Ирина Баранова
Свидетель
Посвящается нашим дорогим и любимым родителям
Не ищите ад в другом мире.
Он – в нас, и только мы
способны его преодолеть.
К/ф «Сонная Лощина»
Со знанием дела
Объяснительная записка Дмитрия Глуховского
Меня до сих пор пинают за то, что в «Метро 2033» люди разводят на станциях костры (по прикидкам критиков, они непременно должны были бы задохнуться от угарного газа), за то, что всего за 20 лет после ядерной войны флора и фауна у меня в романе мутировали до неузнаваемости, и даже появились новые виды разумной жизни, наконец, за то, что, как канючат самые занудные, в случае попадания современных ядерных боеголовок в цели в Москве, метро никого не спасет, а весь город превратится в озеро расплавленного стекла.
«Что это за фантастика?! – нудят до сих пор эти люди на форумах. – Так же не может быть!» Да, так быть не может. Но это потому, что «Метро» – никакая не фантастика, ребята.
Не тщательный просчет времени вероятного времени возникновения мутаций делает книгу достоверной – я два раза в Чернобыле был, я сам знаю, что двухголовых телят там нет. Не объяснение в деталях системы вентиляции станций, которая позволит жечь на них костры. И не умение описать в деталях, как именно нужно вести стрельбу из АКСУ и чем он отличается от АК-47.
Не детали автомата Калашникова важны, а психологические детали. «Калашников» – механизм, про него читайте специальные справочники. А в литературе – и в приключенческой, и в серьезной – дело-то в другом. В том, как себя герои ведут, – как живые люди, или как автору нужно. В этом достоверность.
Но вот после этого спесивого выступления я хочу вам представить книгу, в которой учтены все детали. «Свидетель» – первый настоящий детектив в серии «Вселенная Метро 2033», и мы не хотели доверить такую ответственность абы кому.
«Свидетель» написан двумя самородками портала Metro2033.ru, финалистами нашего прошлогоднего конкурса рассказов, которых эта победа катапультировала в число издаваемых авторов (видите, с некоторыми все-таки происходят чудеса) – Ириной Барановой и Константином Беневым.
Мало того, что они оба – талантливые, у Ирины есть еще и уникальный скилл: она двадцать лет проработала следователем в правоохранительных органах. Материала (материалов), думаю, у нее накопилось предостаточно. Со знанием дела (дел) тут тоже все в порядке. Опыт такой, что многим мужчинам его было бы через край. А женщина – как и ее героиня Кристи, – ничего, выдерживает. И делится. Кому, как не ей, писать детектив?
«Свидетель» будет достоверен на всех уровнях.
После ядерной войны примерно так все и окажется.
Дмитрий Глуховский
ПРОЛОГ
Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так,
А в конце – подавно.
И ни церковь, ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так!
Все не так, ребята…
В. Высоцкий
9 ноября. 0.45. Где-то в Городе
Из арки полуразрушенной многоэтажки вышел человек, осмотрелся – необходимая предосторожность – и только тогда махнул рукой, словно приглашая кого-то проследовать за ним. Действительно, следом показались еще трое. Сталкеры. Группа медленно, стараясь держаться подальше от стены, прошла до угла, и тут один из них неожиданно остановился и предупреждающе поднял вверх руку. Повинуясь безмолвному приказу, люди тут же заняли оборонительную позицию. Но все было тихо.
– Чего стоим? Кого ждем? – голос был недовольным, людям не терпелось поскорее миновать опасный участок.
– Петрович, действительно, долго стоять будем?
– Тихо вы! Совсем уже нюх потеряли! – цыкнул тот, кого называли Петровичем.
– Да тут и так тихо, как у…
Последние слова потонули в грохоте: стена дома напротив уступила напору времени и ветра, сложилась, рухнула вниз, подняв тучу пыли, перемешанной со снегом и сажей. Люди едва успели отскочить. Мгновение, и наступила пугающая тишина.
– Что за чертовщина? Теперь обходить придется!
– Да уж, домой приду, в Мурино, в церковь схожу. Не иначе Бог отвел.
– Не Бог, а Петрович. У него нюх на такое.
– Не нюх, а слух. Пошли обход искать. Жалко, хорошая дорога была, обжитая.
Группа двинулась обратно. Район был знакомый, изученный, но обстановка менялась ежедневно, если не ежечасно: где-то, как сейчас, рухнет дом, где-то тварь себе лежку облюбует. Нос по ветру держать приходилось постоянно.
Шли преимущественно молча: много ли наговоришь в противогазе, да и обстановочка к беседам не особо располагает. Но совсем молчать стремно, скучно.
– Вот говорили тебе, Косой, не надо ныкаться по таким местам: и идем пустые, и ноги чуть унесли, – подал голос один из сталкеров.
– Ты много чего говоришь, да только все не по делу.
– Тише вы! – крикнул Петрович. – Слышите?
– Вроде стонет кто, – произнес тот, кого назвали Косым.
Стон раздавался со стороны разрушенного торгового павильона. Отряд быстрым шагом направился к месту обрушения. Пара вояк заняла круговую оборону, двое других принялись разгребать кирпичи. Еще немного, и из-под завала показалась рука.
– Еще один! – крикнул сталкер, разгребающий завал с другого края.
– Жмуры, оба. Один, видать, только что преставился. Царствие им небесное… Мужики, обыщите. Документы, какие есть, забирайте, потом сообщим, кому надо; хабар, тоже берем, не пропадать же добру. Да завалим их обратно.
В этот момент один из разведчиков гадливо отскочил от трупа и плюнул в сторону, начисто забыв, что на нем противогаз:
– Мама родная! Тфу, да то ж веганцы…
Спустя три часа рапорт Петровича вместе с найденными у покойников бумагами лег на стол заместителя начальника службы безопасности Северной Конфедерации Андрея Мороза.
Глава 1
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
Я устал быть в дороге и одинокий, как воробей под дождем…
Я устал, что у меня никогда не было друга,
с которым можно поговорить, куда мы идем, откуда и зачем?
Я устал, что все люди жестоки и беспощадны.
Я устал от боли, которую я чувствую и слышу в мире каждый день…
Это слишком много…
Здесь… в голове… как будто осколки стекла…
Каждый день… Ты можешь понять?
К/ф «Зеленая миля»
5 ноября, 15.25. Перегон между станциями
Гражданский проспект и Девяткино, сторожка.
Мазай с любопытством разглядывал неожиданного гостя: мужчина был худ, грязен и, по всей вероятности, очень слаб.
– Что смотришь, дед? Ты уж решай скорее, что делать-то со мной… – голос человека дрогнул. Он действительно очень устал – переход по зараженному радиацией и полному тварей городу дался ему с трудом.
– Дед… Хм… Хотя, для тебя, наверное, и вправду дед… А я ведь помню тебя. Андрей, кажется? Значит, жив еще, – последняя фраза прозвучала как констатация некоего, не совсем приятного, факта.
Гость понял это по-своему, усмехнулся:
– Угу. Живее не бывает. Дед, ты определяйся. Не, я и в самом деле без претензий, все равно хана. Посплю тут, ладно? Разморило. Тепло…
Андрей ничуть не лукавил, ему действительно было сейчас все равно: внутри словно что-то сломалось, сдулось; то напряжение, которое питало его силы и благодаря которому он еще был жив, ушло. Из всех желаний остались только два – спать и есть. Причем спать, почему-то, хотелось сильнее.
– Вон туда ложись, там за стеной печка. И не бойся, не выдам. Рванину свою скидовай и в печь суй сразу же. Топить буду – сожгу, вшей мне тут без надобности.
– Не, вошиков у меня нету. За этим ТАМ, – гость невольно поежился, – следили строго.
Впрочем, уговаривать его не пришлось: он, ничуть не смущаясь постороннего присутствия, стащил с себя все, включая трусы, и не лег – упал на скамейку, которую указал ему хозяин, даже не потрудившись укрыться. И тут же засопел.
Прикрыв мужчину старой фуфайкой, Мазай еще немного постоял рядом, рассматривая спящего. Досталось парню, что и говорить. Не зря, видать, про «Дачу» рассказывают всякую жуть…
* * *
Дача. Для многих поколений горожан это слово было связано с летом, рекой, лесом, сладостным отпускным бездельем. Стоило произнести его, как вспоминались смоляной дух соснового бора, сладка ягода земляника, «шашлычок под коньячок», что вкусный очень. Это раньше. Ну а теперь любого жителя Конфедерации, включая малолетних и стариков, от этого слова бросает в холодный пот и хочется то ли перекреститься, то ли сплюнуть через плечо, пробормотав: «Чур меня!». Сейчас уже и не скажет никто, благодаря чьей извращенной фантазии «Дачей» стали называть местную тюрьму, вернее, и не тюрьму даже, а скорее, лагерь, где за скудную пайку несли исправительно-трудовую повинность все те, кто так или иначе согрешил перед законом: воры, бездельники, не желающие работать добровольно, любители выпить без меры, пристрастившиеся к «веселым грибочкам». Была там и парочка таких, кто этими самыми грибочками промышлял, были и драчуны – дебоширы. И убийцы тоже там были: кто-то поругался с соседом да силушку не рассчитал, кто-то на жену по пьяни руку поднял… Страшное место. Выдержать там год – уже подвиг, поэтому сроки, как правило, ограничивались неделями и месяцами. Три или пять лет были, пожалуй что, равносильны смертной казни, поэтому второй раз «на Дачу» попадать зарекались, и за всю историю ее существования не было ни одного случая рецидива. Как не было до этого ни одного побега. Андреем двигало отчаяние: он единственный, кто был осужден пожизненно. За убийство. Жестокое, немотивированное…
* * *
Гостя напои, накорми, в баньке попарь да спать уложи. Потом разговоры говори. Прям как у Бабы-Яги. А этот, на топчане, что получается, Иван-царевич?
Такое неожиданное сравнение развеселило Мазая. А что? Чем он не Баба-Яга? Такой же отшельник, пятидесяти нет, а уже дедом называют. Да и сторожка на сказочный дом вполне потянет: на двенадцати квадратах и печка, и «офис», и спальня с настоящей (!) кроватью. И даже банька. Чем не сказочное чудо? Сам не увидишь – не поверишь. И не важно, что «спальня» отгорожена от «офиса» занавеской, и стоит там только та самая кровать, а банька – закуток за печкой: полок да скамейка для ведер. Тазу там уже тесновато.
Вообще-то тут раньше был блокпост. После Удара гермы в туннелях, как им и положено, закрылись. А вот когда их открыли потом, что-то там не сработало, и обратно закрыть до конца уже не смогли. Пришлось перекрывать перегон до Девяткино людьми. Хорошо, фонит не сильно. Блокпост «прожил» ровно десять лет. Расформировали его, когда стало ясно, что затея эта пустая: в то время, когда про остальной город рассказывали всякие страсти, тут, у Девяткино, за все время – ни одного нападения: ни человека, ни жутких тварей. Волки с собаками и прочая «человеческая» живность не в счет. В чем тут причина, во многом осталось загадкой до сих пор.
Правда, появилось потом одно чудо, прозвали чупакаброй. Странное имя, но прижилось. Эта «милая» зверушка, не иначе как помесь лисы со свиньей (или не помесь вовсе, кто тут разберет, но пушистый хвост и пятачок в наличии имеются) никого рядом с собой не терпела, однако, как выяснилось, быстро сообразила, что человек – существо опасное. Но с остальными представителями местной фауны за свою территорию дралась отчаянно. И пока побеждала с большим преимуществом. Умная, зараза, быстро про ловушки сообразила. Сторож поймал себя на мысли, что думает об этом порождении ада (ну не Бог же так пошутил?) почти с нежностью. Не, точно, забавный зверь. Можно сказать, помощник: не досаждает и других не пускает. Так что, своим положением Мазай ей, наверное, немного обязан.
Незваный гость спутал охраннику все планы – до темноты он собирался проверить капканы, коими были перекрыты подходы к туннелю: чупакабра – чупакаброй, но и сам не плошай. Простая формальность, конечно, но правила есть правила, и пишутся они зачастую кровью. Вот и тут. Когда-то несоблюдение этого простейшего ритуала стоило его напарнику жизни, поэтому Мазай не рисковал. Надо, значит, надо. Да и в удовольствие было прогуляться вечером под небом. Зимой в этих краях светает поздно, а ночь наступает очень быстро: не успеешь насладиться неласковым зимним солнцем, как уже смеркается.
Он уже собрался уходить, когда услышал за дверью какой-то шум. Реакция была мгновенной: Мазай весь подобрался и сразу же стал походить на огромного кота, охотящегося на мышь. На то, чтобы разобраться в природе шума и понять, откуда он идет, потребовались секунды.
– Интересно, кого это там принесло?..
И вот теперь это самое «принесло» спало на топчане, а он впервые за многие годы не вышел на вечерний осмотр. Да и ладно, утром пройдется.
Андрей проспал до поздней ночи. Мазай не стал его будить, но и сам не лег: потихоньку сготовил ужин, натопил печь и нагрел воды, подобрал для гостя кое-какую одежду, собрал ему в дорогу «тормозок».
Банька хоть и крохотная, неправская по обычным меркам, устроена была грамотно, и жар в ней был настоящий. Была даже каменка, а как иначе? Как по-другому с себя грязь смыть, если мыло в жутком дефиците? Правда, что сейчас не в дефиците?..
Ужинали молча: каждый понимал, что главный разговор еще впереди, и всячески пытался отсрочить его. Мазай заговорил первым, заметив, что Андрей, разомлевший от бани и сытной еды, стал клевать носом прямо за столом:
– Спать ляжешь тут же, на топчане, я постелил. Моя смена только началась. Теоретически, ты можешь прожить тут целый месяц – ни держать, ни гнать тебя я не буду. Уйдешь, когда захочешь. Теплые вещи я тебе дам. Продукты тоже собрал, – он кивнул в сторону «тормозка», – на первое время хватит.
– Спасибо тебе, дед. Только можно уж не сейчас?..
– Говорю же – не гоню. Живи. Сил набирайся.
Они помолчали. Потом Мазай задал тот самый вопрос, что не давал покоя ему весь вечер:
– Скажи, куда ты теперь?
Парень потупил глаза.
– Значит, в метро. Дело твое. Только послушай совета: брось. Если хочешь жить, забудь. Отомстить ты все равно не сможешь.
– Что ты понимаешь, дед…Ты там не был. Никакая месть мне этого года не вернет. Я разобраться хочу. Мне интересно, за что все это? Кому я дорогу перешел?!
– Но ведь Грин, говорят, никогда не ошибается? – Мазай невольно поежился: тьфу-тьфу, не к ночи будь помянут: страшный человек, этот Грин.
– Не ошибается… Так что же ты меня тут кормишь-поишь? Если веришь, что я убийца?!
– Кто сказал, что верю? Верить можно только себе, и то – через раз: захочешь чихнуть, а получится… Ладно, я не о том. Дорогу тебе выбирать, а пока – живи. Надеюсь, в случае чего, не выдашь, где харчами разжился? Ну что, давай спать? Утро вечера мудренее, завтра договорим…
Когда Мазай скрылся за своей занавеской, гость прошептал ему в след:
– Не беспокойся, дед, никто не узнает.
9 ноября, 02.57. Станция Гражданский проспект, блокпост в перегоне к Девяткино
Блокпост был укреплен по всем правилам: шлагбаум, перегораживающий пути, баррикада по бокам, пулемет и даже прожектор. Туннель, за исключением небольшого пятачка у самой баррикады, не освещался, и яркий свет в случае чего мог на некоторое время парализовать возможного противника, давая защитникам станции существенную фору. Вот только от незваных гостей Бог пока миловал, караваны с Мурино приходили точно по расписанию, ну а другие обитатели верхнего мира обходили вход в туннель стороной. Дежурные скучали: Устав четко прописывал правила поведения и порядок несения дежурства, и попасть на пару месяцев на «Дачу» за его нарушение никому не хотелось, но и торчать тут за здорово живешь тоже порядком поднадоело. «Хоть бы случилось чего», – такая мысль хоть раз, но приходила в голову каждому из постовых.
Гость появился глубоко за полночь, изрядно переполошив дежурную смену, в полном составе задремавшую во время несения службы. Убедившись, что человек один и никакого подвоха тут нет, запустили его на территорию блокпоста.
– Имя, фамилия, цель визита, – оконфузившись в самом начале, старший смены старательно пытался напустить на себя максимум серьезности. Если учесть, что на вид было ему не больше двадцати, то смотрелось это забавно.
– Векс, – поймав недоуменный взгляд охранника, тут же поправился: – Великанов, Кирилл Сергеевич. Векс, это я так, для удобства.
– Паспорт есть?
– А то как же! – Векс с готовностью протянул заранее приготовленный документ. – Держи! Ты такого, небось, и не видел никогда.
Судя по реакции парня – точно, не видел. Да и откуда?
Данные из паспорта были старательно переписаны в «гроссбух», Векс уже протянул за документом руку, как старший, сравнив в очередной раз фотографию с оригиналом, вдруг заявил:
– На фотке – не ты!
Векс опешил:
– Как не я?! Ты посмотри внимательнее! Я это, но молодой! Тут мне сколько? Двадцать два! А сейчас? Посчитай – год рождения у меня какой? Ну а уж после две тысячи тринадцатого фотографы вымерли как класс. Вместе со своими аппаратами! Так что, звиняйте, другой сделать не удалось…
– Паш, да он это, чего привязался. Похож же!
Второй охранник тоже был очень молод, да и вообще весь наряд состоял из одних мальчишек. Несерьезно как-то…
Паша еще немного повертел в руках документ, зачем-то попробовал оторвать фотографию, потом снисходительно произнес:
– Ладно, вещи для досмотра приготовь… – и, вдруг, словно опомнившись, добавил: —…те.
Вещей у Векса оказалось немного, и среди них не было ничего, что могло бы вызвать подозрение. Обычный набор: немного продуктов, фонарик – динамо, нож, веревка, старое охотничье ружье. Плащ-палатку и теплые ботинки, в которых он шел сюда, мужчина загодя снял и упаковал отдельно.
– Цель визита?
– Транзит.
– А что за надобность такая была – ночью идти?
– Так получилось. Наверху пурга, подзадержался.
– А как там наш Мазай?
Векс если и замешкался с ответом, то только на секунду:
– Кто?
– Смотритель в сторожке. Видели же, ее трудно не заметить. Или не заходили?
– Поздно было, будить не стал.
– Интересно, а что вот вас в метро потянуло? На поверхности, наверное, интереснее?
Тот, кого напарник назвал Пашей, не удержался, фыркнул:
– Макс, ты что, в безопасники решил податься?
– Да нет, – парень смутился, – просто. Интересно же. Я вот там ни разу в жизни еще не был.
– Какие твои годы, побываешь…
Векс собрался было уходить, но старший караула остановил его.
– Кирилл Сергеевич, вы, это, подождите, – от смущения парень покраснел и стал заикаться, но потом взял себя в руки. – Во-первых, оружие придется тут оставить, потом получите.
– Когда потом-то? Я же сказал – транзит!
– Все равно… Разрешение на проход через станции Конфедерации выдает начальник, а он сейчас спит, ночь же. Так что до утра придется задержаться. Тут гостиница есть, место всегда найдется. А грязное так или иначе обрабатывать нужно.
Векс чертыхнулся про себя: задерживаться никак не входило в его планы. Но вслух произнес:
– Ну и где тут у вас эта гостиница?
9 ноября, 04.00. Станция Гражданский проспект. Алекс
Алекс открыл глаза. Он всегда просыпался очень рано. Дело было вовсе не в привычке или в бессоннице: у телефонного аппарата, используемого для внутренней связи, был жутко неприятный зуммер, заставлявший организм готовиться к звонку, а с ним – и к плохим новостям, заранее. Какое-то время он просто лежал с открытыми глазами. Как же тихо в утренние часы. Ни одного звука. Гробовая тишина. Наверное, схожие ощущения должен испытывать заживо погребенный. А чем, собственно, они от них отличаются? Лишь возможностью передвигаться в этой огромной братской могиле. Устанавливать законы, подчиняться правилам да еще продолжать убивать друг друга. Убивать, несмотря на то, что для человечества все уже закончилось…
Алекс присел и посмотрел на часы. Оказывается, еще очень рано, можно и поспать.
Кричаще-колючие звуки аппарата заставили его подскочить на постели.
– Алекс Грин? – голос в трубке был неприятный, искаженный, с металлическими нотками. Неживой. Координатор…
– Нет. Он вышел, – спокойствие давалось Алексу с трудом, но доставлять удовольствие звонившему ему никак не хотелось.
– Неудачная шутка, Алекс. Сверхпунктуальный Грин никак не может проснуться? – яда в голосе говорившего было столько, что мужчина невольно подумал: как только тот в нем до сих пор не захлебнулся? Но вслух произнес:
– Ничего подобного, я всю ночь сидел и ждал, когда меня кто-нибудь разбудит ни свет ни заря. Надо чего?
Последний вопрос был лишним, Алекс уже и так понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Сердце сжалось. Неужели опять? Опять оборвалась чья-то жизнь, опять кто-то нарушил святую заповедь – не убий…
– Вызывают. Срочно.
– Вызывают… всех? – растягивая слова и стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил Алекс.
В вопросе не было ничего необычного: группу в полном составе – то есть его и Кристи – вызывали далеко не всегда. Но Координатор понял вопрос по-своему, и правильно, кстати, понял:
– Кристи вызывают. Тебя же она интересует? – он вновь перешел на язвительный тон.
Алекс разозлился. В первую очередь на себя, за то, что выдал волнение. Ну и на звонившего, который слишком много знал и даже не пытался скрыть этого.
– И что же на сей раз сообщит нам глашатай Великого визиря?
На том конце провода засмеялись:
– У Алекса новая шутка?
– Нет, Алекс битый час пытается выяснить, зачем его разбудили!
– У нас убийство. В административном секторе.
Вот те раз! Да… Тут ни бытовухой, ни банальным ограблением, пожалуй, и не пахнет. Вернее, как раз пахнет. Плохо пахнет!
– И не задерживайся, ВСЕ уже на месте…
Аппарат крякнул и затих.
– Что ж ты, скотина, столько времени лясы-то со мной точил? – зло поинтересовался Алекс, бросая трубку.
Разговор оставил неприятный осадок. Попытка отогнать дурные мысли ни к чему не привела, хороших, которые могли бы их вытеснить, просто не было.
Алекс подошел к умывальнику (роскошь, доступная не всякому!). Внимательно посмотрелся в зеркало, сделал попытку улыбнуться. Отражение тоже улыбнулось ему.
– Доброе утро, Саша…
Саша. Человек из прошлой жизни. Слезы навернулась сами собой, отражение смазалось…
* * *
Фотовспышки маленькими молниями разорвали темноту небольшого помещения.
– Все! Снято!
Тут же зажегся верхний свет, и толпа, до отказа заполнившая студию, загалдела. Смех, аплодисменты, стук собираемого студийного оборудования…
Молодой человек в дорогом костюме вышел на середину зала, захлопал в ладоши, привлекая внимание:
– Господа! Господа-а-а! Всех поздравляю с окончанием! И приглашаю во «Фрегат» – событие надо достойно отметить!
Толпа в ответ дружно зааплодировала, а кто-то даже крикнул троекратное «Ура!».
Приглашающий подошел к стоящему в стороне ото всех фотографу. Тот собирал свою технику.
– Ну, старик, ты молоток! – хлопнул он его по плечу. – Раньше срока!
– Я старался, – парень улыбнулся.
– Бросай все здесь, и поехали, покутим на полную!
– Сереж, я домой. Хочу к утру все Главному сдать, – смутился молодой человек.
– Саш, да ты чего? – развел руками приглашающий. – У тебя еще три дня есть на это.
– Вот из-за этих дней и стараюсь. Мы с Машкой хотели на озера съездить…
Сергей рассмеялся:
– Твоя Каменская победила организованную преступность?!
– Вроде того. Только ты ее при встрече не называй так.
– Что, не нравится?
– Угу. Не называй, договорились?
– Ладно…
– Мальчики, что же вы? Мы уже заждались.
Сергей приобнял сразу обеих подошедших к ним девушек:
– Ох, красавицы!
Чмокнув в щеку сначала одну, потом вторую, произнес:
– Девочки, господин Гринев нас покидает.
– У-у-у! Почему? – надула губки одна из них. – Мы так не играем! Вы же главный герой этого вечера…
– Главный герой… Скажете еще, – Саша улыбнулся. – Вы, вы мои главные героини! Но… Дела. В следующий раз – обязательно!
Сергей бросил взгляд на часы, хитро прищурил глаза:
– А мосты-то сейчас уже разведут. Не успеешь…
– А я по вантовому, – в тон ему ответил фотограф. – Долго, но наверняка. Не обижайся, Серег, в другой раз точно. Обещаю.
– Давай, тогда хоть Вадим тебя отвезет?
– Не, не надо. Идите гуляйте. Я пройдусь немного, подышу, а потом поймаю машину.
– Ну, как хочешь, – парень потянул руку для прощания. – Давай, старик! Позвони на днях.
Саша вышел из парадной. В лицо повеяло речным ветерком, после студийной духоты это было очень кстати. Лето в этом году выдалось неожиданно жарким. Для горожан это явилось приятным сюрпризом, но уже спустя месяц стало порядком надоедать. Народ ждал ночи, толпами вываливал на улицы, гуляя по набережным и наслаждаясь мимолетной прохладой. Закинув рюкзак с аппаратами на спину, Гринев двинулся домой, с удовольствием вдыхая запахи остывающего асфальта, зелени и водорослей. Все сегодня радовало и приятно удивляло его: и два старика, играющие в шахматы на скамейке в сквере, и влюбленная парочка, целующаяся прямо посередине тротуара, и рыбаки, пытающиеся что-то словить в мутной воде канала. Вдруг ночную тишину разорвало громогласное «Ура-а-а!», свист, хлопки сотен ладоней и канонада пробок, вылетающих из бутылок с шампанским.
– Мосты развели! – улыбнулся Саша.
Обычное дело: развести мосты и пропустить скопившиеся за день корабли. А какое событие! Несколько тысяч человек еженощно ждут этого. Едут со всей страны, стоят часами, занимают загодя место. И ради чего? А потом будут счастливые бродить по острову и ждать, пока их сведут снова. Да что далеко ходить: сами же с Машкой принимали участие в этом магическом ритуале. И не раз…
Ну, вот, кажется, все выветрилось из головы, остыл, наконец. Можно и машину ловить. Домой…
* * *
Картинка пропала так же неожиданно, как и появилась. Воспоминания отступили. Сердце бешено стучало. Видение, как и всегда, длилось несколько секунд, но вымотало его.
Алекс наполнил сложенные ладони водой и выплеснул содержимое на лицо, потом еще, и еще. Посмотрелся в зеркало. По лицу человека, что был там, в Зазеркалье, стекала вода. Казалось, он плачет и что-то хочет сказать, просит о помощи…
– Ну, Саш, ты чего? Все хорошо будет!
– Как же ты изменился…
Действительно, он сейчас мало напоминал того Сашу Гринева, мечтателя и романтика, который только что явился ему в видении. Лицо осунулось, глаза впали. Кожа стала бледной: сказывалось отсутствие солнечного света. Но дело не только в этом. И не в том, что между ними разница в двадцать лет. Нет, просто Саша Гринев умер тогда, в тот страшный день. Вместо него родился он, Алекс Грин, проклятый человек.
Алекс уже хотел закончить умываться, как что-то вспомнил. Кристи… Его обдало жаром. Пошарив в тумбочке, он нашел расческу, кусок мыла. Повертел в руке видавшую виды бритву…
Отражение в зеркале улыбнулось. Алекс улыбнулся в ответ:
– Спасибо, что напомнил! Старею, брат, старею…
Он опять улыбнулся. Кристи… Пожалуй, это единственное, что держало его на плаву. Единственное, ради чего он терпел эту жизнь все эти годы. Они не так часто виделись и практически никогда не оставались наедине. Почти не говорили друг с другом: ему никак не удавалось преодолеть волнение и заговорить про вещи, не касающиеся их профессиональной сферы, а она тоже молчала. Волнение… Алекс фыркнул: да он просто панически ее боялся! Поэтому только украдкой иногда глядел на нее. А потом долго ругал себя за бездействие и робость, обещая, что такое больше не повторится, но… Вот и сейчас Алекс чувствовал себя, как мальчишка перед первым свиданием.
Ай! Надо же, порезался!..
Ну вот он и готов:
– Я пошел?
Подмигнул отражению в зеркале:
– Знаю! Все знаю! Я постараюсь. Обещаю!
9 ноября, 04.00. Станция Гражданский проспект. Кристи
Она не любила свое имя. Оно казалось ей слишком вычурным, слишком красивым и совсем не подходящим к ее внешности. Кристина… Ну какая она, скажите на милость, Кристина? Ни кожи, ни, простите, рожи. Такое имя только для красавиц. Она мечтала: вот вырастет и обязательно сменит его! Но выросла, и проблема с именем ушла на второй план. А когда еще и узнала, что Кристина – это все равно, что смешное и нелепое Христина, вообще успокоилась: Христина – вот это – для нее. Христя. Или… Или Кристи.
Она примерила новое имя, как новое платье: покрутилась у зеркала, повторяя его вслух и про себя, придирчиво оценила прическу и решила: подходит! Кристи… Нос «уточкой», глаза, чуть раскосые, не поймешь, то ли карие, то ли зеленые. В довершение портрета: бледная кожа и волосы, на ее фоне смотревшиеся почти черными. Вот только… Она решительно взяла ножницы.
Что изменилось с годами? Все. И ничего. Кристи так и не суждено было превратиться в Кристину. Из зеркала на нее по-прежнему смотрит та девчонка пятнадцати лет от роду, с вздернутым носом и широко расставленными глазами. Только вот ежик на голове поседел, ну и прибавились, конечно, «гусиные лапки» у глаз да горестные складки в уголках рта.
Кому-то это покажется странным, но имя определило ее судьбу. В самом прямом смысле. Первую книжку Агаты Кристи она прочла исключительно из-за фамилии автора. Чтиво увлекло, захотелось продолжения. Потом мисс Марпл сменил Эркюль Пуаро, который, в свою очередь, был отправлен в отставку в угоду Шерлоку Холмсу (куда ж без него-то!). Потом были Чейз, Стаут, позднее – наши Вайнеры… К семнадцати годам она перечитала все, что смогла купить, взять в библиотеках, у друзей и знакомых. Что-то перечитывала по нескольку раз, что-то – откладывала «на потом» и возвращалась, когда «дорастала» до содержания. Родители не считали детектив за литературу вообще, и пристрастия дочери к этому жанру не разделяли. Но других проблем Кристина им не доставляла, и они рассудили вполне здраво: пусть уж лучше детективы, чем пиво или, упаси Бог, наркотики. Правда, такое увлечение не всех приводит на юрфак и тем более на работу в ментовку. Но ее вот привело. Когда Кристи объявила о своих намерениях, родители пришли в ужас. Мать прямо заявила, что желает видеть ее бухгалтером или экономистом: профессия и тихая, и хорошо оплачиваемая. Для женщины – самое то. Дома был скандал: Кристи выдержала трехдневную осаду, но своего добилась. Известие о том, что дочь уезжает учиться в другой город, было воспринято уже спокойнее. На третьем курсе она выскочила замуж и домой к родителям больше уже не вернулась.
За три года, прошедшие после окончания учебы, Кристи выбиралась к ним лишь дважды, в отпуск. И сейчас жутко жалела об этом. Живы ли они? Скорее всего, нет: в городе, где она родилась и выросла, не было метро, а в том, что Катастрофа накрыла и его, сомневаться не приходилось.
Мечту свою – попасть на работу в милицию, Кристина осуществила. Правда, не на оперативную работу, как по глупости мечтала в начале, а в следствие. Она даже успела дослужиться со старшего лейтенанта и, на момент Катастрофы, была в своем отделе уже старожилом, считаясь достаточно перспективным следователем. Главным образом потому, что была неглупа, работоспособна и, что немаловажно, не стремилась сменить нелегкий ментовский труд на более престижный и высокооплачиваемый.
