После завтрака в детском саду у меня заболел живот. Боль была так сильна, что мне пришлось преодолевать убеждение "жаловаться стыдно", чтобы рассказать о своей беде воспитательнице.
Для меня, получившей в наследство от отца трудные отношения с буквой "р", любое обращение к той воспитательнице было мучением, а для неё иногда – забавой, а иногда – раздражением. Карина Юрьевна.
За порядком она следила менее тщательно, чем ее старшие коллеги.
Похожая на огромную куклу с пушистыми светло-жёлтыми волосами и толстыми губами, Карина Юрьевна имела сутулую спину, уставший взгляд и недовольное выражение лица, словно мы все были её личной обузой.
Воспитательница, выслушав о моем недомогании с серьёзным видом, отправила меня полежать, и я послушно направилась в кроватку. В это же самое время вся группа собиралась гулять. Вдруг все исчезли! Карина Юрьевна, нянечки, дети… Абсолютно все! Я осталась одна!
Брошенная и обиженная, лёжа в кроватке наедине со своей болью, я прошла через сомнения, страх… И решила, что мне срочно нужно к маме!
Мама была самая красивая, мягкая и тёплая, с черными, вьющимися волосами, полукруглыми бровями над выразительными карими глазами с ресницами, как у коровы. У неё были большие красные губы и несколько очень красивых золотых зубов! Иногда старшие сёстры делали себе и мне почти такие же зубы из серебристой фольги… Орлиным носом и смуглой кожей мама была похожа на старых цыганок, которых мы иногда встречали в нашем районе, когда возвращались из детского сада.
– Гляди, как они на тебя смотрят! Пойдешь жить к ним? – пошутила она однажды зимой.
Две цыганки в пуховых платках шли навстречу к нам, смотрели на меня улыбаясь и, когда мы поравнялись, воскликнули:
– Это же наша девочка?!
– Ваша, ваша! – пошутила мама.
Тогда они спросили меня:
– Пойдешь с нами?
Я испугалась, спряталась за маму, а они все вместе рассмеялись…
Обычно мама была задумчивой. Часто она сердилась, или ругала старших сестёр, или ссорилась с папой. При этом она с энтузиазмом боролась с моими аллергиями и диатезом, следила за моей диетой, готовила жгучие мази и водила к врачам. А мои интересы, увлечения, желания, детские потребности, проблемы и очень важные вопросы оставались без её внимания и участия…
В моменты моих болезней она переживала и заботились ещё активнее. Могла лишний раз приложить свои тёплые, мягкие губы к моему лбу, чтобы проверить температуру.
Да, я твёрдо решила, что мне нужна мамина забота! Нельзя было терять драгоценный момент недомогания! Я была уверена, что мама разберется с моей невыносимой болью, с брошенностью, защитит меня и успокоит! Поэтому я встала и пошла.
Кое-как разогнувшись и сдерживая гримасу страдания, я вышла на улицу, чтобы “отпроситься” у воспитательницы к маме на работу, уверяя её, что знаю дорогу. Естественно, Карина Юрьевна никуда меня не отпустила. Но, отметив, что я бледна, стала звонить маме. Дозвониться не смогла, поэтому отправила меня в группу.
Я послушалась и пошла. Только, пройдя мимо входа, очень неожиданно для себя оказалась между кустами и забором.
Бетонный забор был высоким, но не самым высоким из тех, что я видела раньше. Изучала я свой забор долго. Ажурный забор был выше меня почти в 2 раза: состоял из множества вытянутых по вертикали бетонных ромбиков, соединенных друг с другом в четырех горизонтальных рядах. Между этими ромбиками были отверстия такой же формы. Снова сомнения и страх…