Инна Тронина
О прошлом приказано забыть

– Верно, Фелек, так и поступай. Выпьем ещё, им на боковую! – решил хозяин. – Хватит нам об этом козле говорить – больно чести много. – Утром встанешь, снова всё обмозгуй, на свежую голову.

– Понял. Давай, наливай. За удачу! – Рольник проглотил вино, не заметил превосходного вкуса. – Между прочим, Валентина уже неделю патрулирует этот район. На своей колымаге с ручным управлением она объезжает окрестности дома старухи Фюхтель. Квадрат ограничен Северным проспектом, улицей Руставели, проспектом Науки и улицей Карпинского…

– С ручным? – удивился Дмитрий. – Она что, инвалидка?

Он дёрнул шёлковый шнурок, и голубые шторы скрыли веранду. Теперь никто с улицы не мог их видеть. Впрочем, и раньше и Дмитрий, и Феликс ничего здесь не боялись.

– У неё нет правой ноги. В семидесятом Петра Анисимовича, супруга её, утопили в нужнике с широким очком. Его захватили как раз во время забавы с лошадками, отвезли в глухое место и… Руководил всем Обер, которому тогда только двадцать один год был. Самой Валентине удалось скрыться, хотя она сидела рядом с мужем во время экзекуции…

– А кого они казнили, неизвестно? – перебил Дмитрий.

– К сожалению, мои ребята у неё не спросили. Я им укажу на эту оплошность. Всё их внимание было сосредоточено на Рыжем-Обере. Короче, немцы выкрали её позже, уже в Алма-Ате. Валя справляла поминки по мужу в одном из шикарных ресторанов. Разумеется, по тем временем… Её запихнули в машину, связали, куда-то долго везли. Она ещё удивлялась, почему сразу не прикончили – могли ведь. Но, оказалось, ехали к железной дороге, где и кинули на рельсы, прямо под поезд. Машинист среагировал быстро, но Валентина всё равно осталась без ноги. Говорит, что отползти не успела – совсем немного. Был ли там Рыжий, она не поняла. Может, и не было, иначе не позволил бы выкарабкаться…

– А дальше что было?

Стеличек потёр лоб подушечками пальцев. Как всегда, после долгой пьянки, у него заболела голова.

– Вылечилась и стала жить, как прежде. А жила Валентина на широкую ногу. У неё и при «совке» были кухарка, массажистка, косметичка, горничная. Она им только пальчиками щёлкала – даже рот не раскрывала. У супругов Токовых был единственный сын, который погиб в Питере при загадочных обстоятельствах. В конце прошлого года он прибыл сюда с той же целью – покарать Рыжего. И его нашли на пляже близ Ушково – с перерезанным горлом. О связи с Валентиной мы условились. Но пока она сообщает, что Обер у тёщи не появлялся. Приезжали только его жена с дочкой.

– Ладно, Фелек! – Дмитрий хлопнул гостя по плечу, давая понять, что пора расходиться по комнатам. – Пусть она там катается, сколько душе угодно. Но ты сам затаись, иначе погибнешь или людей потеряешь. На маньячку полагаться нельзя – пусть только подстрахует. Пока начнём наблюдать за Каракуртом. Токовая, если будет обнаружена, сойдёт за мстительницу-одиночку. Надо будет нажать на Клавку Масленникову, и через неё подобраться поближе к Каракурту. Он ведь отказался антикварный рояль за неё отдать, чтобы выкупить у меня для женитьбы. А Клавка о себе очень высокого мнения, и никогда ему этого не простит. Кроме того, Каракурт готов с любой бабой улечься, лишь бы она была голубоглазой блондинкой. А у меня таких несколько есть, так что можно выбрать из них агентшу. Если Обер на ту квартиру приедет, я об этом непременно узнаю. Как ты на это смотришь, Фелек?

– Превосходно, – Рольник был искренен. – То, что надо.

– Если повезёт, выйдем на Обера, – ухмыльнулся Дмитрий.

– А ты Клавке доверяешь? – опасливо спросил гость и закусил тонкую губу. – Она явно работает на ментовку, а ты терпишь. Вон, Сергей Пименов с Петром Гардагиным её сразу невзлюбили. Подколодная тварь, говорят. Кинет любого когда угодно…

– Фелек, если бы я не знал об этом! Но я знаю, и использую Клавдию так, как считаю нужным. Стерва, действительно лучше неё никого ещё не встречал. Для траха – то, что надо! Да и хозяйка отличная, не в пример другим «соскам». Ей в глаза посмотришь – и уже готов. Настоящая русалка, только хвоста не хватает…

Стеличек вдруг вскинулся, протянул руку и включил свой «Панасоник» с цветомузыкой.

– Хватит о делах, Фелек, надоело! Давай лучше послушаем классные записи. Тата, ты не спишь? – Он выглянул в коридор. – Иди сюда!

– Не вопи, ребёнка разбудишь…

Татьяна, на сей раз в чёрном бархатном платье, расшитом бисером, появилась на веранде и перехватила восхищённый взгляд Феликса.

– Мить, ты набухался, да? Зачем музыку врубил ночью? Крыша поехала, что ли?

– А кто тут услышит? Слава Богу, не в общем доме живём! – Дмитрий посадил Татьяну себе на колени. – Боженка спит?

– Только что её уложила. Как бы из-за твоего грохота опять не проснулась. Я и не услышу, если заплачет…

– Ничего, Божена перекричит любой рок! – Дмитрий громче включил музыку, и по углам веранды вспыхнули радужные огни. Он расслабленно отбросил зажигалку и притянул к себе супругу. – Потанцуем, Тата?…

Глава 2

– Что ж, Филипп Адольфович, рад вас видеть в добром здравии. – Эрих Эмильевич Эссе, полковник госбезопасности России, по-нынешнему МБР, пожал руку агенту.

Он сел на тяжёлый дубовый стул, украшавший ещё дом почтенных бюргеров – предков Ютты Куртовны Фюхтель. Геннадий Петренко, пробежав худыми нервными пальцами по пуговицам пиджака, последовал его примеру. Прямоугольный старинный стол, занявший половину кухни, был почти пуст. Во время деловых встреч собравшиеся только пили кофе и курили. Поскольку Петренко этой вредной привычки не имел, Готтхильф с Эссе попеременно подходили в вытяжке над плитой.

Кухонька была весёлая, похожая то ли на клумбу, то ли на тропический лес. Казалось, что «бороды» растений свисают прямо с потолка. Кроме того, здесь были и обычные, растущие вверх, цветы с малиновой, лиловой, зелёной и коричневой листвой. Заправляла всем в квартире худенькая подвижная старушка – с седыми буклями по моде прошлых веков, при макияже, в экстравагантном халате, разрисованном драконами. Букетами и попугаями. Была глубокая ночь, и круглые часы на стене показывали без десяти два – то время, когда только и могла произойти подобная встреча.

Фрау Ютта, сразу угадав в одном из гостей соплеменника, не смогла оставаться в стороне и не угостить его должным образом. Она быстро расставила на столе чашечки и блюдца саксонского фарфора, какие-то мелкие предметы. Но трое мужчин не интересовались едой. Им хотелось быстрее начать разговор, который не обещал быть коротким и лёгким.

«Старуха Фюхтель» ещё раз оглядела плоды своего кухонного творчества, поклонилась и исчезла за дверью, волоча за собой хвост халата, словно королева – шлейф. Но улице похолодало после трёх сухих и жарких недель, и потому пожилая дама мёрзла.

– Мои предки жили до революции здесь, в немецкой колонии «Гражданка», – заметил Эссе, чтобы немного разрядить обстановку. – От самого основания, с екатерининских, что ли, времён… К стыду своему, точно не помню. Но я родился, как и вы, в Казахстане. В Акмоле. – Эссе заметил, что глаза Готтхильфа потеплели. – А перед высылкой моя семья пережила несколько погромов. И первый, кстати, не при большевиках, а при царе Николае Втором. После начала империалистической войны немцев сочли врагами. Переименовали даже столицу, а что уж говорить о простых людях? Многим тогда досталось…

Они могли бы говорить и по-немецки, но стеснялись делать это при Петренко. Геннадий Иванович знал язык, но не настолько хорошо, чтобы свободно вести беседу.

– Как вас называть, господин или товарищ? «Герр» или «камрад»? – шутливо спросил Филипп.

– Зовите просто Эрих, – разрешил гость. – А вообще-то я – человек советский, что бы там ни говорили. И убеждения у меня всегда были левые.

– Отлично. – Готтхильф не стал распространяться о своих политических предпочтениях, потому что до сих пор толком их не сформулировал. – Тема нашей беседы мне известна от полковника Горбовского, так что повторяться не будем. С ним мы знакомы ровно три года, хорошо друг друга понимаем. Он мне перед встречей показал вашу фотографию, чтобы не было вопросов.

Филипп и его гости старались не упоминать имени Андрея Озирского; но все трое думали сейчас именно о нём. Своим поступком бывший Блад потряс и друзей, и врагов. Рано или поздно кто-то из сидящих за столом должен был рискнуть и первым заговорить на больную тему.

– Так вот, товарищи, – без насмешки, даже с теплотой заговорил Филипп, – за свою безопасность можете ручаться. Здесь я практически не бываю. Принял вас в квартире своей тёщи, которой вы только что целовали ручку. В Песочном она не прижилась.

Эссе внимательно, следуя профессиональной привычке, осмотрел оригинально оформленную кухоньку. Уголок из натурального дуба, на котором спала рыжая персидская кошка, старинный стол со стульями, цветы, кокетливая люстра под потолком.

– Никогда не скажешь, чья тёща здесь проживает, – заметил он. – Всё предельно просто.

– Золотых унитазов вы не найдёте и в Песочном…

Готтхильф, не стесняясь, рассматривал розовое лицо Эссе, его прозрачные аквамариновые глаза, позволяющие просматривать человека до мозгов. Одет полковник госбезопасности был в чёрный костюм, обтягивающий его плотное тело штангиста. По-женски гладкая кожа, аккуратно причесанные светлые волосы никого не вводили в заблуждение. Обер понимал, что гебист может многое, но просто не демонстрирует этого.

– А ведь доходы вам позволяют! – своей репликой Петренко подтолкнул собравшихся к главной теме. – Эрих, осознай, что ты видишь напротив главного координатора наркобизнеса в городе. Лучше него тебе никто не расскажет о тех порядках, что царят в этом закрытом от посторонних глаз сообществе.

– Порядки строгие, – подтвердил Готтхильф. – Без силового регулирования здесь не обойтись, особенно при нынешних прозрачных границах России. Рынок США и Европы стал тесен для торговцев наркотиками. С Востока к нам летят орлы Чуйской долины, а также едут прочие азиатские производители. Всё это концентрируется в мегаполисах, где армия наркоманов растёт с потрясающей быстротой. Для меня сейчас главное – не допустить хаоса здесь и в Москве. Прибывающие с товаром господа должны знать, кому им подчиняться, у кого спрашивать совета, искать защиты. Кому платить дань, наконец. От руководства этой биржей я имею хороший доход. Кроме того, у меня есть собственное производство лекарств и «биологических добавок». Россия проглотит что угодно и в любых количествах, поэтому со всего мира сюда везут разную дрянь. Я должен следить за тем, что продают в питерских притонах. Ведь каждый день огромное число людей пробует наркоту впервые, под влиянием моды. Мало где существует такой режим благоприятствования этому бизнесу. Конечно, я имею в виду цивилизованные государства. В тех же Штатах к «дури» относятся куда более серьёзно. На Востоке за это – однозначно смертная казнь, что я приветствую. У нас же – ничего, разлюли-малину…

– Филипп Адольфович, товарищи из МВД говорят, что вы замыкаете на себе как можно большее количество торговцев наркотиками, чтобы «загнать клопов под шкаф и подпилить ножки». – Эссе с огромным интересом выслушал Готтхильфа. – Через представителя Интерпола доктора Майкла Саймона вы, если не ошибаюсь, выходили на связь со штаб-квартирой этой организации в Лионе?

– Да, доктор Саймон сделал мне такое предложение. Правда, не напрямую, а через третье лицо.

Филипп не мог назвать это третье лицо Андреем Озирским, и потому отвернулся к окну. Настроение у него сразу же испортилось.

– По мере сил, я стараюсь выполнять это обещание. Мне уже известно о вашей операции «Мелодии белых ночей». А насчёт договорённости с мистером Саймоном, который был здесь прошлым летом, скажу следующее. Клиентура моя растёт, как на дрожжах; пропорционально увеличивается и число связей за границей. Некоторое наследство мне досталось от Ювелира – Семёна Уссера. Это имя должно быть известно Эриху. В Интерполе про этого «человека с пятью фамилиями» тоже знают. Ещё больше контактов установил я сам…

Филипп тронул указательным пальцем то место, где раньше были усы. Петренко заметил, что руки главаря наркомафии окиданы нервной экземой.

– Со стороны всё это выглядит обычной погоней за прибылью и поиском авторитета на мировом рынке наркотиков. На самом же деле моя цель заключается именно в том, чтобы загнать клопов под шкаф. Но для этого нужно, чтобы клопы сбежались на приманку. Такая приманка – наиболее благоприятные условия. Торговцы из СНГ, из дальнего зарубежья, даже из Колумбии должны понимать свою выгоду и никуда не отчаливать. По моему указанию создаётся впечатление, что их товар здесь очень нужен. Хотя на самом деле я один, с помощью своих препаратов из трав и синтетических смесей мог выбросить их за горизонт со всеми крэками и героинами, не говоря уже о маковой соломке. Например, есть у меня такой препарат «Г-58», который даст каждому, чего у него нет. К примеру, старый импотент переносится в сауну с голыми девушками, и так далее. Аналогов у этого препарата нет, потому что я свои изобретения нарочно патентую. И от поставок иностранным заказчикам имею жирный навар. Этот препарат называют «Глюк» и очень любят…

– То ли от слова «глюки», то ли перевод слова «счастье», – заметил Эссе, тихо позвякивая ложечкой в чашечке с кофе. – Значит, вы делаете этих деятелей своими должниками, предоставляя им различные льготы?

– Да, – согласился Готтхильф. – Во-первых, товар не уйдёт на не контролируемые мною рынки, то есть в другие города и страны. Во-вторых, я по сигналу могу обезвредить сразу всех, но это только в крайнем случае. Лучше, осторожности ради, выбивать пока по одному. Так что вас интересует конкретно? Может быть, немного выпьете? У меня есть виски и джин.

– Да? – оживился Эссе. – Наверное, немного согрешить можно. Как-то за границей могут гонять на машине после несколько бокалов крепкого коктейля. А у нас почему-то считается. Что после одной капли авария неизбежна.

– Тогда подождите минуту…

Филипп вышел из кухни. Вернулся он с бутылками джина, виски и тоника, сифоном содовой и вазочкой со льдом.

– Если голова «поплывёт», сразу говорите. У меня есть средство, восстанавливающее стопроцентную трезвость.

– Вот золотое дно! – восхищённо сказал Эссе. – Это не только наркам нужно, но и нормальным людям. – Геннадий, будешь?

– Плесни чуть-чуть.

Петренко не любил пьянок, но сейчас ему казалось, что для установления контакта, для свободного общения можно на это пойти. Кроме того, возможно, на душе станет легче. Душевная рана, нанесённая полковнику уходом Озирского, всё ещё кровоточила.

Когда они выпили, Филипп перешёл к делу.

– Про кого вы хотели бы узнать? Если смогу, помогу.

– Дело в том, что мы не привыкли просить помощи Христа ради. Вы, при случае, тоже сможете узнать что-либо.

Эссе говорил мягко, постоянно помня, кем на самом деле является Готтхильф, и чего от него можно ожидать.

– Тем лучше, – коротко бросил Филипп.

– Что вы скажете на сообщение такого рода? «Мистер Берт Кемп, он же Григорий Олегович Самосолов, в течение нынешнего лета собирается прибыть в Петербург…» Кстати, это – его родной город, на минуточку. «Он хочет опередить конкурентов с Сицилии, из Японии и Южной Кореи, а также из китайской триады – собственно Китая, Гонконга и Тайваня. В задачу Кемпа входит укоренение на местном наркорынке». Между прочим, у нас есть сведения, что к его встрече где-то в окрестностях Питера уже всё готово. В каких именно окрестностях, пока выяснить не удалось.

– Скорее всего, у финской границы, – предположил Петренко. – Там ему будет удобнее.

– Резонно, но не обязательно.

Обер невидящими глазами смотрел куда-то за спины своих гостей, на серое ночное небо. Геннадий Иванович видел, что он потрясён до глубины души. Значит, сам ещё не сумел добыть столь важную для себя информацию.

– Вот за эту новость спасибо! Кемп, как правило, предпочитает обосновываться в выбранных регионах основательно, жить там спокойно, без конкурентов. Так было везде, где этот господин работал – в Штатах, в Германии, в Восточной Европе. Торговать здесь под моим патронажем он вряд ли согласится.

– Значит, вы в курсе деятельности Самосолова? – обрадовался Петренко. – А я вот про него никогда ничего не слышал. Эрих говорит, что этот тип засылался в разные страны якобы для сбора разведданных, а сам занимался торговлей наркотиками и контрабандой. Антиквариат, цветные и редкоземельные металлы, и всё такое прочее…

– Я знаю, что в Германии, например. Кемп, кроме привычного наркобизнеса, занимался ещё кражей и вывозом за границу дорогих автомобилей, а также меховых изделий самого лучшего качества. Впрямую с ним это не связывали, а потому можно было проворачивать дела через дочерние банды, разбросанные по всему Западу, – ответил Обер сквозь зубы. – Значит, теперь его на Родину потянуло? А в МБР известно, что Кемп держит на службе китайскую банду, куда входят самые жестокие убийцы? Все наши «братки» перед ними – пацанами с рогатками.

– Этого мы не знали. – Эссе не на шутку встревожился. – Давайте тогда так, Филипп. Мы вам даём свои сведения. Вы нам – свои. Единственное, что я хотел бы уточнить – какова численность его организации? Хотя бы приблизительно знаете?

– Ну, в строй он может поставить до полумиллиона бойцов. Руководящих кадров у него около пяти тысяч человек – во всех странах, где налажен бизнес. На новые места, где нужно отвоевывать территорию, с ним прибывает в среднем человек сто – конечно, плюс-минус. Это – передовой отряд. При Кемпе ещё есть охрана. Обычно, эта группа состоит из граждан той страны, рынок которой он хочет взять под контроль. Например, по сведениям Саймона, в Штатах он использовал только коренных американцев. Русский отряд будет состоять из деятелей рангом чуть пониже Славки Япончика…

– Саймон и мне об этом говорил. Надо сказать, что Кемп у него давно сидит в печёнках. Пока Майкл его не обезвредит, он не сможет продвинуться по службе. Таким образом, Саймон выслеживал Кемпа в Колумбии, Бразилии, Афганистане, Пакистане, Сирии и Египте, не говоря уже о Европе. Но, как видим, особо не преуспел, – заметил Эссе. – Теперь они оба окажутся в России. Бывший перебежчик, видимо, считает, что дома ему и стены помогут. Он, хоть и является американским гражданином, откровенно плюёт на законы новой родины. Судя по всему, у него здесь мощное прикрытие. Кроме того, имеется договорённость с местными «крёстными отцами» насчёт охраны, жилья, транспорта и так далее. Так что придётся нам с Геннадием Ивановичем в скором времени принимать доктора Саймона в Петербурге, всемерно помогать ему. Поскольку Кемп угрожает и вам, Филипп, мы рассчитываем на содействие…

– Вы очень помогли мне, – признался Обер. – А я лопухнулся, признаюсь честно. Устал, наверное, волочь на себе этот груз. Но теперь Кемп меня врасплох не застанет. Он ведь понятия не имеет, что я… – Он стыдливо, одними губами, улыбнулся. – Короче, оказываю кое-какие услуги органам. И без вас мне сейчас пришлось бы туго, честно скажу. Мою машину мог протаранить на шоссе самосвал. А я даже не успел бы понять, в чём дело… Да, Кемп всегда тщательно готовит почву в той стране, в том городе, где хочет закрепиться. Досконально изучает обстановку, обдумывает, кто и на каком этапе может ему помешать. Я, конечно же, числюсь первым номером в его списке, потому что двум королям на одном троне не усидеть, по крайней мере, долго.

– Каким образом прибывает «передовой отряд»? Неужели все сразу? – удивился Петренко.

– Нет, конечно. Люди приезжают группами, а то и поодиночке. Вразбивку же и уходят. За всё время удалось поймать двоих – по одному в Колумбии и в Штатах. Остальные же немедленно испаряются, смешиваются с толпой, меняют паспорта и внешность. Могут даже из мужчины женщиной стать, если нужно. – Филипп жадно курил у вытяжки и говорил быстро, взволнованно. – Теперь я хочу узнать, что об этом типе знаете вы. Я и сам хороший мерзавец, – не стал скромничать Готтхильф, – но он позорит Россию везде, где только можно. Он и не скрывает, что сбежал в своё время из Союза. Часто повторяет, что «руссо мафиози» – самые лучшие в мире. Честно говоря, я не думал, что он отважится пойти на меня войной…

– А ведь я виду – серая мышка!

Эссе открыл свой кейс и достал несколько фотографий. Филипп уселся на диванчик от уголка, под бра, и стал рассматривать худое, землистое, с впалыми щеками, лицо. Даже на цветном снимке Самосолов казался тусклым, невыразительным. Невзрачный, узкоплечий, он прекрасно сливался с толпой и с туманом. Светлые прямые волосы бывшего перебежчика были расчёсаны на идеальный пробор, а круглые птичьи глаза Кемп как раз прикрыл тяжёлыми веками. Наверное, там, в Штатах, было жарко, и нос Кемпа покрылся капельками пота. Его губы напоминали два переплетённых шнурка какого-то неопределённого цвета – то ли бордового, то ли малинового.

– Идеальный шпик, – заметил Петренко. – На таком взгляд не задержится. Видимо, поэтому его в своё время и взяли в КГБ.

– Да, он служил во Втором управлении, то есть в контрразведке, – согласился Эссе.

На первой фотографии Кемп предстал в шортах, футболке, с теннисной ракеткой в руке. Другой снимок был более ранним – с белым уголком – под печать. Юноша с постным, невыразительным лицом, выглядел исполнительным и примерным служакой, никак не способным на значимый поступок, пусть даже со знаком минус.

На третьей фотографии Самосолов сидел рядом с яркой брюнеткой – загорелой, в сильно открытом сарафане. Между ними втиснулись два мальчика-погодка – в одинаковых шортах и в полотняных кепочках с пластмассовыми козырьками. Семья отдыхала на одном из пляжей Карельского перешейка, как и большинство добропорядочных граждан той эпохи. У каждого мальчика в одной руке был бумажный стаканчик с мороженым, в другой – плоская деревянная палочка. С тех пор прошло около двадцати лет, и дети отреклись от отца.

– Григорий Олегович Самосолов родился в тридцать восьмом году, в Ленинграде, в семье военнослужащего и врача. Отец сразу же был мобилизован, воевал в составе прифронтовой группы НКВД. В сорок третьему году он погиб. Мать одна воспитывала троих детей. Наши сведения, как видите, скупые. Должно быть, в Интерполе, ФБР и ЦРУ вам бы сказали больше. Самосолов отслужил в пограничных войсках, окончил юридический факультет ЛГУ. Потом оказался у нас, на Литейном, где быстро продвинулся по службе. Кончилось тем, что Самосолов был переведён в Москву. В 1978 году он не вернулся из Австрии. Видимо, «объект» утащил его за собой – так тоже бывает. Посылаешь за кем-то человека, а они уходят вместе, – признался Эрих Эмильевич. – В восемьдесят третьем году, то есть через пять лет, он получил американское гражданство. Другие люди, как правило, ждут куда дольше. Сменив имя, он поселился в Майами. Неприятности на родине объяснил собственным инакомыслием. Создал себе имидж диссидента, хотя на самом деле являлся откровенным стукачом. В начале семидесятых он написал политический донос на своего шефа и благодетеля. В чём там было дело, мне неизвестно. Знаю лишь, что речь шла об Отечественной войне. А конкретно – об оригинальной трактовке событий тех лет со стороны начальника Самосолова. Не исключено, что он просто хотел занять место генерала, хотя бы в будущем. Когда донос не возымел действия, Самосолов пришёл к начальнику с повинной. Тот устроил ему перевод в Москву. Вероятно, не желал больше видеть около себя эту свинью…

– Странное наказание, – заметил Готтхильф. – Мог бы и по-другому дело решить.

– Не знаю, почему начальник поступил именно так. Он вообще славился нестандартным мышлением. – Эрих как будто что-то недоговаривал. – О каких-либо криминальных наклонностях Самосолова в то время не подозревали. Он был тихим и вежливым. Когда и где он попал в поле зрения ЦРУ, неизвестно. Может быть, в Австрии, или даже после побега. Мемуаров на Западе он не публиковал, с разоблачениями не выступал. Ни в Ленинграде, ни в Москве ничем не прославился. Только вот писал доносы на тех, кто мыслил не стандартно. А диссидент из него такой же, как из меня балерина, – хмыкнул Эссе и сменил Готтхильфа у вытяжки.

Чиркнув спичкой о бок коробка, он продолжал рассказывать. Филипп, выкурив сразу три сигареты, почувствовал себя лучше, и поставил на плиту остывший кофейник.

– Коллеги ему особо не доверяли. Считали скользким типом, способным на всякие пакости. Но и только… Москвичи, правда, говорили, что на Лубянке Самосолов изменился. Он стал амбициозным, говорил, что жить в Союзе не будет. Но всё это воспринималось как трёп – слишком невзрачная была личность. Когда Самосолов не вернулся из Австрии, его жена попала в нервную клинику. Он её ни о чём не предупредил, и вызова не прислал. В США женился вторично, родил двух дочерей. Первое время после свадьбы они с новой женой жили на средства не совсем понятного происхождения. Но их вполне хватало для того, чтобы совершать кругосветные путешествия, останавливаясь в пятизвёздочных отелях. Многим казалось, что человек просто хочет посмотреть мир, настрадавшись под гнётом большевиков…

– Как раз в это время он и завязывал контакты с дельцами наркомафии. – Готтхильф чуть отодвинул штору и посмотрел во двор.

Над городом плыла светлая северная ночь. Качались под ветром деревья, поскрипывали детские качели на площадке у песочницы.

– Скорее всего, ЦРУ он особенно не приглянулся, разрекламировать себя не сумел. И тогда, обманутый в лучших чувствах, Кемп решил зарабатывать на жизнь другим способом. Да, шика в Совдепии ему не хватало, – ядовито заметил Обер. – Но оказалось, и в Майами за так в крутой клуб не завалишься. С его жалкими заработками глупо было надеяться на светлое будущее. И тогда Гриша пошёл ва-банк – женился на Линде Бентсон, проститутке и наркоманке, связанный с поставщиками «дури». Они принялись путешествовать по свету, изображая благообразную пару. Одновременно чета выполняла функции курьеров и связных. О том, что советский перебежчик связался с наркоторговцами, никто в Америке и не подумал. Мистер Кемп с тех пор круто пошёл в гору. Линда «завязала», закодировалась, родила двух девочек. Правда, ходят слухи, что они не совсем нормальные. Во всяком случае, их никому не показывают, – сообщил Готтхильф. – Конечно, высылать приглашение жене и сыновьям он не подумал. Когда в Штатах спохватились, было уже поздно…

– Вы достаточно хорошо осведомлены о его жизни.

Петренко, даже при наличии вытяжки, не выдержал запаха табачного дыма и закашлялся в носовой платок.

– И, как я понял, знаете, какими методами он осваивает новые территории. Считаете, что Кемп может заинтересоваться нашим сегментом рынка?

Филипп взял на колени кошку и погрузил пальцы в её рыжий пух.

– Может, конечно. Но для этого он должен быть уверен в собственной безопасности. Кемп любит осматривать будущие владения лично. А уж в Питер-то его точно потянет – всё-таки родные места. Находиться долго он здесь не станет, но выводы для себя сделает. А потом уж начнёт руководить своими людьми из какой-нибудь сопредельной страны. В нашем случае это, скорее всего, будет Финляндия или Швеция. А уж после, назначив на Питерский регион своего наместника. Кемп уедет обратно в Штаты и снова устроит круиз по миру. Там он наметит новую, ещё не завоёванную территорию, и всё начнётся снова. Надо сказать, что бывший чекист нашёл себя в наркобизнесе. Сам он ворочает миллиардами, а бывшая жена работает, имея вторую группу инвалидности – на жизнь не хватает. За одно это его надо пополам порвать!

Филипп гладил кошку, чтобы успокоиться, немного остыть.

– Значит, он решил сразиться со мной? А ведь мы с ним договаривались не трогать друг друга. Это было во время августовских событий. Я не стал посягать на рынки Флориды. А он, как всегда, уговор нарушил. Слишком поздно он сбежал на Запад, чтобы его там отучили считать обман доблестью…

Петренко взглянул на часы. Незаметно подкралось утро, и из комнаты донёсся четырёхкратный перезвон часов. Только сейчас хмель от крепких коктейлей ударил всем в головы. Обер смешал себе ещё порцию и выпил всю разом, без соломинки.

– Филипп Адольфович, нам скоро уже надо ехать. Когда совсем рассветёт, для вас такая компания станет опасна.

Полковник радовался, что Готтхильф так и не спросил про Озирского, потому что трудно было всё ему объяснить. Впрочем, Андрей мог сам где-то пересечься с агентом и пообщаться с ним.

– Да, конечно, – не стал возражать хозяин. – Ещё есть вопросы?

– Нет ли у вас сведений, каким образом эта самая «ударная сотня» окажется в России, и, в частности, в Питере? Имеет ли смысл обращаться к дипломатам за помощью? А к пограничникам? Как действует Кемп – по закону или нет?

Петренко откинулся на спинку стула. Теперь надо будет пожевать кофейные зёрна, чтобы отбить запах спиртного. А то сразу заметят – и на службе, и дома.

– С дипломатами мы уже на связи, – успокоил Эссе. – Все посольства в Москве назубок знаем. Китайское представительство расположено на улице Дружбы, афганское – в Сверчковом переулке. Конечно, не обойтись и без американцев с немцами. Это – Новинский бульвар и Мосфильмовская…

– Нельзя наверняка сказать, какую тактику выберет Кемп, – задумался Готтхильф. – Ему лишь бы не рисковать. Сейчас может прибыть по фальшивому паспорту. Достать такой документ даже для беженца из стран Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии не составляет труда. В Москве на полную катушку крутятся целые типографии, штампуя бланки виз, паспортов и прочих документов, нужных для въезда в Россию. И стоит это смехотворно мало – всего пять тысяч долларов. Кемпу такая сумма вполне по средствам. А дальше как он поступит, не знаю. В страну потоком валят иностранцы. Затеряться среди них шефу и его «ударной сотне» – раз плюнуть. Я почти не уверен, что они не приедут сюда с шиком, а явятся под видом мигрантов. Сначала изобразят из себя несчастных беженцев или благообразных туристов, а потом сгруппируются в одном месте и вызовут своего босса для инспекционной поездки. Только вот где это условленное место, я даже предположить не могу. Конечно. Кемп станет искать здесь доброжелателей из числа местных авторитетов – за деньги и под обещание услуг с его стороны. Кандидатуры он будет подбирать преимущественно из тех, с кем я враждую. Сначала члены «ударной сотни» наладят связи в пределах своей компетенции. Потом сюда явится Кемп и утвердит план действий. Лежбище он, будьте уверены, выберет такое, что мы никогда его не найдём. Я вам, товарищи, – Филипп чуть улыбнулся, – сразу могу заявить, что это дело почти безнадёжное. Кемп очень силён, очень.