Интерес, который вызвала в России «История Власовской армии», рекомендованная Солженицыным, предоставил различные возможности для публикаций и мне. Редактор издаваемого Академией наук СССР журнала «История СССР», вскоре переименованного в «Отечественную историю», А.В. Юрасовский ознакомился с вышедшим в Париже русским изданием моей книги, которое он получил из США. По его мнению, она явилась «до сих пор единственным подлинно научным исследованием» проблемы Русской освободительной армии. И он предложил мне в июле 1991 г. поместить на страницах представляемого им академического журнала широкий обзор всех «антибольшевистских вооруженных сил» на германской стороне, состоявших из представителей народов Советского Союза, т. е. так называемых добровольческих частей и собственно Власовской армии (Вооруженных сил Комитета освобождения народов России). Он также выразил готовность предоставить мне страницы «Отечественной истории» для дальнейших публикаций – статей, документов или рецензий.
Кроме того, Юрасовский интересовался моим мнением о том, как крупные исторические журналы в России – наряду с его изданием, также «Вопросы истории» и прежде всего «Военно-исторический журнал» – освещают проблемы Второй мировой войны. Именно последний орган Министерства обороны СССР вызывал тем временем в России много возражений. И Юрасовский также дал мне знать в июле 1991 г.: о редакторе Филатове и его товарищах «можете писать, что хотите, мы это напечатаем».
Итак, широко задуманное и еще не раз повторявшееся предложение, которое я, однако, по личным причинам, к сожалению, не смог принять. Но редакция «Отечественной истории» в № 4 за 1993 г. напечатала мою статью «Подготовка Советского Союза к наступательной войне 1941 г.», которая в 1997 г. вышла и в Великобритании в рамках официальной публикации под названием «The Soviet Union’s Offensive Preparations in 1941». Тем временем именно эта работа, кажется, встретила в редакции определенное сопротивление, ответственный за публикацию член редколлегии даже писал о «крупном скандале» (Lot of scandal), который, к его удовлетворению, вызвала рукопись. Ведь в России тема подготовки Сталина к наступательной войне вызывает едва ли меньше споров, чем тема Освободительной армии генерала Власова. Однако критичные историки молодого поколения были рады, ведь они могли почерпнуть из этой статьи ряд аргументов, которые поддерживали их позицию в ходе большой дискуссии в России.
Пробудившаяся в России потребность в прояснении власовской проблемы вызвала и соответствующий шаг со стороны Российского информационного агентства «Новости». Руководитель его германского отделения Владимир Милютенко попросил меня 1.2.1995 г. ответить на ряд тщательно сформулированных им вопросов, касавшихся подготовки Сталиным наступательной войны и темы создания Русской освободительной армии Власовым. Он написал мне, как сильно заинтересован в том, чтобы «по некоторым феноменам Второй мировой войны, которые для наших ученых были табу или остаются таковыми до сих пор», прозвучал и мой голос. Мои ответы были опубликованы в мае 1995 г. в форме интервью в популярной русской еженедельной газете «Голос. Свободная трибуна» (тираж 100 000 экземпляров) под благожелательным заголовком «РОА – «Третья сила» Второй мировой войны».
Тем самым я получил возможность ознакомить с результатами своих исследований широкую публику в России. Я указал на то, что Гитлер и Сталин в сговоре друг с другом в равной мере напали на Польшу, что Сталин готовил наступательную войну против Гитлера, которую тот опередил лишь ненадолго, что Сталин массовыми убийствами во Львове в июне 1941 г. начал войну на уничтожение, что Александр Солженицын оценил мою книгу, поскольку она, как и его «Архипелаг ГУЛАГ», поднимает вопрос о том, как случилось, что сотни тысяч советских солдат были организованы для борьбы против Сталина на германской стороне, и что, наконец, Власова следует рассматривать не как предателя, а как патриота.
Для русских читателей было, возможно, важно не столько лишний раз узнать, что я являюсь «научным директором Центра по военной истории во Фрайбурге», сколько то, как отмечалось в самом начале, что я «не привык исходить в своей работе из соображений политической конъюнктуры и скрывать от кого-либо неприятные факты». Мои «взгляды на многие феномены последней войны» были «постоянно предметом очень жарких споров среди российских коллег». Открытый язык в России, как известно, все еще лучше всего понимается и оценивается. И, как это уже сделал А. Юрасовский из «Отечественной истории», В. Милютенко из «Новости» также выразил 15.5.1995 г. свою готовность к дальнейшему сотрудничеству со мной.
Уже 21.10.1991 г. вновь созданная в Санкт-Петербурге Независимая гуманитарная академия направила Исследовательскому центру по военной истории формальное предложение, подписанное директором С.И. Богдановым и другими членами и заслуживавшее, по меньшей мере, рассмотрения. Ввиду возникшей в России мощной идейной борьбы эта структура выразила готовность в первоочередном порядке и в краткий срок обеспечить перевод и квалифицированное новое издание моих книг «Die Ostlegionen», «Kaukasien 1942/43», «Deutsche und Kalmyken», «Die Geschichte der Wlassow-Armee» («Восточные легионы», «Кавказ в 1942–1943 гг.», «Немцы и калмыки», «История Власовской армии»). Издание в первую очередь последней работы в России имело бы, по оценке Богданова, «огромное значение – не только историческое, но и политическое». Единственным условием такого сотрудничества – и это понятно – должно было стать участие в типографских расходах, хотя и умеренное. Итак, заметный шанс пойти навстречу потребности общественности России в историческом просвещении.
И что же Исследовательский центр по военной истории? Ни одна из его публикаций не имела до сих пор такого резонанса, как эта книга. Однако центр, к которому я принадлежал 35 лет и который в любых других случаях отличался щедрым участием, не проявил интереса. Он не счел себя обязанным даже ответить на официальное доверительное предложение из России. Я сам был вынужден извиниться за это в Санкт-Петербурге. В рамках интервью с Кириллом Александровым, редактором вновь издаваемого Российским центром исторических исследований академии под руководством А.В. Терещука военного журнала «Новый часовой» (New Sentry. Russian Military Historical Journal, 1/1994), я смог указать его читателям хотя бы на некоторые аспекты моей «Истории Власовской армии», которая была представлена как «наиболее компетентная исследовательская работа» по этой важной теме.
Эта частная исследовательская работа была напечатана в 1984 г. по настоятельному пожеланию тогдашнего главы этого ведомства д-ра Хакля, в будущем бригадного генерала, в «малой серии» «отдельных публикаций» и переиздана в 1986 г. ввиду высокого спроса.
Негативная позиция MGFA в отношении петербургского предложения понятна ввиду неудачного в некоторых отношениях развития, которое претерпело это ведомство со времени своего создания как института, обязанного следовать научным традициям, под руководством полковника штаба д-ра Майер-Велькера.
То, что генерал Власов и организованное на немецкой земле Русское освободительное движение против Сталина тем временем менее, чем когда-либо, принадлежали к темам, с которыми бы MGFA хотел быть связанным, более чем ясно.
Определяющие силы в MGFA, которые принадлежали и к сторонникам подстрекательской выставки, направленной против вермахта и просто кишевшей ошибками и фальсификациями, не были заинтересованы в распространении исторической правды о генерале Власове и Русской освободительной армии. И когда я, ввиду стабильного спроса в стране и за рубежом, предложил в 1997 г. вновь издать мою книгу, для отказа были приведены финансовые основания. В этих условиях и поскольку нельзя было ожидать нового издания моей книги о Власове, я в 1998 г. счел нужным изъять у Исследовательского центра по военной истории «Историю Власовской армии», переданную ему в 1984 г.
1 сентября 2001 г. исполнилось 100 лет харизматичному русскому борцу за свободу генералу Андрею Андреевичу Власову. Вопреки собственным намерениям Гитлера, ему с помощью немецких друзей удалось во главе де-факто и де-юре независимой Русской национальной армии восстать против сталинской деспотии. Он не забыт сегодня в России – более того, как написал мне 7.7.1999 г. швейцарский военный историк Винцент Эртле, прекрасно знакомый с российскими реалиями, Власов в России, кажется, переживает «подлинный ренессанс». Следует указать и на предназначенную для широкого круга читателей содержательную книгу «Русская освободительная армия», изданную в Москве С.И. Дробязко в том же году в популярной Военно-исторической серии «Солдатъ» издательства АСТ и прекрасно оформленную А.В. Каращуком, в основу которой легла и моя «История Власовской армии».
Издательство Langen Müller Herbig, обеспечившее удачное новое издание моей книги «Истребительная война Сталина», смогло оценить, какой исторический и политический материал содержит история Власовской армии и какой глубоко трагичный финал имела эта Освободительная армия. Голубой Андреевский крест противостоял Красной советской звезде! И если издательство вслед за красной книгой «Сталин» теперь выпускает голубую книгу «Власов», то я очень благодарен за это издателю, господину д-ру Герберту Флейснеру, и господину Рохусу фон Забюснигу.
Осень 2001 г.
Иоахим Гофман
Нападение Германии и ее союзников 22 июня 1941 г. поставило Советский Союз в крайне бедственное положение не только в военном, но и в политическом отношении, т. к. внутренние противоречия Советского государства, до сих пор существовавшие лишь в скрытом виде, враз неприкрыто вышли наружу. В условиях беспощадной системы надзора и террора эти противоречия, естественно, не могли проявиться в форме открытой оппозиции. Но там, где аппарат НКВД терял свою действенность, уже очень скоро обнаруживалась и непрочность идеологических основ советской власти. Сами советские люди своим поведением демонстрировали, что с пафосом восхвалявшиеся устои большевистской доктрины – монолитное единство советского общества, нерушимая верность Коммунистической партии и самоотверженный «советский патриотизм» [1] – не выдержали уже первого испытания на прочность. Так, жители территорий, оказавшихся под угрозой врага, не только оказали сопротивление приказаниям партийных и советских органов об эвакуации и уничтожении материальных ценностей, где только это удавалось [2] – подавляющее большинство населения даже встретило чужеземные войска явно благожелательно, по меньшей мере – что точно так же противоречило догме – с выжидательным любопытством и, во всяком случае, без ненависти. Неблагополучие на советской стороне еще сильнее бросается в глаза, если учесть непредусмотренное поведение солдат Красной Армии. Последним всегда внушали, что в бою у них остается лишь один выбор – победить или погибнуть. Третьего было не дано, ведь Красная Армия представляла собой единственные вооруженные силы, где уже простая сдача солдат в плен расценивалась как дезертирство и измена и подвергалась тяжелейшим карам [3]. Тем временем, вопреки всему политвоспитанию и всем угрозам наказания, до конца 1941 г. в плен немцам сдалось не менее 3,8 миллиона красноармейцев, офицеров, политработников и генералов, а в целом во время войны – около 5,24 миллиона. Население, встречавшее захватчиков дружелюбно и открыто, а не с ненавистью и враждой, миллионы красноармецев, предпочитавших сдаваться в плен, а не сражаться до последней капли крови и умирать «за партию и правительство, за Советскую Родину, за товарища Сталина» – это был почти неисчерпаемый человеческий резервуар, который мог быть использован в целях ведения политической войны против советского режима.
Оставим фантазии вообразить, что произошло бы, если бы Гитлер вел войну против Советского Союза согласно пропагандистским утверждениям – как подлинно освободительную, а не как колониальную, захватническую и эксплуататорскую войну. Русский эмигрант, доверенное лицо адмирала Канариса и германского Абвера в российских вопросах, участник заговора 20 июля 1944 г., барон Каульбарс был лишь одним из тех, кто на основе своих знаний и опыта придерживался мнения, что в случае «создания русского национального правительства» основы советской власти, вероятно, зашатались бы [4]. «Власов, – утверждал и генерал-майор Хольмстон-Смысловский [5] вскоре после войны, – был продолжателем Белой идеи в борьбе за национальную Россию! Это было страшное явление, и оно таило смертельную угрозу. При других политических условиях и если бы немцы поняли Власова, то РОА только в результате своего возникновения, лишь с помощью пропаганды, без борьбы сотрясла бы до основания всю сложную систему советского госаппарата». Как заявил барон Каульбарс на допросе в 1944 г., «80 процентов» советских военнопленных можно было привлечь «в национальную русскую добровольческую армию в русской униформе для борьбы против большевизма». И в этом отношении он не был одинок. «Было время, – писали, например, Терновский и Бездетный, – в самом начале войны, когда почти все пленные были готовы сражаться с большевизмом даже в рядах германской армии» [6]. Генерал Власов и его ближайшие сотрудники, точно знавшие положение дел в Советском Союзе, даже в 1943 г. еще были убеждены, что радикальное изменение курса германской восточной политики и в этот момент привело бы к падению сталинского режима [7]. Во всяком случае, достоверно известно, что Сталин ничего так не боялся, как создания альтернативного правительства на германской стороне. Лишь когда немцы не протянули руку русскому народу и не раз сознательно оскорбили его национальную гордость, это дало Сталину возможность со своей стороны поставить национальную идею на службу борьбе против угрозы своему господству извне. При помощи жестоких мер, – укажем лишь на расстрел командующего Западным фронтом генерала армии Павлова и генералов из штаба этого фронта – увязанных с ловко инсценированной пропагандистской кампанией, советское руководство сумело до некоторой степени восстановить подорванную мораль частей Красной Армии и хотя бы на время преодолеть кризис.
Даже если захватнические планы Гитлера и не позволили мобилизовать антисоветский силовой потенциал, это, с другой стороны, все же не означало, что тот остался вовсе неиспользованным. Русское движение сопротивления против Сталина, имевшее влиятельных сторонников и помощников, особенно в германском вермахте, медленно, но верно пробивало себе путь и в неблагоприятных условиях Германии, где правил Гитлер. Именно как признак его стихийной силы следует рассматривать тот факт, что оно, несмотря на почти непреодолимые препятствия, смогло развиться в «Третью силу» [8] между Сталиным и Гитлером и после преодоления тяжелых неудач, в конечном итоге, и внешне обрело организованное выражение в лице Освободительного движения генерала Власова. Немцы воспрепятствовали созданию русского национального правительства, тем самым отсутствовали предпосылки для формирования русской национальной армии, то у желавших сражаться советских граждан – поначалу лишь у пользовавшихся предпочтением представителей национальных меньшинств и казаков, а после смягчения режима также у украинцев, белорусов и русских – оставался только один путь: вступать в «туземные части» (landeseigene Verbände), организуемые снизу германским армейским командованием, или в качестве «добровольных помощников» (Hilfswillige) в германские подразделения. Возникновение восточных легионов и восточных частей уже явилось предметом детального рассмотрения, и их история будет исследоваться и в дальнейшем. Здесь отметим лишь предварительно, что будущие добровольческие части в рамках германского вермахта в целом охватывали на 5 мая 1943 г. уже 90 русских батальонов плюс 140 частей силой до роты, 90 полевых батальонов восточных легионов и трудно обозримое число более мелких единиц, что в штате немецких частей имелось 400 тысяч (возможно, даже 600 тысяч) добровольных помощников, а кроме того, существовали некоторые более крупные соединения под германским командованием (1-я Казачья дивизия, несколько отдельных казачьих полков, Калмыцкий кавалерийский корпус) и, прежде всего, уже имелись в зачаточной форме русские национальные вооруженные силы под русским командованием, а частично и в русской униформе (РННА – Русская национальная народная армия, РОНА – Русская освободительная народная армия, бригада «Дружина», 102-й Донской казачий полк, Восточный запасной полк «Центр»), о которых в дальнейшем еще будет идти речь[4].
Похоже, развитие событий с определенной последовательностью вело именно к тому, что Гитлер хотел предотвратить любыми средствами, – к созданию русского правительства (или русского политического центра) и к формированию подчиненной ему русской армии. Это было еще подчеркнуто публичным выступлением генерала Власова на немецкой стороне с сентября 1942 г., обращением якобы возглавлявшегося им «Русского комитета» в Смоленске в январе 1943 г., столь же широко распространенной «резолюцией 1-й антибольшевистской конференции бывших командиров и бойцов Красной Армии» [9] в апреле 1943 г. и – не в последнюю очередь – официальным использованием в это же время термина «Русская освободительная армия» (РОА) в качестве совокупного названия всех солдат русской национальности, организованных в какой-либо форме на германской стороне, в отличие от солдат национальных легионов из числа представителей национальных меньшинств. Извне не удавалось сразу разглядеть, что Гитлер считал ползучее формирование русского центра и русской армии достаточно опасным явлением, чтобы пресечь их появление еще весной 1943 г. Генерал Власов после своего открытого выступления в районе боевых действий германских армий на Востоке был вновь лишен политического влияния, «Русский комитет» и «Русская освободительная армия» оставались бессодержательными понятиями, и даже восточные войска, согласно вердикту Гитлера, должны были сохраниться лишь в безусловно необходимом объеме, но ни в коем случае не продолжать расширяться. Только благодаря сторонникам Власова в центральных ведомствах ОКХ – Главного командования сухопутных войск (отдел иностранных армий Востока, организационный отдел, генерал-квартирмейстер, генерал восточных войск), а также ОКВ – Верховного главнокомандования вооруженных сил (отдел военной пропаганды, разведка и контрразведка) удалось предотвратить самое худшее.
Под их защитой в лице «восточного батальона пропаганды особого назначения» (Ost-Propaganda-Abteilung z.B.V.) в Дабендорфе под Берлином сохранилась структура, которая в условиях наступающей вынужденной паузы могла относительно спокойно посвятить себя разработке хотя бы теоретических основ Освободительного движения и которая также готовила кадры будущей Освободительной армии. Правда, батальон, сформированный в феврале 1943 г., подчиненный в сложном сочетании отделу военной пропаганды (отд. IV) ОКВ, генералу восточных войск (добровольческих частей), а также отделу иностранных армий Востока в Генеральном штабе сухопутных войск, переименованный 17 мая 1944 г. в «добровольческий батальон пропаганды особого назначения» (Freiwilligen-Propaganda-Abteilung z.B.V.) [10], внешне считался подразделением германской армии. Но в действительности за этим названием скрывался идейный и организационный центр создания РОА, «сердце и душа Освободительного движения народов России», который при формальном германском контроле имел фактически автономный статус [11]. Между немецким штабом отделения и русским учебным руководством сформировались отношения, которые, даже по критической оценке русских, соответствовали отношениям между начальником гарнизона и командиром расквартированной в нем части, т. е. основывались на принципе разграничения интересов. Это благоприятное развитие объяснялось в первую очередь тем, что немецкий командир капитан Штрик-Штрикфельдт имел близкие личные доверительные отношения с генералом Власовым, а офицеры его штаба – заместитель, ротмистр барон фон Деллингсхаузен, немецкий руководитель обучения обер-лейтенант барон фон дер Ропп, офицер контрразведки барон фон Клейст и другие – проявили себя как убежденные сторонники немецко-русского сотрудничества и понимающие помощники Освободительного движения [12]. Когда в этом военном лагере в конце 1943 г. наряду с военным штандартом рейха был торжественно поднят и русский военный штандарт с голубым Андреевским крестом на белом фоне [13], каждый мог увидеть, что здесь стала фактом, по меньшей мере, удовлетворительная форма их сосуществования.
Согласно штатному расписанию военного времени, 21 немецкой офицерской штатной должности, занятым «высококвалифицированным» персоналом, противостояли соответствующие штатные должности для не менее чем 8 русских генералов, 60 штаб-офицеров и нескольких сот младших офицеров. До ноября 1944 г. за 10 выпусков через учебный центр прошли около 4–5 тысяч курсантов [14]. Помимо Дабендорфа, курсы пропагандистов РОА были организованы, в известной мере, в прифронтовой зоне – под руководством «высшего русского офицера-пропагандиста» при штабе группы армий «Север», уполномоченного генерала Власова в Балтийских государствах и в важной для РОА Псковской области полковника Позднякова (заместитель – капитан Залевский), а с начала июня 1944 г. и в Риге (отдел пропаганды «Остланд») [15]. Что касается участников курсов в Дабендорфе, то в значительной степени это были бывшие офицеры Красной Армии, которые либо уже принадлежали к восточным частям, находившимся под германским командованием, либо по собственному желанию попали в Дабендорф прямо из лагерей военнопленных, – но в последнем случае должны были пройти подготовительный курс, организованный при шталаге 3а в Лукенвальде, где полковник Поздняков (затем подполковник Власов) проверял их на пригодность [16]. Все курсанты были формально освобождены из плена [17]. Одетые в полевую серую униформу с погонами в стиле дореволюционной армии, украшенные бело-сине-красной русской национальной кокардой и эмблемой РОА на левом рукаве, они теперь имели статус регулярных солдат Освободительной армии. Начальником курсов [18] Власов назначил сначала генерал-майора Благовещенского, пожилого бывшего командира бригады советской береговой обороны, а с июля 1943 г. – генерал-майора Трухина, в Красной Армии – начальника оперативного отдела штаба Прибалтийского Особого военного округа (Северо-Западного фронта), превосходного командира, наложившего на создаваемую РОА свой совершенно особый отпечаток. Когда в ноябре 1944 г. Трухин был назначен начальником штаба Вооруженных сил Комитета освобождения народов России (РОА), дабендорфские курсы, которые теперь, естественно, отчасти утратили свое значение, возглавил подполковник Пшеничный.
На основе первоначального опыта русское командование в Дабендорфе было организовано так, что, наряду с начальником курсов, имелись начальник учебной части полковник Спиридонов и начальник строевой части (сначала майор Стрельников, затем полковник Поздняков), который, в свою очередь, исполнял функции батальонного командира курсантов, разделенных на 5 рот [19]. Ведущими гражданскими преподавателями были Штифанов и Зайцев, которые в первую очередь ведали идейным противоборством со сталинизмом. Зайцев, подобно Трухину и некоторым другим, принадлежал к русской эмигрантской организации НТС (Национально-трудовой союз), политическому объединению, которое, находясь под влиянием русских философов Бердяева, Лосского, Франка, а также католического социального учения (солидаризм), пыталось соединить либерализм западного образца с умеренным государственным дирижизмом. Сторонникам НТС противостояла группа, объединившаяся вокруг Зыкова в «русской редакции» [20], издававшей газеты «Доброволец» (для добровольцев) и «Заря» (для военнопленных), – первые 33 номера совершенно самостоятельно, а последующие под немецкой цензурой. Различие между двумя направлениями состояло, видимо, в первую очередь в том, что первое преследовало более идеалистические цели, а второе – более материалистические. Зыков, как считается, по-прежнему находился в плену марксистских идей, хотя и он, разумеется, придерживался подчеркнуто национальной и антисталинистской позиции.
Хотя немцы теоретически контролировали и учебные программы, на практике дело обстояло так, что из трех больших групп тем, изучавшихся в Дабендорфе, – а) Германия, б) Россия и большевизм, в) Русское освободительное движение – под их определенным влиянием находилась только первая. Однако и русская сторона считала принципиально необходимым введение в исторические и политические условия Германии, т. к. лишь рейх активно боролся с большевизмом, и Освободительное движение получило возможность организоваться в политическом и военном отношении в этой стране. Тем временем германская проблема играла лишь подчиненную роль, акцент однозначно делался на темы, касавшиеся русских вопросов. Весь учебный материал был разработан персоналом дабендорфской школы и санкционирован комиссией из руководящих членов Освободительного движения. Темами обучения были: история русского народа и развитие российской государственности; идеологический гнет в СССР; аграрная политика советской власти; рабочий вопрос и «стахановщина»; советская интеллигенция и культура; семья, молодежь, воспитание и образование в СССР; борьба советской власти с народом; экономическая политика советской власти; внешняя политика СССР; германско-российские отношения в прошлом и настоящем и, наконец, в третьем разделе – прежде всего идеи Русского освободительного движения в духе 13 пунктов Смоленского обращения 1943 г [21]. Отдельные темы, подробно рассматривавшиеся на лекциях, семинарских занятиях и в докладах, доводились до участников также в печатной форме, в «Библиотеке пропагандиста», которая выпускалась «Издательством пропагандистских курсов РОА».
Рука об руку с усилиями по подготовке квалифицированных пропагандистов идей Освободительного движения в добровольческих частях и лагерях военнопленных шла забота о формировании нового офицерского корпуса. Еще генерал-майор Благовещенский поручил разработать воинский устав РОА. После вступления в должность генерал-майора Трухина пропагандистские курсы приобрели строго военный характер. Была создана особая квалификационная комиссия для установления воинских званий, разработаны положения о повышении. Сами участники курсов были подчинены строгому распорядку. Обновлялись их военные знания, прочное место заняла строевая подготовка [22]. Генерал-майор Трухин особо заботился о возрождении русских офицерских традиций. Он лично читал лекции по таким темам, как «Что такое офицер?», «Офицерская этика», «Наследие Суворова». Что касается поведения, достойного офицера, то он на деле подавал наилучший пример. Генералы Власов, Малышкин и Трухин загодя приступили и к подбору подходящих командиров и штабных офицеров для задуманной ими Русской освободительной армии. Военнопленные представители командного состава Красной Армии, изъявившие готовность к службе в РОА, были стянуты в Дабендорф и начали здесь готовиться к своей будущей задаче.
Скрытно предпринятая подготовка принесла свои плоды, когда после встречи генерала Власова с рейхсфюрером СС Гиммлером 16 сентября 1944 г. и санкционирования германской стороной Русского освободительного движения нужно было быстро и в максимально возможных масштабах создавать РОА. Генерал Власов и вожди Освободительного движения, по-видимому, в начале еще рассчитывали на то, что к лету 1945 г. будут иметь в своем распоряжении 10 пехотных дивизий, по меньшей мере 1 танковый полк, несколько запасных бригад или полков, офицерскую школу, вспомогательные части и соответствующие военно-воздушные силы [23]. По графику в январе 1945 г. должно было начаться формирование 3-й дивизии. Но дивизиями первой волны они ни в коей мере не считали исчерпанными свои возможности, т. к. в рамках вермахта имелись сотни тысяч, а с учетом солдат нерусских национальностей, возможно, 800 000 по-военному организованных добровольцев, изъятия и подчинения которых своему командованию Власов потребовал еще в своей беседе с Гиммлером 16 сентября 1944 г. Каким путем планировалось за короткое время сформировать из наличных или создаваемых частей армию, состоящую из трех армейс-ких корпусов, показывает и основополагающая беседа Власова с командующим «1-й Русской национальной армией» (РНА) генерал-майором Хольмстоном-Смысловским. Как сообщает последний, Власов предложил слить РНА с РОА [24]. В этом случае Власов был готов назначить генерал-майора Хольмстона-Смысловского начальником штаба РОА, а генерал-майора Трухина – командиром 1-го корпуса РОА, сформированного из РНА. 2-й корпус должен был в этом случае состоять из 1-й и 2-й дивизий РОА, 3-й корпус – из Русского охранного корпуса и 3-й дивизии РОА[5]. Однако этот план не удался, поскольку Хольмстон-Смысловский придерживался иных военных представлений, а прежде всего потому, что он тогда считал, что освободительная борьба должна вестись как чисто военная акция и не увязываться с политическими требованиями Пражского манифеста. Власов считал также, что в любом случае может рассчитывать на кадровый резерв из 1,5 миллиона советских военнопленных и миллионов так называемых «восточных рабочих» в Германии [25]. Итак, личностные предпосылки выглядели в целом вполне благоприятно и теоретически достаточно для формирования около 30 дивизий. Во всяком случае, как верно считали Власов и Трухин, масштаб формирований зависел от наличия соответствующего количества офицеров, унтер-офицеров и прочих специалистов, а также в первую очередь от того, удастся ли в достаточной мере обеспечить части оружием, техникой и транспортом. 2 февраля 1945 г. Власов был вынужден признать, отвечая на соответствующий вопрос рейхсмаршала Геринга, что имеющегося командного персонала пока что достаточно лишь для формирования 5 дивизий [26], вследствие чего надлежало позаботиться об ускоренной подготовке офицеров в различных учебных заведениях и на сокращенных курсах.
Кажется несколько удивительным, что вожди Освободительного движения, несмотря на эти трудности, рассчитывали на наличие 10 дивизий уже летом 1945 г. – тем более что сам Власов еще год назад – в 1943 г. – выступал против поспешного формирования, т. к., по его мнению, «здоровым является лишь то, что развивается органично». В письме не названному по имени крупному германскому промышленнику от 16 августа 1943 г., которое, видимо, было передано и Гиммлеру, он выступил за тщательную подготовку сначала двух дивизий, которые затем должны были быть введены в действие неожиданно и целиком. [27] «Лишь если эти пробные дивизии оправдают себя, – сообщил он, – то можно перейти к формированию дальнейших дивизий». Так представлялось и Гиммлеру, когда он в своей беседе с Власовым 16 сентября 1944 г. согласился на немедленное формирование поначалу трех пехотных дивизий [28]. Перед своим представителем при Власове, оберфюрером СС д-ром Крёгером Гиммлер 8 января 1945 г. еще раз подчеркнул необходимость формировать Освободительную армию лишь «шаг за шагом» [29]. Так, по его мнению, «две первые дивизии должны прийти на фронт действительно солидно», и там им под командованием Власова должна быть предоставлена возможность показать себя в «хорошо продуманной акции» и глубоко воздействовать на противника, в первую очередь в пропагандистском отношении. Правда, уже формулировка «две первые дивизии» позволяет понять, насколько принципиально и Гиммлер был заинтересован в дальнейшем формировании. По его поручению д-р Крёгер в марте 1945 г. дал понять, что предусмотрено расширить Освободительную армию в ближайшем будущем до желаемых 10 дивизий [30]. Формирование 3-й дивизии к этому моменту действительно началось.