям и тут же почувствовала себя полнейшей дурой оттого, что стою в одиночестве на кухне и киваю самой себе.

Но я так и не решилась сходить за зеленью. Что ж, иногда я позволяю себе схалтурить. Раньше – по причине чрезмерной занятости, сегодня – из-за растрепанных чувств. В холодильнике хранится несколько упаковок замороженных овощных смесей и грибов, можно приготовить овощное рагу. А если еще стушить мясо… М-м-м! Пальчики оближешь! Нет, что бы ни случилось, Сережа должен понять, что в этом доме его кормят, как нигде в мире.

Я решительно подступила к мясу, но оно до сих пор напоминало по твердости булыжник и лишь слегка подтаяло по краям. Я швырнула его на разделочную доску. Но оно отлетело в сторону и заскользило по пластику кухонного стола, норовя свалиться на пол. Я вовремя его подхватила и критически оглядела со всех сторон.

Ну и что дальше? Как его быстро разморозить? Микроволновка сломана. Женщина с чувствительной душой непременно усмотрела бы в этом событии перст судьбы. К счастью, я никогда не страдала излишней чувствительностью. И с куском мяса справлюсь непременно.

Я попыталась отрезать кусочек, но чуть не сломала нож. Тогда я открыла ящик стола и вынула оттуда огромный разделочный тесак. Мясо лежало на столе, холодное и неприступное. Я примерилась к нему, размахнулась и попыталась сильным ударом вогнать тесак в кусок мяса, но лезвие соскользнуло, оставив на пластиковом покрытии стола глубокую царапину. Боже! Этого еще не хватало! Я провела пальцем по царапине. Придется менять пластик. Хотя почему это меня волнует? После объяснения с Сергеем я перееду к маме, вернусь в газету, меня там возьмут с распростертыми объятиями. А эта царапина пусть остается на память Сергею. Только заживет ли царапина в моем сердце?

Я стояла, тупо смотрела на кусок мяса и сжимала в руках тяжелый тесак. И думала про эту девицу. Кто она? Та, что разбила мою семью? Новая секретарша Сергея? Или какая-нибудь девка из боулинг-клуба, куда он забегает иногда по вечерам? Кто-нибудь из партнеров, вернее, партнерш, с которыми он часто встречается? Или примитивная танцовщица ночного клуба? Только теперь я поняла, что слишком мало знаю о той жизни, которую вел Сережа вне дома. Ведь я ему так доверяла! И все его сотрудницы были для меня на одно лицо, пока я не обнаружила эту проклятую обертку с отпечатками губ.

Впрочем, что мне за дело, с кем он мне изменил, кто она и когда это случилось?

Я навалилась на тесак, чтобы он глубже вонзился в мясо. Если это случилось однажды, какая разница, с кем он переспал. Главное, Сережа предал меня, он виноват передо мной. И перед Таней. Господи, как я скажу ей, что ухожу от ее отца?

Я приподняла кусок мяса с застрявшим в нем тесаком и снова опустила его на стол. Гори все ясным пламенем. Сейчас я пойду к Римме и сообщу ей это сногсшибательное известие, и мы вместе решим, что нам делать дальше…

И тут раздался звонок в дверь. И одновременно с ним зазвонил телефон. Я бросилась в прихожую. Нет, только не Сережа, только не Сережа… Я не смогу разговаривать с ним как прежде, и он сразу поймет, что что-то не так, и примчится домой. А я еще не готова, мне надо посоветоваться с Риммой и, может быть, с Людмилой. Она разводилась три раза, у нее богатый опыт…

Я подняла трубку. К счастью, звонила Римма. И голос ее был веселым.

– Эй, мать, – сказала она, – дуй сюда! Будем пробовать блюда для гостей. Всего понемножку, но блюд прорва, поэтому хватит всем! И выпить найдется.

Выпить? Конечно, выпить. Совсем немного, чтобы собрать в кулак раздрызганные нервы и чувства.

– Бегу! Бегу! – ответила я весело.

И в этот момент звонок в дверь повторился. Я крикнула:

– Иду! – а в трубку сказала: – Кто-то звонит в дверь. Пойду открою.

– Какой-то мужик стоит у тебя на крыльце, – сообщила мне Римма. Я совсем забыла, что ее окно выходит во двор. – Здоровый, высокий. Волосы длинные, стянуты резинкой. Ты знаешь, кто это? Может, послать Мишу? Пока не пускай его в дом, поговори с ним через дверь. Я подожду у телефона, пока ты выяснишь, что ему нужно.

– Кажется, я знаю, кто это. Ко мне обещался заехать в гости бывший одноклассник. Но я не ожидала его так скоро. Все в порядке, – сказала я. – Пойду открою. Целую. – Я повесила трубку и вдруг подумала – если я открою сейчас дверь, а там затаился маньяк-убийца? Он меня прикончит, а потом Римме придется объясняться со следователем: «Я говорила ей, не вешай трубку, но она не послушалась». Соседи со смаком примутся обсуждать подробности и злословить по поводу моей непроходимой глупости. Обычно людская молва преследует человека даже после смерти, и, возможно, я, собираясь открыть дверь незнакомцу, делаю к этому первый шаг. Но зато у капитана Симакина наконец-то появится работа.

И хотя я сказала Римме про одноклассника, мне совсем не хотелось видеть Клима Ворошилова, особенно сейчас. Всякий раз, когда у меня возникают неприятности, каковыми я считаю размолвки с Сережей, Клим, словно поплавок, неизменно выныривает из глубин моей памяти. «Все могло кончиться хуже некуда, – успокаивала я себя. – Я могла выйти замуж за Клима Ворошилова». Но если забыть о том, что мое нынешнее положение тоже хуже некуда, то он не такое уж неприятное воспоминание. К тому же за десять лет, миновавших с того дня, когда он, по сути, изнасиловал меня в своем гостиничном номере, он вполне мог исправиться. И если ласковый и милый Сережа оказался негодяем, то почему бы Климу не стать приличным человеком?

Третий звонок прозвучал негодующе, и я, не спрашивая, кто там, распахнула дверь.

Что ж, другого просто не могло быть. На залитом солнцем крыльце стоял Клим Ворошилов. И он вновь вторгся в мою жизнь по воле моей первой учительницы и злодейки судьбы. Он выглядел прекрасно, невзирая на десять прошедших лет.

Клим весело сказал:

– Привет, Аня, – словно мы вчера с ним расстались.

Сейчас ему, как и мне, тридцать четыре. И при взгляде на него, нынешнего, мне пришлось внести существенные поправки в свои воспоминания о том, каким он выглядел в двадцать четыре года. Клим подрос, плечи под синей джинсовой рубашкой стали еще шире, но темные волосы были так же густы и собраны сзади в хвостик, брови по-прежнему сходились на переносице, отчего казалось, что он всегда смотрит исподлобья. Все те же жгучие темные глаза и широкая детская улыбка.

– Я не вовремя? Но Галина Филипповна сказала, что ты не работаешь и всегда дома. И еще она сказала, что я в любой момент могу заскочить к тебе в гости. – Клим говорил все это веселым, легкомысленным тоном, и ухмылка его никуда не девалась, но глаза смотрели настороженно. Понятно! Боится получить еще одну оплеуху, которую я закатила ему после того вечера в гостинице?

Но я теперь замужняя дама, и с какой стати ему копить обиды в течение десяти лет? Я молчала, не зная, что сказать. Клим отступил на шаг и нахмурился. «А почему бы нет? – подумала я. – Почему бы не пригласить его в дом?» И все же что-то удерживало меня на пороге. Я цеплялась за ручку двери, как утопающий за соломинку, и не сводила с него глаз. Со стороны это, наверное, смотрелось забавно, если бы не было так серьезно для меня.

Клим нагнул голову, впился взглядом в мое лицо и на минуту стал похож на подростка, неуверенного в себе и оттого вдвойне опасного. И тут я вспомнила, что Клим бывал особенно страшен, когда выглядел таким вот беззащитным, хотя это случалось очень редко. Судя по тому, как разворачивались сегодняшние события, ухажер, которому я в свое время дала отставку, вполне мог явиться ко мне с гранатой в кармане.

– Что, скверный выдался денек? – спросил он.

Только этого мне не хватало. Даже Клим, который ни сном ни духом не ведает о моих неприятностях, прочитал все на моем лице. Я сердито посмотрела на незваного гостя.

– С чего ты взял?

Клим указал на мою правую руку:

– У тебя нож. И хмурое лицо.

Я опустила глаза и увидела, что мои пальцы все еще сжимают ручку тесака.

– Я готовлю мясо, – сообщила я.

Клим кивнул, но взгляд его от этого не стал добродушнее.

– Ага. Все ясно, – сказал он. – Но ты разве не пригласишь меня попить чаю?

Я не поверила своим ушам. Еще час назад жизнь казалась мне безоблачной, и вот теперь я разговариваю с Климом Ворошиловым, которого до сегодняшнего дня считала своим самым большим беспокойством в жизни. Но мой ненаглядный муж сегодня резко вырвался вперед, обойдя Клима сразу на несколько позиций.

– Галина Филипповна предупредила меня о том, что ты вот-вот заявишься, но я почему-то не поверила.

Клим не спускал взгляда с тесака, вероятно, побаивался, что на этот раз я ему отрублю голову. Но на последней фразе поднял взгляд и посмотрел мне в глаза.

– Придется поверить. Так как насчет попить чайку?

Чтоб его черти взяли! Я махнула рукой, отгоняя надоедливую муху. Кажется, скоро зарядит дождь, оттого мухи так и липнут ко всему живому и теплому.