Никодим Благовестник
Азбука спасения. Том 8

Весьма страшно под предлогом дерзновения или под именем свободы приближаться к Богу распущенно, ибо может случиться, что внезапно каким-либо наказанием встретит Он нас в том самом месте. Не сознаешь ли ты, о черствый человек, к Кому приближаешься ты, чтобы принести жертву служения твоего? Ибо еще не испытал ты на себе суровости Господа, когда изменяет Он добрую десницу Свою на шуйцу, требуя расплаты от оскорбивших Его: как горяч Он в гневе и как преисполнен Он ревности в тот час, когда Он пробуждается! Он не отступит, хотя бы ты много умолял Его, если Он подвигнут на это: но раскаляется Он, словно печь, в гневе Своем. Дерзнем ли мы в молитве к Нему и в других богослужебных действиях проявить распущенность и приближаться к Нему и совершать служение с презрительными положениями тела? Взглянем на себя и на наше жертвоприношение: к Кому приближаемся мы, чтобы совершить его?

В противном случае под именем безумной свободы навлечем мы на себя пагубу, оскорбив честь Господа; и когда умрем, или когда способность мыслить отнимется от нас, удалят нас оттуда, как это случилось со многими, кто получил подобную рану во время молитвы. Да даст нам Бог по благодати Своей совершенное знание, дабы соответственно величию Его вели мы себя перед Ним во все дни наши. Аминь.

Об изменении, происходящем от святых движений, и о просветленном пути в час молитвы, который дается нам милосердием Господа нашего

Когда временами случается, что пламенной молитвы удостаивается человек из-за пробуждения благодати, тогда бывают у него напряженные и бесчисленные движения в молитве – молитвы усердные, мощные и горячие, словно огненные угли. И в движениях этих сильный вопль восходит из глубины сердца его вместе со смирением, которое происходит от сильной радости. И откуда исходят они, оттуда же сокровенным образом получает он некое вспоможение в движениях своих в такие минуты, то есть от самой молитвы; и пламенеющий огонь возникает в душе благодаря радости его – до тех пор, пока человек тот до самой бездны не смирится в помыслах своих. Итак, эти движения пробуждаются в нем благодаря молитве – молитвы чистые и сильные, напряженные и неудержимые в стремлении своем. Они появляются в сокровенности сердца вместе с неуклонным взиранием на Бога. И кажется человеку тому, что в теле своем приближается он к Господу нашему в ту минуту по причине искренности помыслов молитвы его, восходящей к Нему. Если же удостоен он сознательной молитвы, то в тот миг, когда встречает он малейшее слово молитвы, тотчас иссыхает молитва на устах его и бывает он полностью успокоен от всяких движений, и достигает он неподвижной тишины в душе своей и в теле своем. Кто прошел по этому пути, тот поймет сказанное об этих двух формах молитвы.

Или, может быть, есть такой человек, который воображает, что чин и движение духовной молитвы есть что-либо одно из этого. Пусть же поймет думающий так, что все эти вещи и бесчисленные другие подобные им суть чин чистой молитвы и чистых душевных помыслов, возникающих в человеке во время молитвы. А в жизни духа уже нет молитвы. Всякая существующая молитва состоит из прекрасных помыслов и душевных движений. На духовном же уровне и в жизни духа нет ни помыслов, ни движения, нет даже какого-либо ощущения малейшего движения души относительно чего-либо, ибо естество полностью удаляется от этого и от всего, что свойственно ему. И пребывает человек в некоей несказанной и неизъяснимой тишине, ибо действие Духа Святого пробуждается в нем, и поднимается он выше области душевного знания. Что же скажем? Где нет помыслов, там как можно говорить о молитве или о чем-либо еще?

О добрых и дурных изменениях, которые получаем мы от различного понимания Писаний

Также и это напоминаю я тебе, о человек, идущий по пути безмолвия, и даю тебе признак, истинность которого узнаешь ту по опыту. Ибо соответственно выбору чтение облегчает брату уныние и помрачение, когда он находится в келлии, и радуется он и ликует в Боге, и облегчается для него бремя трудов его, и утешается он, и получает подтверждение надежды и знание в разуме своем. А при изменении цели и способа чтения, над которым размышляет этот брат, он темнеет и грустнеет, и помрачаются помыслы его, и умаляется мир в глазах его. Не говори мне, что, мол, бывает, когда он промыслительно оставлен в таких состояниях, даже вовсе без причины, словно бы ради упражнения в смирении. Я тоже не намереваюсь оставлять в стороне то, что невозможно для человека и что относится к домостроительству: такие вещи не уходят от меня. Я не говорю против промыслительной воли Божией. Однако причина появления этих состояний по большей части кроется в нас самих. Я имею в виду радость и грусть, тяжесть и утомление, сильную теплоту и радостное биение сердца, а также угасание этого. Хотя много раз, вообразив, что промыслительно оставлены мы в помрачении и беспокойстве, приближались мы к подобным мнениям, однако же, тотчас, как только приближаемся мы к ним, ликование и радость встречают нас благодаря Писанию.

Тогда понимаем мы, что причиной всему – наше собственное беспокойство и невнимание к рассудительной беседе с Писанием. Ибо я сам прошел через много опытов подобного рода, и что я нашел, то и описал здесь в напоминание. Написал же я об этом из любви к братьям, и многие, думаю, получат пользу от этих опытов и преуспеют, когда поймут, что в половине случаев появления отяжеления в безмолвии это чувство разрушается каким-либо видом чтения, иногда же – мыслями, которые они вкушают благодаря свету мудрости, заключенному в словах Писания.

Об утешениях, которые Бог дает тем, кто пребывает в безмолвии ради Бога

Высоты благодати Божией кто достигнет и великую глубину милосердия Его кто измерит? Ибо тех, кто не ради награды, но по чувству долга служит перед Ним, удостаивает Он великого утешения. Служащие Богу как бы ради награды – это те, которые, претерпевая скорби, неудачи и все прочие печальные обстоятельства ради Господа нашего, не радуются, напротив, когда, потрудившись недолго, не бывают они утешены и упокоены соответственно ожиданию их, впадают они в безразличие, жалобы и малодушие. Ибо не положили они в сознании своем, что скорбь ради Бога есть великий праздник для нас – даже если до конца жизни нашей, без утешения или перерыва, одолевает она нас. И если кто не принимает с таким чувством и не претерпевает эти испытания Божии, то ни Бог не будет собирать и уготовлять для него в соответствии со Своими намерениями, ни он сам не будет способен к перенесению скорбей. Поистине, сеявшие со слезами, с неограниченным помыслом, словно дети, будут пожинать с радостью, сверх ожидания разума своего.

Бывает, что сидит человек в этом сосредоточенном и просветленном безмолвии, и нет для него ни входа, ни выхода. Но благодаря долгой беседе с Писаниями, постоянному молению и благодарению в немощи его, когда взгляд его непрерывно направлен к благодати Божией, после великого уныния в безмолвии, начинает мало помалу зарождаться в сердце его некий простор и прорастание, рождающее радость изнутри, хотя она и не имеет причины в самом человеке или в какой-либо целеустремленности помысла. Ощущает он, что радуется сердце его, но почему – он не знает. Какое-то ликование охватывает душу его, и наслаждение, при котором презирает он все существующее и видимое, и разум посредством силы своей видит, на чем основывается это восхищение помысла – но причину этого он не понимает. Видит человек, что возвышен разум его над всем существующим и в полете своем находится превыше мира и воспоминаний, которые ниже его. Презирает он временный мир и отодвигает от себя далеко и навсегда. И не делает он уже различия между нынешним расширением ума при этом биении сердца и прежним долготерпением в злострадании.

Нет никого, кто может постичь природу этих состояний, которые по благодати Божией случаются с ним. Но поистине блажен, кто в надежде на благодать Божию претерпел уныние, являющееся сокровенным испытанием добродетели его и возрастания в нем разума. Это подобно зимней тьме, которая вызывает рост сокровенного семени по мере разложения его под землей, при резких переменах бурной погоды. После продолжительного ожидания плодов, когда это ожидание длится очень долго, человек отгоняет от себя уныние, чтобы оно не помрачало око души его из-за размышления о тех предметах, на которые направлен пристальный взгляд его, ведь некоторые из них обычно вызывают радость и прекрасное состояние разума. Ожидание его длится долго, и не скоро получает он ожидаемое. Ибо если не получает он скорого утешения в трудах, приходит он в отчаяние, подобно нанятому рабочему, которого лишили заработанной им платы. Бывает также, что искусно и мудро вдохновится он надеждой на скорое избавление, дабы отсечь уныние от души через подобного рода обетования, и найдет облегчение. Ибо душа легко принимает обнадеживающие помыслы и весьма часто посредством надежды меняет она печаль на облегчение.

Если бы не было борьбы, не было бы нужды в предостережениях. Есть много людей, которые считают эти и подобные предостережения излишними, как если бы вовсе ничего не происходило с человеком! Если бы это было так, все люди в равной мере получали бы благословения и в равной мере обретали бы душевные блага: тогда или никого нельзя было бы признать ни трезвенным, ни усердным, или, наоборот, все обернулись бы злыми. Но я знаю, что такой помысел есть действие лености, которая рождается от расслабленности, порождающей в свою очередь этот помысел в состоянии уныния. Тогда уже не надо ни бодрствования, ни трезвения, ни молитвы, ни какого-либо моления: пусть каждый человек уляжется в постель и не волнуется! Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жемчужину, тогда всякий человек быстро разбогател бы. И если бы ныряльщик тотчас добывал жемчужину, и волны не били бы его, и акулы не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание до такой степени, чтобы он почти задыхался, и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины – тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии попадались бы жемчужины.

Так понимай меня. А те, кто погружается в океан безмолвия, пусть будут учителями – те, которые наталкиваются на сокровища в океанских глубинах. Устрицами же будем считать молитвы, на которые натыкается ум, а также созерцания, прозрения, божественные познания, мудрость, радость духовную. Ныряльщики очень часто опускаются, но находят обыкновенную плоть, и лишь иногда в одной из устриц обретается жемчужина. То же самое относится и к нашей торговле, то есть к молитве: разве что одна молитва и попадется к нам в руки, даруя утешение в утомлении нашем. Те, кто искусен в ремесле, кто достиг зрелости и кто провел долгое время в труде, тоже знают, какие употребить движения при погружении в глубоких местах, где могут они найти прекрасные жемчужины, весьма драгоценные. Подобным же образом случается такое с силой мышления во время молитвы, когда плавает оно в таких местах, в которых не для всякого человека легко плавать. Что же до нас, немощных, плывущих по направлению к суше, только эти маленькие жемчужины и попадаются нам, если вообще попадаются, да и то только когда мы ныряем усердно, много раз подряд, задерживая дыхание помыслов мира сего в молитвах наших и в службах наших, которые суть недолгое отдохновение от слез.

Ибо этими жемчужинами являются теплое чувствование от ниспадающей на нас благодати Божией: через него получаем мы прощение грехов наших, сладостную и мирную теплоту, радость и неожиданную легкость, а также, по временам, свидетельство веры относительно истинной надежды нашей, и некие прозрения о заботе и милосердии Божиих по отношению к нам. Кто не испытал когда-либо этих благ безмолвия, каждое в свое время? Кто станет отрицать и говорить, что обманут он благодатью Божией, сопутствующей ему? Итак, если, пока мы еще младенцы, стремимся мы в бездонные глубины океана, в которые великие Отцы наши погружались, и бываем одержимы желанием видеть богатства, которые они приобретали и приобретают, тогда утонем мы в океане.

И если, поскольку, легкодоступными и малоценными бывают в глазах наших жемчужины наши по сравнению с их жемчужинами, или если бурь океанских избегаем мы и полностью теряем усердие, то никогда не научимся мы плавать в молитве, не достигнем мы и умственного искусства, которое происходит от духовной мудрости, и не сойдем мы в глубины, где находятся богатства. И может быть, даже дневной хлеб наш не будет обеспечен для поддержания кратковременной жизни нашей, и окончим мы тем, что всегда будем пребывать в нищете и нужде. Ибо не столь мала рука Господня, научившая отцов сознательному плаванию ума и уверенности при путешествии по океану, столь исполненному богатств, чтобы и нам не дать в угодное Ему время крепкое снаряжение, способное противостоять волнам страшного океана, дабы достигли мы тех мест, из которых отцы извлекали духовные сокровища.

О цели возвышенного служения разума, которое есть совокупность всякого подвижничества, совершаемого посредством телесных чувств; благодаря нему входит человек на всякий миг в совершенное слияние с Богом

Когда прозрений в смысл тварных существ достигнет человек на пути подвижничества своего, тогда с этого времени поднимается он превыше молитвы, заключенной во временные пределы, ибо излишне для него с этих пор ограничивать молитву определенными временами и минутами: он уже вышел из того состояния, при котором он, когда хотел, тогда бы молился и славил Бога. С этого момента постоянно находит он чувства свои утихшими и помыслы связанными узами изумления. И наполнен он постоянно видением, изобилующим славословием, которое происходит без движений языка. По временам, опять же, молитва частично остается, однако ум уводится от нее на небо, словно пленник, и слезы, словно источники воды, льются и орошают все лицо вопреки воле его. При этом сам человек покоен, безмолвен и внутри себя наполнен изумленным видением. Весьма часто не позволяется ему даже молиться, и поистине это есть то прекращение молитвы, которое выше молитвы: оно заключается в том, что человек пребывает в постоянном изумлении перед всяким созданием Божиим наподобие тех, кто обезумел от вина. Это и есть то вино, которое веселит сердце человека.

Но будем остерегаться, чтобы не нашелся человек, который с праздными помыслами оставит молитву и псалмопение, когда услышит об этом, вообразив, что тишина, о которой мы говорили, приходит по нашей воле. Но пусть поймет всякий, кто встречает такие предметы, что подобные действия бывают не от людей и что они не подвластны воле. Ибо умолкают в созерцании и замирают перед тайнами те, кто в минуты молитвы, или также и в другие времена, восторгается умом, жаждущим Бога. Но особенно в минуту молитвы возникают состояния, подобные этим, по причине особого трезвения, сопутствующего человеку. Под молитвой я разумею не только установленные часы или «аллилуии» Псалтири или богослужебные песнопения. Ибо тот, кто достиг этого знания, больше, чем во всех добродетелях, пребывает в молитве. От прозрений получает она свое начало, но прозрениями, опять же, усмиряется и возвращается к тишине.

Ибо на все творения Божии взирает озаренный человек оком разума и видит домостроительство Божие, сопутствующее им на всякий миг, видит небесное промышление, исполненное милосердия, непрестанно посещающее тварь – иногда в виде испытаний, иногда же в виде благодеяний. И благодать Божия открывает этому человеку различные виды действий, которые скрыты от толпы, – действий, которыми пользуется Создатель для чудесного вспоможения каждому естеству, будь то словесному или неодушевленному, – а также невидимые причины, по которым случаются эти изменения со всеми благодаря промышлению, свойственному любви Божией, и той творческой и путеводной силе, которая ведет творение с изумительной заботливостью.

Когда ощущение этих тайн получает все время человек посредством того внутреннего ока, которое называется духовным созерцанием и которое есть видение, происходящее от благодати, тогда в момент ощущения им той или иной из этих тайн тотчас же сердце его утихает в некоем изумлении. Не только уста его прекращают произнесение молитвы и умолкают, но и само сердце осушается от помыслов благодаря чуду, которое нападает на него, и сладость тайн премудрости и любви Божией получает он от благодати благодаря сознательному видению действий и естеств. Это завершение подвижничества души в теле и предел духовного служения, которое совершается в уме. Кто желает достичь вкушения любви Господа нашего, тот должен просить Его, чтобы эта дверь открылась для него. Я удивлюсь, если тому, кто не приступал к Нему с этой просьбой и кто не познал ощущение видения тварей и промыслительных действий Божиих в них, возможно когда-либо ощутить ту любовь, что пленяет души тех, на кого она нисходит. Таковы вещи, открывающие для нас дверь к познанию истины, которое превышает все и которое дает уму путь к славным тайнам досточтимого и божественного Естества.

Еще более удивительно то, когда люди, непричастные безмолвию и великой отрешенности, дерзают говорить и писать об этой тайне славы Божией в тварях. Блажен, кто вошел этой дверью и испытал это на собственном опыте! Слишком бессильна вся сила чернил, букв и словосочетаний, чтобы выразить наслаждение этой тайной. Многие простецы считают, что целью размышления философов является вкушение этой беседы, которая несет в себе красоты всех тайн Божиих. Блаженный Василий-епископ в одном из писем к своему брату делает различие между этим восприятием философов и тем восприятием, которое получают святые в тварных существах – то есть, умственной лестницей, о которой говорил блаженный Евагрий и которая возвышается над всяким обычным видением. «Есть, – говорит он, – беседа, открывающая дверь, через которую мы можем всматриваться в знание тварных естеств, но не в духовные тайны». Он называет знание философов «знанием снизу», которым, по его словам, могут обладать даже подверженные страстям, а то восприятие, которое получают святые через ум посредством благодати, называет он «знанием духовных тайн свыше».

Итак, кто удостоился этого, тот ночью и днем пребывает в таком состоянии, словно некто вышедший из тела и уже находящийся в том мире праведных. Это и есть божественная сладость, о которой чистосердечный и чудный Аммон говорил, что она «слаще меда и сот», но немногие отшельники и девственники познали ее. И это вход в божественный покой, о котором говорили Отцы, и это переход из области страстей к просветленности и к движениям свободы. И это то, что изобилующий духовными откровениями Евагрий называет «стократной наградой, которую в Евангелии обещал Господь наш». И в изумлении величием этого наслаждения хорошо назвал он его «ключом в Царство Небесное».

Как перед истинным Богом говорю я: члены тела не могут выдержать это наслаждение, и сердце неспособно вместить его по причине великой сладости его. Что еще можно сказать, если «восприятием Царства Небесного» называют это святые. Ибо это тайна будущего изумления Богом. Не благодаря прозрению в материальный мир и дела его наслаждаются праведники в Царстве Небесном, но благодаря тем предметам, которые в мире, возводится ум, как по некоей лестнице, к Тому, Кто есть Царство святых, и пребывает в изумлении. Хорошо названо это восприятие «тайной Царства Небесного», ибо в познании Того, Кто есть истинное Царство всего, приходим мы через эти тайны всякий раз, когда ум бывает движим ими, по дару силы Божией.

Святитель Афанасий Великий

Путь к Богу не так далек от нас, как превыше всего Сам Бог, Он не вне нас, но в нас самих…

НА ПУТИ К БОГУ

На пути к Богу молитва бывает неотложным духовным оружием ума, так как брань ведется с духами тьмы, действующими через страсти… Архиепископ Антоний (Голынский-Михайловский)

Архиепископ Антоний (Голынский-Михайловский)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Мф. 26:39).

Две выраженные здесь мысли – «Господи, помилуй мя» и «Буди, Господи, воля Твоя святая» – составляют сущность молитвы Иисусовой. Прежде всего, нужно знать, что молитва Иисусова есть действенная суть покаяния, указанная Христом Господом. Она научает делателя отсекать желания своей воли, любить Бога более твари, искренне смиряться, истинно познавать себя, никак на себя не надеяться, приписывать все доброе не себе, а Богу и за все воздавать Ему славу. Молитва Иисусова приближает к Богу, а примирение с Богом порождает истинную любовь к ближнему. Молитва соединяет душу с женихом ее – Господом и становится беседой между Господом и душой. Великое дело Иисусовой молитвы начинается со словесного труда в деятельный период и простирается до периода созерцательного, возводя человека к истинно духовной целомудренной жизни, а достойнейшие, те, которые не осквернились с женами (Откр. 14:4), достигшие устроения истинного духовного девства, сподобляются наивысшей добродетели – молитвы зрительной.

Молитва, по мере действия в ней слова, ума, сердца и Духа Божьего, имеет соответствующие наименования. Она бывает словесной, умной деятельной, умно-сердечной деятельной. Эти три вида молитвы доступны человеку в период его ветхой деятельности, то есть до всецелой преданности его в волю Божью. Последующие два вида молитвы обретаются подвижником лишь по очищении сердца от страстей и греха и именуются умно-сердечной самодвижной, движимой Духом Святым, и умно-сердечной чистой, или непарительной. Последняя есть истинно созерцательная молитва, доводящая все добродетели, будучи всем им матерью, до совершенства духовного целомудрия. Самые достойные через эту молитву приводятся к соединению души с Небесным Женихом в единый дух. Человек тогда обретает высший дар – молитву зрительную. Тогда, соединившись с Господом, он зрит, уразумевая, великие тайны Божьи и премудрость Его, прославляет всем своим духовным существом Святую Троицу, стяжав в сердце Бога.

На пути к Богу молитва бывает неотложным духовным оружием ума, так как брань ведется с духами тьмы, действующими через страсти, с самими страстями, с плотью и миром, которые, принадлежа земле, к земле и влекут. Молитва – меч духовный – все эти полчища зла посекает, приводя в полное бездействие, обнажает бессилие злобы перед могуществом Божьим, дает уразуметь немощь человеческую в борьбе со злом и изменяет само естество человеческое. Молитва неуязвимо ведет очищающийся ум, немощный сам по себе, но подкрепляемый Богом, и душу сквозь все смертоносные искушения, славя Бога – Всемогущего Творца.

Штабс-капитан Голынский, будущий святитель Антоний (Голынский-Михайловский)

 

Молитва Иисусова

Из сердца бо исходят помышления злая (Мф. 15:19) – так прорекли уста сладчайшего Господа Иисуса, Подвигоположника, Начальника и Учредителя делания истинного покаяния. После падения после того, как человек возлюбил свою злую несовершенную волю более всесовершенной воли Божьей, злоба вошла в его сердце. Своеволие отдалило душу от Господа, и человек остался лишь со своими ничтожными силами. Ему надлежало противостоять злу, что без помощи Божьей невозможно, а ум и душа человеческие, возлюбив своеволие, утратили свою светлость, а с ней способность различения добра и зла, утратили рассуждение, обнажающее козни дьявола. Неведение – чадо помраченного ума, возлюбившего свою волю, – объяло ум и душу. Неведение породило сомнение, а отсюда произошло смущение, которое есть и мать, и дщерь всех страстных волн, вздымающихся в сердце человека. Так корабль ума и души непрестанно погружается в море смущения, потопляемый своеволием.

Все это произошло с человеком по причине помрачения ума. Сердце наполнилось неестественными привычками – страстями, а последние, укоренившись в сердце, срослись с естеством человеческим и против желаний ума и сердца вовлекают человека в неподобающую ему страстную жизнь. Сатана, будучи виновником и начальником тьмы, не замедлил полновластно явиться в помраченном уме и страстном сердце. Так сердце, предназначенное быть обителью Бога, превратилось в вертеп разбойников – демонов и страстей. Человек пребывает в падении, ум и душа отклонились от естества, перешли в состояние нижеестественное.

Выйти из этого тяжкого положения одними своими силами невозможно. Страсти получили силу естества, при этом сатана много сильнее и хитрее неопытного ума и перехватывает всякое человеческое намерение к добру, отчего человек иной раз, совершая, как ему кажется, добро, пожинает плод в виде усилившихся страстей. Бывает, что человек отчаивается в своем спасении и оставляет свои труды, а иногда, что уже хуже всего, накладывает на себя руки. Но следует знать, что в таком отчаянном положении человек оказывается только тогда, когда он ведет борьбу не именем Божьим, а пытается бороться собственной силой. Тот же, кто на Бога возложил свое упование, тот именем Божьим побеждает, а бывая побежден, вновь встает и борется до окончательной победы.

Тьмой неведения человечество было объято до времени пришествия Христова. Люди томились, непрестанно смущаясь и тяжко скорбя, всем своим существом взывая к Богу, и Господь привел в исполнение то, что было предопределено при изгнании прародителей из рая, – явить семя от жены, которое поразит змея в главу (Быт. 3:15). Христос был зачат во чреве Девы, родился, взял на Себя тяжесть греха всего человечества и сразился с грехом. Подвигоположник и человечество научил, как можно отличать добро от зла и как вести борьбу с дьяволом. Всепобеждающий, Он Сам предварительно победил всю силу вражью, чтобы человеку стало ясно, как бороться и побеждать демонов и свои злые бесоподобные страсти.

Сатана, вселившись в сердце, скрывается в нем, объятом тьмою страстей, и услаждается страданием человека, обычно действуя так, чтобы смущать его и не быть узнанным, не обнаружить своего местопребывания. Сатана, будучи убийцей искони, нашептывает из сердца всякую злобу и сразу скрывается, а человек принимает это за свои собственные мысли. На это и указывает Господь, говоря, что От сердца бо исходят помышления злая (Мф. 15:19), помышления, которые оскверняют ум и душу, лишают их естественно присущего им мирного устроения. Противодействие злу необходимо начинать при первом его появлении, пока оно в зародыше. Пока еще зло не укоренилось, оно отсекается легко, лишь бы его обнаружить. А совершается такое отсечение сладчайшим именем Господа Иисуса.

Исходящее из сердца зло порождается виновником зла – дьяволом. Дьявол же, льстец и хитрец, средоточие всякой мерзости, обольщая человека помыслами, обещает каждому то, к чему тот имеет наиболее страстное влечение. Будучи коварным хитрецом, дьявол подходит к человеку тонко и всегда превосходит тонкостью ум человеческий. Скрывая свое присутствие, он выдает порождаемые им помыслы за мысли, принадлежащие самому человеку. Обманутый человек становится всецелым пленником дьявола, оказываясь, таким образом, обреченным на вечную погибель, если только Господь не защитит человека Своей благодатью.

Хитрость дьявола превосходит своей изощренностью ум человеческий, и потому невозможно и бесполезно человеку своими силами, бороться с дьяволом, действующим в сердце через страсти. Невозможно, доколе не получит человек от Бога власть и силу наступать на силу вражью. Но для этого нужно пройти всесторонний искус, стяжать опыт борьбы и победы над дьяволом через искушения, попускаемые благодатью Божьей. А это тогда лишь возможно, когда человек будет во всем шествовать за Подвигоположником Христом, борясь и побеждая зло силой благодати Божьей, которая всегда действует через молитву. Благодать охраняет молящегося, ведет его, с необходимой постепенностью подает полезное и уберегает от вреда.

Все человечество, как сказано выше, до пришествия Христа на землю объято было мраком неведения, и люди умирали во тьме, не зная истины, угнетаемые дьяволом, порождающим зло в сердцах их. Христос, Своей смертью поправ смерть, разрушил темницу ада, даровал всем желающим возможность с Его помощью спастись и, как Всемогущий, вывел из ада всех содержавшихся там верных. После этого все святые отцы, сознавая немощь человеческую, видя всемогущую силу Божью, побеждающую зло с ее виновником и водителем, желая следовать Христу во исполнение воли Отца Небесного, зная, по указанию Господню, откуда зло приемлет свое начало, сами своей силой к делу спасения не приступали. Все они спасение свое совершали силой Божьей благодати, восставая против зла в самый момент зарождения его, уничтожая его силой имени сладчайшего Иисуса Христа.

Господь, постоянно призываемый в молитве, побеждает зло, умиротворяет дух человека, восстанавливает внутреннюю тишину и располагает ум к дальнейшему пребыванию в молитве. Далее и пойдет речь о том, как безупречно действовать именем Господа Иисуса Христа против всякого зла, тем именем, которым все святые отцы побеждали в битве с дьяволом.

Молитв в Святой Церкви много, и все они сильны на отгнание супостата. Но сила молитвы зависит от силы ума, от опыта в распознании хитростей врага, в различении добра и зла, зависит она и от способности не развлекаться в молитве. Ум слабый, подобный нашему, собрать внимание свое в молитвословии почти не способен, так как, привыкнув к жизни чувственной, он и во время молитвы мечтает о свойственных ему вещах чувственных, отчего человек лишь телом иконе предстоит, а ум и сердце его витают невесть где. Внимание, не привыкшее удерживаться в молитве, расхищается, ум не способен владеть собою, язык не может свободно произносить слова молитвы, по причине разнообразия и множества этих слов. Дело не идет, а если и движется, то слишком медленно.

Зная все это, святые отцы, наставники и делатели истинного покаяния избрали себе главным оружием немногословную молитву Иисусову, полученную от Духа Святого, отдавая ей преимущество перед всеми иными. Все существующие в Православной Церкви молитвы, действенны и спасительны, но молитва Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного, содержащая в себе имя Господа Христа и мольбу кающегося грешника, всегда привлекала к себе умы спасающихся. Некоторые из святых отцов непрестанно творили иные короткие молитвы, но большинство занималось по преимуществу молитвой Иисусовой. Всякий, желающий работать Господу в делании молитвы Иисусовой, может, по причине ее краткости, трудясь, усвоить свободное молитвословие без принуждения языка, которое постепенно привлечет к себе и ум, и чувства.