Ирина Асеева
Креативный «пятый альфа»
Засекай время!
– Засекай время! – В руках Ильи Колесникова мелькают пятна. Полкласса смотрит на его пальцы. Это как фокус. Он у Ильи всегда получается. Но не всегда за время, на которое он рассчитывает.
– Есть! – Вверх взмыла рука с собранным кубиком.
– Пятьдесят две секунды, – сообщил Боря.
Илья помрачнел. Ещё бы: рекорд класса – тридцать девять секунд, личный рекорд Ильи – сорок семь.
Кто первый принёс в школу кубик Рубика, не помню. Но заболел им почти весь класс. Лёва на литературе под столом собирает, на истории бумажкой с формулой шуршит. Веня в столовую кубик таскает, он у него блестит и колбасой пахнет.
Оказалось, кубик три на три – ерунда. Научиться его собирать проще, чем тридцать слов по английскому выучить. Именно по столько нам задают каждый раз – развивают, стараются. Кубик пять на пять тоже не очень сложно. Труднее всего собирать четыре на четыре.
Сидим мы как-то с Ильёй Колесниковым на нашем любимом диване – красном, с порезом на боку. Илья учит меня собирать кубик четыре на четыре. Илья очень умный. Он когда хочет, решает всё первый в классе. Когда хочет, к доске в одних носках выходит, без ботинок.
Сидим мы, крутим кубик скоростной: щёлк-щёлк-щёлк, – несколько раз в секунду. Рядом Вика села. Смотрит так, словно мы конфеты едим, а ей не даём. И говорит:
– Подумаешь, кубик Рубика. А я слова на ходу могу переворачивать.
– Это как, – заинтересовался Илья, не поднимая головы, – задом наперёд, что ли, произносить?
– Нет, менять смысл на противоположный. Например, – Вика задумалась, подняла голову вверх. – Вместо «белый потолок» говоришь «чёрный пол». Вот что я сейчас скажу: «Мы, девочки, умные»?
– Сама ты дурочка, – обиделся Илья.
Вика, не отрывая взгляда от кубика, сообщила:
– Я и стихи могу переворачивать. Вот смотрите:
Сад звонкий частично в синих животных,
На нём дуб стоит молчит.
А под рекой, как в реальности,
Страшная Алёнушка лежит.[1]
– Прикольно, – сказал я.
А Илья прищурился:
– Ты «совсем» пропустила.
И снова: щёлк-щёлк-щёлк – собрал! И мне протягивает:
– Попробуй!
Я ещё не до конца понял, как его собирать, и говорю:
– Нет, я лучше Фонарёву научу три на три собирать.
А она, вредина, глаза прищурила и фыркнула:
– Меня ваши игрушки не интересуют!
Илье перевертыши понравились. Он две перемены так разговаривал, к третьей совсем разучился по-человечески говорить.
Идёт по коридору директор, все ему «здравствуйте» говорят, а Илья – «до свидания!». И головой кивает. Хорошо, нас много в коридоре, Николай Николаевич не услышал. Но Илья всё равно влип, только чуть позднее.
Вика с Ильёй перевертышами про английский разговаривали. Илья быстро мозг приучил переворачивать, а Вика чуть подтормаживала.
– Кто вам сделано по французскому?
– Стихотворение «Твой необычный ужин» не надо было петь.
– Ты её вспомнила забыть! – горестно вздохнул мой друг, раскрыл тетрадь и стал учить тему «Мой обычный завтрак».
Вика была довольна, словно кубик Рубика собирать научилась. Она надеялась, что рубикомания закончилась и настала эпоха перевёртышей. Мне её улыбочка так не понравилась, что я демонстративно перед ней кубик стал крутить. Свой, три на три. Она делала вид, что не замечает.
Тогда я стал листочком с формулой сборки ей в тетрадку тыкать:
– А что это у тебя тут написано так неразборчиво? – спрашиваю.
Она сначала не поняла, а потом формулу увидела, покраснела и превратилась в чудовище. Ростом выше стала и раздулась на две парты. Листочек ни в чём не повинный с формулой сборки кубика скомкала и в дверь кинула. Как раз Лилия Геннадьевна в класс входила.
Вот только перед Лилией Геннадьевной Жанка вбежала. Она и поймала бумажку. Лбом. Точно в середину – спортсменка, залюбуешься!
Жанка хотела заорать, но увидела совиные глаза красной Вики и передумала. Вика в меня пальцем ткнула. И полетела моя бумажечка ко мне, как бумеранг австралийский.
«Хороший момент для боя!» – подумал я. Но уже английский начался. Поэтому я бумажку Вике в рюкзак подложил. Пусть дома побесится. Вот бы посмотреть: у неё от злости потолок рухнет или всего лишь стол пополам треснет?
Илья умный, но не гений. Поэтому на английском тему нормально рассказал. А потом была литература.
Софья Викторовна у нас тоже креативная: если ставит человеку «пять» за стихотворение, он может принимать у других. Я обычно сдаю Жанке. Она хоть и вредная, но прощает одну ошибку. Иногда две. Но сегодня лучше Лёвчику сдам – Жанка после ранения в лоб опасна и непредсказуема.
Софья Викторовна вызвала Илью, и он начал. Медленно, неуверенно.
– Пруд, – пауза, – заглохший, – пауза, – весь в зеленой, – пауза, – ряске.
Мы с Лёвой притихли, как звери перед грозой. «Что-то будет» – это мы одновременно подумали.
Софья Викторовна решила, что Илье кто-то подсказывает. Класс оглядела зорко. Она ж не знала, что для Ильи сегодня русский – почти иностранный.
– Илья, давай поживее. Не выучил, что ли?
Илья ускорил мозги, следующую строчку отчитал чуть быстрее.
– В ней, – пауза, – тростник качается, – пауза, – шумит.
– Колесников, не томи душу. Читаешь, словно луковицу жуёшь.
Илья бросил на перевод все ресурсы оперативной памяти и выдал:
А на берегу, совсем как в сказке,
Страшная Алёнушка лежит.
Смеялась даже Софья Викторовна. Она отправила Илью доучивать стихотворение. И попросила в следующий раз в обуви выходить: так на него будет приятнее смотреть не только ей, но и классикам на портретах.
– Засекай время! – Между пальцами рассыпались цветные пятна – мелькали яркие квадраты кубика Рубика.
Под ногами шуршали сухие рыжие листья.
Мы с Викой шли к метро – нам ехать на одну станцию. Идти и собирать кубик – дело привычки. Кто-то не отрывается от телефона – и нормально.
Я отвёл взгляд и увидел мальчишку. Лохматого, с пухлым рюкзаком, в зелёной куртке. Младше нас года на два – из соседней школы, наверное. Мальчишка замер, как статуя: открытый рот, в руке – недоеденный «Сникерс». Он смотрел на пальцы, жонглирующие цветными квадратами.
Три последних движения: влево, вправо, вверх.
– Всё! – Вика вскинула руку с собранным кубиком.
Я остановил таймер.
– Пятьдесят две секунды! – сообщил ей.
Вика засияла:
– Побила!
Это она про свой прошлый рекорд. Три дня назад у неё была минута и восемь секунд.
Честно говоря, она и мой рекорд – минута и три секунды – побила. Но почему-то мне совсем не грустно. Даже наоборот. Ещё немного – глядишь, и до Всероссийских соревнований доберёмся. Она поедет как участник, а я – как тренер. Тоже неплохо, правда?
Креативный «пятый альфа»
Шпажка была белая, острая, тоненькая. Я порылся в кармане серого школьного пиджака и понял: есть подходящая резинка. У меня всегда полно всякой всячины. Болтики там, резинки разные, скрепки, кнопки, магниты. Мама раз в месяц карман зашивает, но она это зря делает – в дырявый больше помещается.
Шпажку дал Илья, когда мы сидели в переполненной школьной столовой. Я ел бутерброд с домашней котлетой, и она пахла на весь первый этаж. У Ильи были финики в белой пластиковой коробке. Я смотрел, как он ест, как в крышку ложатся косточки – ровные, как пули, и мне тоже так хотелось. А потом я увидел шпажку. Илья сказал, этой шпажкой финики цепляют. Зачем, интересно, если проще руками хватать?
Уже прозвенел звонок, когда мы в коридор вышли. Мы не спешили: кто же торопится на музыку, когда есть дела поважнее? Я накрутил тонкую зелёную резинку на пальцы и выстрелил. Шпажка до угла долетела. Никуда не воткнулась: угол твёрдый. Отскочила только, и всё.
Никто тогда не понял: это начало эпидемии в «пятом альфа».
На завтра у Ильи появилась ещё одна шпажка, а Боря принёс горсть резинок. Эпидемия разрасталась. Кто-то сделал ствол для арбалета из бумаги, скрученной в трубочку. Я не стал: моя конструкция универсальная, можно в любой момент в рукав спрятать. Как ничего и не было.
Лиза Семёнова хотя и девчонка, но староста, поэтому понимает важность практики для развития инженерной мысли. Она принесла деревянные палочки для шашлыка. На всех. Целую пачку. И тогда заболел арбалетами весь пятый физматкласс.
Арбалетные стрелы быстро закончились: они лежали под диванами, вылетали в окна, впивались в потолочные плиты. Смотришь на потолок, а там гроздья палочек свисают. Красиво!
И вот, когда стрелы закончились, а ребята всё ещё спорили, чей арбалет круче, кто-то догадался пастик из ручки вытащить. Грише пришлось у девчонок пастики просить – он трёхствольный арбалет сделал.
На русский мы пришли без ручек. Все. Только с карандашами. Софья Викторовна очень удивилась. А потом заметила пастик, торчащий из потолка, и рассердилась. Знаете как рассердилась?
Так, что лучше бы мы контрольную написали, чем всё это слушать.
У нас конфисковали арбалеты. Они лежали на учительском столе горкой – выше стопки тетрадей для самостоятельных работ. Борис оценил их количество:
– Теперь Софья Викторовна готова ко всему. Даже к зомби-апокалипсису.
Мы временно остались без оружия. Но ничего, ещё что-нибудь придумаем. Мы тут все креативные.
Если подумать, Софье Викторовне арбалеты нужнее. Она иногда из школы поздно возвращается. Если что, отстреливаться будет.
Трудное имя
Указка Алёны Николаевны ткнулась в карту, очерчивая древнюю Ассирию, а мне в спину впилась оса. Там, где заканчиваюсь я и начинается спинка стула. Оглянулся: Боря ухмыляется. В руках карандашик. Не простой, а выдающийся: грифель остро заточен и сантиметров на пять вперёд выдаётся. Или на десять.
Из-за Бориса светлую косу видно. Толстую, как канаты на вантовом мосту. Свиридова. Сидит, опустив глаза. Они у неё голубые, я знаю. Только Свиридова всегда их опускает или в другую сторону смотрит, если я к Боре поворачиваюсь. Даже если мутузить друг друга начинаем. Начни мы учебниками кидаться, Свиридова, не отрывая глаз от парты, как джедай, увернулась бы. Что ей на меня внимание обращать? Не существую я для неё.
С Борей мы друзья. Поэтому он то карандашиком острым в спину тычет, то рюкзаком, готовым по швам треснуть от учебников, огреет.
Я вот тоже иногда готов по швам треснуть, когда в меня запихивают русский, биологию, историю, а сверху ещё и английский влить пытаются. Не люблю пятницу – ни математики, ни программирования. Вот зачем физмату знать, что сделал Тиглатпаласар? Кто он, вообще, такой? Его кости давно истлели, а империя превратилась в прах. Совсем Софья Викторовна меня испортила. Даже заговорил на истории, как на литературе.
И вот только я подумал о костях Тиглатпаласара – тигра полосатого, как я его про себя назвал, чтобы запомнить легче. Только подумал, как меня Борин карандашик ужалил.
Я замахнулся на Борю и услышал свою фамилию. Алёна Николаевна ласково на меня смотрит, «молодец» говорит. Думаю, конечно, Борису давно надо было двинуть за все его шуточки дурацкие. Даже Алёна Николаевна одобряет. А она говорит: «Хорошо, что сам вызвался доклад сделать. Четвертную исправишь, она у тебя невесёлая получается».
Борис – гад. Теперь я невесёлый получаюсь. Смотрю на Бориса – взгляд как острие копья царя ассирийского. Мимо. Боря шею вытянул, как у жирафа, и, как сова, завернул. На Свиридову смотрит. А она ему шепчет что-то. Может, ему вообще стул развернуть к её парте?
Из школы я вышел заполненный лишь по макушку: английский отменили, мы едем в Эрмитаж! Биология свернулась клубочком в районе желудка. В горле стоял русский. История расплёскивалась по дороге. Как его звали, того царя ассирийского? То ли тигр, то ли лев, то ли пантера.
Наш класс разноцветными конфетами высыпал на школьный двор. Свободу пятиклашкам! Толпа орущих обезьянок втекла в троллейбус. На его месте я бы с нами не поехал: можем провода оборвать или сиденье вынести. Как Анна Степановна не боится ездить с нами? Костик на поручне подтягивается, Лёша примеряет, чем ударить стекло в случае аварии, Вениамин очередную булку жуёт: крошки сыплются на красное сиденье и на колени сиреневой тётеньке. Он булки вместо учебников носит или телепорт из дома организовал. Не может столько булок в рюкзак влезать. Миша Тихий подсел к чужой бабушке и что-то рассказывает. Судя по глазам бабушки, это что-то нереально страшное.
Сегодня обошлось. Усы троллейбусу не оборвали. Оборвали только лямки рюкзака Свиридовой. Я хотел помочь, но рюкзак был уже у Бориса в руках. Борин взгляд ужалил покруче карандашика. Я не боюсь ни карандашика, ни взгляда. Но дружба есть дружба. Тем более Свиридова опять что-то интересное нашла, в этот раз на асфальте. Стоит, словно мы не в её рюкзак вцепились. Ладно, пусть Боря тащит.
От остановки до Эрмитажа метров двести. Боря пыхтел с двумя рюкзаками, а Свиридова шла рядом и его по имени называла. «Не тяжело, Боря?» – спрашивала. Расплющенный в лепёшку Боря, растекаясь по булыжникам Дворцовой площади, «не тяжело» отвечал. По слогам. Чтобы воздуха глотнуть между ними.
Эрмитаж скрипнул и покачнулся, когда в него вошёл пятый альфа. Мумии расползались по тёмным углам. Мраморные статуи разминали ноги и готовились к пробежке, пока мы заваливали гардероб разноцветными куртками. Каменный пол прогибался под тяжестью сваленных в кучу рюкзаков. В гардеробной почти образовалась чёрная дыра вокруг наших портфелей. Гардеробщица испуганно захлопнула дверцу и смотрела, как вокруг изгибается пространство-время.
Нас разделили на две группы. Те, у кого языки длиннее, чем Дворцовая площадь, и в одежду иголок понапихано, пошли с нашей классной. У неё большой педагогический опыт – взглядом укрощать умеет.
Мы с Борисом попали в другую группу. К Боре подходили родительницы, трогали за плечо и просили вести себя прилично. Ха!
«Отличная кроватка!» – говорил Боря, заглядывая в саркофаги египетских фараонов так, что подошвы кроссовок белели, и таким же белым становилось лицо экскурсовода. А потом её лицо серело и крапинками покрывалось – в тон гранитным колоннам. Это когда Боря вслух подбирал, что в этом зале для игры в футбол подходит.
Ближе к концу экскурсии почти все сидели на полу. Стояли только Миша Тихий и безупречная Свиридова. На Бориса экскурсовод смотрела влюблёнными глазами. И кажется, была готова разрешить ему на пятиметровую статую Зевса-громовержца вскарабкаться. Боря возникал рядом с экскурсоводом, когда никто, даже Миша, на вопросы ответить не мог. Вот вы знаете, каким веком датируются греческие краснофигурные вазы? А чернофигурные? И я не знаю, хотя трижды это слышал. А Боря знает.
Это позавчера было. Сегодня утром в школьной раздевалке я столкнулся со Свиридовой. Глазами. Не успела она их спрятать. Вспыхнула, как сверхновая. Или это я вспыхнул, а на ней отблески увидел. Так растерялся, что даже «привет» сказать забыл.
Сначала переживал, а потом начались история и проверочная. И переживать пришлось потому, что не мог вспомнить, как зовут царя ассирийского. Того, с полосками.
Я поворачивался к Боре, но прочитать перевёрнутое слово за пару секунд трудно. Пишет Борис отвратительно. Надо ему над почерком работать.
«Тиг» я успел подсмотреть, но от Алёны Николаевны за это «минус балл» получил. Так что «тиг» мне плохо помог. В голове крутится «Тигр полосатый», но, боюсь, Алёну Николаевну это не удовлетворит: она перфекционистка. Ей буковка в буковку подавай.
Борин карандаш впился в спину. Нашёл время! В моменты горестных раздумий…
Рядом с моим почти чистым листком шлёпнулся другой. Маленький. В клеточку. «Парапланову» написано. Я сразу узнал аккуратный почерк. Дыхание от него перехватило.
Я оглянулся. Свиридова жгла взглядом самостоятельную. Именно жгла – сидела красная-красная. Наверное, на её листочке дырки останутся, как от мощного лазера.
Разворачиваю листочек. Буквы и цифры. Аккуратным почерком Свиридовой все ответы написаны. Как минимум, «три» обеспечено. Даже с минус баллом.
Слева в груди тепло стало. И даже голова закружилась немного. Это, наверное, от радости, что теперь я знаю трудное имя этого древнего царя. И уже никогда не забуду. Тиглатпаласар.
Универсальное средство
Солнце светило так, словно на дворе август. Только жёлтые пряди в кронах берёз напоминали о том, что уже сентябрь. Налетел ветер, бросил в траву несколько листочков – я застегнул молнию ветровки.
Впрочем, привычно-серое небо не изменило бы моего настроения. Потому что было воскресенье, и я спешил к старым друзьям. За неделю учёбы в новой школе очень по ним соскучился.
Около площадки пахло свежескошенной травой – её обкосили рядом с качелями-каруселями. В дальнем углу участка, возле раскидистого тополя, качалась трава по пояс.
На скамейке у бортика хоккейной коробки сидели Егорка и Арина с Леной. Правда, с дороги были видны только розовая кепка, светлая голова и тёмный длинный хвост, но я знал, что это мои одноклассники. Уже бывшие, правда.
Я подошёл и протянул руку Егору:
– Привет!
– О, Димыч! – обрадовался он и встал.
Светлая чёлка упала на загорелое лицо. Егор небрежно её откинул и крепко пожал мне руку.
– А Никита придёт? – спросил я.
– Никита сказал, что придёт с сюрпризом, – загадочным голосом произнесла Лена, и её зелёные глаза под розовым козырьком стали ещё больше.
– Я думаю, сюрприз – это мороженое, – мечтательно протянула Арина, накручивая на палец кончик хвоста.
Егор усмехнулся:
– Скорее, лимоны. Если судить по голосу.
Сюрприз оказался четырёхлетним, в джинсовом костюмчике и синей кепке, с хитрыми карими глазами и звонким голосом.
Он прятался в густой траве, носился по площадке и пытался удрать за её пределы.
– Мама сказала: или с Тёмой идёшь, или дома остаёшься, – раздражённо пояснил Никита. И тут же охнул: – Ты куда полез? Ну-ка, слезай!
Артёмка был на горке и уже начал забираться на ограждение.
– Хочу на крышу! – пояснил он, вцепился в заборчик, подтянулся на руках, перевернулся и бултыхнулся вниз головой.
Никита еле успел подхватить.
– Ну вот, – понимающе вздохнула Лена, у которой две старшие сестры, – теперь не поиграть.
– Ничего, у меня есть универсальное средство, – Никита достал из заднего кармана потёртых джинсов телефон.
– Почему сразу не дал? – удивилась Арина. Никита молча показал сеть трещин на экране. Лена уточнила:
– Артёмкина работа?
Никита кивнул. Артёмка обрадовался:
– Наконец-то! – выхватил телефон из рук брата, самостоятельно ввёл пароль и сел на скамейку.
А мы начали играть в догонялки.
Я мчался за Леной. Она нырнула под горку, а я за что-то запнулся, грохнулся на песок и охнул от боли в локте. Я ещё не успел понять, что случилось, а кто-то дёрнул меня за ветровку и укорил:
– Чуть на меня не свалился! Раздавил бы. Подбежал Никита:
– Тёма, больно?
Малыш покачал головой, а я разозлился:
– Зачем под ноги сунулся? Сиди – играй на телефоне!
И тут же пожалел: наорал на маленького, вдруг он заплачет. Артёмка покраснел, засопел и заорал на меня в ответ:
– А ты зачем за девчонками бегаешь? Никиту надо ловить!
Никита, отряхивая костюмчик брата, сказал примирительно:
– Всё, он меня поймал. Сейчас я буду водить. Доволен?
– Ага, – согласился Тёма и снова занялся телефоном.
Но ненадолго: через пару минут в песок полетел Никита – брат повис на его ноге, указывая, кого надо догонять.
Мы стояли и молча смотрели на маленького тирана, который нам играть не даёт. И тут мне пришла в голову идея.
Я немного умею с малышами обращаться. У меня есть младшие сёстры и брат. Двоюродные, правда. Но иногда приходится с ними возиться.
Я присел на корточки перед Артёмкой и спросил:
– Умеешь играть в прятки?
Понятно, что водить он не будет. Но если его спрятать, может, посидит спокойно.
– Умею, – кивнул Тёма.
И мы – пять пятиклассников и один вредный четырёхлетка – стали играть в прятки.
Пока Лена считала до тридцати, я забрался на высокий тополь в дальнем углу площадки. Оттуда всё видно: как Лена идёт, заглядывая под горку, за угол хоккейной коробки. Как за грудой ящиков прячется Егорка. Как Никита в траве под соседним деревом суёт в руки Артёмке телефон: выключил звук, запустил игрушку. На экране запрыгал чёрный котёнок.
– Не эта! – заявил Тёма: маленькие пальцы ткнули в экран и включили кровавую стрелялку.
Лена нашла Егорку, потом Арину. Нас она не заметила. Мне стало жаль хорошую прятку, я слез с дерева.
– Ты чего? – удивился Никита.
– Иду сдаваться. Место хорошее, Егор не видел, где я спрятался. Пойдём?
Мы спрыгнули в канаву, по сухому дну прошли до хоккейной коробки и сдались.
Егорка нас долго не мог найти. Точнее, вообще не нашёл. Он позвонил Никите:
– Вы где? Всё, вылезайте. Если Димыч с тобой, пусть тоже выходит.
И Арина нас не нашла – на телефоне Никиты высветился входящий. Артёмка отдавать телефон не стал – ответил сам.
– Опять не можете найти, да? Выходить? – засмеялся он. – А мы…
Он чуть не сдал наше место, но Никита вовремя забрал телефон.
– Я уже водила, – Лена сердито посмотрела из-под козырька кепки. – А вы – нет. Кто-то из вас будет водой.
– Но нас же не нашли! – возмутился Никита.
Я его поддержал:
– Ну уж нет! Лена, тебя нашли первой – тебе и водить!
– Я буду водить! – заявил Артёмка.
– Ты?! – удивилась Арина. – С Никитой, да?
– Нет. Я сам. Прячьтесь.
И толкнул удивлённого брата:
– Иди!
– Ты считать не умеешь, – возразил Никита.
Артёмка протянул Никите телефон. Никита всё понял и поставил таймер на полминуты.
Ребята бросились в разные стороны, а я подумал, что нечестно прятаться по-взрослому: Артёмка маленький. Залез на горку, спрятался за высокими перилами. С того места, где Тёма стоит, не видно. Но пройти пару шагов – и вот он я, как на экране.
Я видел, как скользнула за гору ящиков Арина. Как прыгнул за бортик хоккейной коробки Егорка. Как Лена спряталась в траве.
Никита встал за ствол берёзы. Даже локти торчали. Интересно, кого найдёт Артёмка первым: его или меня?
Прозвенел таймер. «Ничего, маленький, – подумал я, – НЕ бойся: найдёшь нас с Никитой – мы тебе поможем».
Малыш даже не стал осматривать площадку. Он ткнул пальцем в последние принятые звонки. Зазвенело за ящиками. Артёмка подбежал к ним:
– Выходи!
Нажал на следующий контакт. За бортом хоккейной коробки раздалась весёлая мелодия.
Артёмка подбежал, стукнул по бортику:
– Я тебя нашёл!
Удивлённый Егорка выбрался из-за бортика, надвинул кепку Тёме на глаза:
– Ну ты и хитрющий!
Артёмка позвонил Лене. Звука не было – наверное, Лена поняла, что происходит, и поставила беззвучный режим. Артёмка был настойчив: позвонил ещё раз. И ещё – до тех пор, пока Лена не ответила.
– Выходи, я тебя нашёл.
Лена поднялась из травы и увидела Тёму, стоящего спиной к ней.
– Как же ты меня нашёл? – возмутилась она. – Ты меня не видел.
– Я тебя сейчас вижу, – улыбнулся Артём. – Ты – вот!
– Осталось только Диму и Никиту найти, – сказал Егор. – Артёмка, где же они?
Артёмка ткнул пальцем в один из принятых номеров – зазвонил телефон Егора.
Егорка сбросил звонок, развернул Артёма в сторону горки:
– Ты посмотри внимательно.
Но Тёма даже головы не поднял. Его пальцы снова заскользили по экрану. Раздался звонок в кармане Арины.
Артём пожал плечами, вздохнул и заявил:
– Никак не могу найти. Хорошо спрятались.
