Ирина Градова
Клиническая ложь
– Я поняла, Тамара Васильевна, – прервала Алла хозяйку дома. – Вы хотите сказать, что ни с кем из поселка близко не сошлись.
– Нет, я вовсе не это хочу сказать! – возразила та. – Я лишь указываю на тот факт, что у меня достаточно узкий круг общения, а дочь и вовсе старается не контактировать с местным населением, ей и так хватает публичности! Когда Оленька приезжает домой, она хочет двух вещей – покоя и тишины. А вот мне порой приходится встречаться с соседями. Например, с дирижером Аветисяном. У Роберта Арамовича во втором браке двое близнецов, но они еще маленькие, даже в школу не ходят. У него есть дочь от первой жены, но они не общаются уже лет пятнадцать, поэтому я вряд ли могу предположить, что она приехала бы к отцу ни с того ни с сего!
– Жертве не больше двадцати, – вставила Алла.
– Тогда это точно не она: дочери Аветисяна должно быть под тридцать!
– Можете еще кого-нибудь назвать, с кем у вас близкие отношения?
– Ну… есть еще Анна Даниловна, мама заместителя прокурора города. У ее сына Валентина взрослый сын, дочерей или племянниц, насколько мне известно, нет. Вот, собственно, и все! Только знаете, что мне сейчас пришло в голову – почему вы зациклились на жителях поселка? Мне кажется, следует поговорить с прислугой, ведь среди нее полно молодых людей, и девушки тоже есть!
– Мы не исключаем и такой вариант, – согласилась Алла. – А у вас, Тамара Васильевна, есть служащие?
– Из постоянных – только домработница, Люся ее зовут. Ей пятьдесят два года, и она работает у нас уже лет семь.
– У нее есть дети?
– Люся одинока, но мы относимся к ней как к члену семьи. Еще садовник, он у нас общий на шесть домов, Иваныч, но ему за шестьдесят, а дети живут в Кингисеппе и никогда сюда не ездят.
– А прислугу других соседей…
– Нет, что вы, конечно же, я никого не знаю! Но это не значит, что нет смысла поспрашивать – жаль только, что я не сумела вам помочь.
Пожилая дама выглядела искренне огорченной, и Алла поспешила ее утешить:
– Знаете, – сказала она, – нам редко приходится рассчитывать на немедленный результат! В любом случае, спасибо, что согласились поговорить: вы очень четко обрисовали отношения между соседями, поэтому теперь я буду знать, о чем спрашивать стоит, а о чем – нет смысла.
Несмотря на отрицательный результат беседы, милая хозяйка настояла на том, чтобы Алла допила кофе.
Провожая ее, она сказала:
– Я все-таки надеюсь, что эта девочка не из наших. Поймите меня правильно: в любом случае то, что с ней произошло, ужасно, но знать, что у кого-то из соседей случилось такое несчастье, невыносимо! Не представляю, как бы я такое пережила… Да нет, не пережила бы, даже и говорить нечего!
* * *
Антон Шеин взял с собой Белкина, решив, что пареньку полезно лишний раз «потоптать землю», ведь большую часть времени тот вынужден проводить в кабинете, наедине с компьютером.
Действительно, Шурик лучше всех в группе владеет современными технологиями. Есть спецы технического отдела, но у них всегда полно работы и есть дела, которые находятся у начальства в приоритете, а значит, ждать результатов приходится слишком долго – легче задействовать «своего» человека, который справится с заданием не хуже. Но сам Белкин сильно страдал из-за того, что ему редко приходится «выходить в свет», поэтому он старался пользоваться любой возможностью это сделать.
Шеин привык к богатым домам, и они давно не производили на него того впечатления, как в молодые годы.
Зато Белкин, которому за всю жизнь удалось побывать дай бог в парочке дорогих резиденций, по-прежнему с восторгом воспринимал каждый такой визит и во все глаза пялился на окружающую обстановку.
Вот и в доме балерины Ульяны Орловой парню было на что поглядеть: картины в тяжелых рамах, изображающие главным образом Орлову в различных ролях, инкрустированная драгметаллами мебель из ценных пород дерева, богато украшенные зеркала от пола до потолка.
Но самым, на взгляд молодого опера, замечательным предметом интерьера являлась лестница на второй этаж. Из красного дерева, массивная, с обвивающими перила искусно вырезанными виноградными лозами, она прямо-таки вопила о том, что в этом доме проживают люди, для которых деньги не имеют значения.
В дом оперов впустила горничная в серой униформе – неприметный цвет, казалось, должен был подчеркивать богатство обстановки.
В ожидании прихода хозяйки они присели на длинный бежевый диван напротив французского окна, выходящего в сад с аккуратно подстриженными кустами и деревьями, в данное время года еще голыми.
– Неужели балеринам так много платят? – едва слышно спросил Белкин у старшего товарища, при этом голова его, казалось, вращалась по меньшей мере на двести семьдесят градусов, как у совы.
– Эх ты, балда, ты что, не знаешь, кто у этой балерины муж?
– И кто у нас муж?
– Георгий Саблин!
– Тот самый «телевизионный» адвокат?
– Он.
– Ну, тогда понятно…
В этот момент в просторную гостиную вошла женщина, невысокая и очень тоненькая. Ее невероятную стройность еще больше подчеркивал широкий кожаный пояс, надетый поверх шерстяной туники. Платиновая блондинка с модной короткой стрижкой и едва заметным макияжем пастельных тонов.
Антон понятия не имел, хорошая ли она балерина, но женщиной Ульяна Орлова была определенно шикарной!
– Я слышала, что случилось, – без обиняков начала хозяйка дома. – Такой кошмар невозможно скрыть: весь поселок гудит о найденном в нашем озере трупе девушки, мы в шоке!
– По причине того, что тело провело в воде несколько дней, мы не можем показать вам фотографию жертвы, – сказал Шеин, – однако наш художник попытался воссоздать образ жертвы при жизни. Взгляните, пожалуйста, не сочтите за труд.
Орлова взяла в руки фотокопию портрета и несколько секунд внимательно вглядывалась в изображенное на ней лицо. Потом она покачала головой и вернула портрет оперативнику.
– Нет, извините, никогда ее не видела – во всяком случае, в наших местах. У меня неплохая память на лица, знаете ли!
В гостиную неслышно просочилась невысокая женщина в униформе – как поняли визитеры, горничная, причем не та, которая открывала дверь. В руках она держала щетку для смахивания пыли.
– Не сейчас, Гуля, – слегка раздраженно проговорила хозяйка дома. – Займись пока кухней, там Варвара что-то липкое на полу разлила!
Горничная удалилась, лишь молча кивнув.
– Скажите, Ульяна Ильинична, – продолжил Шеин, – вы знали бы, если бы у кого-то из ваших соседей пропала дочь, внучка или племянница?
– Так вы думаете… вы правда считаете, что эта девочка – из наших?!
– Мы не исключаем такой расклад, – осторожно ответил Шеин. – Пока не опросим всех жителей поселка, невозможно сказать наверняка. Мне повторить вопрос?
– Нет, я отлично помню… Знаете, наверное, мы бы не знали, пропади кто-то из людей, живущих по соседству. Вернее, все зависит от того, о ком речь.
– Поясните?
– Ну, мы общаемся с ограниченным кругом людей, видите ли. На самом деле мы переехали в поселок недавно, а раньше жили в центре Санкт-Петербурга. Соответственно, все наши близкие друзья и знакомые остались там. Они приезжают в гости, но здесь мы близко связаны только с одной семьей, Аветисянами.
– С семьей дирижера Аветисяна? – уточнил Антон.
– Да, мы давно знакомы. Собственно, это он «сосватал» нам с мужем Сосновую Горку, и мы ни разу не пожалели о переезде.
– А может, покойная работала у кого-то из ваших соседей? – впервые подал голос Белкин, улучив паузу в разговоре. – Или приезжала в гости?
– Все возможно! – развела руками балерина.
Этот жест вышел у нее невероятно артистично – как на сцене, когда танцовщики выходят на поклон. Шурика никогда не тянуло к женщинам постарше, но и он готов был признать, что Орлова великолепна.
– Среди наших работников никто не пропадал, слава богу, – добавила она. – У нас их четверо, и все на месте!
– А их дети?
– Думаю, я бы узнала, если бы у них случилась беда, ведь служащие не боятся делиться с нами своими проблемами. Насчет соседей, извините, ничего сказать не могу: как я уже сказала, мы почти ни с кем не состоим в приятельских отношениях, а уж их работников и подавно не знаем!
– Что ж, мы в любом случае должны были задать все эти вопросы, – подытожил Антон, поднимаясь и делая знак Белкину последовать его примеру. – На всякий случай вот моя карточка: если что-то узнаете или услышите…
– Да-да, конечно, – кивнула балерина, принимая белый четырехугольник из его рук.
Выйдя за ворота, которые закрыл за ними пожилой узбек, Шеин остановился и оглядел оставшийся «фронт работ».
На небе снова стали собираться тяжелые тучи, да и смеркалось уже, а обойти оставалось еще домов семь-восемь.
– Слушай, давай-ка разделимся? – предложил он своему молодому спутнику. – Ты пойдешь по правой стороне, а я – по левой.
– Лады, – согласился Александр. – Встретимся на въезде в поселок, у шлагбаума!
– Ну, ты звони, если что, – на всякий случай добавил Шеин и зашагал к следующему зданию, почти целиком скрытому высоченным забором.
Проводив его взглядом, Белкин двинулся в противоположном направлении.
Идти от дома до дома было довольно далеко – они стояли на почтительном расстоянии друг от друга, словно бы говоря, что их хозяева оберегают свою частную жизнь и не склонны к общению с кем попало.
Не дойдя до ворот нескольких метров, он вдруг услышал негромкий окрик:
– Мальчик!
Не может быть, чтобы обращались к нему, ведь он – взрослый мужчина!
– Мальчик! – раздалось снова за его спиной.
Притормозив, Белкин обернулся.
На дорожке, ведущей к дому, стояла та самая горничная, которую он видел в доме балерины. Только сейчас на ней не было передника, а поверх униформы она накинула куртку.
– Вы же из полиции, так? – решила уточнить работница Орловой.
– Из Следственного комитета, – сказал он. – А вы… Гуля, да?
Женщина кивнула.
– Вы что-то хотели мне рассказать? – снова спросил Белкин, видя, что ее необходимо подтолкнуть.
– Типа того… Можно мне еще разок посмотреть на рисунок? Ну, девушки, которую…
Александр вытащил из-за пазухи портрет и протянул горничной.
Та бросила на него беглый взгляд и выдохнула:
– Да, это она!
– Так вы ее знаете?!
– А вы не скажете хозяйке? Если она узнает, меня тут же выгонят, а место хорошее!
– Обещаю, что она не узнает, откуда у меня информация. Кто эта девушка?
– Ее зовут… то есть ее звали, Дашей.
– А фамилия?
– Чего не знаю, того не знаю, мы называли ее просто Дашей.
– Она работала у Орловой?
– Совсем недолго, пару месяцев. Она пришла вместо Гали…
– Кто такая Галя?
– Повариха Орловых. Она ногу сломала, да так неудачно, что пришлось сначала одну операцию делать, потом, через некоторое время, вторую… Она боялась место потерять, ведь, как я уже сказала, платят здесь хорошо. Вот она и прислала свою знакомую, Дашу. Не знаю, где она ее взяла, только Дашка хоть и молоденькая, а здорово на кухне управлялась – она такие вещи знала, о которых Галке и невдомек!
– Например?
– Ну, про всякие там новые течения в кулинарии, какие вещества в каких продуктах содержатся, что с чем есть не стоит… Хозяйка у нас помешана на здоровом образе жизни и постоянно на диете, но, с другой стороны, мужикам-то нужно, чтобы вкусно было, понимаете? Вот Дашка как раз кстати пришлась: она знала, как накормить семью полезной пищей, чтобы все остались сыты и довольны! Мы даже думали, что Галка прогадала, прислав в заместители Дашу, ведь она справлялась лучше нее, и хозяйке все нравилось, пока… – она неожиданно осеклась, словно испугавшись того, что собиралась сказать.
– Пока что? – спросил Белкин, как гончая, почуяв «след». – Ваша хозяйка передумала?
– Вы точно ей не расскажете? – с сомнением спросила горничная.
– Клянусь чем хотите – мне это вообще ни к чему!
– Ладно… Короче, Дашка с нашим барчуком закрутила.
– С кем?
– С сыном Орловой, вот с кем! Она же девка симпатичная… Была, в общем, а он – настоящий ловелас, девицы вокруг него тучами роились. Мать сначала на его проделки сквозь пальцы смотрела, и мы все считали, что Ромка наиграется с очередной игрушкой да и отправится дальше «охотиться»… Только вот хозяйка, видать, решила не дожидаться, пока все само рассосется.
– Почему?
– Как – почему? Сынок с прислугой загулял – а если они ребеночка заделают?! Во-первых, парень еще студент, во-вторых… Ну не пара она ему, неужели не понятно?! Он – белая кость, а Дашка – о ней вообще ничего не известно! Для Орловой, да и для хозяина, важно, кто есть кто, а кто есть Дарья? Повариха – служанка то есть!
– В наше время…
– Да какое оно «наше»-то?! – с горечью перебила Гуля. – Вот вы, к примеру, что обо мне думаете? Что приехала гастарбайтерша из ниоткуда, да? А вот и нет! Я, между прочим, в Питере родилась и выросла, и родители мои, и дед с бабкой. Да, я татарка, но местная, коренная, можно сказать, только вот Орловым нужны другие люди, вот и приходится притворяться.
– Как притворяться? – не понял ошарашенный Белкин.
– Сказала я, что из Мамадыша приехала – когда-то мои предки и в самом деле оттуда прикатили, лет сто пятьдесят назад!
– Вы считаете, Орлова не взяла бы вас в горничные, знай она, что у вас питерская прописка?
– Ни за что не взяла бы!
– Но почему?
– Да потому, что богачам нужны люди, которым некуда пойти, если что! Они думают, что только в этом случае мы будем держаться за свое место и дорожить им, а они, в свою очередь, могут делать с нами что захотят.
– Так Орлова вас обижает, что ли?
– Да нет, не обижает… Она, в сущности, тетка неплохая: даже если наорет когда, отругает, то потом обязательно подарок подарит или премию выплатит. Поэтому у нее люди держатся, работу ценят. У других по соседству – по-разному, а у нас так.
– Гуля, это ведь не все, что вы собирались рассказать, верно? – после довольно длинной паузы предположил Александр. – Есть что-то еще?
Женщина помялась, потом нерешительно кивнула.
– Ваша хозяйка сделала что-то с Дашей? – спросил он, так как после кивка продолжения не последовало.
– Я… я кое-что видела.
– Что?
– Она дала ей денег. Вернее, предложила.
– Зачем?
– Неужели не понятно? Да чтоб сынка ее в покое оставила!
– И Даша согласилась?
– Хозяйка сказала, что даст миллион – миллион, понимаете?! Дашка сказала, что подумает, но хозяйка предупредила, чтобы не затягивала.
– Это все?
– Да.
– Гуля?
– Честное слово, это – все! Через пару дней Дашка пропала. Я решила, что она взяла деньги и ушла, как и просила хозяйка. Так как Орлова не удивилась и сразу же наняла временную кухарку через агентство, я поняла, что проблема разрешилась.
– Значит, вы с тех пор Дашу не видели?
Гуля покачала головой.
– Я думала, у нее все хорошо, – тихо сказала она. – Такую кучу денег разом огребла!
– А почему вы уверены, что она согласилась на предложение вашей хозяйки?
– Да дурой была бы, если б отказалась! Ромка-то ведь парень лихой, ветер в голове: ну, погулял бы он с ней, повозились бы, даже «залетела» бы она – и что тогда?
– Что?
– Все то же самое: хозяйка дала бы ей денег на аборт и отступные!
– А вы не допускаете мысли, что Роман мог захотеть жениться?
– Ромка? Жениться?! Да вы что, с дуба рухнули… Простите, конечно.
– Но вы же сказали, что он влюбился в Дарью!
– Влюбиться не означает жениться, понимаете? Ромка парень веселый, разбитной, спортивный – куда ему жениться? Сегодня в одну влюбился, завтра – в другую!
– Тогда почему ваша хозяйка так испугалась и предложила Дарье деньги?
– Так ясно почему – не хотела ждать, пока ситуация усугубится! Если бы Ромка заигрался и сделал Дашке младенчика, пришлось бы выложить куда больше денег, а если бы не удалось уговорить ее на аборт, пришлось бы тащиться в суд и решать насчет алиментов… Так что хозяйка поспешила избавиться от проблемы, пока не поздно!
– Ладно, спасибо вам, Гуля, за информацию, – пробормотал Белкин, радуясь, что ему, пусть и случайно, удалось добыть ценные сведения.
– Не забудьте – вы обещали!
– Никто о вас не узнает, не беспокойтесь. Мне бы еще с Романом поговорить…
– А вот это у вас никак не получится!
– Это почему же?
– Потому что его услали за границу.
– Серьезно? Когда?
– Да вот сразу после того, как хозяйка с Дашкой расплатилась. Наверное, она думала, что сынок может взбрыкнуть. Или Дашке не доверяла, поэтому решила обезопаситься: Ромка поехал в какой-то немецкий университет. На полгода вроде бы… Ну, я пойду, а то меня хватятся. И не забудьте о своем обещании!
Развернувшись, горничная заторопилась прочь.
Белкин постоял немного, размышляя над услышанным, а потом решительно двинулся в том же направлении: в дальнейшем обходе домов необходимость отпала, и ему требовалось встретиться с Антоном, чтобы доложить ему о разговоре с Гулей.
* * *
Идя к реанимации, Мономах убеждал себя, что ему не следует этого делать: в конце концов, кто ему этот неизвестный парень – брат, сват, друг? Да он его видел всего один раз в жизни и еще вчера был совершенно уверен, что не увидит больше никогда!
Но слова Суламифи Кац о том, что личность пациента не установлена, отчего-то зацепили Мономаха, и он решил, что должен попытаться помочь. Ну, или хотя бы выяснить, есть ли подвижки в его деле – вдруг родственники нашлись и беспокоиться больше не о чем?
На стуле у дверей реанимации сидел человек в форме, и Мономах сразу понял, что сидит он там именно по поводу неизвестного.
Он намеревался проскользнуть мимо, но полицейский поднялся и заступил ему дорогу.
– Простите, вы случайно не к неизвестному пострадавшему идете? – спросил он.
Мономаху бы сказать, что нет, и идти себе дальше, но он честно ляпнул:
– Да, к нему. Хотел проведать после операции…
– Вы принимали в ней участие?
Мономах кивнул.
– Отлично, а то я хотел встретиться с доктором Кац, но она занята и, как мне сказали, не освободится еще несколько часов!
– Сомневаюсь, что смогу вам помочь…
– А вот это мы посмотрим, доктор, посмотрим! Мы можем где-то поговорить? Ну, в смысле, где не так холодно?
Полицейский поежился, хотя и был в полном обмундировании.
– Сначала, если не возражаете, я хотел бы сделать то, зачем пришел, – сказал Мономах.
– Как я могу возражать? – пожал плечами служитель закона. – Только парень ведь все еще без сознания… Но вам виднее, вы же врач! – И он освободил проход, пропуская Мономаха к дверям.
Поговорив с реанимационной медсестрой, Мономах выяснил все, что хотел: состояние пациента стабильно тяжелое, изменений нет. Его держат на обезболивающих и седативных ввиду серьезных травм, и в ближайшие пару суток он, скорее всего, в себя не придет. Что на самом деле неплохо, так как в его положении отсутствие сознания скорее плюс, нежели минус.
Поглядев некоторое время на неподвижного, закутанного в бинты, словно египетская мумия, парня, Мономах оценил правоту сестрички и покинул палату реанимации.
У него имелась слабая надежда, что полицейский передумал с ним беседовать и ушел, но тот по-прежнему сидел на стуле, сторожа выход.
– Ну, как впечатление? – поинтересовался он, поднимаясь навстречу Мономаху.
– Все в пределах нормы, – ответил тот.
– Скажите, есть ли шанс, что пациент скоро очнется? А если очнется, то сможет ли рассказать, что с ним произошло?
– О том, есть ли повреждения мозга, пока рано судить – нужно время. А зачем вам его показания, разве вы не знаете, что случилось?
– Давайте проясним ситуацию… как мне вас называть?
– Владимир Всеволодович Князев, заведующий отделением ТОН.
– Каким-каким отделением? – переспросил полицейский.
– Специализированным травматолого-ортопедическо-нейрохирургическим, сокращенно – ТОН, – пояснил Мономах.
– А я – сержант Котов, Иван Леонидович.
– Вы ведь не из ГИБДД, верно, Иван Леонидович? Форма не та.
– Вы совершенно правы, Владимир Всеволодович, я – дознаватель. Коллеги из ГИБДД передали мне дело, поняв, что оно, скорее всего, не так просто, как казалось.
– То есть вы должны установить, имел ли место несчастный случай или что-то еще?
– Точно. Есть здесь тихий уголок, где можно выпить кофе? Ну, хоть чего-нибудь горячего?
– Пойдемте в кафетерий, – предложил Мономах, помимо собственной воли ощущая привычное возбуждение оттого, что в деле неизвестного что-то нечисто. – Там сейчас мало народу!
– Отличная мысль! – обрадовался дознаватель. – После вас, док!
Когда они устроились в кафетерии, где, как и предсказывал Мономах, людей было кот наплакал, беседа возобновилась.
– Так почему же в ГИБДД решили, что по делу необходим дознаватель? – спросил Мономах, дав собеседнику минут пять, чтобы насладиться хоть и не лучшего качества, но все же горячим кофе.
– Вы в курсе, где обнаружили потерпевшего, Владимир Всеволодович?
Тот покачал головой.
– Честно говоря, я о нем вообще ничего не знаю – ну, кроме того, что его имя неизвестно.
– Ясно. Дело в том, что нашли паренька в районе поселка Вартемяги. Знаете, где это?
– Под Всеволожском?
– Точно, от Питера примерно в тридцати километрах.
– Так, может, он и сам оттуда?
– А вот и нет: во всяком случае, ни в Вартемягах, ни во Всеволожске никто не заявлял о пропаже такого человека! Но проблема не в этом, а в том, что я посетил место, где его, по словам тех, кто позвонил в полицию, сбила машина.
– И что?
– А то, что, во-первых, он почему-то оказался не у самой дороги, а довольно далеко от нее, в подлеске…
– Ну и что – может, дополз?
– В сторону, противоположную той, где его могли легко обнаружить? – скептически поднял бровь дознаватель.
– Он же был в состоянии замутненного сознания – от боли, от удара, и не соображал, что делает!
– Может, оно, конечно, и так, но коллеги из ГИБДД не обнаружили следов экстренного торможения, хотя прочесали дорогу в обе стороны почти на километр!
– А что, если водитель и не тормозил? – предположил Мономах. – Разве вы с таким не сталкивались: испугался, решил, что его никто не видел, а значит, удастся избежать наказания?
– А как насчет следов крови?
– А что с ними?
– Никаких следов нет: все чисто! Врачи скорой утверждают, что потерпевший был весь в крови, когда его доставили в вашу больницу!
– Да, у него были открытые переломы берцовой и лучевой костей… – пробормотал Мономах. – Дождь смыл?
– Так не было в том районе дождя в сутки, когда случилось происшествие!
Мономах не мог не восхититься дотошностью людей, разбиравших ДТП: подобной тщательности трудно ожидать от работников ГИБДД, особенно если пострадавший не является известной личностью и СМИ не поднимают гвалта!
– Хорошо, – сказал Мономах, понимая, что у него закончились аргументы. – Как вам видится случившееся?
– Я ничего не могу утверждать, но, сдается мне, дело было так: потерпевшего привезли на машине и выкинули, возможно – бросили в подлеске, надеясь, что он мертв. То, что авария имела место, неоспоримо: ваша доктор Кац однозначно на это указала, но только вот произошла она вовсе не там, где обнаружили те… извиняюсь, жертву.
– Очень странно! – пробормотал Мономах.
– Понимаете теперь, как важно, чтобы парень заговорил?
– Естественно!
– Вы дадите мне знать, если в его состоянии произойдут изменения?
– Почему вы просите об этом меня, ведь его принимала доктор Кац, а его лечащий врач…
– Видите ли, лечащий врач не видел, как привезли пациента, и у меня создалось впечатление, что доктор Кац, как бы это помягче выразиться, недолюбливает органы следствия.
– Вы неправильно поняли! – поспешил на выручку коллеге Мономах. – Просто Суламифь Моисеевна ставит интересы пациентов выше других, ей кажется, что их требуется защищать от любых внешних воздействий, включая родственников.
– Кстати, о родственниках! – словно внезапно озаренный новой идеей, хлопнул себя по лбу ладонью Котов.
– Что, нашлись?
– Да нет, в том-то и дело! Но если вдруг они явятся, не могли бы вы сразу же меня известить? Вот мои телефоны, – и дознаватель протянул Мономаху карточку с номерами.
Когда Мономах вышел из здания больницы, дождь лил как из ведра – первый настоящий ливень в этом году!
Машину он оставил около магазина на другой стороне: начальство наконец решило заасфальтировать «лысое», разбитое тысячами колес покрытие стоянки, поэтому персоналу было предложено подыскать временное пристанище для своих «железных коней».
Чертыхнувшись при мысли, что придется целых двести метров бежать под струями ледяного душа с неба, Мономах приподнял воротник пальто и рысью припустил к дороге.
Перебежав ее (в совершено неположенном месте, надо сказать, так как «зебра», вопреки здравому смыслу, находилась не напротив входа в медицинское учреждение, а в нескольких десятках метров слева), он уперся в киоск, торговавший блинами, компотом и киселем. Он был популярен у пациентов, которые, пресытившись скудным больничным питанием, прибегали к нему подхарчиться чем-то, помимо жидких супов и каш, подаваемых в столовке.
Рядом с ларьком, тщетно пытаясь спрятаться под его козырьком, стоял абсолютно мокрый дядька неопределенного возраста. Красная физиономия, заплывшие глаза и набухшие брыли красноречиво говорили о злоупотреблении алкоголем. О том же свидетельствовал и характерный запах, исходивший от дядьки.
Мономах уже намеревался, миновав его, бежать к машине, как вдруг услышал:
– Мужик, купи птичку, а? Недорого!
Какую еще птичку? И тут Мономах заметил, что у ног пьянчужки стоит клетка, а в ней сидит некое существо – по-видимому, действительно пернатое. Только вот определить, к какому семейству относится данный вид, не представлялось возможным: очевидным было лишь то, что он крупный, а клетка слишком мала, и птице приходилось пригибать голову, чтобы не упереться в верхние прутья.
Ворона? Нет, слишком уж большая. Может, ворон? Да нет, клюв не похож…
Само собой, Мономах не имел намерения покупать птицу, да и не умел он с ними обращаться, но тут вдруг он поймал взгляд – человеческий взгляд, в котором читались одновременно безнадега и немая просьба.
Мономах знал, что собаки, кошки и лошади умеют так смотреть, но чтобы птица – это нечто новенькое и абсолютно неожиданное!
Пернатый смотрел на него исподлобья, выгнув шею, так как не мог поднять голову из-за чересчур низкого потолка клетки. У него была странная голова, будто бы поросшая волосами – вернее, было похоже, как будто ему на макушку какой-то шутник нахлобучил кудрявый парик. Из-под этой самой «шевелюры» на Мономаха и глядел яркий, круглый, внимательный глаз.
– Купи-и пти-ичку, мужи-ик! – заканючил дядька, переминаясь с ноги на ногу. Вода лилась с него потоком, как и с несчастного существа в клетке. – Холодно тут стоять, честно! Мне бы чего горячего выпить…
«Ага, – подумал Мономах, – в смысле – горячительного!»
Птица не сводила с него взгляда, и он, к собственному удивлению, спросил:
– Сколько стоит?
– Всего десять штук! Птица редкая, нигде за такие бабки не купишь, зуб даю!
Мономах сунул руку в нагрудный карман и нащупал одну-единственную бумажку в пять тысяч. До зарплаты еще два дня, но есть же кредитная карта…
Да на кой ему сдалась эта курица?!
– У меня только пять, – брякнул он.
– По рукам! – радостно взвизгнул дядька и ногой пододвинул клетку поближе к Мономаху.
Следовало просто уйти, ведь он ничего не должен ни этому пьянчужке, ни его странному питомцу, но Мономах почему-то покорно отдал купюру, поднял клетку (кстати, птичка оказалась чертовски тяжелой!) и зашагал к автомобилю, спрашивая себя, за каким лешим он так поступил.
С трудом погрузив клетку на заднее сиденье, он оглянулся: мужика и след простыл! Наверное, рванул в ближайшее питейное заведение: пяти тысяч вполне хватит, чтобы весело провести оставшееся от вечера время, и на завтрашний опохмел.
Интересно, что за диво дивное он приобрел?
Похоже, по дороге домой придется заехать в ветеринарку: если повезет, удастся оставить им пернатого, а уж они сумеют пристроить его либо в хорошие руки, либо в зоопарк… ну, или куда там обычно пристраивают птиц? Вот уж правильно говорят – не было печали!
Тяжело вздохнув, Мономах повернул ключ в зажигании.
Подняв голову, он поймал в зеркале пристальный, тревожный взгляд исподлобья.
* * *
– Ну что, у нас есть подозреваемый? – спросил Белкин, лучась довольством.
Алле жаль было разочаровывать парня, но это сделал за нее Дамир, задав встречный вопрос:
– Подозреваемый в чем?
– Как это – в чем? – растерялся молодой опер. – Алла Гурьевна, неужели вас не удивляет, что Орлова открестилась от поварихи?! Если ни она, ни ее сынок не имеют отношения к ее смерти, то почему она врала?
– Это и в самом деле интересно…
– Да ничего удивительного! – перебил Аллу Антон. – Ну не хочется ей быть причастной к неприятному событию – разве трудно понять? Боялась, что всплывет имя сына, вот и притворилась, что знать не знает девицу! Как вам такая версия, Алла Гурьевна?
– Вполне! Кроме того, Александр, ну не можем мы просто заявиться к Орловой и уличить ее во лжи! Ваша горничная вполне определенно показала, что Орлова предложила Дарье деньги, и та, возможно, согласилась. Если они сумели договориться полюбовно, зачем убивать? И потом, я себе слабо представляю, что хрупкая балерина средних лет легко справилась с молодой, здоровой девушкой, сломав ей шею!
– Так что, мы ничего не станем делать?
– Ну почему же ничего, – пожала плечами Алла. – Вы получили информацию, Александр, вам и разгребать последствия!
– Как это?
– Горничная, кажется, упомянула некую Галину, которая работала у Орловой?
Парень непонимающе кивнул.
– И эта самая Галина, – продолжала Алла, – должна неплохо знать покойницу, так? Ну, раз она ее рекомендовала на свое место?
– Вы хотите, чтобы я встретился с Галиной?
Белкин просиял: надо же, ему так редко дают самостоятельные задания – и вот он, звездный час!
– Вы все правильно поняли, – сдерживая улыбку, ответила Алла. – Поговорите с ней: вдруг Даша рассказывала ей о своих отношениях с сыном Орловой? Может, ей известно больше, чем горничной, – в частности, получала ли девочка деньги от хозяйки, и не поступало ли ей угроз со стороны оной.
– Можно прямо сейчас отправляться? – радостно спросил Белкин.
Алла кивнула, и парень выскочил за дверь так быстро, словно опаздывал на поезд.
– Алла Гурьевна, зря вы его поощряете! – неодобрительно щелкнул языком Дамир.
– Ничего-ничего, – усмехнулся Антон. – Пусть поцокает копытцами – вреда не будет! В конце концов, надо же и ему когда-то опыта набираться!
* * *
– Владимир Всеволодович, какими судьбами?!
Такими словами поприветствовала Мономаха Кац, когда он заскочил в ее крошечный кабинет в конце рабочего дня, почти уверенный, что нейрохирург еще на месте.
Так оно и вышло.
– Да вот, Суламифь Моисеевна, зашел поинтересоваться, как там наш неизвестный пациент – есть улучшения?
Пожилая врач устремила на него внимательный взгляд совершенно молодых глаз.
– Вы говорили со следователем? – скорее констатировала, нежели спросила она спустя несколько мгновений.
