Ирина Градова
Рецепт от Фрейда
– Тоже без отпечатков? – уточнила Неля.
– Без. Ни на чем, включая единственный бокал, отпечатков не обнаружили.
– То есть все выглядело так, словно Ольга праздновала собственную смерть?
– Ну да, – хмыкнул Паратов, выдувая дым из тонких ноздрей, – в одиночестве! Но я не поленился и посетил квартиру Касаткиной лично. Ее не продали, не сдали, хоть и прибрали хорошенько. Вы когда-нибудь видели, чтобы бокалы продавались нечетным числом?
– Да нет вроде: обычно по две штуки, по четыре или по шесть… Вы это к чему?
– В серванте стоит пять таких бокалов – один из них изъяли наши эксперты, а потом вернули родственникам.
– Получается, одного не хватает? Он мог разбиться еще до того, как…
– Или его забрал убийца.
– А почему не помыл и не поставил обратно?
– Может, времени не хватило? – предположил Паратов. – А может, решил, что так будет надежнее.
– Если я правильно понимаю, – поразмыслив, сказала Неля, – все это – косвенные доказательства?
– Точно. Но у меня еще есть вы, доктор.
– В смысле? – напряглась Неля. Не слишком ли она расслабилась, решив, что Паратов ее не подозревает? Может, он завел этот разговор в надежде, что она сболтнет нечто, что до этого скрывала? Кажется, это называется взять клиента в разработку?
– Как вы узнали, что Ольга намерена покончить с собой? – между тем задал вопрос следователь.
– Она прислала мне эсэмэску.
– Она часто это делала?
– Только когда опаздывала на прием.
– А как вы обычно поддерживали связь?
– Созванивались или она оставляла сообщение на автоответчике.
– А вам не кажется, Нелли Аркадьевна, что эсэмэска – это как-то мелко? Человек решается на серьезный шаг – самый, можно сказать, важный шаг в своей жизни, намеревается свести с нею счеты и – ограничивается кратким посланием на телефон лечащему врачу, даже не будучи уверенным, что оный его получит? По-вашему, это нормально?
Ненормально. В высшей степени странно – и почему ей самой не пришло в голову? Ольга часто названивала Неле, делилась своими переживаниями, спрашивала совета. Так почему же она, решив умереть, не попыталась поговорить?
– Как я смогу с вами связаться? – спросил Паратов, выписывая ей пропуск.
– По мобильному, вот номер.
– Вернетесь на дачу?
– Нет, – отрицательно мотнула она головой. – По правде говоря, я… перешла на новое место и теперь буду работать в больнице «Синяя Горка», – неожиданно для себя добавила Неля.
* * *
– Нелли Аркадьевна, пациент в третьей палате что-то разбушевался!
Голос медсестры вернул Нелю из воспоминаний. Она оторвалась от стекла, прижавшись к которому стояла, глядя на безрадостный пейзаж за окном. Там, среди голых деревьев и печально растопыривших тонкие ветки кустов, гуляли пациенты, которым позволялось выходить из здания. Словно тени из царства мертвых, они медленно брели по посыпанным мелким гравием извилистым дорожкам.
– Иду, Анюта! – отозвалась она.
Как странно складывается порой жизнь. Ты и думать не думаешь о переменах, увязнув в повседневной рутине. Затем происходит нечто, заставляющее взглянуть на все иначе, и мир будто переворачивается! Неле и в голову не приходило, что она захочет сменить свое спокойное, сытое житие на что-то практически противоположное – и вот она здесь, в «Синей Горке», на зарплате чуть больше двадцати тысяч и с массой проблем, связанных с огромным количеством пациентов. Конечно, дивиденды, ежеквартально получаемые от различных издательств за многократно переиздаваемые труды отца, позволяли не бедствовать, однако, увидев договор с обозначенным в нем будущим заработком, Неля с ужасом поняла, что простым смертным пришлось бы довольствоваться только этими доходами. Разумеется, она не собиралась надолго тут задерживаться, а лишь до той поры, пока не сумеет подтвердить или опровергнуть подозрения дяди Ильи.
Однако, к собственному удивлению, работа Неле понравилась. Она и забыла, каково это – помогать не мятущимся домохозяйкам, недовольным собственным местом в жизни богатого мужа, не уставшим от денег бизнес-леди, не актрисам и второсортным певичкам, расставшимся с очередным возлюбленным и находящимся в «творческом» поиске следующего, а самым что ни на есть настоящим больным! Все, к чему готовили ее в университете, сейчас находилось прямо перед ней… Неля словно долгое время стояла у конвейера и вдруг получила шанс заняться творчеством. Работая в «Парацельсе», Неля привыкла ни в чем себе не отказывать, но ее занятие не приносило особой радости. Во время учебы ей мечталось о серьезных случаях, о том, как она добьется успехов в лечении самых безнадежных больных, напишет множество книг и ее именем назовут какой-нибудь синдром. Защитив кандидатскую и проработав несколько лет, Неля поняла, что такое будущее вряд ли ей грозит, и смирилась с настоящим. Во всяком случае, ей так казалось. Она еще не решила, что станет делать после того, как вернется в «большой мир». Может, обратно, в консультационный центр? Она думала, что коллеги, по крайней мере те, с кем она близко общалась, позвонят и поинтересуются ее житьем-бытьем. Никто и не подумал. Кроме Жени. Неля не ожидала, что именно он станет интересоваться ее судьбой! Во всяком случае, после того, что между ними произошло. Это она помогла Евгению устроиться в «Парацельс» два года назад, памятуя о дружбе в медицинском университете. Он здорово изменился, приобрел лоск, на который тогда не было и намека, и стал, как говорят, завидным женихом. Евгений, по его же собственным словам, пытался начать новую жизнь. Было ясно, что его переходу в «Парацельс» предшествовала череда неудач, но в наше тяжелое время такой расклад необычным не назовешь. В изменившемся приятеле Неля заметила нечто привлекательное, отсутствующее в годы юности, и закрутился роман. Но постепенно Неля стала тяготиться этими отношениями. Женя оказался слишком требовательным, а она не ощущала себя готовой к серьезным переменам. Поначалу Женя дулся, перестал общаться, но постепенно конфликт себя исчерпал, хотя прежние теплые отношения так и не восстановились. И тем не менее именно Женя позвонил ей через некоторое время после ухода из «Парацельса», выражая надежду, что она передумает и вернется!
В просторном холле, где пациенты «Синей Горки» проводили послеобеденные часы, царил хаос. Большинство больных выстроились вдоль стен и жались друг к другу. Посреди помещения, среди поваленных столов и стульев, развернулась настоящая баталия. Дмитрий Шлыков, обычно спокойный и уравновешенный шизофреник с легкой степенью мании преследования и типом течения заболевания, в среде профессионалов обозначаемым как «эпизодическое со стабильным дефектом», словно Годзилла, крушил все, что еще оставалось на своих местах. Санитары куда-то запропастились, и оборону держал один-единственный Рома Протасевич (отнюдь не самый сильный и мощный из имеющихся в штате). Неля успела заметить, что у него рассечена бровь – видимо, Шлыков угодил ему в голову каким-то из предметов, в изобилии валявшихся на полу. Скорее всего, это была шахматная доска: один из ее углов окрасился в подозрительный бурый цвет.
– Где все?! – громким шепотом поинтересовалась Неля, склоняясь к уху до смерти напуганной медсестры Анюты.
– Понятия не имею! – пискнула та, бешено вращая серыми глазищами. – Как сквозь землю провалились – никогда никого не найти, когда надо! Что же делать-то?!
В этот момент Шлыков заметил, что на подоконнике за его спиной удачно расположились горшки с комнатными растениями. С быстротой, свойственной скорее юноше, нежели почтенному мужу пятидесяти четырех лет, Шлыков метнулся туда, ускользнув от пытавшегося его остановить, но споткнувшегося о ножку поваленного стула санитара. Схватив сразу два горшка с гортензиями, он запустил одним в голову Ромы, а второй подбросил на ладони, словно горшок не был весомым керамическим изделием, а являлся бумажной поделкой, хищно оглядываясь вокруг. Рома молча осел на пол, и Неля сообразила, что они лишились единственного бастиона защиты. Теперь между нею и не на шутку разошедшимся Шлыковым находилась лишь кучка напуганных пациентов, и она решила, что необходимо действовать. Выйдя вперед, девушка двинулась к нарушителю спокойствия, выставив руки ладонями вверх – так он увидит, в каком бы возбужденном состоянии ни пребывал, что Неля не вооружена. Она могла взять табурет для защиты собственной головы, однако побоялась, что Шлыков воспримет это как акт агрессии.
– Дмитрий Сергеевич, – елейным голосом начала Неля, медленно, мелкими шажками приближаясь к разъяренному больному, – успокойтесь, пожалуйста… Скажите, что случилось?
– Что случилось?! – громко возопил Шлыков. – Что?! Случилось?! Убийцы!!! Отравители!!!
– Помилуйте, Дмитрий Сергеевич, к чему такие слова? – округлила глаза Неля, продолжая продвигаться вперед. – Если вас что-то беспокоит, мы разберемся и решим…
– Да, вы уж порешаете! – хмыкнул пациент, угрожающе подкинув цветочный горшок под потолок и ловко его поймав. Неля проследила взглядом за опасным в руках пациента предметом, заметив, как сыпется на пол земля и опадают листья. – Вы порешаете – порешите тут всех, к чертовой матери!
Краем глаза Неля увидела, что за спиной Шлыкова маячит неподвижная фигура в кресле на колесах. Раньше она не видела этого больного. Он сидел лицом к окну, а значит, спиной к ней и Шлыкову. Пациент не реагировал на всеобщую суматоху – возможно, находился под действием сильнодействующих препаратов и не осознавал происходящего. Шлыков заметил, что Неля отвлеклась, и обернулся.
– Вот-вот! – кивнул он, злобно кривясь. – Вам по вкусу такие «овощи», да? Чтоб ни пикнуть, ни дернуться не могли, только жрали бы ваше пойло и таращились бессмысленным взглядом!
Неля поняла, что несчастному пациенту угрожает реальная опасность. Вряд ли, конечно, Шлыков намеренно нанесет ему увечье, но в том состоянии, в каком он находился, ожидать можно чего угодно, а тот, у окна, не может убежать, скрывшись с «линии огня»!
– Вы же не причините ему вреда, Дмитрий Сергеевич? – мягко произнесла Неля, останавливаясь в десяти шагах от пациента. – Он безопасен…
– Это вы называете безопасностью?! – взревел Шлыков, отшвырнув горшок (слава богу, в стену, а не в Нелю) и одним рывком разворачивая на себя кресло на колесах. Голова сидящего в нем пациента безвольно дернулась и упала на грудь. Неля не видела лица – его закрывали спутанные длинные волосы пепельного цвета, пугающе мертвенно смотревшиеся на фоне горчичной робы.
– Безопасность – это скотское состояние?! – продолжал Шлыков, безумно хохоча. – Он только мычать может, а вам радость?! Но я вам не дамся, вы еще за мной побегаете!
И, катнув кресло к стене, он вскочил на низкий подоконник, разбил локтем стекло и взревел, словно раненый бык: решетки мешали выбраться наружу. И хорошо, подумала Неля, потому что все-таки они на четвертом этаже! Гораздо больше ее волновало то, что коляска с пациентом, наткнувшись на шахматную доску, перевернулась, и он, распластавшись на полу, неподвижно застыл рядом с телом Ромы, все еще не пришедшего в себя. Где, черт подери, все врачи и санитары?!
В этот момент Неля почувствовала, как кто-то пытается сунуть ей в руку нечто твердое и холодное. Это оказался шприц.
– Нелли Аркадьевна, я набрала тиопентала – доза слона свалит! – едва слышно прошептал знакомый Анютин голосок за спиной.
Ай, умничка, подумала Неля, обхватывая шприц непослушными пальцами. А она-то думала, что осталась с опасностью один на один! Значит, несмотря на страх, медсестра не потеряла головы?
– Дмитрий Сергеевич, – стараясь сдерживать дрожь в голосе, заговорила Неля, заставляя себя снова двинуться к пациенту, с ревом трясущему решетку, – давайте поговорим? Если хотите поменять терапию, мы можем обсудить…
Шлыков развернулся к ней. В уголках его рта собрались сгустки пены, и Неля поразилась: никогда раньше этот человек не проявлял признаков агрессии.
– И ты – ты такая же, как все! – прохрипел он на пределе голосовых связок, срываясь на визг. – Не подходи, а то… – он поспешил подтвердить не до конца высказанную угрозу, сграбастав очередной горшок и замахнувшись на Нелю. Она поняла, что должна действовать немедленно: ей буквально виделась вена на ноге Шлыкова, куда следовало воткнуть иглу, ведь он так удачно стоял на подоконнике! Увернувшись от запущенного «снаряда», Неля метнулась к окну и выбросила вперед руку, молясь о том, чтобы ее длины оказалось достаточно. Молитва была услышана. Почувствовав боль, пациент затряс ногой, словно пытаясь стряхнуть ужалившее его злобное насекомое. Но Неля знала, что у Шлыкова есть максимум сорок секунд. Ему хватило тридцати: она едва успела подставить руки, чтобы спасти его от удара головой при падении. К счастью, Анюта и один из пациентов подоспели на помощь, и втроем они стащили мгновенно ослабевшее тело на пол.
– Еще дозу? – спросила Анюта, подняв на Нелю вопросительный взгляд. Она уже была почти спокойна, и Неля отметила про себя, что теперь знает, по крайней мере, одного человека, на которого может положиться в нештатной ситуации. Ну, двух, – она взглянула на распростертое тело санитара Ромы, героически державшего оборону в буквальном смысле слова до последнего.
– Не стоит, – ответила она медсестре, приподнимая отяжелевшие веки Шлыкова. – Он уже хорош! Что произошло? – спросила она у помогавшего им с Анютой пациента.
– Да ничего, – пожал плечами тот. – Все сидели, играли, кто во что… Потом Сергеич… ну, Шлыков то есть, вдруг вскочил – и понеслось!
– Ясно, – пробормотала Неля.
– Ну, что, простынку, Нелли Аркадьевна? – предложила Анюта. Обертывание в мокрую простыню считается действенным способом обездвиживания буйных пациентов, хоть и не самым гуманным. Поэтому Неля покачала головой.
– Давай-ка лучше «пижамку» – пусть он спокойно поспит, а там уж лечащий врач разберется!
Медсестра кинулась в бельевую за смирительной рубашкой. Торопиться, в сущности, не было нужды: Шлыков уже никому не мог причинить вреда. Анюта притащила «пижаму». Вместе с Нелей они замотали Шлыкова, как древнеегипетскую мумию, и оставили лежать на полу – в конце концов, должны же когда-нибудь появиться остальные санитары и сделать свою чертову работу?!
Анюта опустилась на корточки перед Ромой. Он почти пришел в себя и держался за голову. На его лице проступило виноватое выражение.
– Нелли Аркадьевна, я…
– Все в порядке, Рома, – устало улыбнулась она. – Ты сделал все, что мог, и я обязательно расскажу об этом начальству! Как и о том, что остальные санитары в это время занимались непонятно чем! Где они, кстати?
– Они, э-э-э… не знаю я, где они…
Очевидно, он лгал. Ладно, она с этим разберется. Но позже, потому что на полу оставался еще один человек, нуждавшийся в помощи.
– Рома, ты сможешь…
– Конечно, конечно, – пробормотал санитар, с трудом поднимаясь на ноги. Неля подошла к лежащему мужчине. Он находился все в том же положении. Видимо, Шлыков прав: больной не мог даже пошевельнуться, не то что попросить о помощи. Тяжелая коляска придавила его к бетонному полу, прикрытому местами выцветшим ковром времен постройки больницы. Прорехи в ковре испокон века заделывались заплатами, огромными и неаккуратными: те, кто занимался «штопкой», вряд ли заботились об эстетике. Рома освободил ноги пациента от коляски, а Неля с Анютой перевернули его на спину, чтобы оценить полученные повреждения. При виде лица пострадавшего Неля невольно отшатнулась. В самом лице не было ничего отталкивающего, несмотря на неухоженные длинные волосы и густую светло-русую бороду. Ее напугали его глаза: болотного цвета, широко распахнутые и бессмысленные, устремленные куда-то за спину Нели.
– Как он? – опасливо спросила Анюта.
Неля приложила ухо к груди мужчины.
– Вроде ничего, – ответила она неуверенно: сердцебиение было слабым, но ровным. – Жив, во всяком случае.
– Смотрите, какая у него ссадина на щеке! – медсестра мягким движением повернула к Неле пораненную сторону. – Наверное, о коляску поцарапался, когда падал.
– Это меньшее из зол, – вздохнула Неля. – Похоже, серьезных травм он не получил.
Анюта разогнулась и уставилась на нее. Во взгляде девушки было что-то, заставившее Нелю покраснеть.
– Ну, Неля Аркадьевна, вы даете – прям Бэтмен! Как вы кинулись на этого психа, точно змея… ой, простите!
– Ага, – подтвердил Рома, – настоящий спецназовец, ни дать ни взять!
– Обсудим это позже, ладно? – поморщилась Неля, хотя ей и было приятно восхищение Анюты и санитара. – Давайте-ка поднимем пациента и посадим обратно в коляску. Она, надеюсь, не пострадала?
– Целехонька! – отозвался Роман, подхватывая парня под мышки, будто тот ничего не весил. Оно и понятно: на вид не старше тридцати, он выглядел худым и изможденным. Вместе они погрузили больного в коляску. Устраивая его руки на подлокотниках, Неля не могла не заметить, какие красивые и узкие у него кисти и какие длинные пальцы. Правда, ногти обкусаны до мяса, но общего впечатления это не портило. Случайно задрав свободный рукав больничной робы, Неля увидела длинный шрам, тянувшийся от кисти к локтю. Был и второй, поперек запястья, явно застарелый.
– Вены резал, – пробормотал Рома, пытаясь усадить пациента прямо, потому что тот постоянно заваливался на бок. – Профессионально: не поперек, как все, а вдоль, прямехонько по вене… Как он выжить-то умудрился?
Неле тоже было интересно. Однако сейчас самое главное – найти кого-нибудь из персонала клиники и развести пациентов по палатам: неизвестно, как на них подействовало то, что произошло на их глазах, и лучше немедленно изолировать их друг от друга.
* * *
– Ну, скажу я вам, Нелли Аркадьевна, вы оказались на высоте! – резким голосом объявил главврач, едва она прикрыла за собой дверь в его кабинет. – Кот из дому, мыши в пляс… Да вы присаживайтесь, присаживайтесь – в ногах правды нет! – Главный указал на стул напротив своего кресла с высокой спинкой. Оно походило на трон. Впечатление усиливала филигранная резьба, да еще то, что за креслом, на стене, висела огромная картина, на которой в печальной позе сидел человек в белых одеждах. Лицо его выражало безысходность.
– Делакруа, – пояснил Ракитин, проследив за ее взглядом. – Копия, разумеется, но приличная. Знаете, кто это?
– Делакруа? – уточнила Неля. – Французский художник.
– Да нет, кто на картине изображен?
– Нет, – призналась Неля: она плохо разбиралась в изобразительном искусстве.
– Торквато Тассо, – сказал главный и, видя, что имя не произвело на девушку впечатления, добавил: – Итальянский поэт шестнадцатого века, автор поэмы «Освобожденный Иерусалим». Почти восемь лет он находился на лечении в больнице Святой Анны для умалишенных. Считают, что он страдал параноидной шизофренией.
Теперь, по крайней мере, Неля поняла, почему именно эта картина висит в кабинете главного врача психиатрической больницы.
– Он страдал болезненной подозрительностью, переходящей в навязчивые страхи, – добавил Ракитин, задумчиво глядя на портрет. – Все разрешилось в один прекрасный день приступом безумия – Тассо напал с ножом на слугу. Его поймали и отправили в лечебницу, где его как буйнопомешанного посадили на цепь.
– Какой ужас! – пробормотала Неля, представив себе, какую тоску испытывал человек, прикованный к стене, словно дикий зверь. В университете история Тассо не упоминалась, но она знала нескольких знаменитостей Средневековья и эпохи Возрождения, которых погубили стены подобных заведений, где все «лечение» заключалось в изоляции и лишении возможности двигаться.
За недолгое время пребывания в «Горке» Неля получила возможность оценить, что лечебница выгодно отличалась от многих подобных заведений. В большинстве российских психиатрических стационаров сохраняется установка на максимальное ограничение самостоятельной активности пациентов, что приводит к режиму «закрытых дверей». Наружные двери отделений и кабинетов закрываются, и пациенты зачастую не имеют возможности пройти никуда, кроме туалета. Режим «открытых дверей» существует лишь в некоторых санаторных отделениях. В большинстве стационаров сохранились решетки на окнах, преобладают палаты на двенадцать и более человек, с отсутствием дверей и невозможностью уединиться. В психоневрологическом диспансере, где после университета работала Неля, количество койко-мест в палатах достигало пятидесяти! Во многих соответствующих учреждениях существуют жесткие ограничения, касающиеся посещений больных. Иногда разрешены встречи только с родственниками, но не с друзьями, адвокатами и другими людьми, а администрация не принимает от них ни жалоб, ни заявлений. То есть психоневрологический диспансер мало чем отличается от режимных заведений вроде тюрьмы. Ракитин гордился своими нововведениями, которые он называл «системой Тьюка». Из университетского курса Неля помнила о шотландском психиатре девятнадцатого века, который и ввел систему «открытых дверей». В «Горке», за исключением «буйного» корпуса, пациенты имели возможность свободно выходить на территорию, принадлежащую лечебнице. Палаты, кроме наблюдательных, предназначенных для пациентов с суицидальными наклонностями, не запирались, и в них размещалось от четырех до шести человек (помещения больницы вполне позволяли такую роскошь). Для пациентов, стремящихся к уединению, или «платников» имелись одно– или двухместные палаты. Столовая была неплохо оборудована, а в комнате отдыха, помимо мягкой мебели, стоял огромный старый рояль. Только персонал, пожалуй, ничем не отличался от того, которым располагает большинство обычных психоневрологических стационаров: здесь работали санитары с уголовным прошлым, сильно пьющие, и Неля подозревала, что парочка из них – наркоманы. В целом же оставалось лишь удивляться, как Ракитину, при недостаточном государственном финансировании, удается поддерживать вверенное ему учреждение в приличном состоянии.
– Но мы отвлеклись, – вернулся к прерванной теме главный. – Вы у нас всего неделю, а уже проявили себя как настоящий профессионал. Признаюсь, я не испытал большого энтузиазма, узнав, что ранее вы работали в психолого-консультационном центре. Понимаете, Нелли Аркадьевна, не то чтобы я не доверял подобным клиникам, но все же это, согласитесь, скорее работа для клинического психолога, а не психиатра. Впрочем, это лишь мое мнение. Только имя вашего отца заставило меня рассмотреть вашу кандидатуру. Вчерашний случай подтвердил вашу высокую квалификацию. Вы умудрились не только справиться с припадочным пациентом, но и не допустить того, чтобы пострадали другие больные.
– К сожалению, у меня не совсем получилось, – покачала головой Неля. – Один из пациентов получил травму…
– Ерунда – по сравнению с тем, что могло произойти! – перебил Ракитин. – Виновные наказаны: безобразие, что санитары отсутствовали, когда их помощь была необходима!
Неля подозревала, по какой причине они «отсутствовали», но сочла, что Ракитин и сам отлично это знает. Он уезжал в Питер, поэтому работники справедливо решили, что, пока шефа нет, можно хорошенько оттянуться.
– Между прочим, мне помогала Анюта, – заметила Неля.
– Я в курсе, – кивнул Ракитин. – Она молодая, но профессиональная медсестра. Думаю, мы найдем способ поощрить ее.
– Рома тоже оказался на высоте, – добавила Неля, не желая, чтобы мужественного медбрата обошли вниманием.
– И Рому не обидим. Но героиня дня у нас вы, Нелли Аркадьевна! Я искренне вам благодарен за своевременные и правильные действия. Надеюсь на долгое и плодотворное сотрудничество.
Неля невольно отметила, что последние два предложения являлись невероятно заезженной калькой, какую обычно используют руководители разных уровней, когда им приходится благодарить подчиненных за заслуги. Лучше бы Ракитин от этого воздержался!
– Сами-то как, освоились уже? – неожиданно спросил он. Это уже был нормальный человеческий вопрос, и Неля снова подумала, что еще рано составлять устойчивое мнение о новом шефе.
– Осваиваюсь, – осторожно ответила она.
– Ну и хорошо. Работы много, зато и интересных случаев хватает – будет что добавить к диссертации для достоверности.
Он и о диссертации знает? Значит, наводил справки. Дядя Илья прав: абы кто в «Синюю Горку» не попадает. Что удивительно, ведь работа, как справедливо заметил сам Ракитин, тяжелая, а зарплата до смешного мала.
Тем временем главврач, поковырявшись в горе папок, лежащих на столе, вытащил две и бросил перед Нелей со словами:
– Вот, подарочек вам!
– Что это?
– Два интересных случая, шизофрения и магифрения. Вы же этим интересуетесь, верно?
Неля кивнула.
– Дамы милые, приятные, особенно в периоды ремиссии. И обе здесь не впервые, с постоянной, так сказать, пропиской.
– А почему вы передаете их мне? – удивилась девушка. – Кто занимался ими раньше?
– А-а, вы же не в курсе… Была у нас одна доктор, Мария Евграфовна Лычко.
– Она что, уволилась?
– По семейным обстоятельствам. Я решил, что вы лучше всех справитесь с данными случаями. Возможно, они пойдут на пользу вашей диссертации: нам бы не помешало иметь в своей среде доктора наук!
Сказать ему, что она не намерена становиться доктором наук? Пожалуй, не стоит. Вместо этого Неля просто поблагодарила Ракитина.
– Не за что. Вы хотели о чем-то спросить?
А он чуток! Неля давно думала, как бы задать интересующий ее вопрос.
– Честно говоря, да. Это насчет пациента, который пострадал в результате припадка Шлыкова.
– А что такое?
Неле показалось, что вопрос главному неприятен.
– Что у него за диагноз? Извините, но он в таком состоянии…
– У этого больного острый психоз, Нелли Аркадьевна. То, что продемонстрировал давеча Шлыков, цветочки по сравнению с выкрутасами Незнанова!
Странная фамилия, пришло в голову Неле: похожа на те, что дают воспитанникам детских домов. Незнанов, Неизвестный, Потерянцев… Хотя и в обычной жизни каких только фамилий не встречается!
– Он буйный? – поинтересовалась она.
– Более того, склонен к суициду: может, вы заметили шрамы на его руках? У Незнанова тяжелая история, но здесь он – всего лишь больной человек, поэтому и относиться к нему нужно как к любому другому, то есть с жалостью, сочувствием и профессионализмом. Вы меня понимаете?
– Он опасен? – уточнила Неля.
– Под действием соответствующих препаратов даже Чикатило был бы не опаснее трехлетнего младенца, – хмыкнул Ракитин. – Не берите в голову, Нелли Аркадьевна, у вас и так есть, чем заняться!
Последние слова главного означали, что разговор окончен. Неля попрощалась и вышла из кабинета, прихватив с собой две новые истории болезни.
* * *
Первый прием новых пациенток прошел неплохо – учитывая, что они вынужденно сменили врача. Обычно больные плохо относятся к переменам, поэтому Неля ожидала проблем. К счастью, не подтвердилось: похоже, она понравилась обеим женщинам. Одну из них, Диану Вишневскую, привели сыновья-близнецы. Они явились и на первый прием у нового доктора, чтобы поддержать мать.
Диана страдала магифреническим синдромом – иными словами, психическим расстройством, при котором в мышлении начинают преобладать идеи магического содержания. Неля действительно вплотную занималась этим интересным явлением, приобретающим все большую массовость. Многие психиатры до сих пор выражают сомнения в том, что данное заболевание имеет смысл выделять в отдельную категорию на основании содержания болезненных идей, а не клинико-психопатологических признаков, однако сама Неля считала это полезным для социальной психиатрии. На непатологическом уровне магическое мышление имеет характер стойкого заблуждения, но на клиническом магифрения становится психопатией и приобретает характер сверхценных идей, которые трудно поддаются коррекции. Неля прочла историю болезни до встречи с пациенткой. Поначалу никто и не понял, что с Дианой что-то не так. Все началось с визита к «колдунье». Подруга, увлекавшаяся оккультизмом, однажды предложила женщине сходить на сеанс вместе. Диана недавно вышла на пенсию, сыновья отлично ее обеспечивали, и она маялась от скуки. Но даже подруга не ожидала, что встреча с «колдуньей» произведет на Диану такое сильное впечатление. «Колдунья» наговорила ей с три короба о том, сколько, оказывается, болезней гнездится в теле ничего не подозревающей об их существовании Дианы и что необходимо серьезно бороться с ее «ухудшающимся» состоянием, если она не хочет в ближайшие месяцы оказаться прикованной к больничной койке. С того самого дня Диана жила по рекомендациям, данным «колдуньей». Последняя посоветовала «компетентного» астролога, и женщина ничего не делала, предварительно не посоветовавшись с ним. У нее развилось болезненное отношение к здоровью, проявляющееся в самоизнурении странными диетами, физическими и психическими тренировками, имеющими, по мнению любого здравомыслящего человека, совершенно иррациональное основание. За несколько месяцев Диана, пытающаяся навязать свой новый образ существования окружающим, растеряла всех подруг и знакомых (кстати, одной из первых ушла именно та женщина, которая и свела Диану с «колдуньей»). Медленно, но неуклонно она выпадала из нормальной жизни. Денег, что дети давали в достатке, стало катастрофически не хватать. Сыновья заинтересовались этим странным фактом, и Диана впервые попала в стационар. Тамошние порядки напугали и мать, и детей, и тогда им порекомендовали «Синюю Горку».
– Мама считает, что обычная, человеческая еда ее убивает, доктор! – жаловался Ефим. – Она выкидывает продукты, которые мы покупаем, и питается сырой крупой и овощами, говоря, что так она лучше «слышит Вселенную», представляете?! У нее есть какой-то дурацкий астрологический календарь, и каждый раз перед выходом на улицу она вычерчивает «паранормальные кривые», решая, какая опасность может грозить ей сегодня! А еще она выбросила телевизор – совершенно новый, я сам покупал, – объяснив это тем, что он создает в квартире «неблагоприятный фон»!
– Ваша мама регулярно принимает прописанные препараты? – спросила Неля.
– Первые несколько месяцев после выписки – да, но мы с братом не имеем возможности контролировать ее постоянно, ведь у нас свои семьи! С течением времени она начинает пропускать приемы. Лекарства покупаю я, и вот, представьте себе, в последний раз открываю шкафчик для медикаментов, а он полон неизрасходованных таблеток – там целые залежи, как у белки в дупле! Мы поняли, что пора снова в «Горку», иначе мама что-нибудь сотворит… В прошлый раз она раздолбала мусоропровод и накинулась на соседа, посчитав, что он «одержим демонами»! А видели бы вы ее квартиру: все разрисовано пентаграммами и «тайными» знаками – хоть попа вызывай!
Неле Диана показалась интеллигентной женщиной, благожелательной и даже рассудительной – до тех пор, пока речь не заходила о магии и «чудесах». Судя по всему, диагноз поставлен правильно, и Диана пожизненно останется пациенткой «Синей Горки», с периодами ремиссии, во время которых она будет казаться абсолютно здоровым человеком. Без контроля, какой присутствует в клинике, больные перестают принимать лекарства, и болезнь возвращается. Медикаменты делают пациентов пассивными, они чувствуют усталость и отсутствие энергии, а потому решают, что уже «достаточно поправились», чтобы отказаться от пилюль. В этом-то и состоит их главная ошибка.
