Ирина Буторина
В Одессу на майские
– По-моему они так писали про свою гимназию, а не про всю Одессу, – возразила начитанная подружка.
– Может быть, и про гимназию, но я распространяю их слова на весь город, который очень люблю! Бульвары, фонтаны, Лонжерон, Привоз, южный говорок… «Мадам, не делайте мне громко», – говорит тетка своей соседке в автобусе, болтающей на весь вагон по мобильнику. «Если вы такая краля, ездите на таксофоне», – отвечает ей крикуха. Тут же в перебранку включается весь вагон. Причем и на той, и на другой стороне есть свои сторонники. «Шо вы хочите от этой дамы, мы для нее простые гои, а она принцесса», – говорят одни. «А если бы вам позвонили, вы бы тоже подняли такой хипиш?» – отвечают другие. Переговариваться через весь вагон там норма и всем велело. А в Питере зайдешь в транспорт, сразу хочется в этой тишине прилечь и уснуть. Все постоянно говорят, что Питер – интеллигентный город, здесь, мол, никто не шумит, а я думаю, что причина здесь простая: как можно болтать, прикалываться и веселиться в сонном дурмане, в котором, в силу погодных условий, постоянно пребывает народ Северной столицы?
– Ну, ты придумал! – возмущалась коренная петербурженка Ирина. – Мы просто наследники петербургской аристократии и советской интеллигенции. У нас не принято шуметь и ругаться на людях и вообще привлекать к себе внимание.
– Понял не дурак, у тебя голубая кровь, – тут же парировал Петька. – Питерцы, по ходу, ругаются только дома. Проснулся и ну орать. Тут шел как-то по улице Марата, слышу крики, мат-перемат, а в воздухе пух и перья летают. Поднял голову, а на самом верхнем этаже идут бои местного значения при открытых окнах. Похоже, супружница кидает в мужа всем подряд: сковородками, подушками, утюгами, и они плавно приземляются на идущие под окнами автомобили и головы интеллигентных горожан.
– Ну, всякое бывает. В семье не без урода. Питерцев сильно разбавили приезжие. После блокады в городе осталось всего около семисот тысяч человек, а теперь уже под пять миллионов.
– Хочешь сказать, понаехали? Маманя тоже говорит, что Одесса сильно изменилась в последние годы. Раньше город на треть был еврейским. Когда Горбачев открыл границы, большая часть евреев съехала в Израиль и Америку, их место заняли украинцы из окрестных сел. Оставшиеся немногочисленные евреи растворились в большой массе украинцев и теперь настоящей одесской речи практически неслышно. Ты видела фильм «Ликвидация»? Классный фильмец! Мать говорит, что артистам удалось здорово передать одесский диалект, хотя время от времени и прорывался московский говорок, но в целом хорошо. Моя матушка – коренная одесситка, ее не проведешь. Я еще прошлым летом хотел тебя в Одессу свозить к моим родичам (так на Украине родственников называют), но тут подвернулись эти путевки в Южный. Я подумал, зачем нам на глазах родни быть? Народ провинциальный, еще не поймет, как невенчанным спать вместе? А в это лето обязательно поедем. Хорошо бы попасть в цветение акации, это где-то в июне. Ты знаешь запах акаций? Нет, ну это просто чудо: сладкий, но не приторный, ты весь в нем утопаешь и понимаешь: вот он юг! Север так не пахнет. Одним словом, следующим летом едем в Одессу.
Всю осень Петька опять ходил на какие-то митинги и марши, только иногда прихватывая с собой подружку, объясняя, что не хочет подставлять ее под дубинки полиции. В конце ноября он прибежал к ней домой сияющий и радостный и закричал с порога:
– Свершилось!
– Что свершилось? – удивилась Ирина.
– Революция на Украине! Народ поднялся, чтобы свергнуть коррумпированную власть! В центре Киева собрались тысячи людей с требованиями отправить в отставку президента Януковича. Причем, никто им этот митинг не согласовывал. Просто взяли и пришли. Включай телевизор, там телеканал «Дождь» в режиме онлайн все показывает.
– А чему ты, Петр, собственно, радуешься? – с такими словами вышел в коридор отец Ирины. – Они же в ЕС вступить хотят.
– О, приятно, Дмитрий Вадимович, что и вы заинтересовались политикой. Вот ведь, что революции с людьми делают! – нахально улыбаясь, ответил ему Петька. – ЕС – это хорошо, нам тоже надо туда вступить, не с Азией же брататься.
– Понимали бы вы чего, прежде чем делать такие заключения, – рассердился отец Ирины. – Россия не та страна, чтобы быть под кем-то. Такого еще сроду не бывало, чтобы ей правил чужой дядя.
– А татары и монголы? – неожиданно поинтересовалась дочка.
– Это было еще до объединения Руси, а после того – ни разу. К тому же, татары нами не правили. Дань мы им платили, но были самостоятельными. А Европу эту мы трижды били, и правили значительной ее частью, так что не им нас учить!
Дмитрий Вадимович говорил сердито и мало походил на всегда любезного и хлебосольного хозяина. Из этого стало ясно, что радость от украинской революции потенциальный тесть не разделяет, и Петя замолчал. Однако его оппонент не унимался.
– Петр, я терпел, когда ты Ирку в свои политические игрушки затаскивал. Надо, конечно, немного нашу власть потрясти, чтобы сами жили и другим давали. Мне, предпринимателю, это понятно, но вот предавать Родину я ей не позволю! – закончил он на высоких тонах.
– Какое же тут предательство? – удивился Петр.
– Самое настоящее. Кто спас украинский народ от ляхов? Кто создал после революции страну «Украина»? Кто сделал ее процветающей республикой Союза? Кто дал ей независимость? И за это все она нас все последние годы обманывает, обворовывает, а теперь и вовсе предала, собравшись вступить в Европу.
– Ой, да успокойтесь вы, Дмитрий Вадимович, никто нас не предал, просто народ захотел себе лучшей жизни, что в этом непонятного? – пытался оправдаться Петя, потихоньку продвигаясь в спасительную комнату Ирины.
– А ты был в этой Европе, чтобы так рассуждать? Не был, то-то и оно! Вон, Финляндия рядом, сделай себе иностранный паспорт и езжай, посмотри, как они живут. Что, Ириша, роскошно? – повернулся отец к жавшейся к стене дочери.
– Нормально, – неуверенно ответила та, – скромненько, но чистенько.
– Вот именно, скромненько! Не было бы нас, они бы жили бедненько и чистенько. Это, мы, идиоты, своего мыльно-рыльного не берем, в Финляндию ездим. Причем машинами вывозим!
Было заметно, что отец сильно рассержен. Причина тому была. Он занимался оптовыми поставками в Питер отечественных стиральных порошков и продвижением их на внутреннем рынке, потому весь иностранный импорт у него вызывал раздражение.
– Правильно Путин сказал, если войдет Украина в ЕС, потащит к нам беспошлинный европейский товар. Что тогда делать нашему производству, закрываться? – сердито посмотрел он на Петра. – Так что, молодой человек, вначале надо разобраться, что к чему, а потом радоваться. Правильно я, мать, говорю, – повернулся он к выглянувшей из дверей гостиной жене.
– Ты всегда все правильно говоришь, но только почему гостя на кухню не приглашаешь, он ведь наверняка голодный, – ответила та примирительно, широким жестом зазывая Петю на кухню.
– Да нет, спасибо, Полина Ивановна, я только что обедал, – сдержанно ответил ей Петя, – я немного посижу и пойду. Устал сегодня ужасно, – и, пропустив вперед себя подружку, зашел вслед за ней в ее комнату.
– Странный твой папаша, смотрел одни комиксы и вдруг прозрел. Оказывается, он против Европы, – продолжил дискуссию Петр, даже забыв ее чмокнуть, как это делал всегда.
– Он не против Европы, он за Россию и свой бизнес, – пыталась оправдать отца Ирина, – ты с ним лучше не спорь, он упрямый, что-то вобьет себе в голову, его не переспоришь. Недавно за компьютер засел, теперь там постоянно с кем-то переписывается и страшно сердит на украинцев за то, что они Россию считают отсталой страной и решили идти в Европу.
– Но ведь они правы, мы от Европы отстали надолго, если не навсегда. Надо догонять, но для этого нужна демократия, коррупцию надо уничтожить, олигархам не давать грабить страну. Вот как на Украине: не хочет Янукович в Европу, купил его наш президент, народ против этого восстал. Песни поют на Майдане, речи произносят. И, заметь, никто им не мешает, менты никого не ловят и в автозаки не закрывают.
– Может быть, это и так… Но ты лучше с отцом не спорь, мне все рассказывай.
– Если не хочешь, я тебе ничего говорить не буду. Мне достаточно споров в общаге. У нас Терминатор и Матрос объединились против меня и постоянно чморят.
– Они же против власти? – удивилась Ирина.
– Да, они против, но каждый по-своему. Терминатору царя подавай, Матросу – генсека. Сами, похоже, на эти места метят. Однако теперь объединились и говорят, что перед угрозой внешнего врага надо быть за Родину.
– А ты разве не за Родину? – пожала плечами Ира.
– Демократы тоже за Родину, но без тоталитаризма, за свободу слова, свободу мнений и так далее. Поняла?
– Поняла, – как всегда смиренно ответила Ира, чтобы закончить спор.
Потом они еще немного поболтали, помиловались, но что-то мешало их сегодняшней встрече, и Петя, немного посидев, ушел. Вплоть до самого Нового года Петька не задевал с отцом Ирины тему об Украине. Сам же Дмитрий Вадимович так увлекся этими событиями, что больше ни о чем говорить не мог.
– Нет, ну вы видели где-нибудь такое? Эти молодчики майданутые на всю голову, бьют и жгут Омоновцев, а те терпят! Куда этот хренов президент смотрит? Разогнал бы всех водометами, развез бы по ментовкам в автозаках, и дело с концом. Нет, шляется по разным странам. Как можно из дома убегать, когда он в огне? Совсем умом тронулся. Наши тоже влезли со своими кредитами, будто деньги девать некуда. Лучше бы бизнес не обирали, на развитие что-нибудь оставляли, чем всяким придуркам раздавать. Раньше надо было заигрывать с Украиной, а не душить соседей непомерной ценой на газ, так ведь нет, свои Газпромовские карманы набивали.
Однако все, что раздражало отца, безумно радовало Петьку. Он буквально летал от счастья, узнав об очередной уступке власти восставшим. Ира, утонувшая в любви, вообще мало интересовалась Украиной, ей нужен был Пека, его руки, губы, глаза, он сам, такой любимый и желанный. Отца она тоже слушала в пол-уха, бездумно кивая, чтобы не обижать.
Новый год всей компанией праздновали в Карелии, сняв для этого домик в одном из пансионатов. Поспорили немного об Украине, каждый отстаивал свое мнение, но захмелев, расслабились, а потом и вовсе разошлись по комнатам с подружками, оставив Пашку поддерживать огонь в камине и смотреть телевизор. Катаний на лыжах по зимнему лесу не получилось ввиду отсутствия снега, и, побродив по лесу, насобирав шишек, ребята первого числа отправились домой. Вечером Петьке надо было заступать на смену. Он завез подружку домой, где принял предложение Ириной мамы, отметить Новый год с ними вместе. Дмитрий Вадимович вышел к столу откровенно сердитый и тут же набросился на дочку с вопросом:
– Ты где болталась два дня?
– Я же говорила, что мы за городом праздновали Новый год. Сегодня Пете на работу, вот мы и вернулись.
– Говорила она! А к экзаменам кто готовиться будет?
– У меня только девятого первый экзамен, я успею. Пыталась успокоить отца дочь, но он все больше наливался раздражением.
– Ты, говорят, с Украины, – неожиданно повернулся он к Петьке.
– Вообще-то нет, – ответил тот. – Я только там родился, и мать у меня оттуда. А отец военный, вот всю жизнь и скитаемся по гарнизонам. А что?
– Да, я смотрю, ты вроде русак, а ведешь себя как типичный хохол. Признайся, ты ведь теперь за них?
– Я не за них, я за демократию, за власть народа.
– Знаем мы эту власть народа, вначале они все демократы, а потом диктаторы. Нет этой демократии, есть те, кто управляет народными массами. Вся демократия, как дышло, куда повернул – туда и вышло. Ленин тоже был за власть народа и что? Он основал в нашей стране такой тоталитаризм, которого не было даже во времена Ивана Грозного. Вот и на Украине могли бы демократично через год переизбрать нового президента, но нашлись силы, которые заявили, что надо скинуть действующую власть с помощью оружия. А Запад просто заходится от воя, как все правильно, как все демократично. Как можно радоваться? Какая это демократия, когда фашисты на Майдане заправляют? Вы вот знаете, кто такой Бандера, с флагами которого ходят украинские дерьмократы? А факельное шествие видели на Крещатике в Новый год?
– Нет, мы телик не смотрели, – ответил Петя. – Я знаю, что Бандера – это их национальный герой. Что тут такого? Мы же славим своих героев, почему им не иметь своих?
– Своих, говоришь? Под знаменами этого Бандеры в период войны были устроены погромы евреев во Львове, резня на Волыни, где поляков вырезали вместе детьми, чтобы освободить территорию для украинцев. Своих сородичей Бандеровцы тысячами уничтожали после войны! Они страшнее басмачей, те хоть женщин и детей не трогали, а эти деток просто привязывали к столбам, чтобы на них пули не тратить, и те умирали мученической смертью. Теперь портрет этого урода Бандеры висит в Мэрии Киева.
– Папа, это учили раньше в школе? – спросила Ирина. – У нас ничего такого в учебниках не было.
– То-то и оно, что ни наше, ни ваше поколение ничего о Бандере не знали. Стеснялись в советских учебниках писать про то, что представители братского украинского народа были фашистами. Между прочим, сегодня я прочел в инете, что именно они, а не немцы сожгли Хатынь, и еще несколько белорусских деревень. Эти сведения были засекречены, но, как говорится, в свете украинских событий, их рассекретили. Я был в Хатыни еще студентом. Там, в принципе, ничего нет, только мемориал и памятные доски, на которых выбиты имена сожженных крестьян и список деревень, которые были сожжены дивизией СС «Галичина». Эта дивизия была полностью сформирована из украинских националистов, а при прежнем президенте Украины Ющенко командир этой дивизии Шухевич был посмертно удостоен звания героя Украины.
– Зачем? – удивилась Ирина.
– Затем, чтобы привлечь внимание к этому ублюдку и воспитать на его примере подрастающих украинцев.
– Может быть, все же, чтобы воспитать на их примере патриотов? – неуверенно спросил Петя.
– Патриот, который признает только свою нацию, а все остальные ненавидит, и есть фашист. Впрочем, давайте все же выпьем. Новый год все-таки. Итак, я предлагаю выпить за мир!
Все переглянулись, удивившись такому непопулярному тосту, но выпили.
– Вы, Дмитрий Вадимович, просто как мой папахен, поднимаете тосты за мир, – все же не стерпел Петя.
– У наших родителей, переживших войну, это был главный тост. Помяните мое слово, скоро он и у вас станет самым главным.
Опрокинув стопку водки и тяжело поднявшись, он ушел в свою комнату.
– Не обижайтесь на отца, – извинилась за мужа Полина Ивановна, – очень он переживает из-за этого Майдана. Вчера позвонили поздравить наших друзей из Киева с Новым годом, так они нас буквально облили ушатом помоев. Обозвали оккупантами, лапотниками, коммуняками за то, что мы им в ЕС не даем войти. Отец все это выслушал, послал их и с горя напился. Он с похмелья такой сердитый. Так-то он у нас человек мало пьющий. Вы уж его, Петя, не дразните, имеете свои убеждения, старайтесь скрыть. Своим родителям рассказывайте, они простят, а ему не надо.
– Моим тоже этого говорит нельзя, типичные совки, им жесткую власть подавай. Я со своим батей тоже рассорился. Он говорит, что я предатель интересов своей страны, раз поддерживаю Майдан. Такого же мнения и моя мать, ее сестра с племяшом из Одессы накрутили. Говорят, что их западенцы забодали, требуют, чтобы все на украинском разговаривали. Я понимаю, это перегиб, так сказать, революционный, потом все устаканится и пойдет по-прежнему. Однако они имеют право на свой национальный язык и историю.
Однако время шло, а спокойствия на Украине не наблюдалось и, если Дмитрий Вадимович все больше мрачнел, то Петька ходил как именинник. Когда в конце февраля совершился правительственный переворот, он был счастлив.
– Представляешь, – кричал он, размахивая руками, – народ Украины победил! Ничего не смогла сделать власть. Ее просто под зад выгнали. Погибли бойцы, но дело их победило. Президент бежал, а народ выбрал свою власть! Я вчера ночью пришел со смены и до утра смотрел трансляцию с Майдана по «Дождю». Просто мурашки по коже бежали и слезы подкатывали, когда кольцо омоновцев стало сжиматься вокруг митингующих, а те зажгли покрышки, чтобы не подпустить к себе и пели свой гимн. Вот это настоящие патриоты! Нам бы так!
Ира его восторгов не разделяла, но и не возражала. Дома комментарии о победе Майдана были другие.
– Доигрался этот трусливый президент, прогнали его. Дождался, пока толпы вооружились, а сил их сдерживать не осталось. Сам все проиграл и людей погубил, – говорил отец.
Повеселел он только в марте, когда неожиданно для всех Крым присоединился к России.
– Вот это да! Я этой минуты двадцать три года ждал! – ликовал Дмитрий Вадимович, и затягивал песню: «Легендарный Севастополь…»!
– Что ваше поколение понимает о славе города-героя Севастополя? – спрашивал он у дочери и сам себе отвечал:
– Ровным счетом ничего, кроме того, что там море.
– Некоторые и этого не знают, – отозвалась Ира. – Тут на занятиях один парень спросил нашу преподавательницу по экономической географии: «Сориентируйте нас, где находится Севастополь?» Она буквально в осадок выпала. «Как, – говорит, – где? В Крыму». А тот: «А точнее?» Преподавательница стала рисовать на доске Черное море, Крым, Севастополь. Потом пришлось рисовать Симферополь, Киев и Москву, так как парень никак не понимал, где это.
– Сочиняешь! Такого быть не может! – возмутился Дмитрий Вадимович.
– Да нет, так и было, – преподавательница тоже очень возмущалась.
– Он что, из глухой деревни?
– Да нет, наш, питерский из очень обеспеченной семьи. Он потом объяснил, что никогда не был в Крыму, потому что родители считают этот курорт отстоем и ездят отдыхать в Европу или Турцию.
– Боже мой, я не мог представить себе такой дремучести! Разве этому в школе не учат?
– Учат. Но он говорит, географию закашивал.
– Вот я и говорю, разве сейчас образование дают! – возбудился отец в очередной раз и зашагал по небольшому пространству кухни, – как можно с такой подготовкой специалиста выпустить? Как можно ждать, что эти неучи будут патриотами? Ему что Крым, что Рым – все едино.
Потом, немного помолчав, спросил:
– А твой что, не рад Крыму?
Не успели прозвучать эти слова, как в доме раздался звонок и вошел сияющий Петька, затянув от порога:
– Легендарный Севастополь, Севастополь наш родной…
– Давно бы так! – обрадовался Дмитрий Вадимович и подпел будущему зятю.
По вопросу Крыма их мнения сошлись. Петька оправдывал это решение тем, что там восторжествовали демократия и справедливость.
– Люди референдум провели, большинство за отделение от Украины. Таким образом, демократия победила, а это главное. Если бы даже народ Крыма захотел отделиться от Украины и присоединиться, например, к Гондурасу, то и на это бы он имел право согласно идеям демократии.
– Ну, ты хватил, к Гондурасу! – засмеялся Дмитрий Вадимович. – Ну, уж ладно к Абхазии, все же рядом…
– Все равно: к Абхазии, к Гондурасу или другой стране. Главное – это воля народа, и никто не имеет права с ней не считаться, – настаивал Петр.
– Наивный ты еще парень, – скептически улыбнулся Дмитрий Владимирович. – Где была бы эта демократия, если бы в Крыму не стояли российские войска? Воля волей, но ее еще и кому-то обеспечивать надо. Вон, Запад говорит, что референдум прошел под дулами автоматов.
– Врут они все, под дулами так не голосуют, – возмутился Петька. – Вы видели, с какими лицами народ на референдум шел? Невозможно себе представить, чтобы можно было улыбаться и веселиться, стоя в окружении спецназа. Такое не сыграешь, да и зачем им играть? Они понимают, что победила справедливость. Крым Россия не для Украины долгие годы завоевывала. Мой отец какое-то время в Балаклаве служил в охране Черноморского флота, и мы жили с ним. Так он, когда мне, пацану, показывал памятники русским морякам, едва сдерживался от слез, говорил, что это чудовищная ошибка – отдать Севастополь и Крым Украине. Кто-то из генсеков, говорил, отдал.
– Хрущев отдал, у него жена была с западной Украины, он сам из Донбасса, наполовину украинец, а перед войной компартию Украины возглавлял. Видимо, по зову крови и отдал русский Крым республике, которая родилась через полторы сотни лет после завоевания этих территорий Россией. Вы наверняка не знаете, что Украина была создана решением трех генсеков: Ленина, Сталина и Хрущева. Даже нам этого в школе никогда не говорили. Вождь мирового пролетариата, памятники которому украинцы теперь валят по всей стране, создал Украину из Гетманщины и Новороссии. Сталин после войны присоединил к ней западные области, а Хрущев – Крым.
– А референдумы были по присоединению этих областей? – строго спросил Петя.
– Ну, ты даешь! Какие референдумы у тоталитарной власти? Захотели – присоединили, захотели – отсоединили. Детвора вы еще, ничего в этой жизни не понимаете, а еще демократию вам подавай. Вот о справедливости – это ты правильно сказал. Это высшая справедливость, что Крым к нам вернулся! А студенты это понимают?
– Еще как! Вчера вся общага гудела. И анархисты, и демократы, и коммунисты, и монархисты – все радовались. Песни пели. Никто толком советских песен не знает, так, по нескольку слов, а песню «Любэ» «Но мы вернемся, мы, конечно, доплывем…» орали так, что, наверное, и на Невском было слышно. Потом Матрос Железняк даже танец «Яблочко» пытался сплясать в своей коронной тельняшке.
– А хипстеры тоже веселились? – поинтересовалась Ира.
– Эти нет, они молятся на Запад и боятся, что им визы в Европу закроют. Мы даже хотели своего хипстеренка помять немного. Но передумали, вдруг памперса не хватит? Отмывай его потом. Решили лучше покатать народ на волнах.
– Как это? – удивилась Ириша.
– Традиция такая в общаге есть – спускать всех новоиспеченных инженеров на тазике с лестничного пролета вниз. Раз Севастополь – гордость русских моряков, то почему бы не доказать, что мы достойные потомки этих героев! Решили катания начать с крымчан (есть у нас и такие), но они, как настоящие герои обороны Севастополя, отбились от такого приятного действа. Тут Терминатор вдруг вспомнил, что я родом из Одессы, и предложил меня прокатить, но я им тоже не дался…
– Ну, вы придурки! – покачала головой Ириша. – Так ведь и разбиться можно.
– Придурки, конечно, но все живы, и тусняк классный получился, – сиял Петька. – К тому же мне великолепная мысль в голову пришла – реально покататься по волнам. Давай, Ириска, махнем на майские в город-герой Одессу, где родился такой славный сын страны как Пётр Шкодин!
– Ни в коем случае! – перебил его Дмитрий Вадимович, – на Украину сейчас нельзя.
– Почему нельзя? В Одессе все тихо. Я звонил тетке, она говорит, что ее сынок Сашка с друзьями ходит на демонстрации. Майдана у них нет, да и в их районе вообще тишина. Народ, в основном, за Россию или за вольный город Одессу.
– Понятно. Конечно, не вся страна пылает, но все же я Ирку в Одессу не отпущу, – твердо сказал Дмитрий Вадимович. – Вот если к лету все успокоится, тогда, пожалуйста, поезжайте.
– Да поймите вы, летом я не могу. До конца июня я защищаю бакалаврскую работу,
а потом сразу сборы на все лето. Когда ехать?
– Я бы рекомендовал вам поехать в Крым, но там еще не спокойно. Можно поехать в Сочи, на олимпийские объекты посмотреть, но наверняка дорого. Если, конечно загорелось, то езжайте лучше в круиз по Балтике. Я недавно рекламу видел по телику. Три города: Хельсинки, Стокгольм, Таллинн – посмотрите, а денег надо всего-то тысяч 12-15 на двоих в каюте с окном. Я вам на это дело подкину.
– Хорошая идея, но подкидывать ничего не надо. Я подал на расчет (летом все равно не поработаешь), и мне должны заплатить выходное пособие. Как раз на поездку хватит, но надо успеть получить загранпаспорт. Завтра займусь.
– Ну, он у тебя лихой, – сказал отец дочери, когда за Петром закрылась дверь. – «Подкидывать не надо!» Смотри какой, еще пацан, а уже сам за себя и свою девушку отвечает. Похвально! Поезжайте, посмотрите Прибалтику.
Через три дня Петька нашел на переменке Ирину. Вид у него был откровенно расстроенный:
– Не получается с паспортом. Я отпросился вчера, чтобы документы подать, а там очередь на весь день. Пропустил занятия, выстоял, а в итоге сказали, что готов будет только после майских. Так что плакал наш круиз. На Сочи моих заработков не хватает, я смотрел в инете. Проще в Италию сгонять, но тоже паспорт нужен, так что придется все-таки ехать в Одессу.
– Папа говорит, там опасно, – несмело заметила Ира.
– Я вчера опять звонил своим, говорят, все спокойно, их Киев не колышет. Я уже все рассчитал. Берем билеты на поезд в плацкарт туда и назад. Ты когда-нибудь ездила в плацкарте?
– Может быть, маленькой и ездила, но не помню, мы в основном самолетами летаем.
– Ну вот, заодно и прокатишься, как простой русский человек, – засмеялся Петька. – Все когда-то бывает в первый раз. Тем более, с милым и в плацкарте рай! Не так ли, Ириска? – прижал он девчоночьи плечики. Жить мы будем у тетки. Они с мужем едут на все праздники на дачу помидоры сажать, а мы с Сашкой останемся одни в большом доме. В этом доме несколько поколений маминых родственников жили. Там родились и она, и я, и Сашка. Не дом, а сказка! Представляешь? И в этой сказке ты, я и братан. Это не в общаге на проваленной кровати обниматься, это не в фанерном домике в Южном лагере ютиться. Здесь целый домина, стены – во! – широко развел Петька свои длинные руки. – Ну не во, но полметра точно. Пушкой не пробьешь. А Одесса весной? Это же диво! Тут холод и дождь, а там каштаны зацветают, и весь город пахнет весной и морем. Ты знаешь, как пахнет море весной? Оно пахнет не так как летом, когда от зноя и толп отдыхающих вода зацветает и начинает разить болотом. Весной оно пахнет по-настоящему: водорослями, рыбой и морской солью. Красота, понимаешь? Никакие «Хельсинки» в сравнение не идут. Какое может быть сравнение у Балтии с Причерноморьем? На Балтике так же холодно и дождливо, как у нас, в Питере. Так что, весной надо ехать к теплым морям, чтобы приблизить лето. Меня родители возили-возили по стране, одних только школ шесть штук сменил, а потом в Сибирь завезли. Наверное, надо там родиться, чтобы любить эти холодные места с низким небом, которое, кажется, можно потрогать рукой. В Одессе небо высокое, не дотянешься. Поэтому там и народ веселый, мрачных там вообще не видел. Люди даже не отдают себе отчета, шутят они или говорят всерьез – приколисты, в большинстве своем. Представляешь, целый город сплошных Жванецких и Ноннок Гришаевых! Представляешь? Чего молчишь, Ириска? Едем или не едем?
Ира, действительно, как-то притихла и не знала, что ответить. Перспектива провести майские праздники с Петей, да еще в легендарной Одессе, ее очень радовала, но по природе своей она не была авантюристкой, да и нарушать запрет отца на эту поездку ей не хотелось.
– А что я скажу родителям? Отец же не хочет, чтобы мы туда ехали, – несмело возразила она.
– Скажи, что едем в Лосиное в северный лагерь универа.
– А может, лучше сказать, в Балтийский круиз?
– Вернешься – будут расспрашивать, что да как? Запутаешься. Этот материал надо все же представлять. Я бы отмазался, а ты, моя честная Ириска, нет. Про северный лагерь спросят по максимуму: «Холодно было? Что ели? Комары жрали?» Одним словом, стандартный набор вопросов, на которые можно однозначно отвечать «нет» или «хорошо».
– Ладно, едем! – засмеялась Ира. – Ты и мертвого уговоришь, как говорит моя мама, когда папа начинает клянчить стопочку к ужину.
УКРПРОСВЕТ
Уезжали они 29 апреля с намерением попасть в Одессу накануне праздника. Просторный чемодан девушке пришлось набивать и теплыми, и легкими вещами. По прогнозу погоды в Одессе должно было быть +22, а Ленинградской области, куда они, вроде как, отправлялись, обещали не выше +10. Мама, которая обычно принимала активное участие в сборах единственной дочери в дорогу, в этот раз была отстранена от этой обязанности. Пришлось так же отказаться от предложения отца отвезти на вокзал, сославшись на то, что они едут всей компанией на машине Пашки. Тот, действительно, приехал в назначенное время и загрузил большой черно-оранжевый чемодан Ирины в багажник, пробухтев для отвода глаз:
– Ты что, Ириха, на месяц в Лосиное собираешься? Бальных платьев набрала, чтобы комаров соблазнять?
– Тебе-то что? – заступился за подружку Петька. – У нее все бальные платья на вате, чтобы комар не прокусил. Попросишь у костра согреться, она ни за что не даст.
Пашка, долго путаясь по пробкам, подкатил все-таки ребят к Витебскому вокзалу. Место было памятным, именно здесь два года назад состоялся митинг, отсюда забрали Петра и увезли в неизвестном направлении.
– Да, мрачное местечко, – подумал вслух Петька. – Здесь все и начиналось: революция, арест, тюрьма и письма молоком любимой на волю.
– Какие письма? – удивилась Ирина. – Ты там сидел всего одну ночь.
– Но зато какую! Вся жизнь, как говорят приговоренные к расстрелу, пронеслась у меня перед глазами: глазастая няшная Ириска у меня на груди, храпящий на ухо Матрос в обнимку с Танькой, крутая Пашкина тачка и он сам, питерский предприниматель, а в будущем – владелец фабрики по пошиву трусов.
– Почему трусов? – возмутился Пашка.
– Друг один рассказывал, мы с ним как-то в Артеке отдыхали. Этот Мишка сам из Харькова, но десять лет назад родители уволокли его в Израиль. Теперь общаемся «ВКонтакте». Так вот, его мать – пианистка – строчит своими длинными музыкальными пальцами трусы с люрексом и кормит этим ремеслом и его, обормота, и бестолкового мужа-скрипача, который вообще не работает, а лежит сутками на диване, проклиная Россию, Украину, Израиль и Америку.
– Ну и терпло ты, Петька! Надо идти загружаться в поезд, а ты сидишь и болтаешь, черт знает, о чем! – напомнил цель поездки приятель.
– Скучный ты человек, Пашка. Нет бы спросить, за что проклинает этот гений Страдивари супердержавы? А ты бухтишь! Тем более, до отправки состава еще полчаса.
– Ну, и за что? – поинтересовался Пашка, зная, что если уж Петька задумал рассказать какую-то историю, то непременно должен ее выложить.
– А за то, дорогой мой друг Паша, что отравили они ему жизнь. Америка – тем, что помогла создать это славное государство Израиль, где его, уважаемого Аркадия Исааковича, стали запросто звать Аркаша, не понимая и не принимая его талантов. Израиль – тем, что жена-красавица вынуждена денно и нощно сострачивать кусочки ткани, чтобы чья-нибудь еврейская попа красовалась в них перед своим мужем. Украина – тем, что она совершенно непригодна для проживания такого гения, как он.
