Irin Joki
Страшные сказки ведьмы-воровки
– Конечно, – согласился Мур с ноткой сарказма в голосе, – я бы поступил ровным счетом также!
– Вот! – поддакнула в волнении госпожа Милкоти, – тут-то я и рассмотрела в нем Метью Риста – он стоял на легком морозе лишь в одном пальто и то раскрывшем! Они мило беседовали, и он что-то ей говорил, явно заигрывая. А она ему ответила: «Не приходи сюда больше, если не хочешь получить». Что получить? От кого получить? – тут же добавила Лаванда, негодуя, – а он ей отвечал: «Мы теперь связанны, так что могу приходить к тебе, когда захочу». Вот и все! Затем он все же послушался ее и поспешил уйти. Больше я его не видела, но даже одно свидание для меня показалось странным! Обычно люди такого круга не пересекаются с такими, как Эмили. Где же они сумели познакомиться? Я всю голову уже над этим сломала!
– Их еще кто-нибудь видел? – серьезно спросил Мур.
– Нет, был день, и улица на редкость опустела, – повела она деловито плечами.
– А приют, в котором жила Эмили, еще работает, не знаете?
– Конечно! – эмоционально подтвердила госпожа Милкоти, – можете хоть сейчас туда наведаться. Они будут счастливы любому визиту, – тут она наклонилась к ним, прижав руку к груди, – такое захолустье, ну просто ужас! Будто какая-то берлога медведя, вот честно.
Поблагодарив хозяйку за столь ценные сведения, и еле отбившись от предложения выпить еще одну чашку чая, Мур с Эрикой направились прямиком на станцию. Лаванда Милкоти, однако, была огорчена, что ее собеседники так скоро покидают ее обитель, чего нельзя было сказать о ее коте.
Они поспешили на станцию, им предстояла довольно-таки долгая поездка, ведь путь к приюту лежал неблизкий. Сверив расписание поездов с адресом, что дала им госпожа Милкоти, Мур с Эрикой поспешили на нужную им станцию.
Всю дорогу Лисц делал усердный вид, что читает газету, и что нелепые статьи трех сортного издания несказанно заинтересовали его. Эрика сидела прямо перед ним, не сводя с него своих цепких карих глаз. Парень прекрасно чувствовал это, и всячески старался скрыть, что пытливый взгляд ведьмы хоть как-то интересовал его.
– Любопытно, – заговорила она, наконец, тихим бархатным голосом.
– Что любопытно? – отозвался тут же Мур, не отвлекаясь от газеты.
– Ты и, правда не помнишь, что тебе снилось, или же не хочешь говорить мне? – лукаво произнесла она. Лицо ее казалось невероятно обворожительным в такие минуты.
– Зачем мне скрывать нечто подобное? – усмехнулся парень, стараясь в ответ поразить ведьму всем запасом очарования, на которое он был способен.
– Даже не знаю, – она облизнула маняще губы, – может, там было нечто непристойное?
Мур на мгновение замолчал, дивясь тому, сколько чертей живет в душе ведьмы, и какое неистовое желание двигает ею. Сумерки зловеще опускались за окном на унылые высушенные морозом поля. Тьма поглощала поезд, проводники засуетились, чтобы зажечь лампы.
– Заканчивай играть в игры, милая, – беспечно отозвался он с хитрой улыбкой, – это мешает делу.
– А что если, эти игры касаются дела? – зашептала она, слегка поддавшись вперед, – ты же сходишь с ума, не заметил?
– Как тут не сойти с ума, если ты постоянно провоцируешь меня? – Мур наклонился к ней в ответ.
– Разве ты больше не подозреваешь меня? – ласково спросила девушка.
– Откуда тебе известно, что я тебя подозревал? – ухмыльнулся Мур, не сводя с нее глаз.
– У тебя на лице все было написано, – самодовольно проговорила Эрика.
– Я же сказал, что не допущу, чтобы тебя поймали, – он приблизился к ней, – разве это не подтверждает мое доверие?
Мур посмотрел на ее пленяющие губы и потянулся к ним, не в силах больше сопротивляться самому себе, но Эрика быстро остановила его, приложив палец к губам.
– Как глупо доверять ведьме, – игриво прошептала она. Ее глаза заблестели адским пламенем, отчего у парня замерло сердце в ужасе, который так очаровывал его, так манил, но в то же время так пугал и страшил.
Поезд остановился на их станции. Эрика бросив лукавый взгляд на Мура быстро выбежала из вагона, словно озорная искорка пламени, которую не под силу поймать никому.
Унылая и зябкая местность возле Тучного леса нагоняла тоску на каждого, кто осмеливался посещать ее. Сухая трава и гнилые листья устилали дорогу к одиноко стоящему приюту, расположенному среди голых деревьев. Наверное, в летнюю пору тут все было окружено зеленью и листвой, создавая этим живую и укромную ограду от ветров и ненужных глаз. Но сейчас, когда лето покинуло эти края, приют теперь и сам выглядел всеми заброшенным и осиротевшим, как и дети, что жили в нем.
По прибытию, они без труда договорились с директором, пожилой уставшей женщиной, о встрече с воспитательницей Эмили Эннисон, которая к счастью все еще работала здесь.
По узким и темным коридорчикам они прошли в комнатку отдыха для учителей, которая оказалась совсем небольшой по размеру гостиной с повидавшей лучшее время мебелью и почерневшим камином. На стенах тут и там облупилась краска, доски в полу прогнили и их прикрывали облезлыми коврами, которые потеряли свой первозданный цвет.
Сама же воспитательница была дамой в возрасте с невероятно унылым лицом, черты которого были резки и остры. Ее нос враждебно торчал, губы выражали недовольство тонкой полоской. Одета она была очень просто, а главное скромно. Ее длинное коричневое платье закрывало ее от шеи до пят, словно она боялась, что хотя бы край ее кожи увидят посторонние.
– Меня зовут Арманда Стонг, чем могу помочь вам? – осведомилась она, вздернув нарисованными бровями. К слову косметика, что лежала плотным слоем на ее лице, сыпалась с нее, как побелка с местного потолка.
– Мур Лисц, а это моя помощница госпожа Лотсон, – представился важно детектив, – вы, наверное, уже не помните, но лет пятнадцать назад, к вам определили на воспитание девочку лет шести по имени Эмили Эннисон, – ее родители Дорис и Джон Эннисон развелись и отправили ее сюда. Но после забрали, так как решили восстановить семью. Вот, у меня даже ее фотография имеется, правда, уже во взрослом возрасте.
Мур поспешил достать фотографию из дела Эмили, которую он носил с собой ради таких вот случаев, как Арманда остановила его скупым жестом руки. Она посмотрела на него прожигающим взглядом, будто детектив сказал нечто глупое, и надменно процедила:
– За кого вы меня держите? Я прекрасно помню всех своих воспитанниц. Тем более речь же идет о покончившей с собой девушке, верно?
– Да, все верно, – спокойно ответил Мур, стараясь не обращать внимания на пренебрежительный тон своей собеседницы. – Вы можете нам рассказать о ней? Как она себя вела и с кем общалась? Подозрительного может чего заметили за ней?
– Дикая девчонка, неприятная, – поморщилась Арманда, – хотя о покойных так и не говорят. Но это правда, так что чего таить. Как попала сюда, сторонилась всякого, только и делала, что бродила по лесу в полном одиночестве, рвала какие-то растения, собирала ягоды и тащила все это в приют, будто ей здесь помойка. Приходилось у нее это отбирать, но она вцеплялась намертво своими костлявыми ручонками! Маленький бес! Ни с кем из девочек она не дружила, мальчики ее то и дело дразнили «ведьмой» и били, но она сама всегда нарывалась, так я считаю. Если ты не нравишься окружающему тебя обществу, то следует усмирить свой непокорный нрав и подстроиться, а не подливать масла в огонь.
– Да что вы, – издевательски процедила Эрика, чем вызвала гневный взгляд воспитательницы в свою сторону.
– У нас тут иные порядки, – сурово отрезала она, – тогда корпус мальчиков обвалился, и пришлось их расположить на время в корпусе девочек. Так что нужно было учиться уживаться с ними, а не выворачиваться. Тем более эта девчонка была просто-таки ходячим пугалом – худая, нескладная, бледная. Ужас просто – смотреть больно. Неудивительно, что мальчикам она не нравилась, а девочки не любили ее потому, что нос слишком задирала. Все и считали ее надменной и несносной. Не зря ее называли ведьмой.
– Вы полагаете, – вздохнул Мур, собираясь с силами, прежде чем задать столь тяжелый для него вопрос, – она могла быть ведьмой?
Арманда недовольно поморщилась:
– Не могу утверждать, скорее она была просто посланной девицей от нечестивого, – она приподняла свои нарисованные брови, и они уползли ей на самый лоб. – Но вот ее подруга, которую мы нашли без чувств от голода, в лесу спустя месяц, как Эмили сюда поступила, точно была ведьмой. Это я могу хоть под присягой подтвердить.
– Как звали эту девочку? – затаив от волнения дыхание, спросил детектив.
– Жаклин, – произнесла она роковое имя, не подозревая, какую бурю эмоций, вызвала этим у своих гостей, – мерзкая поганка! Лежала без чувств, в лесу, вся оборванная, словно за ней гнались! Эмили и нашла ее на наши головы – ни документов, ничего при ней не оказалось. Она лишь назвалась Жаклин Эйприл и все. Эти две негодяйки тут же спелись! Жаклин углядела в Эмили то, что всех добропорядочных людей отталкивало в ней. Эта Жаклин, – лицо Арманды побелело еще сильнее, – была каким-то дьявольским чудовищем во плоти! Она мигом запугала всех детишек, и они стали смиренно обходить Эмили стороной. От них покоя не было! Эти поганки сбегали ночами в лес, устраивали там кострища, бродили подолгу меж деревьев! Потом я узнала, что они искали в лесу всяких духов и демонов, чтобы их приручить – какой вздор! Вот негодяйки – таких сразу нужно сажать в клетку! Сколько нервов они мне потрепали! На уроках то и дело устраивали всякие пакости, подкладывали детям червяков и крыс! У одной девочки, которая до этого с Эмили повздорила, стали появляться гнойные язвы на теле, и их ничем нельзя было вылечить! А у многих мальчиков появилась жуткая сыпь и они не могли перестать чесаться! Все эта Жаклин с ее проделками!
Арманда перевела дух, стараясь усмирить свой гнев. Ее ноздри раздувались со страшной силой, а тонкие губы слегка дрожали.
– Но недолго длилось их счастье! – злорадствуя, произнесла она, – приехали родители Эмили, спустя шесть лет и соизволили забрать свое отродье. А Жаклин спустя пару дней сбежала и больше мы ее не видели! Она-то взрослее была, ей уже тогда пятнадцать было. Можно сказать, они были очень привязаны друг к другу, хотя я до сих пор не знаю, как такое существо, как Эмили, вообще способно кого-то полюбить. Она так рыдала, так просила мать не забирать ее, но госпожа Эннисон будто и не слышала просьб дочери. Жаклин пообещала ей, что они еще обязательно встретятся. Ха, как же! Но это признаться успокоило Эмили, и они слава богам убрались отсюда и больше не возвращались.
– Вам есть, что еще о них рассказать? – подал голос Мур, все это время смиренно выслушивая излияния этой неприятной особы. Его лицо выражало явную муку, будто его тошнило. – В таком случае мы пойдем. Нам, знаете ли, не особо приятно выслушивать каким гадким был ребенок, которого никто не любил. Нас интересуют лишь факты, вот и все.
Лицо Арманды исказилось, и она, вздернув бровями, процедила:
– А что еще о ней сообщить? Эта девчонка не обладала никакими талантами. Сколько не наказывай ее, сколько не бей, она ничего не страшилась, словно в ней с рождения бес жил!
– Понятно, значит нечего, – заключил Мур, говоря это сам себе, – пошли, госпожа Лотсон, нам тут оставаться больше без надобности.
Эрика воинственно встала, переполненная жгучими чувствами негодования. Она, окинув Арманду своим полным пренебрежения взглядом, грозно проговорила:
– Вы так омерзительны, что я бы даже не захотела вытереть о вас свои грязные сапоги! Мне жаль, что вы, будучи не способны кого-то воспитывать, все же стали воспитательницей! Это злая насмешка богов в первую очередь над вами!
Она резко отвернулась и зашагала прочь, и Мур опешивший от столь внезапного порыва его спутницы, поспешно попрощался с Армандой, оставив ее в безмолвном гневе в этой убогой и всеми забытой гостиной.
Детектив нагнал воинственно настроенную ведьму возле выхода. Он хотел поскорее покинуть это унылое место, которое навевало на него самые неприятные чувства, как маленькая пожилая уборщица подбежала прямо к ним. Она украдкой проверила, нет ли кого поблизости, и в волнении воскликнула:
– Господин Лисц?
– Прошу прощения?
– Господин Лисц! Я все слышала! Извините, но я знаю, куда потом пропала Жаклин Эйприл, после того, как покинула приют!
– Вы знаете, куда она сбежала? – с надеждой спросил Мур.
– Да! Она долгое время работала в городе официанткой, – старушка в страхе обернулась и продолжила, быстро проговаривая слова, – мне известно, что в двадцать два года она вышла замуж за владельца лавкой атрибутики против ведьм – господина Датуана Больси! Но я слышала, его лавка закрылась, там произошло нечто ужасное, поэтому я советую вам расспросить о нем – Ника Яшина! Они в то время были конкурентами.
– Хорошо, я так и поступлю, – отозвался добродушно Мур, – спасибо вам большое.
– Рада помочь, господин Лисц! – бросила напоследок старушка и умчалась прочь со шваброй в обнимку.
По дороге домой детектив тщательно все обдумывал не находя себе места. Огни за окном мелькали, изредка касаясь его лица своим тусклым светом, шум колес отстукивал в такт нервам Мура. Он очень сильно опасался этого, но теперь весь расклад в его голове менялся. Приобретенная в этот день информация разрушала все то, что так любовно складывал детектив за эти недели расследования.
Эрика задремала на его плече, не смея тревожить поток мыслей парня. Ее тихое дыхание дарило Муру некое умиротворяющее спокойствие. И как только паника охватывала его, он глядел на ведьму, и отчего-то ему начинало казаться, что все это не так страшно.
Когда же они подошли к трактиру, и ночь пронзила их своим чарующим и мрачным очарованием, Эрика быстро сказала:
– Спокойной ночи, а то завтра нам рано вставать, чтобы поспеть на утренний поезд до деревушки.
– Ты ничего не забыла? – ласково улыбаясь, спросил Мур.
– Нет, – прекрасно понимая, о чем речь, лукаво ответила девушка.
– Ты задолжала мне, – Мур подошел к ней вплотную и выжидающе наклонился.
Эрика хитренько улыбнулась, и кротко чмокнув парня в щеку, попыталась поскорее сбежать. Но Мур тут же остановил ее, взяв за руку, и приблизив к себе, поцеловал в губы.
Вокруг была мертвая тишина, ведь люди по обыкновению скрылись в страхе в своих домах, наглухо закрыв шторы, опасаясь, как бы ведьмы не явились по их душу. Но среди этих осмотрительных трусов нашелся один глупый смельчак, который сегодня добровольно сдался в плен.
4.
Раннее утро окутывал легкий дымчатый туман. Холод пронзал воздух, отчего Муру совершенно не хотелось покидать теплой и уютной постели, что все еще манила его вернуться в мир сновидений и грез.
Выйдя на улицу и вдохнув свежего, обжигающего легкие, воздуха, детектив отчего-то почувствовал как тяжело у него на сердце. Вдали серебрился город с его многочисленными огоньками. Они, словно светлячки, переливались теплым, еще неостывшим светом посреди бездушного океана людского шума. Мур наблюдал за столь манящей картиной из тьмы полупустого пригорода. Отсюда все казалось волшебным.
Но душу парня заполняли самые скверные и дурные сомнения. Жаклин полностью завладела мыслями детектива, и он был не в силах думать о чем-то другом – они намертво прилипли к подкорке его мозга. Эта ведьма до жути пугала Мура, внушая при этом благоговейный страх, который действовал, словно какое-то заклинание. Она была столь сильна, столь величественна, что любой бы покорно ушел с ее пути, стоило ей только приказать, но Мур Лисц твердо решил идти до конца, даже если этот конец неминуемо настигнет его. Забавно было то, что даже Антуан при его трепещущей значимости не так волновал детектива, как эта делала Жаклин. Конечно, его сильно смущало, что кровь его внезапно стала черной, коснувшись косы Ангела смерти. Но здесь, скорее всего, таилось всепоглощающее любопытство, нежели клокочущий страх, ибо Мур чуял, что это может быть как-то связанно с его настоящей семьей.
Мысли об Антуане непроизвольно навели его вновь на тот день, когда Чарли Фленсик невольно чуть не сообщил им нечто важное, что попытался утаить Май, тут же ввязавшись в драку в баре. Паренек намеренно это сделал, ибо чувствовал, что журналист вот-вот выдаст им подсказку. Но что же такого важного мог взболтнуть Чарли, сам того не ведая? Может в его рассказе могла крыться причина, по которой Антуан преследовал и угрожал Стейси? Какую же деталь он упустил, которая могла бы раскрыть им все тайны?
Впереди была долгая дорога, утро казалось зябким и очень радушным для подобных приключений. Сонная дремота, которая все больше одолевала Мура, ни под каким предлогом не хотела выпускать парня из своих объятий. Так, погруженный в пучину душераздирающих сомнений и подозрений, он простоял неизвестно сколько. Наконец, Эрика вышла к нему, и они побрели в необременительном молчании к станции поезда.
Все вагоны за ночь промерзли, в воздухе витал слегка уловимый морозец. Муру даже сперва показалось, что здесь побывал Май, и от этой мысли ему стало не по себе. Интересно, где сейчас носит этого несчастного, и что он собирается делать дальше?
Эрика села возле окна, вжавшись в свое пальто. Ее шарф закрывал почти все ее лицо, и только карие глаза сверкали проникновенным взором. Она дрожала от холода, и от этого казалась очень кроткой и беззащитной. Какой же это был обман.
Мур подсел к ней поближе и обнял ее, дабы согреть. С каждым жестом и движением его терзали сомнения, и откуда-то из глубин его души доносились голоса тех, кто так отчаянно предостерегал его не связывать себя с ведьмой, даже самой тонкой и хлипкой нитью. Но уже было поздно – Мур Лисц вступил на эту ухабистую тропу, которая была на редкость изворотлива и непредсказуема.
Эрика мирно задремала, и ей заметно стало теплее. Щеки ее порозовели, она казалась маленьким огоньком, который только стоило защитить от ветра, как он моментально разгорался синим пламенем. Мур все думал, теперь уже о себе. Он прекрасно все осознавал, помнил свой печальный опыт, понимал, что стоит держаться подальше от всего, что является частью непреодолимой всепоглощающей тьмы. Но парень ничего не мог с собой поделать – его неминуемо тянуло туда, в самую глубь этого леса, где все черти плясали и насмехались над его глупостью. Он и, правда, поступал откровенно глупо. Наверное, такова природа человека – его, как мотылька, всегда тянет к огню, ему не нужно покоя, ему хочется гореть.
– Мур? – сонно произнесла Эрика, выводя детектива из самозабвенного помутнения.
– Что?
– Наша станция, милый, поезд давно стоит. Ты о чем-то задумался? – она как-то тревожно смотрела на него, и Мур все больше начинал верить, что эта девчонка умеет читать мысли.
– Да я все думаю о Жаклин, – соврал он поспешно, – это неважно, пошли скорее, пока остановка не закончилась.
Прибыли они в уютную деревушку Хартил, про которую столько рассказывал Май, сочиняя прямо на ходу подробности своей фальшивой жизни в церковной школе. Морозная дымка окутывала здешние края более ласково, чем их одинокий пригород. Местные магазинчики и лавки начинали свою работу, хозяева зажигали гирлянды и огоньки, которыми были увешены витрины. Под ногами перекатывался припорошенный снег от робкого ветерка, что гулял здесь, словно местный дух. На главной площади вовсю кипела работа – фермеры устанавливали стенды для предстоящей молочной ярмарки, дети резвились возле высокой ели, которую готовились украсить к предстоящим праздникам.
Наконец, они подошли к нужной им пекарне, которая горела теплым огнем. Возле ее двери красовалась пузатая статуэтка усатого довольного жизнью булочника. Огоньки на витринах мерцали, отражаясь игривым свечением на разбросанном снегу. По ту сторону рабочий день уже давно начался, и суета поглотила хозяев этого заведения.
Мать Антони, Флорес Мармальд, которую Мур мельком видел на вокзале пару недель назад, выглядела невероятно грациозно и элегантно. Она была редкой красавицей, на ней было одето простое коричневое платье и передник, волосы аккуратно убраны назад, но при этом скромном одеянии она казалась какой-то принцессой из сказки. Ее гордая стать и притягательная строгость пленили любые взгляды. Она очень по-деловому, но в то же время почтительно говорила с пекарем, раздавая ему какие-то поручения. Помощники пекаря таскали свежеиспеченный хлеб и раскладывали его по полкам.
За прилавком стояла молодая девушка, которая была невероятно похожа на свою мать, – ее отличала такая же стройная, словно высеченная скульптором, фигура. Она была невероятно сосредоточенна на том, что готовила кассу к работе. Рядом с ней копошилась низкого роста девушка, не походившая на остальных. Она с большим усердием раскладывала бумажные пакеты рядом с кассой (в них видимо клали выпечку и хлеб при продаже). В углу же в старом кресле-качалке с такими же большими зелеными глазами, как у Антони, и с такой же фигурой, сидела девушка чуть помладше остальных. Она качала на руках крошечного ребенка, закутанного в одеяльце. Возле нее крутилась девочка лет пяти, одетая в клетчатое платье. Она самозабвенно танцевала со своей большеголовой куклой. Рядом с подлокотником кресла стоял мальчик лет четырех, одетый в штаны на подтяжках и пузатую рубашку и что-то отчаянно требовал от девушки.
Мур поймал себя на мысли, что уже несколько минут он молча наблюдает за происходящим в пекарне, напрочь позабыв зачем он здесь находиться. Парень оглянулся на Эрику и увидел, что она подобно своему спутнику также рассматривает семью Мармальд.
– Она очень красивая, – без зависти и с неким очарованием проговорила ведьма, – неужели, она родила двенадцать детей?
– Сам не верю, – улыбнулся Мур, – ладно, пошли. А то так замерзнуть недолго.
Они поспешно вошли в уютную пекарню, и их тут же захватил аромат свежей выпечки и невероятного тепла. Все присутствующие тут же обратили свое внимание на гостей.
– Господин Лисц? – приветливо произнесла Флоренс, и вся ее строгость и деловитость вмиг исчезли, – очень рада вам.
– Здравствуйте, госпожа Мармальд, мы тоже рады встрече с вами, – отозвался Мур, – это Эрика, моя помощница.
Они обменялись приветствиями, и Флоренс предложила им пройти поговорить в соседнюю комнату. Но прежде чем уйти, она со всей своей строгостью приказала, обращаясь к девушке в кресле-качалке:
– Валери, забери брата и сестер наверх, нечего крошке тут делать, я скоро подойду, – затем она бросила взгляд на девушку возле кассы, – Беатриса, присмотри за прилавком, пока меня нет. София, не могла бы ты принести нам чаю? Спасибо.
Все приказания были исполнены тут же, как отточенный веками механизм без лишних слов и пререканий. Они прошли вглубь коридора мимо кухни, где в поте лица трудились пекари, и оказались в маленькой и уютной комнате с пылающим камином, мягким ковром и старенькой мебелью.
– Это все ваши дети были в лавке? – поинтересовалась Эрика, не в силах подавить любопытство.
– Да, Беатриса, Валери, а также Лора с Томми и крошка Мэри, все мои дети, точнее половина от всех. А София – жена моего старшего сына Элджена, – гордо ответила она, – прошу, присаживайтесь. Сейчас принесут чай с кофе, вам следует подкрепиться. Путь, наверное, был долгий.
– Мы премного благодарны, – учтиво произнес Мур, – и сочувствуем вашей утрате.
– Благодарю, – сдержанно проговорила Флоренс, – мой сын Дарен погиб семь лет назад при несчастном случае – упал с лошади. И вот теперь еще и Антони оставила нас. – Госпожа Мармальд старалась говорить это, как можно независимее, но дрожащие руки выдавали ее боль. – Расследование закрыли, господин Лисц, чем я крайне недовольна. Но мы ничего не могли поделать, никто не принимал наши заявления, куда бы мы ни обращались. Нам объяснили, что никто не станет заниматься делом, в котором отсутствует насильственный характер. Но наша семья так не считает. Да и к тому же, нужно быть, прошу прощения, полным идиотом, чтобы не заметить, сколько девушек примерно одного возраста якобы покончили с собой всего лишь за месяц. И насколько я понимаю, ни одна из них не была склонна к самоубийству. Также я слышала, вы расследуете дело его величества, поэтому я теряюсь в догадках, что же привело вас именно к нам?
– Понимаете, – начал с деликатностью Мур, – я взялся за это дело еще до того, как мне поручили вести дело его величества, поэтому я не могу все бросить. И я здесь, чтобы подробнее узнать об Антони, о ее жизни.
– В таком случае, я помогу вам, конечно, – вздохнув, произнесла Флоренс, – но вряд ли я смогу для вас открыть что-то новое.
В этот момент в гостиную вошла София с подносом и принесла три чашки, чайник, кофейник, хлеб, масло, булочки и пирог. Все угощения так приманивали взор, что Мур с Эрикой невольно уставились на выпечку в мучительном голоде, который одолевал их еще с самого поезда. Затем София любезно удалилась.
– Что же мне вам рассказать об Антони? Она с детства была очень способна к танцам, – начала госпожа Мармальд, разливая кофе по чашкам, – ей очень нравилось ходить в местный балетный класс. Мы в состоянии обеспечить образование всем своим детям, так что без сложностей определили ее учиться в академию. Мы были рады ее выбору, ведь в моем роду было много балерин и балерунов. Она уехала учиться семь лет назад, как только ей исполнилось пятнадцать. Я знала, что Антони не пропадет, это только на вид она очень наивна и мила, но моя дочка была на редкость хитрым созданием, умеющим пользоваться своей миловидностью в нужный момент. Она была очень привязана к сестрам и братьям, очень скучала, пока училась, и ни один праздник не проводила вдали от дома. Но вот в последнее время она как-то отстранилась от нас, совсем перестала навещать родную деревню.
– Вы полагаете, это Джес Оксфольт так влиял на нее? – спросил Мур, отпивая кофе.
– Не хочу показаться субъективной, – нахмурилась Флоренс, – но он мне никогда не нравился. Антони очень любила его, поэтому я не смела ей перечить, но стоило им пожениться, как она сразу охладела к нам, стала реже навещать. Это было совсем не похоже на нее.
– А сам господин Оксфольт наносил вам визиты?
– Как же, очень самоуверенный и наглый молодой человек, – бросила Флоренс, стараясь скрыть пренебрежение, что так явно проскальзывало в ее голосе, – вел себя крайне напыщенно, но что удивительно был безукоризненно вежлив. Наверное, Антони настолько любила его, что не замечала его натуры, хотя обычно так оно и бывает. Я думаю, он не планировал жениться на ней, планировал лишь поиграть и бросить. Я опасалась, что это могло очень сильно обжечь ее, но этого не произошло. К всеобщему удивлению, они обвенчались, и я была даже рада такому исходу.
– Вы не думаете, что господин Оксфольт отчасти виноват в ее смерти? – настороженно поглядел на Флоренс Мур.
– Нет, – закачала головой госпожа Мармальд, – но он определенно внес свою лепту, которая привела к такому печальному исходу событий. Мне кажется, она связала себя с не очень хорошим обществом.
Детектив на секунду призадумался о столь заманчивой теории и продолжил:
– А вы знали заранее об их свадьбе? Нам известно, что их церемония была очень скромна.
– Мы, к сожалению, узнали уже после, – взволнованно проговорила госпожа Мармальд, – с этого и пошел наш разлад с Антони, хотя, хочу заметить, что я ей не высказывала своих обид, а молча снесла это унижение.
Поразмыслив об этом, Мур достал из кармана фотографию Мая, которую стащил из его личного дела, когда они с Эрикой посещали школу имени Бастера Тигрова. Он протянул ее Флоренс.
– Вы знаете этого паренька?
– Хм, – протянула она, приложив палец к губам, – это тот юноша, который так любезно встретил нас на вокзале в день смерти Антони. Насколько я поняла, он служил у нее посыльным. Ох, он так рыдал, никогда не забуду! У меня аж сердце от боли сжалось!
Лисц невольно стал мрачнее тучи, вспомнив обман и фальшь, в которые играл с ним Май.
– Он долго служил у нее, не знаете? – поинтересовался Мур, пока Флоренс разглядывала фотографию Мая.
– Около года, вроде появился он у нее как раз после свадьбы, – отозвалась она, возвращая фотографию, – дети говорили, он постоянно вертелся возле нее, а она разрешала ему называть себя сестрицей. Это и понятно, наверное, паренек сирота, привязался к Антони, как к родной. А она очень любила с детворой возиться.
У детектива невольно кольнуло в ребрах от услышанных слов. Не успел он прийти в себя, как из-за двери донесся приглушенный голос:
– Анна, ты опять подслушиваешь? Отойди от двери!
Госпожа Мармальд моментально сделала суровое лицо и, глядя на дверь, строго проговорила:
– Анна, зайди сюда.
Дверь осторожно приоткрылась и в нее просунулась голова хорошенькой девочки лет тринадцати.
– Да, матушка? – невинно спросила она.
– Ты почему опять не в школе? – все также сурово осведомилась Флоренс.
– Нас отпустили из-за того, что обогрев опять сломался, – без тени стыда соврала девчушка.
– Ты хочешь вырасти неучем, Анна? Ты вновь смеялась над господином Генсом?
– Ну, матушка! – засмеялась она, – до чего же он забавен! Я не со зла, клянусь! Ничего не могу с собой поделать! И вообще, это Валери отчитала меня – а я не подслушивала! – обиженно запротестовала Анна, – нельзя же просто так сдавать сестру! Это не по-товарищески!
– Ступай к себе и подумай над своим поведением, – приказала с ледяным спокойствием госпожа Мармальд, и Анна, надув недовольно губки, скрылась с глаз.
– Прошу прощения, – обратилась она к гостям, – когда мой муж господин Дениз уезжает на целый день на поля, мне приходиться сражаться с ними в одиночку.
– Мы все понимаем, – учтиво улыбнулся Мур, – а ваши дочери часто гостили у Антони?
– Довольно часто, но как я уже и говорила, со временем это происходило все реже.
Они еще немного поговорили, и вскоре Мур с Эрикой покинули уютную гостиную. Перед тем, как совсем оставить семью Мармальд, детектив заметил, как Анна поглядывает в их сторону, затаившись наверху лестницы. Ее озорные заискивающие глаза полные любопытства так и горели огнем.
– Чего же вы прогуливаете школу? – заговорил с ней Мур дружелюбно. Девчушка, получив в свою сторону внимание, тут же оживилась и, спотыкаясь, сбежала с лестницы. Она в нетерпении заговорила:
– А вы господин Лисц?
– Да, – ответил Мур, улыбнувшись.
– Вы не слушайте, что говорит мама, – зашептала она таинственно, – матушка не жаловала господина Джеса, но он и правда очень любил Антони. И он хотел на ней жениться с самого начала. Мне кажется, он бы за ней и в ад вступил.
– Откуда ты это знаешь? – насмешливо удивился детектив.
– Да я же все видела собственными глазами! – запротестовала яростным шепотом Анна, – когда еще Антони сюда приезжала, говорила мне: «Этот Джес, как дурачок, все бегает за мной!». А сама краснела и хихикала! А еще он всегда к ней был внимателен, следил, чтобы она не попадала под сквозняки – а то у нее сразу могла разыграться простуда! Хотя таких вещей никто не замечает, тем более, когда в доме полно народу! Но я-то все вижу! – тут Анна вытаращила глаза и загадочно добавила, – а еще Антони была ведьмой!
