Ирина Мельникова
Бесы Черного Городища
Глава 2
При близком рассмотрении Карп Лукич Полиндеев был выше ростом и гораздо тучнее, чем казался из окна второго этажа. Он тяжело отдувался после подъема по лестнице. Его жесткие усы топорщились, а лицо выражало крайнюю степень испуга и растерянности. Ему было прилично за пятьдесят, но двойной подбородок, виски в густой проседи и обширная лысина делали его еще старше. Руки его неприкрыто тряслись, и поначалу спиртозаводчик даже не понял, что ему говорит Иван. И только после третьего приглашения он наконец осознал, что ему предлагают присесть на стул, придвинутый Алексеем с этой целью к столу, за которым важно восседал Вавилов.
– Нуте-с! – произнес строго Иван. – Какие скорбные дела привели вас в полицию, Карп Лукич? Рассказывайте! Сегодня я замещаю господина Тартищева, и мне решать, насколько ваш вопрос интересен для уголовного сыска.
Спиртозаводчик не ответил, лишь с обреченным видом посмотрел на Вавилова, затем перевел взгляд на Алексея и следом опять на Ивана.
– При Алексее Дмитриче можно говорить все, что угодно. Он старший агент сыскного отделения, один из лучших сыщиков, так что если ваше дело и впрямь очень серьезно, то скорее всего он будет им заниматься, – сказал Иван, словно не замечая весьма красноречивого взгляда «одного из лучших сыщиков».
Спиртозаводчик тяжело вздохнул, вытер вспотевший лоб платком и заговорил с явным надрывом в голосе и с безмерно тоскливым выражением в заплывших жиром глазках.
– Мы будем первой гильдии купцом, Карпом Лукичом Полиндеевым, – важно сообщил он, обращаясь теперь уже к Алексею, – владеем своим домом в Североеланске, бакалейной торговлей и винокуренным заводом в двенадцати верстах от города. – Он болезненно скривился и махнул рукой. – Впрочем, это не имеет теперь никакого значения. Перед вами, господа начальники, не человек, а живой пока труп.
– Труп? С чего бы это? – переглянулись в удивлении Алексей и Вавилов. Полиндеев походил на кого угодно, только не на человека, готового отдать богу душу.
– Очень даже просто, господа! – Губы купца затряслись, он прикрыл глаза скомканным платком и глухо произнес: – Какой я живой человек, если завтра лютую смерть приму!
Иван тотчас подобрался, бросил быстрый взгляд на Алексея. Но тот был весь внимание и приказал визитеру:
– Говорите яснее! Вам кто-то угрожает, или вы запутались в делах и решили покончить счеты с жизнью?
– Что вы! Что вы! – Спиртозаводчик покрутил головой. Его лицо от напряжения налилось кровью, и он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – В какой грех вы меня ввергаете! Я не самоубийца, дела у меня с каждым годом идут все лучше и лучше, семья тоже крепкая, супруга и две дочери. Нет, здесь другое! Я вам все как на духу расскажу. За тем и шел. Одна на вас надежда, оградите меня от напасти. Не оставьте своей помощью! – Он вдруг сложил молитвенно руки, глаза и лицо его покраснели, и купец принялся рассказывать о том, что вынудило его обратиться в полицейское управление.
«И надо же было так случиться, чтобы Иван оказался в тот самый момент возле окна…» – думал Алексей, глядя на перепуганную физиономию купца и слушая его дрожащий от страха голос.
– Вчера-с я, как и кажный день, запер в девятом часу лавку, отпустил приказчиков, подсчитал выручку, приказал сторожу закрыть окна и двери изнутри и направился в контору. Там я переговорил с моим новым управляющим завода, он привез для торговли партию водки и красного вина. С ним я задержался до десяти часов вечера, затем оба спустились в трактир, выпили по чарке, поужинали. Потом я направился домой, а управляющий обратно на завод. Обычно он у нас ужинает, но вчера у него были срочные дела, поэтому мы разъехались. У нас собственный выезд, да и живем мы в двух кварталах от конторы, так что через четверть часа я уже сидел с моей супругой Катериной Савельевной в гостиной за самоваром и пил чай. Выпили мы с ней стаканчика по три, с вареньем, с пирогами, и мне что-то невмоготу стало. И понять не могу: почему? Вроде не болит ничего, а дурно, просто спасу нет! Катерина Савельевна женщина умная, четыре класса образования имеет, сразу заметила, что нам не до разговору, а до чаю тем более! «Карпуша, голубчик, – говорит, – дай подолью тебе свеженького». А я ей: «Нет, Катенька, что-то не пьется сегодня. Не по себе как-то: сердце ноет, и под ложечкой сосет». – «Это ты окрошки перекушал за обедом», – отвечает она. «Нет, окрошки я съел в плипорции. Не в ней дело. Душа у меня ноет, свербит прямо. Кабы беды не случилось». – «Типун тебе на язык, Карпуша!» – Супруга даже сплюнула, так рассердилась. А тут вдруг звонок на двери – звяк, звяк! Мы с ней переглянулись. Господи, кого это несет в такую пору? Свои все дома, значит, чужие? А по ночам в гости только злые вести являются! Тут входит в столовую кухарка и подает письмо. «Откудова?» – спрашиваем. «Да какой-то малец занес, – отвечает, – сунул в руку и был таков». Чудно нам это показалось. По коммерции своей я часто письма получаю, но утром и по почте, а это – на ночь глядя, и без марки к тому же. Забилось у меня сердце, ищу очки – найти не могу, а они рядом на столе лежат. Катерина Савельевна говорит: «Давай, Карпуша, я распечатаю и прочту. Глаза у меня помоложе». И правда, ей еще и тридцати пяти нет. «Сделай одолжение, – говорю, – а то мне как-то боязно!» Катерина Савельевна раскрыла конверт, вытащила письмо, развернула да как закричит: «Господи-святы! С нами крестная сила!» И листок отбросила, а сама побелела, слова сказать не может и только крестится, крестится… Я всполошился, сердце в груди трепещет, весь потом покрылся. «Что с тобой, душенька? – спрашиваю. – Отчего переполох?» А у самого руки трясутся, хотел воды испить и чуть стакан не разбил. «Смотри, Карпуша, – говорит мне Катерина Савельевна и пальцем в бумагу тычет. – Смотри, а то я со страху помру!» Я поглядел и тоже обмер. Свят! Свят! Свят! Страсти какие! На листочке слова написаны. А внизу-то, внизу… – Полиндеев побледнел, перекрестился и шепотом произнес: – Внизу листочка пририсован страшный шкилет, тут же черный гроб и три свечи… – Он полез трясущейся рукой в карман сюртука и извлек из него помятый, сложенный вчетверо лист бумаги. – Да вот, извольте сами просмотреть! – и протянул письмо Ивану.
Тот пробежал его глазами и передал Алексею.
– Прочитай вслух!
Строчки шли вкривь и вкось, словно писавший был пьяным или пребывал в сильном испуге. Но он явно был грамотным человеком и дружил не только с «ятями», но и с «ерами».[4] Алексей тотчас высказал по этому поводу свои соображения и зачитал письмо:
– Приказываю Вам послезавтра, т. е. 7 июня сего года, принести запечатанный конверт с тысячью рублями в лес к озеру Рыжее, не позднее восьми часов вечера, к завалившемуся пню, что находится в пятидесяти шагах на запад от старой купальни. В случае неисполнения этого приказа будете преданы лютой смерти.
Грозный атаман лихой шайки – Черный Ворон.
– М-да! – сказал Иван и принялся за новую самокрутку. Покончив со столь полезным занятием, он пристально посмотрел на Полиндеева. – Продолжайте, Карп Лукич! Продолжайте!
– А что продолжать? – опешил купец. – Вот оно письмо! Теперь хватайте, ловите подлеца! – Он бросил беглый взгляд на Алексея. Но вид у того был абсолютно непроницаемый.
– Я хочу узнать, Карп Лукич, о том, чем вы занимались начиная с момента, когда получили это письмо, насколько я понимаю, вчера поздно вечером, и до сегодняшнего дня, вернее, до двух часов пополудни, когда вы изволили появиться в управлении полиции. Вы не пришли рано утром, почему? Какие у вас были соображения? И какие действия вы намерены предпринять? – Иван затянулся самокруткой и выпустил изо рта струю дыма, которая повисла над его головой в форме сизого ореола.
Купец насупился.
– Если б знал какие, то сюда бы ни ногой, господа начальники! – И с гораздо меньшей охотой стал рассказывать дальше: – Стали мы тут с Катериной Савельевной препираться, кому письмо читать. У нее глаза вострее, а мои даже с очками перестали видеть. Я о том ей говорю, а она на меня взбеленилась: «Ты, – кричит, – хозяин и мужского пола, ты и читай!» Спорили мы так с полчаса, и, концы к концам, кликнул я Веру – это, стало быть, старшую дочку мою. Она у нас поболе матушки образованна, в прошлом годе гимназию закончила, да только не в меру горда. Ну ладно! «Верочка, – прошу я дочь, – голубушка, прочти-ка нам это письмецо и объясни все по порядку, что происходит. Может, мы рехнулись враз вместе с маменькой?» Дочка взяла листок, громко прочитала все, что там нацарапано, покачала головой и говорит мудрено так и вовсе непонятно: «Папенька, – говорит, – вы стали объедком этого, как его… еско… тьфу! еспроприятера!..» Я обомлел. В первый раз такое слышу. «Объясни, – прошу, – Верочка, только по-простому. Каким таким объедком я стал? Мы, слава богу, жизнь прожили – и не то что объедками никогда не бывали, а люди еще от нас кормились». Признаюсь, я даже закричал на нее сгоряча: «Ах ты, дурища!» – так мне обидно стало за это глупое слово. Вера пожала плечами, фыркнула и ушла, а на пороге уже сказала: «Какой вы, папаша, необразованный, совсем ничего не понимаете!» Тут я и вовсе не сдержался. Сопливая еще девчонка поучать меня вздумала. И выговорил ей вслед в сердцах: «Я хошь и необразованный, а вас с Наденькой – это моя вторая дочь, младшая – вырастил, выкормил, наукам обучил, а ты теперь родителю помочь не хочешь в смертельных опасностях!»
Полиндеев огорченно развел руками.
– Да что с них возьмешь, с детей-то? Они наши денежки уважают, а нас самих терпят только до поры до времени…
Купец вздохнул и вытер платком лысину, которая покрылась крупными каплями пота. Расстегнув сюртук, под которым оказался бархатный жилет с выглядывавшей из кармана массивной золотой цепочкой, он снова стал рассказывать:
– Повертел я мозгами так и эдак, подумал и решился отнести деньги на указанное место. Хошь отвалить тыщу целковых вовсе не с руки и не по нашим капиталам, но что поделаешь – живот мошны дороже. Расстроился я просто – во как! Однако Катерина Савельевна мне говорит: «Не дело ты надумал, Карпуша! Ты человек семейный, и не пристало тебе подобными деньжищами швыряться почем зря!» – «Хорошо тебе говорить, – отвечаю, – у меня самого сердце кровью обливается, но умирать тоже неохота. Да и как вы без меня останетесь? Заклюют вас все, кому не лень, по миру пустят!» А супруга свое твердит: «Пользы, что деньги атаману отдашь, никакой! Поймут душегубы, что ты пугливый да покладистый, и через неделю уже три потребуют! Что ж, ты им три тоже выложишь? А потом и все пять, если не десять прикажут принести». И расстроила она меня, господа начальники, этими словами, хоть плачь! Я и впрямь бы заплакал, только моя Катерина Савельевна, мудрая женщина, говорит мне: «Послушай моего совета, Карпуша! Иди-ка ты в сыскную полицию да отыщи там самого главного начальника, фамилия его Тартищев, а звать Федор Михайлович. От него, говорят, никакой пощады жуликам не бывает. Расскажи ему все как есть. Так вернее будет! И защитит он тебя от мазуриков, да и деньги при тебе останутся». До сегодняшнего обеда мы с ней судили да рядили. Поверите, за всю ночь глаз не сомкнули. Ведь Федора Михайловича я без подсказки супруги давно знаю. Суров он, ох как суров! И все-таки Катерина Савельевна на своем настояла. И вот я пришел к вашей милости, не оставьте без внимания, защитите!
Полиндеев умоляюще посмотрел на Ивана и вдруг неожиданно бухнулся на колени и прижал ладони к груди.
– Но-но! – Иван погрозил ему пальцем. – Что за театр! Встаньте сейчас же!
Он вышел из-за стола и приблизился к купцу. Тот снова взгромоздился на стул и застыл, понурившись, словно в ожидании смертельного приговора. Вавилов слегка встряхнул его за плечо.
– Успокойтесь же, Карп Лукич! Скажите спасибо Катерине Савельевне, что на нужный путь вас наставила. Мошенников поощрять нельзя, это она правильно заметила. А мы вас защитим, но только и вы должны нам помочь!
– Ну, за этим дело не станет! – Полиндеев заметно повеселел. – Ежели расходы какие или, к примеру сказать, благотворительность, то мы с превеликим нашим удовольствием! – И он полез в карман за бумажником. – Скажите сколько, никаких денег не пожалею!
– Да вы никак свихнулись, голубь мой, с перепугу? – рассердился Иван. – Уберите деньги! Мы царево жалованье получаем, и ваши деньги нам без надобности. Вы нам должны помочь другим образом. Завтра в назначенный час вы придете к озеру и будете ждать этого Черного Ворона, а когда он явится, сунете ему в руки конверт с газетной бумагой. В этот момент наши люди схватят его.
Полиндеев схватился за сердце и чуть не кувыркнулся со стула:
– Ну уж нет, господин начальник! От этого увольте! С чего я на рожон полезу? А если этот Ворон пальнет в меня или прирежет? У меня как-никак жена, дочки, завод, торговля! Я не то чтобы встречаться, за версту этого душегуба видеть не хочу! Нет уж, сделайте милость, управьтесь как-нибудь без меня!
– Чудак вы человек! – засмеялся Алексей и в свою очередь встал и подошел к Полиндееву. – Без вас нам и вправду не обойтись. Ведь если вместо вас придет другой человек, Ворон его просто не узнает и пройдет мимо. И тогда мы его точно не поймаем. А если он разозлится и подкараулит вас в городе? Тогда вам точно крышка!
– Мать честная! – Купец воздел руки к небу. – Святые угодники! Куда ни кинь, всюду клин! И так обернешься – плохо, а эдак – того хуже! Вот истинная напасть и выхода нет!
– Выход есть, – сказал Алексей мягко, и купец тотчас уставился на него с мольбой и надеждой одновременно. – Послушайте нас, – Алексей перевел взгляд на Вавилова, – меня и Ивана Александровича, и все будет хорошо. Мы вам слово даем, ни один волос не упадет с вашей головы.
– А может, я господина Тартищева дождусь? – Полиндеев совсем оробел и, кажется, даже уменьшился в размерах со страху.
– Нет, не дождетесь, – ответил Иван, – Федор Михайлович вернется через два дня, то есть уже восьмого июня. Все надо решать сейчас, и как можно скорее. Ведь мы должны заранее осмотреть место и приготовить наших людей.
– Боязно мне все-таки!
– Чего вы боитесь? Подумайте сами! Вы принесете конверт, как приказывал атаман, передадите его, и вся недолга, – сказал Алексей. – С чего ему вас убивать?
– Так-то оно так! А ежели он откроет конверт, а там труха? Что тогда?
Алексей улыбнулся.
– Не успеет. Мы ему рта не дадим раскрыть, не то что конверт!
И тогда Полиндеев решительно махнул рукой, словно топором рубанул.
– А, была не была! Пан или пропал! – И тут же снова просительно заглянул в глаза Вавилову. – А вдруг все-таки отыщется какая-нибудь забубенная головушка, решится заместо меня пойти? Я ведь никаких денег не пожалею!
– Ну вот, – рассердился Иван, – на колу мочало, начинай сначала. Неужто не понятно, что Ворон вас в лицо знает, если велел лично деньги принести? Писал он вам и поджидать будет вас!
Словом, пришлось потратить на уговоры трусливого купца еще не менее часа, упрашивая Карпа Лукича не волноваться и сделать все, как ему посоветовали. Наконец проводили его восвояси.
Оба агента подошли к окну и какое-то время наблюдали сверху, как Полиндеев стоит на крыльце, вертит удрученно головой, вытирает лицо и лысину платком.
– Никак опять вернется? – вздохнул Иван, когда спиртозаводчик поднял лицо и посмотрел вверх, видно, пытаясь отыскать окно их кабинета. Сыщики успели вовремя от него отпрянуть, иначе, кто его знает, Полиндеев вполне мог возвратиться и отказаться на этот раз от затеи захватить мошенника с поличным.
Но когда через несколько минут Алексей и Иван снова выглянули из окна, купец садился в коляску, и они с облегчением вздохнули.
– Ну, свербило трусливое! – с досадой сказал Иван. – Сколько времени отнял! Надо будет послать пару младших агентов и дворнику наказать, чтобы посмотрели за ним сегодня и завтра да чтоб от дома до озера проводили. Бес его знает, этого Ворона, вдруг там и впрямь шайка, могут сразу за порогом финажки отнять у нашего, как его… объедка. С них станется!
– Объекта! – расхохотался Алексей. – Не объедка, а объектаэкспроприации. Экспроприация – это изъятие денег или других ценностей, которые якобы нажиты путем угнетения других людей. Вспомни Мамонта и Завадскую. Вот тебе яркий пример экспроприации и экспроприаторов.[5]
– А по мне, так самый обыкновенный разбой. Всем финажки нужны, чтобы весело жить, только одни не скрывают своей корысти, а другие с вывертом, с идеями всякими в пустой голове эту самую, как ее, эксприя… тьфу на нее! выдумывают! А итог один – каторга да острог! – Иван с интересом посмотрел на Алексея. – Только откуда эта девица такие мудреные слова знает? Уж не с ее ли подачи атаман лихой шайки объявился? Как ты думаешь?
– Думаю, не помешает проверить! – согласился Алексей. – Возможно, этот Ворон свил гнездо в купеческом доме. Посуди сам, деньги потребовали у купца, дочь которого знает, что такое экспроприация. Скажи, много у нас в городе имеется девиц, чтобы смогли бы это слово не просто без запинки выговорить, а объяснить его значение?
– Точно, Алешка! Верно заметил! Надо Ворона в семье искать или в друзьях этой слишком умной барышни. Пошлю-ка я не двух, а трех агентов. Пускай проверят вдобавок ко всему, с кем дочь купца якшается. Может, у нее есть жених какой или воздыхатель?
– И наверняка из бедных, – снова высказал свое соображение Алексей, – и как бы эта девица не вздумала с ним бежать! Ведь для каких-то целей им деньги понадобились?
– Твоя правда! – оживился Иван и глубокомысленно заметил: – Очень меня, Алешка, его дочь заинтересовала. Теперь я почти на все сто уверен, что Карпу Лукичу искать заговор надо в собственном доме. – Он покачал головой и удрученно крякнул: – И что за детки нынче пошли? Надо ж было такое придумать, собственного папашу обчистить! Но все-таки не стоит сбрасывать со счетов и Ворона. А вдруг и правда новая банда объявилась?
– Не верится мне что-то про банду, – пожал плечами Алексей. – Несерьезно как-то действуют. Скелеты, гробы… Как в дешевых книжонках…
– Постой, постой! – перебил его Иван и взял в руки подметное письмо. Некоторое время рассматривал его так и этак, потом покачал головой. – Сдается мне, где-то я эти шкилеты недавно видел. И три свечи… – Не выпуская из рук письма, он подошел к несгораемому шкафу с секретными бумагами и открыл его. – Ну вот! – сказал он и с торжеством извлек на свет тонкую книжонку, напечатанную на дешевой бумаге с жирным черным рисунком на обложке. – Вот тебе и шкилеты, вот тебе и гроб, вот тебе и три свечи. Прямо один в один срисовано.
Алексей взял из его рук письмо и книжку. Заголовок ее гласил: Замечательные похождения бывшего графа, ставшего по воле рока Черным Вороном – лихим атаманом шайки благородных разбойников, и его смертельная любовь к персидской царевне Замире. Здесь же присутствовал и сам атаман в русском кафтане, с довольно свирепым лицом, с роскошными усами и кинжалом в правой руке. Левой он прижимал к себе девицу в шароварах и прозрачном покрывале на голове. У нее была осиная талия, глаза на добрую половину лица и крошечный ротик. Без всякого сомнения, часть рисунков на письме и на обложке очень сильно смахивали друг на друга.
– Откуда у тебя эта книжонка? – поинтересовался Алексей и вернул вещественные доказательства Ивану.
Тот рассмеялся:
– От старшого своего спрятал. Домашнее задание не выполняет, «неудов» в гимназии нахватал, а мать говорит: «Митенька каждый день допоздна только и делает, что книжки читает». Она же не ведает, что это за чтиво. Тогда я за него взялся, заглянул к нему в стол, а там подобная дребедень, каждой – полкопейки цена. Ну, я парню уши надрал, чтобы знал, чем на самом деле следует заниматься, а книжонки с собой забрал. Видишь, дерьмо, а на доброе дело сгодилось.
– В каком классе твой старший, в пятом? – спросил Алексей. – Кажется мне, что здесь кое-кто того же возраста замешан. Надо, Ваня, меньшую барышню тоже проверить. Слово «экспроприация» ей вряд ли известно, но чем черт не шутит, когда господь спит?
– Понял, – кивнул головой Иван, – только больше трех агентов нам негде взять, придется им задание увеличить, пускай за младшей тоже походят, приглядятся как следует. – Он взглянул на часы, и глаза его полезли на лоб. – Черт побери! Уже пятый час, а у меня ни у шубы рукав. А я еще хотел до темноты к озеру проехать, посмотреть, где засаду лучше устроить.
– Вместе поедем, – сказал Алексей, – а теперь давай поступим таким образом: я делаю сводку, а ты пишешь донесение Федору Михайловичу по поводу Полиндеева. Пусть знает, что мы без толку не сидели.
Иван, обрадованный таким поворотом событий, просиял и прихлопнул в ладоши.
– Ну, удружил, Алешка, право слово, удружил! Я это донесение вмиг составлю и с агентами поговорю, решим, кого выставить для наблюдения. А тебе слово даю, июньская сводка за мной.
– Июльская и августовская… – уточнил Алексей. – Иначе передумаю!
– Ладно, – вздохнул покорно Иван и печально добавил: – Сдается мне, ты фармазон почище того Черного Ворона будешь, туды его в болото.
