Украшенных вещаньями Орфея…
Отцовского предания держись
И мудрости, от нас ушедшей в землю,
Лишь белым, царь, пелазгам откровенной.
В Феспрот иди! Очищен не совсем
От крови ты здесь пролитой, а раньше
От нечисти домашней, да скорей
Освободись и сжечь вели явленных.
Во время этой речи надвигались тучи. Но грозы нет. В конце речи слышатся какие-то странные звуки, точно подземный ропот. Потом треск, крики. Общее смятение. Эол стоит молча, поникнув головой. Меланиппа в ужасе расширенными глазами смотрит на Геллена. Кормилица испуганно пригнулась к земле, все еще инстинктивно закрывая корзину. Многие из толпы молитвенно пали ниц. Другие простирают к небу руки. Волна землетрясения затихает.
Хор
О Посейдон!.. Земли колебатель!..
О синекудрый!
Сжалься над нами!
Нам алтари,
Боже, оставь!
Пламени, бог, на очагах
Не погашай, молю…
Мысли тоскливо мятутся:
Вещего старца слова
Ты покарал ли иль смерти
Этих детей просишь?
Сжалься, владыка морей,
Ужас развей и сомненья
Душные волны,
О Посейдон,
Бог синекудрый!..
Полная тишина. Все затихло в ожидании второй волны землетрясения. Она набегает, но останавливается дальше от чертога. Мало-помалу светлеет.
Показывается солнце. Смущение успокаивается.
Эол
Гадания твои, отец, печальны,
Печальней их вещания твои,
И этот знак, венчавший их, ужасен…
Мне радости луч Гелия, увы!
За облаком таившийся и снова
Блеснувший средь эфира, не вернет,
И лавра я сухие листья брошу…
Возьмите их.
(Снимает венок и отдает его рабам.)
Должно быть, ризы мне
Торжественной не надевать сегодня…
Мой светлый пир погиб. Но, царь-отец,
Не вижу я, зачем же лишней кровью
Иль копотью от адского огня
Свой покрывать должны мы пурпур царский.
Геллен
О, маловер… Иль ропота богов
Подземного твоей гордыне мало?
Чего ты ждешь? Кровавого дождя?
Иль, может быть, чтоб Тартара разверзлось
Для нас жерло сокрытое? Когда б
Здесь речь была лишь о тебе… Но рода
Главою ты останешься…
А мне
Постылый век, усталому, коль боги
И длят еще, так чтобы вразумить
Тебя я мог и славу уберечь
Моих грядущих правнуков… и только…
На алтари и статуи богов,
Которых мы еще не знали, право,
Глаза бы не глядели… Но чего ж
Боишься ты? Иль эти бесенята
Тебе детей твоих, детей дороже,
И правнуков, и всех, кого на муки
Преступною ты слабостью своей
Теперь, Эол, быть может, осуждаешь…
Но вижу я опять гонца… Еще
Нам новости из стада… Тот же конюх…
Те же и конюх с той же стороны, что и первый раз.
Конюх
О царь Эол… Сегодня день чудес…
О новом мне позволь поведать диве.
Эол
Мы ждем речей твоих, мой верный раб.
Конюх
Корова та, которая кормила
Найденышей чудесных, на глазах
У пастухов твоих, да и на наших
Исчезла, царь, растаяла… Удар
Ее унес в земные недра, что ли?
Где мальчиков нашли мы, господин,
Провал образовался… ключ горячий
Струится там… Свидетелей у нас
Хоть отбавляй… Нет, царь, неладно это
Явление… Должно быть, Посейдон
На демонов, что алтарей священных
Его не постыдились, рассердился…
А телки как жалеют пастухи…
Не брезгает и животиной демон.
Пауза. Сильное впечатление среди слушателей.
Эол
О, тяжкое сомненье… Поглядеть
Я все ж хочу на знаменье…
По знаку ему подносят корзину с детьми.
Какие
Чудесные детишки!.. Как они
Кого-то мне напоминают… Да…
О нет! о нет… возьмите их, рабыни…
Моей душой играет демон точно…
И если все, за радостью теперь
Свидания забытое с отчизной,
Припомню я… И смутный сон… И Арны
Печальный взор… И птиц… Да разве ж бог,
Чтоб обольстить наш ум, ошибок полный,
Жалеет чар?.. Иль мало есть у них,
У демонов, приманок?.. Покажите
Опять детей…
Дочь, Меланиппа, им
Надень убор в чертоге погребальный
И принеси сюда…
Коль иго жизнь,
Его Эол поднимет не бледнея…
Привесок бед… Мгновение… И пусть
Узнает под ножом тот черный демон,
Как славу у потомков отнимать
Эоловых… красой и состраданьем
Его мужское сердце растопляя,
Как крыльев воск Икаровых… Отец,
Минутную прости Эолу слабость…
Не женщиной его, орлом родил
Кронидовым ты горным…
Я Феспрота
Увижу дуб священный и, страданий
Приняв удел, священный голос бога
Услышу вновь, коль этим осквернен
Я зрелищем и демонской игрою.
(Гостям.)
Прошу гостей войти теперь в чертог
И без меня там пир уготованный
Вкусить… Богов они не раздражали,
И Гелленов не погасал очаг…
Гости входят в дом.
Меланиппа
(Эолу)
Дозволишь ли?..
Эол
Ни слова, дочь, ни слова!
(Рабам.)
А вы, рабы, готовьте поживей
Костер, посуше наберите елей,
Чтоб тот огонь, который поднесу
Я бережно к неласковой постели
Найденышей, моей грозящих славе,
Чтоб ярче он и веселей пылал,
В Додону путь Эолу озаряя…
(Со свитой, налево.)
Те же без Эола.
Меланиппа подходит к корзине, вынимает оттуда детей и, плача и молча целуя их, уносит в дверь направо.
Геллен
Последний день… Последние лучи…
Последнее звено тяжелой цепи
Сейчас сольет огонь костра, чтоб цепь
Мне самую потом расплавить… О,
Скорей, рабы, скорей, скорей отсюда…
(Уходит с своими провожатыми в ту же сторону, куда ушел и Эол.)
Хор
СТРОФА
Страшен богов без меры
Гнев и зоркая сила,
Но меж бессмертных Геры
Небо грозней не носило.
Сказку ли, быль ли златого
Детства душа удержала, —
С дальнего Пинда крутого
В Аргос река побежала.
Сколько там было богатых
Сел и полей-раздолий,
Лесу и ланей на скатах —
Стало Инаховой долей.
В Аргосе царствовал славный,
Тезка с рекой золотою…
Дочери не было равной
Ни у кого красотою.
Очи Кронида пленились
Чадом Инаховым милым,
И меж аргосцев разлились
Воды, богатые илом.
Плутос в земле поселился.
Год пировали там целый.
Гермий с царем веселился,
Зевс с его дочерью белой.
АНТИСТРОФА
С трона небес золотого
Гера увидела диво.
Месть ее мигом готова:
Сердце недаром ревниво.
Радугу Гера послала,
Дивную станом и видом:
Влага с полей убежала,
Плутос ушел за Кронидом.
Стали пустынею села,
Смертного полные страха,
И из румяно-веселой
Мумией стала Инаха.
Где от обильной Димитры
Закромы раньше ломились,
В сети паучьей и хитрой
Мухи голодные бились.
Шерстью одеты, смотрели
Девы глаза благородной;
Гермий уныло-голодный
Телке играл на свирели…
Страшен богов без меры
Гнев и зоркая сила, —
Но меж бессмертных Геры
Небо грозней не носило.
ЭПОД
О, чье ж это страшное дело?
Чья тайна? Иль козни?
Ту ночи ли поздней
Преступницу риза одела?
Иль Гелий своей золотою
Сиял колесницей победной
Над тою
Огню обреченной красою…
Над матерью бледной,
Грехом ли гонимой,
Стыдом, нищетою
Томимой?..
О, чье ж это страшное дело?
Душа говорит: то не бес;
Чье ж око, о боги, с небес
На грешную деву глядело?
Меланиппа; за ней рабыни несут детей в погребальных костюмах и длинных черных вуалях.
Корифей
Вот… вот они… найденыши… О, боги!
О, зрелище печальное! Когда
Подходит к старцу смерть иль от недужной
Постели врач отходит молча, нам
Тоска сжимает грудь… Но если видишь,
Как маленьких детей для палача
Или жрецов – то не одно ль и то же? —
Оденет риза погребальная,
Как трауром играть готовы дети
И алые смеются их уста, —
В душе встает холодный ужас, девы!
О, как могла, царевна, этот труд
Ты, нежная, среди рабынь исполнить?
Меланиппа
В сердцах людей, покуда жизни луч
В них теплится, есть искра упованья…
Пока детей я одевала, мне
Мелькнула мысль, и ей дышу я, девы…
А может быть, печальный этот вид,
Убор, который подобает старцу,
Смягчит отца… Ведь беззащитней вдвое
Они теперь, малютки эти… Нет
Коровы даже в человечьем стаде,
Чтоб молоком уста их освежить.
О, слов и слез скопила я довольно…
И нежностью глубокою мое
Так эти крошки истерзали сердце…
(Вглядывается в ту сторону, откуда в это время слышится оживленный шум.)
Но подожди… Костер… Отец… и старец,
И Геллен там… Он что-то говорит…
Они идут сюда… Старик остался…
Он будет ждать малюток…
Посейдон!
Уста мои окованы… Ты моря
Отдай им, бог, и блеск, и шум; и речи
То ласковой, то грозною волной
Пускай идут мои к сухому сердцу…