Ирина Андрианова
Ошибки культа молодости
Старость как трагедия
Старость – это всегда несчастье для человека, неизбежное, но оттого не менее горькое. Единственная возможность скрасить печальный удел, единственный шанс старику оправдать свое существование – это возможность передать свой опыт молодым, стать удобрением, которое сделает молодые всходы сильнее. Значит, старость может украсить только старость – но честная, без шутовской попытки прикидываться молодым. В патриархальном обществе старость была «эстетичнее» (если так можно выразиться), чем сегодня. У престарелого главы большого семейства, у старухи, рассказывающей своим внукам сказки, даже у нищего дряхлого отшельника, который одет в лохмотья и во рту у которого не осталось ни единого зуба – у всех этих архетипов есть своеобразная красота, не говоря уж о величии старых правителей или жрецов. Однако она ушла в прошлое вместе с традиционным укладом, вослед всех его достоинств и недостатков. Нет больше отцов семейств с их правом повелевать своими чадами. А значит, сколь бы длинные бороды не отращивали модники, их притязания на толику патриархальной эстетики (а она таки привлекательна для молодых!) выглядят фарсом. У стариков больше нет ценного статуса хранителя устоев, традиций или, на худой конец, хотя бы семейной казны, которую так вожделеют наследники. Доходы и уровень жизни молодых сейчас куда выше, и нет смысла пресмыкаться перед пожилыми родственниками. Безусловно, в демократическом укладе масса плюсов, сейчас он – единственно возможный по экономическим причинам, его выбирает сама жизнь и т.д.. Но есть и минусы. И один из них – он отнимает смысл жизни у старшего поколения.
При том, что он-то и продлевает им самую жизнь! Продлевает своим вниманием к человеку, заботой о его правах и жалостью к его слабостям. Он содержит, кормит и лечит стариков, но уже не как гордых патриархов, а как жалких полудетей. Но в отличие от настоящих детей, они никогда не станут взрослыми и сильными. Вот старикам и приходится вести себя, как детям, чтобы соответствовать социальной роли. Им приходится дурачиться, молодиться, наряжаться в модные аксессуары, чтобы насмешить внуков, вступать в браки с соседями по дому престарелых, восходить на Эверест, ставить мировые рекорды и т.п. – а все для того, чтобы строгая молодежь, которая их содержит, умильно воскликнула: ах, какие молодцы! Им умирать пора, а они вон как стараются! Мне возразят, что 80-летние парашютистки и горновосходительницы безусловно заслуживают уважения. Да, это так. И все же в глазах патриархального общества подобное самоутверждение стариков показалось бы нелепым ребячеством. Ведь это, по сути, попытка отрицать свою старость, борьба с судьбой, с вековечными жизненными принципами. Старости оно отводило другие радости. Скупые, но они все же были: наслаждение общения с многочисленными внуками, возможность передать им свой опыт. Но теперь нет многочисленных внуков, а жизненный опыт бессмыслен, потому что в условиях стремительно меняющегося мира всякое старое знание быстро обесценивается. Сегодня молодежь учит стариков (например, пользоваться оргтехникой, смартфонами или банковскими продуктами), а не наоборот.
