Ирина Глебова
Выкуп
Глава 1
Тётушка Олимпиада Петровна лежала в гробу маленькая, сухонькая – такая же, как и при жизни. Только лицо очень бледное да глаза закрыты. Эти закрытые глаза и делали её по-настоящему мёртвой. Ведь сколько Вадим помнил, именно во взгляде тёмных проницательных глаз как бы концентрировалась вся энергия, сила воли, жизнелюбие тёти Олимпиады. Она словно видела всех и всё насквозь, но острый язык и добрая душа у тётушки Липы всегда пребывали в гармонии. И даже поддевая, подшучивая над кем-то, она никогда не обижала человека.
Вадим Сергеевич очень любил тётушку: она была их родовой крови и характера – истинная Баркова. Последние пятнадцать лет он виделся с ней редко, но созванивался постоянно, особенно после того, как семь лет назад по своим финансовым каналам, для которых нет ни границ, ни расстояний, поставил ей телефон.
Гроб стоял на двух деревянных тумбах у вырытой могильной ямы. Дальше, в ряд, тянулись ещё с десяток таких же, заранее выкопанных ям. Кладбище было новым, но уже «заселённым» на огромной площади, разбитой на кварталы. Но всё же сразу видно, что новое, ещё не успевшее обустроиться. Лишь в самом начале попадались могилы с капитальными памятниками, а в основном – из свежих холмиков торчали деревянные временные кресты или просто таблички. Зато на пригорке, словно крепость, стояли полукругом каменные мощные кресты в готическом стиле, а перед ними – изящная кирха. Вадиму уже рассказали, что это – захоронения немецких солдат ещё с войны. Год назад Германия реставрировала их на свои деньги. Глядя на них, Вадим не удержался от усмешки: земля мёртвых так напоминала землю живых! Побеждённая Германия, процветающая и самодовольная, оказывает гуманитарную помощь своим победителям! И взирает на них с милосердным презрением, свысока – так же, как эти каменные кресты на земляные жалкие холмики…
На аллее остановился ещё один похоронный автобус, из него вытащили гроб, поднесли к следующей вырытой яме. К нему быстро и деловито направился поп, одёргивая рясу и поправляя на груди крест. Этот священник подходил и к ним, как только они вынесли тётушкин гроб.
– Отпевать будем? – спросил как само собой разумеющееся.
«Надо же! – Вадим почти восхитился. – Как быстро сориентировались!» Сейчас все вдруг вспомнили, что они крещённые, православные. Редко кто откровенно называл себя атеистом. Даже те, кто не считали себя верующими и не ходили в церковь, говорили на Пасху: «Христос воскрес!», поздравляли друг друга с Рождеством Христовым. А уж когда умирали близкие, практически все старались хоть слегка, но обряды отпевания соблюсти. Мало ли что! А вдруг!..
И вот – священник прямо на кладбище, какой сервис! Только этот поп совершенно не понравился Вадиму. Ещё молодой, но лицо поношенное, обрюзгшее, хмурое, ряса неопрятная… Вадим успел лишь пожать плечами, не зная, что ответить, как лучшая тётина подруга энергично замотала головой.
– Ни в коем случае! Липа этого не хотела. Была и оставалась до конца неверующей.
Священник сразу отошёл, а через пару минут Вадим увидел, как он весело смеётся в стороне, с могильными копальщиками. «Ну и правильно, – подумал. – Может это вообще не священник, деляга какой-то…»
– Прощайся, Вадик. Что ж, пора уже… – сказала тётина подруга Александра Ивановна.
Вадим наклонился, коснулся губами холодного лба, сердце сжалось. Но тут же, оттеснив его, два парня ловко накрыли тётю Липу крышкой, вбили два гвоздя, и, подсунув верёвки, мгновенно опустили гроб в яму. Вадиму опять шепнули:
– Брось горсть земли первый.
Он сделал это, отошёл, пропуская других. Людей было довольно много: тётины друзья, коллеги, ученики, соседи… Быстро и ловко копальщики набросали земляной холм, пристроили венки. Могила покрылась живыми цветами. Вадим увидел, что женщины, прежде чем положить цветы, переламывают стебли. Заметив его удивлённый взгляд, Александра Ивановна объяснила:
– Если этого не сделать, то через пять минут после нашего отъезда цветов на могиле не будет. Вон видишь – рядом с могильщиками стоят мужчина и женщина. Поверь мне: только и ждут, чтоб мы уехали. Заберут – и на продажу! Тебе, Вадик, такой мелкий бизнес смешон? А они с этого живут… Нет уж, пусть полежат цветочки у Липы. С обломанными стеблями не станут брать.
Тут же к ним подошёл один из копальщиков.
– Хотите, поставим на могиле вот такой крест, – показал на лежащий в стороне деревянный крест. – Хороший, крепкий, долго простоит. Прибьём к нему вашу табличку…
Крест и правда был добротный, обведённый чёрной каймой.
– Ставьте, – согласился Вадим.
– Зачем? – Александра Ивановна попробовала его остановить. – Ты же ведь уже заказал памятник!
Вадим и правда уже оплатил памятник из настоящего мрамора, с тётушкиным изображением. Но он пожал плечами:
– Памятник будет только через неделю… Сколько за этот крест? Всего-то? – Он сразу же расплатился. – Ставьте.
– Не сомневайтесь! – сразу засуетился парень. – Завтра утром приедете, убедитесь – стоит чин чином!
– Утром? – Вадим посмотрел на Александру Ивановну. – Зачем?
– Да так положено, Вадик. Наутро после похорон проведывают умершего.
– Но у меня сегодня вечером из Одессы самолёт! Сразу после поминок поеду. Надо!
– Ничего, – успокоила его старушка. – Мы завтра сами придём. Ты и так всё для своей тётушки сделал, что надо. Спасибо тебе! На девять дней сможешь приехать?
– Вряд ли. На сорок – постараюсь.
Часа через три, простившись с тётушкиными друзьями и подругами, Вадим Сергеевич ехал на такси из Николаева в Одессу, в аэропорт. Он наказал шофёру никого по пути не подсаживать. Откинувшись на заднем сидении и приоткрыв окно, он курил, с лёгкой печалью думая о тёте.
Глава 2
Олимпиада Петровна, младшая сестра отца, была самой молодой в своём поколении Барковых. Она и умерла самой последней. Её жизнь стала их семейной легендой. За год до войны Липа окончила педагогическое училище и приехала по направлению в Николаев, учительницей младших классов в школу при судостроительном заводе. В неё влюбился молодой журналист из многотиражки того же завода. Она потом сама рассказывала Вадиму, ещё мальчику, о своём Васе.
– Никогда после я не встречала такого человека! Одновременно красивого и скромного, остроумного и застенчивого, умного и целеустремлённого. Он собирался поступать в университет на журфак, обязательно поступил бы и стал видным журналистом. Если бы не война…
В первый же день, не дожидаясь призыва, Василий пошёл в военкомат. Сначала попал в школу младших командиров. Через полгода, по пути в действующую армию, заскочил всего на три часа в Николаев. Пожениться они не успевали никак, но Липа сама сказала ему: хочу остаться ждать тебя не твоей невестой, а женой – пусть и неофициальной. «А, может быть, и ребёночка рожу. Ты вернёшься с фронта, а у нас – сын или дочь!»
Об этом тётушка Олимпиада тоже рассказывала Вадику, когда он был уже юношей.
– И представляешь, Вадик, – говорила она, – какой был Вася благородный и нежный, как любил меня! Отказался от близости. Сказал: «Ты не понимаешь, сколько трудностей тебе придётся пережить, останься ты не венчанной женой, да ещё с ребёнком! Я ни за что не обреку тебя на это. Вернусь – поженимся. Ты будешь ждать, я знаю…»
Похоронка на Василия не приходила – только извещение о том, что пропал без вести. Тётя Олимпиада ждала: сначала потому, что любила и верила, потом – уже не верила, что жив, но любила. А дальше – по привычке. Хотя могла выйти замуж и не раз. Да все претенденты проигрывали по сравнению с Василием. Чем дальше уходило время, тем всё более идеальным становился его образ… Хотя сама тётушка прекрасно осознавала, что с ней происходит.
– Это как история с Ромео и Джульеттой, – говорила она. – Не умри они молодыми, кто знает, как бы повернулась их жизнь. Могли бы рассориться, разойтись, разочароваться друг в друге, полюбить других. А вот однако…
Однако она и не вышла замуж. Но была совершенно не похожа на классическую старую деву. Жила счастливой, открытой жизнью, окружённая друзьями, уже выросшими сорокалетними, но всё ещё любимыми учениками, состояла в каких-то общественных организациях…
Ей исполнилось семьдесят четыре года. Вадим понимал, что это уже приличный возраст – дай Бог самому до такого дожить! Но всё же тётя Липа была не по возрасту здорова, энергична. Не умерла, а, скорее, трагически погибла. Заснула, забыв на газовой плите кастрюлю с водой. Вода закипела, залила огонь, газ шёл и шёл… Так она и не проснулась. Её подруги недоумевали:
– Ну не было у Липы склероза! Бывало, конечно, забудет где что положила. Поищет-поищет, потом сядет, сосредоточится – и обязательно вспомнит! Надо же такое: склеротические старухи, совсем без памяти, живут, а она, бедняжка, разок забылась, заснула – и на тебе!
Вадиму тоже было обидно. Он тётю Липу любил с детства. До подросткового возраста каждое лето он проводил у неё, в Николаеве – на Бугском лимане. А три раза она брала путёвки в одесские санатории – для себя и племянника, и он жил с ней на Чёрном море по месяцу. Это было чудесно, поскольку родители: отец – мастер кинотехпрома, и мать – чертёжница, могли отправить его только в пионерский лагерь. Это уже сейчас, к сорока пяти годам, Вадим Барков всё наверстал. Сам объехал полсвета, жену каждое лето отправлял то на Средиземноморье, то на Кипр, теперь вот – на Гавайи, сын учился в Англии…
Только в самолёте Вадим Сергеевич наконец расслабился, отдавшись спокойному, плавному полёту. Ещё из аэропорта по личному телефону он связался с племянником Константином. Назвал номер рейса, наказал подать свой автомобиль. И когда через полтора часа вошёл в здание аэропорта своего города, сразу увидел у турникета, среди встречающих, Костю. Махнул ему рукой, улыбаясь. Но парень был явно чем-то озабочен. «Ах, чёрт! – поморщился Барков. – На два дня оставишь дело, и уже какие-то нестыковки!» Константин был не только его племянником, но и помощником в работе.
– Ну, в чём дело? – спросил резковато, как только Константин оказался рядом.
– Невероятное совпадение, дядя! – Молодой человек протянул ему телеграфный бланк. – Получил уже после твоего звонка. Из Воронежа. Читай.
Ничего не понимая, Вадим Сергеевич взял бланк. При чём тут Воронеж? Никаких финансовых операций с этим городом он не вёл. И зачем телеграмма – можно ведь позвонить!
«Разбился автомобиле ваш родственник Венедикт Антонович Мельников. Похороны послезавтра…»
Вадим Сергеевич вскинул удивлённый взгляд на Костю. Тот растерянно и огорчённо развёл руками. Надо же такое: из похорон – на похороны! Дядя Венедикт… Вот несчастье!
Глава 3
Вадим Сергеевич Барков любил всех своих родственников. Это было что-то бессознательное, генетическое. Несколько лет назад он прочитал книгу Ирвина Шоу «Богач, бедняк», и сразу же уловил своё сходство с главным героем. Только тот парень, Рудольф Джордах, помогает своим родным, считая, что обязан это делать – ведь он самый старший в семье. Пока не понимает, наконец, что просто любит всех. Вадим же всегда знал: любой, даже дальний родственник, вызывает у него нежные чувства. Он не был старшим, но оказался самым удачливым в семье. А коль так – желание помочь, посодействовать родному человеку органично рвалось из него.
Вот хотя бы Венедикт Антонович. Казалось бы – двоюродный брат матери, а мать умерла очень давно. Кстати, в таком же точно, ещё молодом возрасте, как и первая, любимая жена Аллочка… Да, дядя Венедикт не прямой родственник – двоюродный дядя. Но у матери не было родных братьев и сестёр, а кузена Веню она любила. Значит, и Вадим тоже любил его. Три года назад ездил на 65-летие дяди, в Воронеж, и подарил машину. Венедикт Антонович двадцать лет ездил на «Запорожце» ещё старой модели – горбатом уродце, который на ходу уже разваливался. Вадим, ещё до того, как сели за праздничный стол, сказал:
– Я, дядя, дарю тебе машину. Не отмахивайся, как решил – так и сделаю. Тебе нужно только назвать марку, я дам распоряжение, и мои люди подберут машину без обмана.
Венедикт Антонович племянника знал, не очень удивился, только категорически отказался от дорогой иностранной модели.
– У меня, Вадик, уже есть на примете машина, «Москвич». Хороший, на нём ездили всего три года. По соседству один знакомый продаёт, недорого уступает.
На том и порешили. Дядя Венедикт очень радовался:
– У нас иномарки угоняют за милую душу! А на «Москвичок» не позарятся! Вот и буду я ездить да тебя добрым словом вспоминать.
И вот теперь – автокатастрофа. Господи, да что же они такие неосторожные, старики! Газом отравиться, разбиться в машине… Как сказал Костя? «Невероятное совпадение!»
Венедикт Антонович не был одиноким, как тётушка Олимпиада. Жена, взрослые сын и дочь, внуки… Но Вадим всё-таки настоял, внёс свою лепту: дал денег на поминки, заказал, вздыхая, такой же памятник, как и тёте. За поминальным столом расспросил, наконец, троюродного брата Владимира: как же произошла трагедия? Кто виновен?
– Думаю, мы точно никогда и не узнаем, – махнул тот рукой. – Отец возвращался с дачного участка, ехал по загородной трассе. В шесть вечера – ещё совсем светло! Там, на трассе, движение небольшое, можно гнать и на скорости. Но он, вообще-то, никогда не лихачил… Гаишники нам рассказали: к их посту подряд три машины подъезжали, говорили – в трёх километрах «Москвич» изувеченный на обочину сброшен.
Владимир, ровесник Вадима, вытер слёзы, успокоился. Рассказал дальше:
– Похоже, отца нагнала сзади тяжёлая машина, типа КАМАЗа. Наехала, подмяла, расплющила… И, конечно, испарилась. Пьяный, наверное, мерзавец был вусмерть – такое сотворить!
– И что, никто не видел? Свидетелей не нашлось?
– Нет, сами не объявились. Милиция, конечно, ищет – и убийцу, и свидетелей. По телевидению объявили, ну, знаешь, как обычно: «Кто был свидетелем дорожного происшествия на таком-то километре, такого-то числа, в такое-то время, просим позвонить…» Пока никто не звонил. Время, правда, прошло ещё немного…
До своего отъезда Вадим уладил ещё несколько дел – денежных, разумеется. Родственники вроде бы и стеснялись просить его, но он понял, что помощь нужна, сам вызвал на разговор. Оказалось, жена дяди – теперь уже вдова, – недавно перенесла инсульт, к счастью – в лёгкой форме. Но в давлении у неё большие перепады, нужно хорошо подлечиться, да только в городской больнице – ни лекарств, ни оборудования. А платные дорогие. Сын Владимира, шустрый парнишка Толик, окончил девятый класс, мечтает поступить в компьютерный колледж.
– Там, конечно, обучение – высший класс, и гарантия поступления в институт. Да только мне сто долларов в месяц никак не потянуть!
Владимир старался не говорить просительным тоном, но и в голосе, и во взгляде сквозили неловкость и надежда.
Вадим обе проблемы решил в пятнадцать минут, по телефону. Один из городских коммерческих банков, деловой партнёр его банка, профинансирует и лечение, и обучение Мельниковых. «Да, да, – ответил ему знакомый лишь по телефонным переговорам коллега, – это такие мелочи! Рад помочь…» Он не сомневался, что Вадим Барков при случае в долгу не останется.
И вновь аэропорт родного города, встречающий Константин, машина, ожидающая его. Словно время замедлилось. Только на этот раз – утро, а не вечер, и Костя – просто встречающий, а не вестник несчастья.
– Домой, – сказал Вадим Сергеевич, садясь сам за руль. – Сначала домой. Освежусь, приду в себя, часа через два появлюсь в офисе.
Он высадил Константина у банка – красивого, оригинальной архитектуры здания с ухоженным сквером и ажурной решёткой вокруг.
– Жду, дядя, – сказал Костя, захлопывая дверцу. – Надеюсь, неприятности кончились. Сколько можно!
Вадим махнул ему в открытое окошко рукой и поехал дальше. Его дом был недалеко, тут же, в центре города. Когда-то молодой директор центрального городского банка получил трёхкомнатную квартиру в престижном доме с так называемой «улучшенной планировкой». Для семьи из трёх человек в то время это казалось роскошью. Теперь Барков мог позволить себе очень многое. Например, купит квартиру современной «улучшенной планировки»: с отдельным входом в собственные двухэтажные апартаменты, где были и бассейн, и сауна, и бильярдная комната. Подобных домов в городе выстроили уже несколько. Но он не стал этого делать, к тому же, всё это было у него на загородной даче. Здесь же, в городе, он просто купил такую же трёхкомнатную квартиру в своём подъезде, прямо над собой – сосед уезжал в Израиль. Сделал евроремонт, винтовую лестницу наверх. Получилась скромная, но приличная шестикомнатная квартира – вполне хватало на семью из трёх человек. А сейчас, когда Олег учился за границей, было совсем просторно.
Вадим Сергеевич открыл подъезд своим ключом. Для гостей существовала система домофона: не выходя из квартиры, входную дверь можно было отворить, услышав по переговорному устройству знакомый голос. Потому подъезд был ухоженный, чистый. На первой площадке и в межэтажных пролётах стояли кадки и горшки с цветами, стулья и пепельницы для курильщиков. У ряда почтовых ящиков Барков достал маленький ключик, открыл свой. Ему в руки выпал длинный элегантный конверт.
Вся периодика и деловая переписка приходила Баркову в банковский офис. Домой – только личная. Потому он сразу подумал, что это написала Инга с Гавайев или Олег. Но и жена, и сын предпочитали звонить. Да и на конверте не было марок, не стояли штампы. Напечатано – явно с принтера, – «Баркову В.С.» И всё. Заинтригованный, Вадим Сергеевич присел тут же в старенькое мягкое кресло у стены и распечатал конверт.
«Господин Барков! Ваши родственники: тётя в Николаеве и двоюродный дядя в Воронеже, – погибли не случайно. Их убили мы. Да, это жестоко, но мы и хотели, чтобы вы, ещё до начала наших переговоров, осознали: мы всесильны, жестоки, готовы идти до конца. Торговаться с нами не нужно, поскольку разменная монета – жизнь ваших родных».
Вадим Сергеевич сходу проскочил глазами этот первый абзац, и как будто даже не понял. Полный бред! Прекрасная белая бумага, красиво сформатированный компьютерный набор в рамочке… Что же это, Господи Боже! «Ваши родственники погибли не случайно… разменная монета – жизнь ваших родных…» Не может быть!
Но цепкий ум прагматика – бизнесмена и банкира, – из глубины сознания словно бы отчеканил: «Может! Читай дальше!»
Дальше написано было вот что: «Условия просты. Вы находите возможность перечислить со счетов вашего банка один миллион долларов на наш счёт. Этот счёт и банк уже названы на ваш e-mail. Для облегчения вашей задачи устанавливаем срок – полгода. Этого времени достаточно. И переводы можно делать частями. Первый из них ждём через две недели: это должна быть четвёртая часть суммы – не менее. Поверьте: сомневаться и раздумывать не стоит. А тем более – обращаться за помощью. Иначе наши ответные действия будут так же мгновенны и неотвратимы, как те, с которыми вы уже столкнулись».
Подписи, конечно же, не было. Вадим Сергеевич быстро поднялся в квартиру, прошёл в кабинет. Там он снова сосредоточенно прочитал послание. Оно было жутким. Потому что не угрожало, а начиналось с кровавого подтверждения реальности угроз. Баркову совсем не трудно было теперь представить, как огромный КАМАЗ догоняет на пустой трассе «Москвичок», наезжает, наваливается всей тушей на багажник, кабину – давит, размалывает тонкое железо и худенького, седого дядю Веню… А тётя Липа! Не было у неё склероза, просто кто-то открыл газовую горелку, может быть даже предварительно усыпив старушку. Кто-то очень ловкий и безжалостный. Сомневаться не приходилось: так же спокойно он придумает «несчастный случай» и для самых близких людей Баркова. Сына, жены, племянника…
Вадим Сергеевич быстро включил компьютер, стал быстро просматривать электронную почту последних двух дней. И сразу нашёл: номер счёта в банке города Майами, Соединённые Штаты.
Глава 4
Никогда Барков не задумывался над тем, хорошо ли он поступает или плохо, занимаясь денежными операциями. Смешно было бы об этом рассуждать! Сфера финансов настолько самостоятельная и особенная, что не раз к Вадиму Сергеевичу приходило странное ощущение: это вообще не человеческая область! Или божественная, или дьявольская, но не человеческая. Обособленный мир, иные по качественной субстанции отношения, которые если и влияют, то лишь на жизнь человечества вообще, но совершенно не касаются отдельных людей. Даже если кто-то обогащается, а кто-то нищает, это всё равно происходит в стороне от неостановимого, как вечный двигатель, движения финансовых сфер. Там, на этих путях и орбитах – свои законы и своя атомная структура. Если верить в Бога, как в первоначальную силу, запустившую круговорот жизни, то можно представить и поверить, что финансы – приводные ремни этой божественной силы. Ведь недаром, когда год назад распалось такое, казалось бы, крепко и навсегда сбитое государство, как Советский Союз, в банковских кругах не случилось никакого краха или обвала. Некоторая первоначальная растерянность была вызвана чисто субъективными человеческими чувствами. Но единая гигантская финансовая машина тут же рванула вперёд! Какие открылись небывалые перспективы! Разве это не доказательство совершенно особенной природы этой области? Так причём здесь мораль, совесть, честность? Эти качества вполне присущи Баркову, как человеку. Но как финансовый магнат – он просто звёздная пылинка в круговороте финансовых сфер. Там нужно не мучаться человеческими вопросами, а делать дело.
Эту истину Вадим Сергеевич осознал давно и принял её. Полученное письмо вовсе не опровергало его убеждений, наоборот, скорее подтверждало – деньги вне морали! Шок, который он испытал, касался только судьбы погибших родственников и страха за жизни самых близких ему людей. Надо было действовать. Как? Об этом и думал Барков.
У него были партнёры – влиятельные люди. Но они тут не помогут. Даже наоборот: если предстоит согласиться на условия убийц, партнёры вообще ни о чём не должны догадываться. Расстаться с такими суммами общих денег они не захотят. Милицию Барков сразу исключил. Он не верил в её силы. Уважение, правда, испытывал. Два года назад его сын Олег вместе со своим младшим другом попал в очень опасную ситуацию. Мальчик молодец – оказался на высоте, хотя столкнулся с жестоким убийцей-людоедом. Но и оперативники подоспели вовремя. Олег оказался в центре событий случайно, милиция же шла просто по горячему следу. Но одно дело – ловить преступника-одиночку, а другое – международную финансово-террористическую организацию! Нет, милиция не поможет. Видимо, придётся всё обдумывать и решать самому. Впрочем, на одного помощника он может рассчитывать! Да, да, на Константина – толкового молодого человека, племянника, одного из «самых близких родственников», который и сам оказывается под угрозой.
Костя был его единственным племянником. Старшая сестра Люся вышла замуж рано, влюбившись до беспамятства в артиста цирка. Ещё бы: эквилибрист-жонглёр, гибкий и ловкий как пантера, поразил её воображение. Эдик – Эдуард был душой любой компании, очаровательно пел под гитару и приблатнённые песенки, и лирические романсы, забавно рассказывал невероятные гастрольные истории. Люська быстро забеременела и родила уже через четыре месяца после свадьбы. Это произошло перед самым уходом Вадима в армию. А когда он вернулся, маленький Коська уже бегал вовсю. Его папаша-циркач появлялся в семье наездами: то гастролировал с цирком по стране, то шабашил с эстрадной группой по южным курортам. Правда, привозил всегда очень приличные деньги. Но однажды исчез навсегда. Косте было пять лет. К ним наведывались следователи, расспрашивали. Оказалось, Эдуард Охлопин – сценическая фамилия «Миловзоров», – был удачливым и опытным карточным шулером, и однажды, сорвав очень крупный куш, растворился в неизвестном направлении. Оно и понятно: Эдик всегда отличался ловкостью рук и умением удерживать равновесие. Профессионал.
Так что Костя своего отца почти не помнил. Мужчиной, которого он знал и видел с детства, был дядя Вадим. Когда у Вадима Сергеевича появилась своя семья и сын, он не охладел к племяннику. Костя рос под его покровительством. И престижный колледж, и бизнес-институт племяннику финансировал Барков. Год заставил племянника покрутиться брокером на финансово-торговой бирже, потом взял в свой банк. Сначала начальником отдела валютных операций, потом – вторым исполнительным директором. Парень был смышлёный, оборотистый, да и не мальчишка уже – 27 лет. Обладал Константин и прекрасной коммерческой интуицией: обострённо чуял и беспроигрышную выгоду, и опасные ситуации. Иногда Вадим Сергеевич восхищённо думал: «Надо же, что значит гены! Отца не знал, а жонглирует и равновесие держит почти так же!»
Вообщем, Костя был хваткий финансист и хороший ему помощник. И Барков радовался этому, поскольку на сына Олега не слишком-то рассчитывал. Сын начинал учиться здесь, в инженерно-экономическом институте, но после той криминальной истории, из которой он вышел чуть ли не героем, попросился за границу. И вот уже почти два года он – в Кембридже. Вадим Сергеевич радовался: именно этот университет славился своим преподаванием экономических наук. Кембриджская школа! Но, вернувшись на каникулы после первого года учёбы, Олег сказал, что кроме экономических лекций посещает ещё юридические и кое-что из гуманитарных. Вадим Сергеевич тогда пожал плечами:
– Юридические знания иметь – это отлично! А гуманитарные… Что именно?
– История, английская литература.
– Ну, если не в ущерб основным наукам…
– Ты же меня знаешь, папа! Я или делаю на отлично, или совсем не делаю… Не беспокойся, я везде успеваю.
Но Вадиму Сергеевичу всё же показалось, что сын охладел к экономике. Как бы, вернувшись вскоре на каникулы домой, Олег не заявил, что полностью занялся историей и литературой. А экономику бросил – совсем, чтобы не делать плохо.
Впрочем, Барков всегда понимал, что сын у него – слишком романтическая натура, чтобы стать настоящим финансистом. Уезжая в Англию, Олег, например, подарил свой мотоцикл – шикарный «Харлей-Девидсон», – соседскому мальчику, которого спас. Серёжа и его отец, журналист Игорь Лунёв, отказывались от такого дорогого подарка. Но Олег настаивал, и, в конце концов, сошлись на том, что Серёжа будет пользоваться «Харлеем» в отсутствие Олега. Мальчик получил ключи от гаража, и Барков время от времени видел, как парнишка уезжает на мотоцикле.
