Irin Joki
Дом злых ведьм с холма. Том I.
– Мне не ясно, – подал я голос, – мы пойдем туда всей толпой… а зачем? Что буду делать я?
– Все мы там понадобимся на случай непредвиденных обстоятельств, – объяснил Натаниэль, складывая карту и убирая ее в карман.
– Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется именно нашим количеством мы и создадим непредвиденные обстоятельства, – нахмурился я. Все это мне начинало не нравится.
– Не волнуйся, Милон! Мы не впервые сталкиваемся с подобным, так что все давно схвачено, – с милой улыбкой заверил меня Натаниэль.
– Это, безусловно, успокаивает, – не без сарказма вымолвил я, в очередной раз, диву дивясь от данного подхода к делу.
– Что ж, господа, пора выдвигаться, – ободрено объявил Романов, словно мы собрались на прогулку, – нам надобно переодеться в неброскую и удобную одежду, которую предпочитают современные воры. Я все подготовил, Стюарт вас проводит.
Пока все нехотя засобирались, Стюарт уличив минутку, сообщил Натаниэлю новости:
– Господин, пришли документы из столицы, это не срочно, – протянул он бумаги, – господин Тольф прислал вам отчеты о расходах за последние полгода.
– Без проблем, Стюарт, – забрал документы граф, – проводи господ, будь так добр.
Так как я стоял практически рядом с господином Романовым, взгляд мой невольно упал на первые страницы документов, которые уже были любезно распечатаны и открыты моему взору во всей красе. Мои глаза полезли на лоб от суммы, что удалось мне подглядеть, и сумма эта значилась лишь за минувший месяц. От изумления я оторопел и замешкался.
Какого…черта?
Разве подобные расходы возможны при, как говорил сам Романов, весьма плачевном финансовом положении их клана, который находился в разорении?
Ведь там, где присутствуют такие расходы, однозначно должны быть и доходы значительно превышающие их. И если это так, в таком случае, что мы сейчас делаем и зачем им на самом деле клинок Холодного принца?
Неужели остальные члены Совета также умышленно приврали об истинном состоянии дел собственных кланов? Зачем они втягивают в это меня, ведь я не представляю собой столь важную особу, чтобы разыгрывать передо мной такое невероятное представление.
Судорожно рассуждая об этом, я проследовал в одну из комнат вслед за Стюартом, для того чтобы примерить на себя личину вора. Одежда была уже подготовлена и, отказавшись от услуг прислуги, я заверил, что справлюсь с этим делом самостоятельно. Ткань костюма была черной, немаркой, к ней не прилипало ни пылинки. Наряд и, правда, выглядел очень удобным для того, чтобы проникнуть в чьи-то владения незаконным путем. Переодевшись, я также захватил свой костюм, дабы не возвращаться за ним обратно.
Ветер на улице не утихал, порывы налетали все с большей силой, неминуемо пробуждая внутри меня подступающую тревогу. Так как солнце давно исчезло с небосвода, а тучи застелали свод, закрывая собой даже малейший просвет, крадущиеся сумерки спустились на пригород, отчего все приобретало характер таинственности и загадочности.
Мы оседлали лошадей и отправились в путь. Молчание и ветер окутывали нас в пути, тягостное чувство засело в моей душе, не давая покоя ни на минуту. Все участники события чувствовали себя, как в своей тарелке, их лица были полны спокойствия и решимости, чего нельзя было сказать обо мне. Я все гадал и не мог вразумить, зачем господа нарочно втягивали меня в свою игру, умышленно умолчав об истинной ее цели?
Наконец на горизонте показалось «Вороново поместье» некогда великого и богатого, а нынче вымирающего клана Эсмальт. Стекла окон зловеще поблескивали, ветер продолжал подгонять нас в самое логово.
Мы остановились неподалеку в ближайшей роще деревьев, чтобы привязать лошадей. Далее пришлось продвигаться пешком, крадучись, словно мы были выходцы не из аристократических семей, а дети бандитов и попрошаек. Словно матушка воспитала из меня не джентльмена, а проходимца. Богини, хорошо, она сейчас не видит, во что превратился ее сын.
Я ступал осторожно по траве, опасаясь сделать лишнее движение. Натаниэль, который к слову держался столь уверенно, что я право терялся, дал нам знак надеть маски и перчатки, что были розданы еще в поместье. Как я не хотел надевать на себя столь постыдный предмет гардероба! Это означало одно – что я окончательно принял правила игры и согласился стать воришкой безвозвратно. Но делать было нечего – мы повиновались приказам нашего председателя и маски закрыли наши лица.
В этом случае лишь Фелесу было позволено оставаться в своей возвышенной одежде, которая должна была, по его мнению, сослужить ему сегодня хорошую службу. Господин Русаков проследовал к выходу, пока мы затаились в кустах смородины, выжидая.
Как только двери были отворены перед Фелесом, лицо его по обыкновению злое и ядовитое, вмиг преобразилось по щелчку пальцев, сделавшись приятным и приветливым. Он словно достал все то обаяние, что припрятывал ради особенного случая. Да они тут все актеры, как я погляжу – еще бы узреть режиссера данного действа для полной картины.
Госпожа Эсмальт, что отворила двери, невольно цепляла взгляд, однако в ее убранстве не было ничего помпезного и торжественного. На лице ее не было и признака волнения – ни румянец, ни смущение не коснулись его. Она держала себя гордо и величественно, отчего я даже на долю секунды залюбовался ею. Девушка, перебросившись парой слов с гостем, незамедлительно впустила его в свои владения и двери за ними захлопнулись.
Что ж, карты были розданы и партия началась.
Софиан, как и было условленно, занял пост около парадной двери, в которую только что удалились Фелес с Консеттой, остальные двинулись в противоположную сторону. Мы быстро обогнули поместье, стараясь действовать как можно тише и осторожнее. Как только мы добрались, господин Романов, достав припрятанные отмычки, с легкостью вскрыл замок, так как двери оказались заперты. Я в который раз усомнился в том, что глава пригорода полицейский – все больше он мне напоминал самого заядлого и отъявленного преступника.
Луи преисполненный, как и всегда бдительности и всепоглощающей подозрительности, остался сторожить возле выхода, спрятавшись подле кустов сирени. Остальные двинулись в путь по темным и извилистым коридорам огромного поместья. Плутая по мрачному лабиринту, я слышал собственное сбивчивое дыхание и явно ощущал нарастающую тьму, а за ней и подступающий страх. Наконец проблеск света, что полоской ложился на пол коридора, показался впереди. Это означало, что мы достигли столовой, в которой наш сообщник должен был, как угодно отвлечь несчастную девушку, дабы мы смогли пройти дальше к лестнице. Натаниэль прижавшись к стене, стал прислушиваться. Мы последовали его примеру.
– Кто же приготовил такой замечательный ужин? – ахнул Фелес, усаживаясь на указанное ему место во главе стола.
– Приготовила его я, – спокойно пояснила Консетта, занимая место напротив своего гостя, – вы же умоляли меня отослать абсолютно всю прислугу из поместья, так что мне пришлось выполнить вашу прихоть. Отчего вас это так удивляет?
– Не каждая леди станет готовить, – сказал Фелес, неотрывно наблюдая за своей собеседницей. Положение его осложнялось, тем, что девушка села именно туда, откуда открывался обзор на весь коридор. Парень нахмурился, не зная, как ему быть дальше.
– Не вижу ничего особенного в том, чтобы человек умел заботиться о себе, выполняя необходимые вещи для жизни, – холодно высказалась Консетта.
– Не знаю, госпожа, мне слуги готовят, – беспечно выпалил Фелес, явно не подумав.
– Здесь гордиться нечем, господин Русаков, – ледяным тоном отрезала Консетта, сидя ровно, словно статуя. Затем она облокотилась одной рукой об стол, подперев голову. Вторую руку она положила на скатерть и перебирала пальцами, словно что-то решая для себя.
Русаков закусил губу, совершенно не зная, что делать далее. Неловкое молчание заполнило комнату, пока мы выжидали возле злополучной арки. Натаниэль начинал нервничать, судорожно бегая глазами. Иэн тихо вздохнул и шепнул Даниэлю, что Фелес не справится.
– Так, господин Русаков, ваше письмо, – нарушала тягостное молчание госпожа Эсмальт, двумя пальцами правой руки небрежно подняв послание, что лежало на столе. Она продемонстрировала его Фелесу и властно спросила, – что это все значит? Я хочу услышать объяснения.
Многострадальное лицо Русакова в этот миг выражало невероятную палитру эмоции – кажется, он проклинал про себя нас, меня, да и весь мир в целом.
– Что же именно вам непонятно в моем письме? Там же все написано, – что есть сил, выдавливая из себя улыбку, как можно мягче ответил Фелес.
– Мне понятно, что там написано, – резко произнесла Консетта, начиная при этом хмуриться, – мне непонятно с какой целью вы написали столь дерзкое послание?
– Я… а… люблю вас сердечно, – судорожно выпалил парень, нервно переплетая пальцы и прижимая руки к груди, – как вы можете быть так резки с моим ранимым и влюбленным сердцем?
Иэн едва сдержал смех на этих словах. Консетта же нахмурилась пуще прежнего, грудь ее тяжело вздымалась от нарастающего негодования, что она подавляла лишь благодаря природной выдержке.
– Вздор, господин Русаков, вы лжете мне! И вы и ваше письмо пропитаны несусветной ложью!
– Вы невероятно жестоки по отношению ко мне, – растерянно проговорил Фелес, и вид его в эту минуту был невероятно трогательным.
– Прошу прощения, но в таком случае, что вы скажите насчет госпожи Бетси? – вздернула бровями Консетта.
Никто не мог поспорить, что она имела явное превосходство над своим противником, не оставляя ему и шанса на победу. Признаться, я был удивлен, ведь при первом впечатлении госпожа Эсмальт показалась мне замкнутой и невероятно податливой особой. Я никак не мог предположить, что такая сила и огонь бушуют в ее душе.
– Госпожа Бетси? – нервно закусил губу Фелес. Его глаза забегали по комнате, – Иви? Она мне просто старый друг, как и я для нее.
– Айрис, – гробовым голос произнесла девушка, и в этот миг за окном неожиданно прогрохотал гром, отчего Фелес вздрогнул, едва не лишившись души.
– Честно признаться, – тяжело дыша, проговорил Фелес, то и дело, перебирая пальцами скатерть, – я оказывал знаки внимания госпоже Айрис лишь для того, чтобы досадить господину Иваницкому, не более.
В этот момент Иэн усмехнулся, для себя, видимо решив припомнить это позже господину Русакову.
– В самом деле? – вздернула бровями Консетта – она ни капли не верила ему, и это было справедливо.
Честно признаться, дело шло к неминуемому провалу – Фелес весьма сомнительно справлялся с отведенной ему ролью. Он совершенно не владел навыком обмана перед дамами, одним из жизненно необходимых навыков для мужчины, по мнению моего покойного отца.
– Ладно, – протянул Русаков, вмиг став похожим на себя настоящего, – вы видели Айрис? Я, конечно, понимаю, у каждого свой вкус, но она же… страшная, как черт! – слова эти были произнесены так искренне, что это право изумило меня. – Неужели вы могли подумать, что такой человек, как я, который ценит все исключительно возвышенное и прекрасное, мог позариться на такую девицу?! К тому же ее манеры оставляют желать лучшего, у нее ни стыда, ни совести, и она даже не старается этого скрыть!
На этих словах Даниэль покосился на Иэна, но, увы, господин Иваницкий имел такую необходимую в любом обществе привычку – делать непроницаемое лицо, отчего его мысли становились тайной для посторонних.
– Что же вы в таком случае увиваетесь за ней? – справедливо заметила госпожа Эсмальт, – разве это не унижает вас? И не ставит также вашу честь и репутацию под сомнение?
– Я же вам говорю – меня хлебом не корми, дай позлить Иваницкого! – начинал нервничать Фелес, понимая, что никак не может сдвинуться с мертвой точки, – он-то влюбился в нее на полном серьезе.
– Слабо вериться, – прищурилась Консетта, и в порыве эмоций, добавила, – вы сказали, что цените все возвышенное и прекрасное? Простите, дорогой господин Русаков, но я к несчастью едва ли вписываюсь в ваши стандарты. Мою наружность нельзя назвать возвышенной, а характер прекрасным. Из этого возникает вопрос, что же вы нашли во мне, господин Фелес?
Страшная гроза прогрохотала в этот миг, неприятно разрезая тишину летнего вечера. Тут наш герой решил, что пора брать банк, и, вскочив с места, в страстном волнении заговорил:
– Госпожа Эсмальт, Конси, мне нравится в вас абсолютно все! – выпалил он с жаром, постепенно приближаясь к своей собеседнице и тем самым сокращая дистанцию, – я считаю вас самым прекрасным созданием на свете, ведь вы так красивы, так умны! Ваша фигура сводит меня с ума, а когда я гляжу в ваши бездонные глаза, я признаться тут же робею!
Консетта на данный выпад не выразила ни малейшего смущения или изумления, она лишь подперев голову рукой и вздернув бровями, внимательно слушала своего новоиспеченного обожателя. По ту сторону стены Даниэль покатывался со смеху, едва сдерживаясь, чтобы не обнаружить свое присутствие. Натаниэль пихал его в бок, силясь усмирить, но и сам же не мог сдержать улыбку.
Мне же было не до смеха, ведь если девушка поверит в любовь господина Русакова, то это будет означать одно – надежду юной особы на брак, которого в свою очередь не последует. В этом случае это будет ужасающий поступок с нашей стороны.
– Вы раните меня, говоря о лжи, которой нет и вовсе! Ведь я говорю вам чистейшую правду! – продолжал распаляться Фелес, вероятно, проклиная про себя все на свете. – Дайте мне хотя бы один шанс – выйдемте в сад прямо из столовой и прогуляемся среди чудесных роз! Умоляю вас!
Несчастный парень всеми силами планировал увести девушку из столовой, но как назло, за окном нещадно гремел гром, предупреждая всех смертных о скором ливне.
– Скоро начнется дождь, господин Русаков, – произнесла, наконец, Консетта, неотрывно глядя на парня. В глазах ее читалось слегка уловимое любопытство, – я бы вам советовала остаться здесь и закончить ужин.
– Ох, Конси, милая, разве вас ничуть не тронули мои речи?! – взмолился Фелес, отбегая в сторону в оскорбленном порыве. Что ж, должен признаться, он мог бы стать выдающимся актером.
– Слова это всего лишь слова, – заявила спокойно госпожа Эсмальт, – они не имеют силы без последующего за ними действия.
– Вы терзаете меня, прошу, умоляю, не будьте столь холодны со мной! – Фелес подавляя в себе чувство собственного достоинства и испытывая невероятную душевную муку, бросился к коленям девушки, обнимая их, – я вас безумно люблю, желаю только вас и никого более! – Русаков задыхался, словно боялся собственных слов, что с такой легкостью срывались с его уст. Однако он понимал, что отступать было некуда.
Консетта даже и не попыталась высвободить колени из объятий парня. Она, как и прежде держала себя очень достойно и спокойно, подобно взрослой зрелой женщине. Вдруг девушка взяла Фелеса за подбородок и, приподняв его голову, взглянула прямо в лицо.
– Еще раз, – непоколебимым тоном произнесла она, отчего парень вмиг оробел.
– А? – выдавил он, тяжело дыша, – Конси, я хочу лишь тебя, но, – парень, нервно облизывая губы, тут же пошел на попятную, – ты знаешь, что моя бабушка никогда не одобрит наш союз, ведь наши кланы находятся во вражде до сих пор, даже после смерти твоего отца, и…
Фелес не успел договорить и что-либо понять, как Консетта яростно впилась ему в губы, полностью овладевая господином Русаковым, и не оставляя ему даже малейшую надежду на побег. Девушка и не планировала отступать – она со всей решительностью и настойчивостью, обычно не свойственной леди в ее положении, прижала Фелеса к полу, продолжая его страстно целовать, проникая языком все глубже. Запястья парня были накрепко прижаты ее, на первый взгляд хрупкими, но как оказалось впоследствии такими сильными, руками.
– Пора, – шепнул Натаниэль.
И не успели мы сделать и пару шагов, как пылкая парочка, не отрываясь друг от друга, вылетела в коридор прямо нам навстречу. Мы только и успели замереть, не в силах существовать далее, глаза наши расширились в неминуемом ужасе. Фелес, продолжая целовать Консетту и изо всех сил прижимая ее к себе, дабы она ненароком не заметила нас, замахал руками, призывая нас скрыться за угол. Натаниэль застыл и, подавая нам знаки отступать, прокрался на цыпочках назад. Вся картина выглядела до ужаса нелепо, но в тот миг нам было не до смеха. И хотя мои дорогие сообщники и выглядели непоколебимыми, я же в противовес им дрожал от страха и чувства быть разоблаченным в любую минуту.
Слава богиням, госпожа Эсмальт слишком была увлечена своим новым занятием, чтобы заметить таких презренных созданий, как мы. Она вела Фелеса прямиком к лестнице, не давая ему права выбора и парень, видимо уже смирившись со своей участью, покорно подчинился ее воли.
– Она ведет его в спальню, – прошептал Натаниэль, доставая карту поместья из кармана. – Это практически рядом с нашей целью, черт. Нельзя что ли было сделать все в столовой?!
Я хотел было высказаться по этому поводу, но деликатно промолчал.
– Ладно, пошли, – сказал тихо Иэн, – у нас нет выбора.
Романов вздохнул и, убрав карту поместья обратно в карман, проследовал наверх, а мы, как его верные псы, поспешили за ним. Я отчего-то уже вовсе и не удивлялся положению, в котором мы оказались с моими прекрасными собратьями по Совету, этими образцовыми наследниками, этими неоценимыми джентльменами. Лишь одна мысль не давала мне покоя, заставляя про себя смеяться в истерическом припадке, что этот неоправданный риск, который грозил чести и репутации каждого из нас, эта бесценная жертва господина Русакова были положены лишь для того, чтобы украсть клинок Холодного принца! Зачем он им был нужен?! Как они его собирались применить в дальнейшем?! Для чего?! Ни один из моих вопросов не был удостоен вразумительного ответа.
Пару раз Фелес был впечатан в стену, его белоснежная и такая дорогая его сердцу рубашка полетела на пол, без возможности выбора. Консетта оказалась беспощадна – ее движения были резки и властны, чего парень явно не ожидал. В считанные секунды его шея была покрыта жаркими поцелуями, неминуемо оставляя после себя самые явные следы. Сколько бы он не силился сдержаться, с его уст все же сорвался сладостный стон.
Затем Консетта, не обременяя себя излишними церемониями, швырнула Фелеса на кровать. Пока она отстегивала верхнюю юбку платья весьма уверенным движением руки, парень судорожно выдохнул, глядя на полог перед собой – зрачки его расширились, и он понял, что последствия данной оплошности неотвратимы. Однако его дама не дала ему времени на долгие размышления – стащив с него оставшуюся одежду, девушка, тяжело дыша, медленно и вдумчиво провела по его телу обеими ладонями, словно сама не до конца верила в происходящее. Ее руки спускались все ниже и ниже, пока не достигли нужной цели.
– Ах.. Конси, погоди… – глухим и слабым голосом запротестовал Фелес, – стой…
Девушка не удостоила вниманием его тихие протесты – она самозабвенно продолжала ласки, всецело поглощенная процессом. Ее горячие губы покрывали белоснежную кожу парня ненасытными поцелуями, подбираясь к шее.
– Ай, не кусайся… пожалуйста, – сдавленно прошептал Фелес. Дыхание его сбилось, он весь трепетал и дрожал сам того не ожидая.
На этих мольбах Консетта заглянула в его лицо проникновенным и внимательным взглядом. Она ни на секунду не останавливала свои ласки, настойчиво продолжая ритмичные движения. Щеки Фелеса вмиг залились пунцовой краской, он неотрывно глядел на девушку, одновременно пугаясь и растворяясь в этом взгляде.
– Еще…ах еще… – настойчиво простонал Фелес, хватаясь за концы лент, что надежно утягивали талию девушки в корсет.
Вмиг корсет и оставшаяся одежда Консетты отлетела в сторону, и парень, прибывая в опьяняющем и вожделенном состоянии, впился ей в губы, прижимая ее к себе.
Тем временем мы уже поднялись на второй этаж, ступая аккуратно и осторожно. Из спальни доносились прерывистые стоны.
– Кажется, – усмехнулся Даниэль, – Фелес крупно попал.
– В любом случае, ему сейчас намного лучше, чем нам, – нахмурился Натаниэль, сосредоточенно оглядывая замочную скважину злополучного кабинета.
– Он нам еще это припомнит, – проговорил Иэн, приподняв брови.
– Госпожа Эсмальт может делать с ним все, что ее душе угодно, лишь бы это было нам на руку, – безжалостно отозвался Романов, с легкостью вскрывая замок.
– Ваша забота о нас, как о ваших подопечных, весьма радует меня, – язвительно подметил я, в который раз удивляясь, как полицейский ловко обращается с отмычками.
– Да что вы разнылись?! – яростно прошипел Натаниэль, – будто его там демоны терзают на куски, а не хорошенькая леди. Он вам что, барышня кисельная – переживет! Значит, как в вампирских притонах кутить это в порядке вещей, а тут уже целая трагедия! – он поглядел на нас весьма внушающим взглядом и добавил, – между прочим, у госпожи Консетты очень красивая фигура и горячий нрав. Что еще можно желать?
– В таком случае нытье его будешь сам выслушивать, – качая головой, подытожил Иэн.
– Да я все выслушаю, боги, – закатил глаза Даниэль, пробираясь мимо нас вглубь темного и мрачного кабинета, – зачем еще нужны друзья? К тому же я привык к его беспочвенным страданиям.
Мы с Натаниэлем проследовали за господином Беднамом, Иваницкий же остался в коридоре.
Непроглядный мрак поглотил нас, не давая ни малейшего шанса что-либо разглядеть. Я невольно ощутил себя уязвимым, словно брошенным на самое дно пропасти тьмы, где живут оголодавшие демоны, которые только и выжидают часа, чтобы сожрать тебя.
– Нельзя ли зажечь свечу? – поинтересовался я, обо что-то споткнувшись.
– Ни в коем случае, – ответил Натаниэль, – окна кабинета выходят в поле, где вечно ошиваются все, кому не лень. Нам не нужны лишние свидетели.
Я многострадально вздохнул, продолжая на ощупь осматривать полки на наличие там сейфа. Благо мне не пришлось долго изображать из себя ищейку, так как Даниэль оповестил нас из самого дальнего угла комнаты, что нашел то, что так усердно искал. Пока он с предельным старанием вскрывал сейф в кромешной темноте, я от скуки начал осматриваться вокруг. Глаза мои уже привыкли и очертания кабинета начали слегка проступать, рассеивая тьму.
Взгляд мой упал на портрет небольшого размера, что висел на стене – на нем был изображен молодой мужчина с весьма неприятной и грозной наружностью, рядом с ним стояла Элисса Эсмальт и… Филиция Альдофин!
– Это Уолли Эсмальт? Покойный муж госпожи Элиссы? – спросил я у Натаниэля, указывая на угрюмого мужчину на портрете.
– Что? – поначалу не понял меня Романов, но уловив в темноте очертания портрета, произнес, – да, он самый.
– А почему с ними запечатлена моя тетушка, госпожа Филиция? – насторожившись, прошептал я.
– А что тебя так удивляет? Она была главной леди страны, а клан Эсмальт был одним из приближенных последователей ее мужа, – Натаниэль пожал плечами, доставая сигарету и поспешно убирая ее обратно, – они вертелись в одном кругу.
– Это, несомненно, так, однако, – я покачал головой, – странно, что портрет, где они изображены втроем висит в кабинете господина Эсмальт на самом почетном месте. Уместнее было бы повесить портрет его семьи или же родителя.
– У каждого свои вкусы и предпочтения, – отмахнулся Романов, не придав моим словам никакого значения.
– Как вы вообще умудрились разглядеть что-либо в этой темноте?! – донесся пораженный голос Даниэля, – вот я ни черта не вижу, приходится действовать вслепую.
Тут мы с Натаниэлем, не сговариваясь, поглядели друг на друга осторожными, но при этом не менее подозревающими взглядами. Полицейский прищурился, я же приподнял голову, не смея шелохнуться.
– Ты так хорошо ориентируешься в темноте? – недоверчиво произнес Романов, оглядывая меня оценивающим взглядом.
– Аналогичный вопрос, – протянул я, приподняв одну бровь.
Гром продолжал угрожающе греметь. Я слышал настороженное тяжелое дыхание полицейского, видел, как в его глазах промелькнул нехороший блеск. Наверное, мы еще долго могли бы так стоять, судорожно соображая, как выйти из сложившегося положения, но, слава богиням, Даниэль, наконец, вскрыл проклятый сейф, извещая нас об этом скрипом железной дверцы.
– Готово, Нат, – прошептал он, протягивая сверток, который хранился внутри.
Романов вмиг приободрился и вышел на свет в коридор, дабы хорошо разглядеть заветную находку, я поспешил за ним, прибывая в нескончаемой власти всепоглощающего любопытства.
Аккуратно развернув сверток, Натаниэль, охваченный невероятным возбуждением, достал клинок, что поблескивал светом в полумраке. Его рукоять лазурного цвета была выточена так искусно, что нельзя было это не отметить. С горящими глазами парень тщательно оглядел вещицу со всех сторон, и чем больше он ее рассматривал, тем больше потухал его взгляд. Мы с Иэном в ожидании стояли подле, не смея ничего произнести.
– Это подделка, – в отчаянии проговорил Натаниэль, на лице его так и отражалась досада.
– Почему? Как вы это поняли? – растерялся я.
– Нет пореза на рукояти, что сделал сам Холодный принц, – объяснил Романов с горечью в голосе, – уходим.
Даниэль, не выразивший никаких эмоций по данному поводу, достаточно быстро упрятал клинок обратно и надежно закрыл сейф. Полицейский, сделавшись мрачнее тучи, закрыл дверь кабинета, и мы поспешили покинуть поместье.
Все произошло так быстро и неожиданно, что я не сразу вспомнил о господине Русакове, который еще не знал, что его жертва, какой он пал, была принесена напрасно.
Мы вышли на улицу к Луи, который сохраняя бдительность, так и сидел возле кустов сирени. Он, было, бросился к нам с энтузиазмом, однако уловив настроение своего босса, тут же понял, что операция не удалась.
Воздух потяжелел, ветер так и тревожил местность, попеременно накатывая с большей и большей силой. Гром уж более не гремел, обещанный дождик так и не начался. Все сохраняли траурное молчание, пока мы шли к месту, где оставили лошадей.
Даниэль выглядел спокойным. На его лице не виднелась досада перенесенного поражения, наоборот он казался хладнокровным, будто никакие неудачи не способны сбить его с намеченного пути. Иэн сняв перчатки, курил сигарету на ходу. Как и обычно, сложно было сказать, о чем думает или что чувствует господин Иваницкий. Однако он показался мне в тот миг каким-то понурым и подавленным.
Я же, не испытывая ни малейших сожалений по ложному клинку, прибывал в нервном состоянии духа, беспрестанно перебирая причины, по которым им могла понадобиться эта вещица. Хотя они же охотятся лишь на самые важные артефакты, что некогда принадлежали Холодному принцу. Возможно, в этом и скрыта разгадка?
– Что ж, – наконец заговорил Натаниэль, когда мы подошли к лошадям, – отдохните пока что. Позже решим, как действовать дальше.
На этих словах, Романов вскочил на лошадь и уже собирался умчаться прочь, как Даниэль бросил ему напоследок внушительным тоном:
– Мы найдем его, Нат, обязательно.
– Я знаю, – кивнул ему полицейский и рванул на всех парах.
Так мы разъехались в разные стороны, устремившись добраться до своего дома. Пока каждый из нас был занят тяжелыми размышлениями в собственных постелях, Фелес до утра оставался в сладком плену госпожи Эсмальт, находясь в блаженном неведении относительно нынешнего положения дел.
4.
Перед тем как коснуться головой подушки, я набрел на еще одно приключение на свою беду.
Благополучно добравшись до дома, переодевшись в свою одежду и отведя лошадь в конюшню до той поры, пока она не будет возвращена в родное Кастонское поместье, я на пару минут решил постоять на свежем воздухе, чтобы прийти в себя. Синее глубокое небо было забрызгано серебристыми звездами – луны не наблюдалось на ночном небосводе и от этого нутро мое приятно замирало.
Не сразу заметил я огоньки – куча светлячков танцевали в лесу, что располагался за нашим особняком. Манящее покрывало искорок горело ярким пламенем, рассевая непреступный мрак. Некая внутренняя сила повела меня туда и я, словно околдованный, повиновался и пошел. Лес, освещенный бледным свечением, казался мне таинственным и загадочным – я ступал проверенной тропой, которой ходил ранее, но сейчас это будто было и вовсе другое место. Воздух, что обволакивал меня, казался теплым и приятным – ветер тут стих, словно боясь потревожить лесных жителей. Мрачные деревья отгораживали их от внешних ненастий.
Передо мной показалось озеро, возле которого часто прогуливались кузины, проводя время за своими ведьминскими делами.
Здесь было не так светло, как на тропинке – лишь вдали по ту сторону водной глади проскальзывало слегка пробивающееся свечение от светлячков.
Вдруг я остолбенел – возле озера на самом берегу виднелся силуэт прекрасной девушки. Эту фигуру и очертания я узнал бы из миллиона подобных.
Это была Рири.
Она тут же обернулась, совершенно не удивившись моему появлению. Влажные волосы спадали ей на плечи, ее белая сорочка промокла насквозь, и от этого ее обнаженное тело просвечивало сквозь нее. И признаться, я не мог, да и не пытался оторвать от девушки взгляда.
– Что ты тут делаешь посреди ночи? – оглядел я ее, ничуть не стесняясь.
– А ты? – она маняще подкралась ко мне, аккуратно переступая босыми ножками, – совет закончился столь поздно?
– Опасно бродить в лесу ночью одной, даже если это наша территория, дорогая, – облизывая губы, судорожно вздохнул я, продолжая при этом неотрывно глядеть на ее притягательное тело.
– Дорогой, не волнуйся так, – остановилась она, кокетливо улыбаясь, – та, о которой тебе стоит беспокоиться, как будущему мужу, находится явно не здесь.
– Дорогая, – вздохнул я, насилу справляясь с собой, – прекрати играть со мной, ведь это добром не кончиться.
– Оу, – она наклонился вперед с невероятно дерзкой ухмылкой, – я на это очень рассчитываю. А пока что, братец, – она еще пуще усмехнулась, – у меня здесь свои ведьминские дела. Они тебя не касаются.
Рири стала заходить в ледяную воду бездонного озера, и полы ее бесстыжей сорочки заколыхались на поверхности водной глади.
– Ты ведь, дорогая Ребекка, воровка? Не так ли? – глаза мои помрачнели – истинная личина вот-вот грозилась проступить наружу.
Девушка обернулась, стоя по пояс в воде.
– Неужели ты так решил лишь из-за моего цвета волос? К твоему сведению, не все воровки рыжие, глупыш.
– Нет, глупышка, – ухмыльнулся я, обнажая острые зубы, – все воровки рыжие, только не все рыжие – воровки. Вот в этом и загвоздка.
Я стал подступать к ней медленными и тяжелыми шагами, нутро мое содрогалось, пульсируя и уничтожая окончательно все то, ради чего я жил ранее.
Рири удовлетворенно наблюдая полученный эффект, сладко облизала губы и, не шелохнувшись с места, ответила:
