Иннокентий Анненский
Гейне прикованный
А люди – кто засмеется, кто вздохнет, но все проходят мимо, и ни одна душа не может понять безумной.
Наконец сыскался один добрый человек: он расспросил монахиню поподробнее и не только расспросил, но даже постарался рассеять ее сомнения. О нет, она вовсе не бредила. Только это не был Аполлон. Знаю, знаю твоего красавца. Точно, рабби Файбиш обольстителен. Положим не Аполлон, но все же он кантор амстердамской синагоги. Пурпурный плащ? Боже мой… Знаю даже, почем была и материя – по восьми флоринов за аршин; да, матушка! И счет еще не выплачен. Лира?.. Да, рабби Файбиш играет, между прочим, и на лире, но он предпочитает ломбер… Язычник?.. О, настоящий – и в этом отчаяние его родителей. Музы?.. Знаю и муз. Даже дом знаю, откуда он понасажал их в свой плавучий ковчег… Особенно есть там… («Бог Аполлон»).
Пусть этот прохожий – только обезьяна сиамца Махавасанта, но разве же нет в жизни этих ужасающих дублетов?.. Мало того, разве не вся она, жизнь, один сплошной дублет к тому, что грезилось нам, когда мы знали ее только по сказкам? Глядите, вот они, людишки, с их расчетами и страстишками… Вы не хотите поверить, что, умирая, они падают… они падают… в… Не поймешь даже сразу, народ ли это такой мелкий или мышата… Когда-то в молодости Гейне любил размах… Помните любовное признание, написанное по небесному своду, или гроб, куда положат его любовь и его печаль.[17] Но никогда не был он охотником возводить на степень людей разную мошкару – уж скорее свою породу приравнять к мышиной («Маленький народец»).
В самом деле, если в людях нет ни пафоса, ни гения, чем будут для них и особенно в них высшие из наших идей и святейшие из заветов? Посмотрите на этих двух рыцарей:[18] что осталось в этом глубоком мещанстве от обаяния принципов братства и равенства? Родина, прошлое, будущее, – что такое эти слова теперь для Крапюлинского и многим ли более того для Вашлапского?[19]
Wohnten in derselben Stube,
Schliefen in demselben Bette;
Eine Laus und eine Seele.
Kratzen sie sich um die Wette.[20]
