Irin Joki
Страшные сказки ведьмы-воровки
– Беру пример с вас! А как же, лезть туда, куда не просят – это же ваш девиз по жизни!
– Не знал, что вы так отчаянно мне подражаете! Казалось бы, я вам не очень-то и симпатичен, а тут такое дело, выходит просто-таки кумир!
– Да боги упасите! Не видал за всю жизнь человека, который бы захотел быть похожим на клоуна!
Подоспевший пожилой инспектор, один из тех, что вел это дело, вовремя одернул молодых людей – еще бы чуть-чуть и все присутствующие были бы в курсе содержания этой драмы.
– Я прошу прощения, господа, что прерываю вашу дружескую беседу, но Май – брат, покончившей с собой девушки, хочет видеть именно вас, Мур Лисц. – Он растеряно посмотрел на детектива и показал жестом руки куда идти.
Квартира выглядела роскошно – комнаты были просторны и огромны, а потолки такой высоты, будто тут проживал знатный дворянский род.
Вся большая зала была заполнена людьми – сюда, наверное, вызвали всю труппу Балетного театра. Посредине стены, напротив входа возвышался шикарный камин. Поодаль него располагались старомодные кресла с потертой обшивкой. Два уютных дивана стояли по обе стороны от журнального столика, книжные шкафы мрачно нависали позади них в самой темной стороне комнаты. В углу находилась вьющаяся лестница, ведущая наверх, рядом красовался блестящий рояль. Окна, вид из которых выходил на главную площадь города, доставали высокого потолка, украшенного лепниной. Под окнами ютились маленькие пуфы, сделанные в старинном стиле. Не возникало сомнения – весь гарнитур – это ручная работа самых дорогих и известных мастеров, которые славились на весь высший свет. И это только гостиная, а ведь еще апартаменты включали в себя две спальни, гостевую, две ванных комнаты, кухню, столовую, балкон, кладовую и комнату для прислуги. Тут все настолько кричало о помпезности, что невольно возникали мысли о присутствии в жизни девушки богатого, а, следовательно, влиятельного поклонника. Ведь даже будучи примой Балетного театра, она бы просто не смогла содержать такие роскошные апартаменты в одиночку.
Размышляя о личной жизни Антони Мармальд, Мур наткнулся взглядом на младшего брата девушки, который всем своим существом ссутулившись, вжался в кресло. Он выглядел пугающе пустым, словно перед Муром сидел не человек, а кукла. Его потерянный взгляд говорил о том, что парень пока не до конца осознал случившееся. Его руки безжизненно свисали по бокам, а ноги были повернуты носками друг к другу. Вся эта картина поразила Мура до глубины души.
– Май, этот джентльмен сказал, что ты хотел видеть меня… – очень тихо и аккуратно заговорил детектив. Мальчик поднял на него свои глаза окутанные печалью и также тихо ответил:
– Да, я хотел, чтобы вы присутствовали на допросе. Мне не будет так одиноко…
От его голоса становилось не по себе. Словно морозный туман, он окутывал и отделял от остального мира. Май выглядел пугающе спокойным.
– Тогда пройдемте все в комнату, господин Разовски уже ждет нас. – Вмешался пожилой инспектор.
У Мура упало сердце от неожиданного подкравшегося страха. Знакомая фамилия острым лезвием ножа ранила его слух, врезаясь в самую подкорку мозга. Одно слово и он вновь чувствовал себя совсем мальчишкой – таким неуклюжим и неопытным. Стыд и позор завладели детективом, и он хотел тут же убраться отсюда прочь, но не смог. И все дело было в этом господине Разовски, профессоре и бывшем наставнике Мура еще со времен его обучения в Полицейской академии. Этот старик был невероятно язвителен, брюзглив и не имел привычки быть снисходительным к окружающим. Некогда этот консерватор очень гордился своим блистательным учеником – Муром Лисцем, находя его поразительно смекалистым молодым человеком, чей ум был остер, словно кинжал. Но когда его наилюбимейший ученик попал в передрягу, потеряв репутацию и став мишенью для критики озлобленного общества, господин Разовски тут же сменил щедрую милость на гнев. Он не только публично отрекся от Мура, как от своего приемника, но и при каждом удобном моменте на лекциях в академии приводил его в пример как ученика, который подавал надежды, но, не совладав с самолюбием, очень быстро потерпел крах.
И вот сейчас стоя посреди тонких фигур балерин, балерунов и мрачных следователей, что их допрашивали, Мур вновь почувствовал себя тяжелой ветвью, которую тянет вниз.
Теперь стало ясным, почему полицейские даже не стараются разобраться в данном деле, списывая все на банальные самоубийства. Ведь всем заправлял Альберт Разовски.
Подавляя закравшийся ужас, Мур с невозмутимым лицом последовал в комнату на встречу со своим прошлым, которое его никак не могло оставить в покое. Чарли Фленсик все это время незаметно наблюдал за происходящим, и конечно, не смог воздержаться от ядовитого комментария в сторону своего врага:
– Что же вы мешкаете, господин Лисц? Как вы можете стоять тут с таким постным лицом, когда ваш наставник потерянный и одинокий с нетерпением ждет, чтобы ваша удивительная персона поскорее дала ему чуткий совет в столь непростом деле?!
Лицо Чарли озарила торжествующая улыбка. И именно в такие моменты Муру казалось, будто сам дьявол стоит перед ним.
– А вас, господин Фленсик, мой преподаватель тоже будет рад видеть. Ведь думаю, он, вряд ли откажет себе в удовольствии еще раз втоптать вашу карьеру в грязь, как два года назад, когда вы выдали оскорбительную статью про Полицейскую академию. Но вот вопрос, хватит ли у вас сил еще раз вымаливать у него прощения, ползая на коленях?
Лицо Чарли моментально изменилось. Улыбки и след простыл, а тень дьявола мигом сменилась на выражения беспомощного ягненка, загнанного в угол. И всмотревшись хорошенько при свете лампы в его лицо, Мур заметил, что оно опухло так, если бы Фленсик вновь стал выпивать в барах. И, правда, не было сомнения – он и впрямь взялся за старое! А если это так, то в его жизни произошло какое-то страшное событие, ведь в последний раз он уходил в жуткий запой после смерти его единственной и горячо любимой сестры полтора года назад.
– Вы видно опять пьете? – решительно спросил Мур со всей серьезностью.
Фленсик на секунду испугался, но тут же подавил в себе все эмоции и с лицом абсолютно ничего не выражающим, ответил:
– Я работаю, как проклятый, в отличие от некоторых. Мне не до выпивки! – и с этими словами он недовольно и быстро удалился в комнату.
И этот человек, который всегда был так ловок и остроумен в своих ответах, впервые так быстро и постыдно сбежал от вопроса! Что-то явно происходит в его жизни, о чем Мур не знает. Да и к тому же вот еще странность, какой ему прок от этого дела? Раздувать из мухи слона он не любил, да и быстро терял интерес к расследованию, если в нем не происходило ничего особенного. И вот променяв такое насыщенное событие, как выставка скандинавского фольклора, он торчит тут среди лиц ему малоприятных.
Мур поспешил зайти в столовую, где пожилой инспектор уже начал допрашивать Мая:
– В каком часу вы прибыли в город?
– Поезд прибыл на станцию в одиннадцать утра. Через полчаса я уже стоял возле Балетного театра…
Неожиданно Мая перебил старый, словно простуженный ледяными ветрами, голос:
– А он что тут делает? Вы уже совсем что ли, Роберт? Пускаете на допрос проходимцев из зевак?
Это был голос старика Альберта Разовски. Эту нервную манеру говорить, не с кем невозможно было спутать. Его морщинистое лицо вечно выражало недовольство. Он кряхтел по любому поводу, словно старая мебель, и всем уже порядком надоел, но никто не осмеливался ему перечить. Никто, кроме бывшего его подопечного.
Мур равнодушно взглянул на своего бывшего наставника:
– Я тут исключительно по просьбе Мая Мармальда. Он очень хотел, чтобы я присутствовал.
– Ох, и с чего бы это? Думаете, я вам разрешу остаться? – не унимался старик. Его серебристые от седины волосы застыли клоками, придавая профессору еще более воинствующий вид.
– Господин Разовски, такова воля потерпевшего, – вмешался пожилой инспектор, – примите во внимание, как ему сейчас непросто приходится, но он справляется с достоинством, несмотря на свой юный возраст. Так что пусть будет, как он того пожелает.
– Господа, сколько можно? Давайте продолжать, у меня еще столько дел на сегодня запланировано. – Около окна возвышалась худая фигура в черном, неброском костюме. Это был психолог, который отвечал за внутреннее состояние Мая. Мур мельком заметил, как Фленсик с какой-то необычайной ненавистью смотрит на этого молодого человека. Детектив пришел в некое замешательство, понимая, что этих двоих явно что-то связывает. И то ли это было вокруг все загадочным и подозрительным, то ли это Мур был слишком мнительным.
Май, не обращая на местные склоки внимания, продолжил. Складывалось такое ощущение, что он хочет поскорее покончить с этим делом.
– Как я уже и сообщил вам всем, я был возле театра. Внутрь я не заходил – Антони сказала ждать снаружи. Было тепло, и я не успел даже дух перевести, как она уже вышла из главного входа. Мы очень долго обнимались и перебивали друг друга, рассказывая наперебой новости из жизни.
– Извините, что опять прерываю вас, скажите, вы с сестрой были очень близки, как я понимаю? – спросил деловито инспектор, что-то тщательно записывая в свою книжечку. Фленсик же продолжал впиваться взглядом в психолога, будто хотел прожечь в нем дыру.
– Нас много в семье – у меня помимо Антони есть еще шесть сестер и четыре брата. И не хотелось бы хвастать в такой ситуации, но я был ее любимчиком. Она всегда говорит… говорила, что я очень смышленый малый, и ей всякий раз было о чем со мной потолковать. – Его голос не дрожал, наоборот речь была спокойная и осмысленная. Держась довольно твердо при таком расположении дел, Май Мармальд мог дать фору любому взрослому. Это был уже вовсе не тот вертлявый подросток, которого детектив встретил в вагоне поезда – от его ребячества не осталось и следа.
– Хорошо, продолжайте свой рассказ. – Учтиво произнес инспектор, пока Альберт Разовски полузасыпая, читал газету. Создавалось такое впечатление, что все происходящее его никак не интересовало.
– Далее мы пришли сюда, к ней домой – тут, как вы уже успели заметить, рукой подать. По обыкновению, она расположила меня в гостевой спальне на втором этаже. Я положил свой чемоданчик с вещами под кровать, не разбирая их, ведь хотя у меня и каникулы, но послезавтра вечером я уже собирался уезжать. Затем я спустился вниз и увидел, что Антони уже хлопочет на кухне, делая какой-то суп. Она была так счастлива, ей доставляло удовольствие заботиться обо мне лично, поэтому на время моего приезда она отпустила всю прислугу.
– Сколько человек входит в штат прислуги?
– Насколько я знаю, хотя могло что-то измениться, ведь меня тут не было четыре месяца, из приходящих у нее числилось две горничные, которые убирались по понедельникам и четвергам, повар с двумя кухарками, пианист, дающий концерты в гостиной, когда собирался званый ужин. А из проживающих тут постоянно, была только личная камеристка Элизабет Чейз. Она заправляла всеми делами моей сестры – начиная от дома и заканчивая письмами и заказом портного. Они были очень близки, совсем как подруги.
– И ее ваша сестра тоже отпустила?
– Да, она ее часто отпускала на праздники, иногда на выходные к родным в Бритшит.
– Так, что было после?
– Антони сказала мне, что собирается приготовить какой-то особенный десерт «Алая ведьма».
На этих словах все присутствующие отвлеклись от своих занятий и резко устремили взоры на Мая. Тот, как ни в чем не бывало, продолжил, будто не замечая смятения вокруг себя.
– Также она добавила: пока будет готовиться десерт, я должен съесть суп и пойти принять ванную с дороги. Я ее послушался.
– И тебя вовсе не смутило, что она готовила этот десерт? – презрительно сощурив глаза, спросил Чарли Фленсик.
– С чего бы? – пожал плечами Май, – она очень любила готовить, тем более пробовать новые рецепты. А так как ей самой есть такое было нельзя, то я служил ей подопытным кроликом.
– О боги, ты не знаешь! – еще более презрительно протянул журналист, – в твоем возрасте стыдно такого не знать! Еще и в церковной школе учишься!
– Ну, любезный, не судите парня строго, ведь он родился уже в то время, когда десерт «Алая ведьма» и вовсе перестал упоминаться. Так, лишь вскользь в детских сказках, – вступился психолог за своего пациента. Он бесшумно отошел от окна, проявляя элегантную нерасторопность. Прямой, как струна, он аристократично возвышался над всеми. И в этих движениях было что-то нечеловеческое, что-то завораживающее, отчего становилось не по себе. – Видите ли, дорогой Май, господин Фленсик хотел сказать, что десерт «Алая ведьма» около ста лет назад готовила настоящая черная ведьма, которая погубила немало людей. Ее звали Франческа Альдофин, и она была очень кровожадной и жестокой. За это ее и прозвали Алой ведьмой, ведь ее руки были по локоть в крови своих жертв. Условно говоря, конечно. Общеизвестно, что ведьмы всегда использовали в своих целях невинных людей, околдовывая их и управляя ими с помощью обрядов, заговоров и зелий. Так вот Франческа, таким образом, подчиняла себе выбранную жертву, дав ей испробовать десерт собственного приготовления. Но в наше время постыдно говорить об этом, как-никак после убийства царя и Большого разгрома старого правительства люди думают, что всех ведьм до одной повесили и их больше не существует. Хотя это далеко не так.
Мрачное молчание повисло над присутствующими.
– Я знаю о ведьмах! И знаю, что их уничтожили. Но моя сестра не готовила никакого зелья! Это рецепт так называется. Во многих поварских книгах названия рецептов иногда поражают воображение! Это сделано для того, чтобы люди обратили внимание. В нашем мире слишком много разнообразия – можно утонуть. Вот производителям и приходиться беситься, кто во что горазд.
– Очень интересное замечание, – в задумчивости произнес доктор, на что Чарли Фленсик презрительно фыркнул.
– Почему, когда ты выбежал из дома, на тебе была мокрая ночная рубашка? – перебив всех, строго спросил Мур.
– Я…ну… – замялся Май, – когда я уже вылез из ванны, то мне пришлось надеть ночную рубашку, потому что я забыл взять с собой домашнюю одежду. А мокрый я был, потому что переодевшись, тут же потянулся за расческой, которая лежала на верхней полке прямо над ванной, поскольку свою я опять-таки забыл… и, не рассчитав силы, я поскользнулся и упал прямо в воду.
– Она была все еще не спущена? – поднял брови Мур.
– Да… – неуверенно ответил Май, – я спускаю воду прямо перед тем, как покинуть комнату…
– После того, как переоденешься?
– Да…
– Вы замучили мальчика своими вопросами, которые совершенно не относятся к делу, – опять не вовремя встрял психолог. К презрительному взгляду Чарли Фленсика присоединился возмущенный и не менее презрительный взгляд Мура Лисца.
– Совершенно, согласен! – подал голос проснувшийся Альберт Разовски. – Вопросы совершенно никчемные, как и все, что вы делаете, Мур Лисц!
– Ладно, думаю, господа, достаточно. Я, как доктор, хочу уберечь и без того пострадавшую психику ребенка. Так что прошу на сегодня закончить пытку.
Пожилой инспектор тяжело вздохнул и недовольно начал убирать записную книжку к себе в портфель. Май же посмотрел на Мура, и нутро детектива подсказало ему, что паренек хочет поговорить с ним наедине.
– Май, когда приедет твоя семья? – быстро взял инициативу на себя Лисц, пока полицейские медленно начали тянуться к выходу.
– Через два часа, а то и позже, смотря на какой поезд они сели.
– Тогда я сопровожу тебя, – вновь не дав вставить слово доктору, выпалил Мур, – лучше тебе побыть с кем-то из взрослых, пока мама не заберет тебя.
– Прошу прощения, но я собирался провести время с Маем до приезда его родителей, чтобы помочь ему пережить горе, – наконец-то высказался психолог. Его голос был мягким и внушал доверие, но от него почему-то веяло холодом. – Нас, кажется, не представили, Антуан Де-Филт, доктор психологических наук. У меня частная практика в южной части города.
– Мур Лисц, частный детектив, – они пожали друг другу руки, но их приветствие было такое же холодное, как ледники в Антарктиде. Какой-то необъяснимый мороз почувствовал Мур от этого рукопожатия – это ощущение напомнило ему случай в поезде утром.
– Но, у вас же дела, – тут же живо возразил Май, – и к тому же мне будет не так плохо с моим другом детективом. Кстати, еще я смертельно хочу есть. Денег-то у меня не водиться, а лазить по карманам покойной сестры я не собираюсь. Так что господин Лисц присмотрит за мной, вам незачем переживать.
Не смея ничего возразить, Антуан Де-Филт в свойственной ему манере вежливо раскланялся, и тут же удалился. Стоило ему выйти из комнаты, как на него тут же с упреками набросился пожилой инспектор, что, мол, было не очень корректно говорить ребенку о ведьмах в такой момент, тем более, когда пресса связывает смерть девушек с колдовством.
– Что происходит, Май? – тут же зашептал Мур, сгорая от любопытства, – ты же кричал во все горло на улице, что ведьмы убили твою сестру! Почему не сказал об этом полицейским?!
– А ты бы хотел выглядеть дураком? Хотя кому я говорю… – отмахнулся Май.
– Что?
– Ай, неважно! Они все равно ничего не будут предпринимать! Все потому что главный в этом деле этот мерзкий старикан Альберт Разовски! Я знаю, он считает колдовство чушью!
– Да это так, – согласился Мур. – Хотя странно, ему, наверное, лет двести. Должен был воочию видеть разгром правительства… Так, а теперь серьезно. Давай рассказывай, как по правде было в ванной, и почему твоя рубашка оказалась мокрой?
– Ладно, только это мне и самому кажется странным. Я вышел из ванны, и мне стало плохо. Голова ни с того ни с сего закружилась – не помня как вернулся обратно, я тут же упал в ванну. Будто кто-то с силой толкнул меня, но клянусь, никого и близко не было! Потом эта невидимая сила начала топить меня! Я еле вырвался и тут же в страхе бросился к сестре. Сбежал по лестнице, и пока добежал на кухню через гостиную и столовую, прошла целая вечность! Эта планировка так ужасна! Забежал в кухню, а там она… висит в петле, зацепившись веревкой за балку, на которой сушат траву. Мертвая. Эта картина была настолько мерзкая и ужасная! Ее лицо некогда такое светлое и красивое было словно старушечье, искаженное каким-то ужасом. Она походила на застывшую куклу, но никак не на покойника, а я их видел. Меня тут же стошнило на пол, и, не помня себя, я ринулся к ней. Тряс ее за плечи какое-то время, пока не заметил у нее на шее кулон! У нее такого не было!
– И что же тут удивительного? Твоя сестра была балериной, думаю, у нее от поклонников отбоя не было. Следовательно, и таких безделушек было полно.
– Так-то оно так, но все дело в том, что она носила только черное серебро и только от своего любовника мультимиллионера Джеса Оксфольта. А эта вещица видно не очень дорогая. Если бы Антони надела такой кулон, то она бы не только оскорбила своего возлюбленного, но и изменила бы самой себе! Тем более все подарки от поклонников она отдавала на благотворительность, иначе бы все эти презенты вытеснили ее из квартиры.
– Ладно, допустим, – нахмурился Мур, – успел ли ты его забрать?
– Конечно! – воскликнул Май и тут же осекся, проверив, что никто не услышал его, – вот он.
Нащупав у себя на шее цепочку, которая пряталась под ночной рубашкой, он достал кулон. Это был лунный камень, абсолютно такого же происхождения, как тот, что Мур нашел в комнате Эмили.
– И еще, – продолжил Май, стараясь говорить как можно тише, – тут должен быть где-то ее личный дневник. Она вела такие с детства, и если найти последний, то многое может стать ясным, ведь она описывала в нем все важные события своей жизни. Говорила, когда станет балериной, то всем будет интересно почитать ее мемуары.
– Тогда мы вернемся сюда позже, как только полиция уйдет. Надеюсь, они его не перехватят. Есть ключ у тебя?
– Да, запасной в моих вещах.
– А теперь беги переодеваться, есть важное дело. Заодно и поедим. Только живее!
– Хорошо, – Май мигом бросился к лестнице на второй этаж.
Мур тревожно посмотрел на Фленсика. Тот флиртовал с балериной, стоя у камина. Детектива не оставляло смутное чувство – ему казалось, что его заклятый враг, как-то причастен к этому странному и туманному делу.
5.
Запеченные кусочки мяса с вареной картошкой и салат из горошка выглядели ужасно чарующе аппетитными. И, несмотря на произошедшее с ним горе, Май уплетал все блюда с необычайной жадностью. Когда в его довольно-таки юной жизни происходило что-то страшное, он безумно хотел есть. И хотя такое потрясение с ним случилось впервые, смерть за последние года он видал частенько.
Мур сидел напротив и деловито рассматривал сероватые листки из черной папки за чашечкой крепкого кофе. Эти листки содержали весьма любопытную информацию насчет покончивших с собой девушек, которую с таким трудом смогла откопать полиция. Сразу же после того, как Май наспех оделся, и они покинули душную квартиру Антони, Мур сообщил своему спутнику, что они направятся в главный корпус полиции, чтобы заполучить отчеты о расследовании. Ведь ему нужно посмотреть на общую картину в целом и изучить как можно подробнее каждый случай самоубийства, чтобы напасть на след. И хотя Май отчаянно сопротивлялся, крича, что он доведен до голодного обморока и ему срочно нужна еда, паренек все-таки подчинился воли детектива и пошел за ним. Через четверть часа они остановились неподалеку от величественного старинного здания около газетного киоска. На удивление Мая к ним тут же незаметно подкрался тот самый пожилой инспектор, что допрашивал его только что. Он молча передал Муру почтовый пакет, купил газету и как ни в чем не бывало, пошел дальше не спеша по улице. Все это настолько поразило Мая, что он даже на некоторое время забыл о своем ноющем желудке.
И вот спустя полчаса они уже уютно обедали в самом излюбленном кафе детектива «Артель».
– Итак, – подал голос Мур, закончив изучать бумаги, – теперь, нужно подытожить все, что нам известно на данный момент об этих таинственных происшествиях. Первая жертва, – Мур торжественно взял один из листков, – Альта Склер, двадцать пять лет отроду, дочь многоуважаемого профессора медицинских наук, а также преподавателя Артерионского колледжа научных исследований имени Иветты Белоснежкиной Артура Склера и его жены Мэри Склер – директора медицинского исследовательского центра при колледже. Это кстати она подняла скандал в прессе, заявляя, что ее дочь не могла повеситься. Так, дальше, – Мур покашлял, и его лицо приняло особо серьезный вид, – студентка Медицинского Университета Хирургии при царской палате, лучшая на курсе, претендовала на стипендию Роунда. По словам преподавателей способная и старательная девушка, не лишенная любопытства. Интересно, а тут что? О! Особенно увлекалась патологической анатомией. Свободное время посещала учебные морги, изучала все с этим связанное в библиотеке. Так-так…
– Что «так-так»? – прервал поток размышлений детектива Май, который все внимательно слушал, навострив оба уха, при этом, не забывая уплетать за обе щеки, поданный ему суп из тонко нарезанных овощей и грудинки.
– Запомни, это очень важная деталь. Нам могут вскоре пригодиться такие вот вещи – странные для посторонних, но совершенно обыденные для таких вот девушек-медиков.
– Хорошо, я обязательно запомню это, господин Лисц, – не отвлекаясь от своего важного дела, гордо заявил Май.
– Так. Вот показания ее друзей по университету. Многие, кто с ней был близко знаком, уверяют, что Альта была всегда веселой, общительной, быстро располагала к себе. Никаких странностей за ней не замечали, была любопытна и питала страсть к науке. Родители ее были строги, но справедливы. Братьев и сестер не имела. По словам матери, ее дочь была добра и вежлива по отношению к родителям. Отец особенно не общался с ней ввиду своей занятности. Хм. Смотри-ка, дата допроса стоит 20 число, а это значит, расследование начали после третьего самоубийства. Это очень плохо.
– Почему?
– Уже прошло много времени и некоторые нюансы могли исчезнуть из памяти ее друзей и близких. К тому же эта трагедия наложила на них неизгладимый отпечаток, так что к моменту допроса их мозг работал уже по-другому.
Май в ответ лишь недовольно прищурился.
– Дата смерти 5 число этого месяца. Ее обнаружила вечером в общежитии университета соседка по комнате Карен Инриж. Она возвращалась после прогулки со своим женихом Дареном Анрижским в семь вечера. Она зашла в комнату и упала в обморок от увиденного. Карен точно помнит время, потому что в семь все ученики должны вернуться в свои покои. Альта Склер висела в петле, зацепившейся за верхний крючок высокой старинной вешалки. Эксперты установили, что девушка повесилась приблизительно в шесть часов. Узел был завязан очень профессионально, будто Альта трезво и ясно готовилась совершить этот поступок. Вскрытие показало, что смерть наступила вследствие удушения. Никто из близкого окружения не верит, что юная госпожа Склер могла наложить на себя руки.
– А что насчет поклонников? – спросил Май, с любопытством заглядывая в отчет. – Посмотри, какая она хорошенькая. Такая нежная и обаятельная красота так притягательна для всяких проходимцев. Не верю, что у нее не нашлось бы хоть одного дружка на побегушках, которому она бы отказала в пользу науки. И он, будучи мстительным, конечно, возненавидел ее и связался с ведьмой. А та уже сделала свое дело.
– Это всего лишь твои бурные фантазии, Май. Тебе бы рассказы писать.
– Ну а какой смысл в преступлении, если в нем нет места страсти? Так совершенно неинтересно. Тем более эти особы так юны и милы. Грех убивать их просто так.
– Да, но никто не верит, что тут есть уголовная подоплека. Все действительно думают, что я лишь помешанный на нечисти неудачник, который лишился последней капли ума. Но в то же время полиция отчаянно старается создать видимость деятельности, а то это выльется в скандал и перерастет в массовые возмущения. – На минуту повисло молчание, как вдруг Мур воскликнул, – ты, чертенок, был прав! Смотри, Карен, соседка по комнате, утверждает, что видела, как Альта заигрывала с замом заведующего лабораторией, молодым аспирантом Стефаном Ольсом! Но он отрицает данный факт, описывая их отношения, как «прохладные, рабочие». Ей явно что-то было нужно от этого молодого человека.
– Почему? Может она просто прониклась к нему симпатией?
– Нет. Она слишком хорошо воспитана и знает, что такая кандидатура, как этот Стефан, очень низкого происхождения и статуса, чтобы она вообще посмотрела на него. Склер очень чопорная семейка, такие не замечают жалких аспирантов лаборатории. А Ольс неизвестная и не родовая фамилия. Значит, Альте что-то было нужно именно от него. Девушки в принципе хитры в этом вопросе.
– Да ты знаток, как я погляжу. Печальный опыт?
Мур грозно посмотрел на лукавую улыбку беснующегося Мая. В этот момент официант подошел к столику, поднося какой-то чудной десерт. Он манерно опустил тарелку перед счастливым лицом паренька и спросил, нужно ли добавлять в чай имбирь.
– Нет, нет! Что вы, он же острый! – испуганно выпалил парень, заглядывая озабоченно в чашку, будто надеясь высматривать там спрятавшиеся кусочки имбиря. – А вы что, уже положили его?!
– Нет, юный господин, что вы, как можно! Я специально уточнил, чтобы не возникло недоразумений.
– У меня на острое жуткая аллергия, – тут же выпрямившись, спокойным тоном пояснил Май.
– Но вот почему этот Стефан все отрицает? Вот это уже другой вопрос, – не замечая данной сцены, продолжал Мур.
– Может Карен просто-напросто врет?
– Нет смысла. Зачем ей врать? Что это дает? Хотя, конечно, все возможно. Нам только остается принять те факты, которыми мы владеем. – Мур достал второй листок и, нахмурившись, начал зачитывать, – вторая жертва Алиса Максималь, двадцать три года, средняя дочь графа и графини Максималь, а также невеста известного политического деятеля, наследника Аунтемпского поместья графа Кристофера Беднама. Они были помолвлены еще до рождения Алисы. Родители договорились о браке, и в этом месяце должна была состояться пышная свадьба в церкви святого Софиана, к которой молодые готовились немного немало – всю свою жизнь. Но девушка была обнаружена повешенной в кабинете своего жениха, ночью, в три пятнадцать самим графом, который от бессонницы решил спуститься в свой кабинет, чтобы полистать документы. По его словам, он очень хорошо знал свою будущую супругу, и что эта леди, несомненно, была высоких моральных качеств, очень ответственная и с особенным достоинством относилась к своему долгу. Что девушка, которая всю жизнь готовилась быть женой высокопоставленного лица, не могла так легко пренебречь всем, что поставлено на карту и оборвать свою жизнь. Никакими расстройствами она не страдала, все ее малое окружение отзывалось о ней с уважением, описывая Алису, как девушку достойную, гордую, справедливую. Она любила читать, танцевать и музицировать. Хорошо обращалась со слугами, никто на нее не жаловался. Родители пришли в ужас, узнав о случившемся. Графиня Максималь тут же слегла, а у графа случился приступ лихорадки, и он до сих пор не выходит из своих покоев – никого к себе не пуская, кроме своего личного камердинера. Оба родителя категорически отказались давать какие-либо комментарии полиции, запретили вскрытие их дочери, а также настаивают на прекращении следствия, ибо это больно бьет по их горю. Все это случилось 11 числа этого месяца. Прошла почти неделя после смерти Альты Склер…Хм… – Мур о чем-то задумался и выражение его лица было то нешуточно сосредоточенным, то каким-то жутким. – Вот показания самого жениха, графа Беднама. Он утверждает, что его невеста всегда была в прекрасном расположении духа. Он никогда не замечал за ней склонностей к суициду. Они прекрасно ладили, зная друг друга с детства – им было легко и просто строить общение… мда, – лицо Мура выражало сомнение, он, кашлянув, сделал впервые глоток кофе, которое, вероятно, к тому времени уже остыло.
– Это же та парочка из журналов! Я часто видел их на обложке «Светская жизнь», которую читала моя сестра Анна! Ими восхищались все сплетницы нашей деревни! Говорили, что это необыкновенная любовь! Они просто прекраснейшая пара – образец для всех! – Май так оживился, что печаль в его глазах почти рассеялась. Муру это согревало душу.
– Знаешь, в образцовой паре невеста не кончает жизнь самоубийством. Хотя тут даже дело не в этом. Из показаний всего их окружения становится ясно, что они все поголовно лгут, дабы избежать скандала.
